Бусый лёд

      — Тони, да расслабься уже, что ты как граната без чеки, того и гляди рванет, а я еще не в каске и не в укрытии. Ничего с твоей маленькой натюрелькой не приключится. Пусть провинция погуляет, глаза попялит на достопримечательности, с людьми столичными познакомится — не съедят. Ты сюда приехал, тебе напомнить, зачем? Вот именно, повеселиться, отдохнуть и со стратегическим запасом на сто лет вперед натрахаться, а не быть приставленной к нему нянькой, — Арти, изображая праведное возмущение, тряхнул уложенными вихрами, хлопнул ресницами, зыркнул уже мутными глазенками сквозь висящий плотными клубами дым кальяна и с громким хлюпаньем, через замысловато изогнутую трубочку, втянул в себя ярко-голубой коктейль, увенчанный зонтиком и дольками фруктов. — Лучше глянь на того смазливого крепыша, что уже полчаса вокруг нас страдает-мается. И уж точно не по мою бабскую душонку, а ты весь из себя ноль эмоций. Готов поспорить на свой салон, что он тренер по фитнесу или еще какому пилатесу, вон как упругая масса под майкой-алкоголичкой ходит — загляденье, его бы в лосины да посмотреть, как он гнется-ломается… И чего ж мне так отчаянно не везет на мужиков, а? Как глаз на кого не положу, он тут же оказывается пассивом и сам не дурак вильнуть жопой в сторону члена. Черная полоса, не иначе. Я бы на твоем месте этот вариант не упускал. Самое оно для одного-единственного раза, и, кажется, он совсем даже «да». Бери его натренированную тушку в охапку, тащи на квартиру и имей до потери сознания во всех коленно-локтевых и прочих. Натюрельку, так и быть, доставлю домой сам — пожертвую своим личным счастьем ради половой жизни друга. Ничего с ним за ночь не случится без твоего недремлющего ока…       Антон, не дослушав нетрезвую, увещевательно-жалобную речь Арти до конца, которая могла затянуться надолго, мазнул раздраженным взглядом по парню, что призывно улыбался и недвусмысленно мялся всего в нескольких метрах от их стола, отказывая другим, проходящим мимо, претендентам на свою подтянутую, на его вкус слишком большую, задницу. Заметив, что на него наконец обратили внимание, парень сделал уверенный шаг вперед, готовый в любую секунду подойти и скрасить унылый вечер. Антон демонстративно поджал губы и отвернулся, давая понять, что в данный, не самый лучший, момент не заинтересован в обещающем не быть скучным знакомстве. Не то чтобы он не хотел провести эту ночь в интересной компании, и желательно в горизонтальной, и не только, плоскости, но определено точно не в этой. Конкретно эта его невероятно подбешивала, может, оттого, что даже в их привычном темном углу, расположенном подальше от сцены, на которой шло уже не первый час очередное вызывающе-пошлое травести-шоу, отчетливо слышались обрывки десятков разговоров и взрывы раскатистого хохота. Неприязненно кривясь от какофонии окружающих звуков и нарастающей головной боли, Антон то и дело ловил себя на том, что ни черта не скучал по этому вертепу.       — Где Кирилл?       — Божеееее… У барной стойки был. Пряник, ты серьезно? Нет, вот серьезно, да? Скажи, на кой черт ты тогда приволок его с собой в Москву? Как курица-наседка с яйцом, да дай мальчишке немного свободы. Если сам не намерен, пусть другие порадуются, а то как собака на сене…       — Нечего было раскрашивать его, как шлюху. Зачем вся эта мишура? Какого черта ты из него еще одну педовку сделал, здесь их и так ебать не переебать? — Антон послал в веселившего не к месту друга убийственный взгляд и, откинувшись на подушки дивана, нервно сунул еще одну сигарету между губ. Ему определенно не нравилось то, что происходило. И то, что у Арти есть какой-то хитрый план, которого он строго придерживается, и его масляные, уже изрядно пьяненькие глазенки, от которых никогда ничего нельзя было сокрыть.       — Знал, что ты оценишь. Не зря же я так расстарался — там уже очередь к свежатинке выстроилась. Кирочка пользуется большим успехом у местной публики, еще бы, такая уйма красоты пропадает даром. Если так пойдет и дальше, один он точно отсюда не уедет… И кажется, именно этим он и хочет закончить свой первый вечер в столице. В отличие от тебя…       — Я не куплюсь на это. И не надейся. Чего бы там себе не навоображал, этого не будет.       — Не понимаю, о чем ты, пряничек? — Антон хмыкнул на эту, разыгранную как по нотам, святую невинность, да вот только подобные ужимки он знал наизусть и давно уже, лет девять как, на них не велся. — Мне-то уж точно все равно, кто его будет трахать сегодня: ты или кто-то другой.       — Все секреты ему выболтал или что-то на потом оставил?       — Я? Да как я мог? Я же могила, меня и под пытками не сломить, — Арти всплеснул в воздухе руками и в притворном возмущении открыл было рот сказать что-то еще, но Антон был не расположен сейчас к подобного рода театральным действам. Ему хотелось взять Кирилла за шкварник, отволочь домой, а там… Да черт его знает, что там, лишь бы не здесь, не посреди этого зоопарка, трещавшего по швам от похотливых парнокопытных.       — Сходи за ним. Тебе все равно спокойно не сидится.       — Я потанцевать хотел, жирок растрясти. Может, кого на ночь подцепить… А то я уже засиделся в девках. Я ведь после Дюши так ни с кем и не сподобился…       — Какой еще жирок? Потом потанцуешь, растрясешь и подцепишь. Пусть сюда идет, а то ума на глупость хватит.       — Нет, ну кто бы мог подумать, что ты будешь так дорожить чьей-то добродетелью. Подумаешь, ну оприходует его кто-нибудь или он кого, чего тоже нельзя исключать…       — Ничем я не дорожу, не придумывай того, чего нет и быть не может. Просто не хочу потом ему сопли вытирать.       — Да сдается мне, сладкий мой пряник, ты ему не только сопли готов утирать, но и другие жидкости… Все-все, ушел. Не надо нервов. — И Арти, не желая дальше спорить и попадать под горячую руку, подскочил с дивана и ловко стал просачиваться между толпившимся народом. Задержавшись минут на пять у компании общих знакомых, расположившейся через несколько столов, он, не особо торопясь, раздавая приветливые кивки и воздушные поцелуи направо-налево, двинул в сторону барной стойки. Антон, потеряв его спину из вида, безразлично уставился в стакан с джином, наблюдая за тем, как на дне медленно тают кубики льда, смешиваясь с густым напитком.       Он не хотел думать и разбираться в том, почему сидит с мрачным видом в препоганом настроении вместо того, чтобы пройтись по клубу, поздороваться с друзьями и приятелями, бывшими партнерами, да тем же барменом, который расскажет последние сплетни и новости. Мало ли с кем еще. И почему все его мысли занимает хамоватый, безбожно матерящийся, донельзя избалованный пацан, ищущий на пятую точку приключений, и от которого пока только одни убытки и никакого навара. Нет, порой Кирилл мог быть весьма милым и ласковым, где-то заботливым и даже уютным, одним словом — домашним. И наверное, кто-то был бы рад обрести такую «тихую гавань» и открыто осознать степень своего персонального везения…       — Съебал отсюда, пидор, пока я тебя бутылкой во все щели не отымел, — Антон вздрогнул от громкого окрика и тут же вскинул голову, чтобы успеть заметить, как Кирилл, проходя мимо крутившегося неподалеку парня, того самого фитнес-тренера, неслабо задел его плечом.       — Захаров, что ты как быдло, будь тише. Не у себя в колхозе.       — Ты из того же колхоза, если что. Нехрен жопой у меня перед носом крутить. Урод, блядь! Откуда они только такие берутся? — Кирилл упал рядом и, широко зевнув, потянулся всем телом, откровенно демонстрируя все бугры и впадины, спрятанные под прилегающей одеждой.       — Он не перед тобой крутил.       — Я заметил. Ты меня звал? Я пришел. Теперь довольствуйся тем, что есть. У меня, может, там дальнейшая судьба решалась, а тут ты нудишь…       — Ну-ка посмотри на меня, — Антон бесцеремонно сцапал рукой подбородок Кирилла и потянул на себя, заглядывая в почти темно-серые в тусклом свете клуба глаза. — Сколько успел выпить?       — Две чашки кофе. Дыхнуть? — Но «дыхнуть» было не нужно, от него и без того исходил ощутимый аромат, который заставлял трепетать ноздри, и уплывать куда-то сознание в пока еще неизведанно запретные дали.       — Погоди, а где… — он изучающе посмотрел на чистое, без следов косметики лицо, и чуть заметно, как бы невзначай, погладил кончиком большого пальца гладкую щеку. Может, сказывался джин, которого он успел накатить пару стаканов, может, вся будоражащая атмосфера разнузданной вечеринки, которая буквально сочилась флюидами первобытного желания, но Кирилл казался в переливчатом мигании цветных лучей невыносимо прекрасным и притягательным. Таким, что Антон с силой стиснул зубы, чтобы не дать рукам волю обшарить гибкое тело, с жаром подпиравшее его бок.       — В туалете смыл.       — Зачем? — уже не скрываясь, устав бороться с собой, сипло прошептал Антон, безвольно склоняясь ближе, утопая в пьянящем терпком запахе разгоряченной кожи и едва дотрагиваясь губами до уха, спрятанного под толщей распущенных, немного влажных, волос.       — Затем, что чувствую себя конченным пидорасом. Арти, эта сучка бешеная, раскрасил меня, как… — Поддавшись неожиданно интимному настрою, которого он явно не ожидал от Савранского, Кирилл резко замолчал и пристально посмотрел в глаза, и за тенью его длинных ресниц что-то такое там стало разрастаться и угадываться, отчего Антону стало совсем невмоготу. Наверное, поэтому он, едва отдавая себе отчет в действиях, крепко обхватил ладонью Кирилла за шею и притянул к себе. А потом, уже окончательно растеряв все здравые мысли, уперся своим лбом в его лоб и легонько потерся кончиком носа о нос с поблескивающей подковкой в перегородке.       — Странно заявлять такое в гей-клубе, — едва слышно выдохнул Антон в такой невозможно близкий и невыносимо желанный рот, — где полно мужиков, которые только и ждут момента, когда тебя можно будет завалить…       — Ты на себя намекаешь? Так заваливай, а то только одни нравоучительные разговоры.       — Нет. Мне не нужно. Я думал, мы прояснили это еще тогда на балконе.       — Ну-ну, прояснили. Я как бы это ощущаю. Ты еще и поэтому соврал, сказав, что тебе нравится моя разукрашенная рожа? По-дружески, по-братски? Побоялся обидеть ребенка? — Антон пожал плечами и немного отодвинулся, от греха подальше. Слишком возбуждающе на него действовала их близость, сдерживать себя сил совсем не находилось, да он и особо их не искал. Хотелось разложить Кирилла прямо здесь, на этом узком, изъерзанном сотнями чужих жоп, диване, впиться в искривленные в ухмылке губы, да так, чтобы до боли…       — Сказал, чтобы ты не дулся.       — Какая забота, Савранский. Я прям вот так и поверил сходу. Придумай чего позаковыристей. А лучше поехали домой, Антош, — на плечо упала голова, Кирилл умоляюще захлопал ресницами и настойчиво затеребил манжет его рубашки, и Антон от этих неказистых заигрываний захотел немедля сорваться с места и понестись галопом до самого дома, до спальни, до кровати, до столкновения галактик под плотно сомкнутыми веками…       — А что дома?       — Избавлю тебя от стояка, который упирается мне в ногу. И только не надо пиздеть, что это не на меня, — и каким-то расчудесным образом этой наглости оказалось достаточно, чтобы Антон заткнул было возмущенные доводы опьянявшего рассудка, поспешно встал и за руку потянул за собой Кирилла. И они даже успели сделать пару шагов прочь от стола по направлению к выходу, когда их остановил мягкий, с легким акцентом, голос. Вот уж точно кого Савранский не ожидал здесь встретить, и это было настолько неожиданным, что он даже забыл о том, куда шел.       — Здравствуй, Тони.       — О, Роберт? Ничего себе, вот это сюрприз! Привет-привет, дорогой, — Антон подставил щеки под приветственные быстрые поцелуи, отдавая должное тому, что рад видеть этого высокомерного, неожиданно нагрянувшего, ублюдка. — Какими судьбами в наших неприглядных краях? Надолго? По чью душу? По чье тело?       — На пару-тройку недель. Мать приехал навестить, друзей проведать, врагов подразнить. Кстати, о врагах… Моя неадекватная истеричка тоже здесь? Хотя чего спрашивать, без него ни одна вечеринка не проходит, — уже усаживаясь на диван, спросил Роберт и приглашающе кивнул Антону. И тому ничего не оставалось делать, кроме того, что сесть рядом, выпустив из руки ладонь Кирилла, который явно недовольный задержкой и пока еще непонятным персонажем, развалился рядом. Он нагло и зло рассматривал незнакомца из-под насупленных бровей, закинув ногу на колено Антона, давая тем самым понять — мое, лучше не трогай.       — Только что убежал растрясти жирок на танцпол и член снять себе на ночь. А ты никак соскучился?       — Соскучился. Очень. Эта затяжная война оказалась сильнее прочих коротких миров. Как у него дела? Наличие членов в его тощей заднице меня не интересует, сразу говорю, — Роберт скривился и подался вперед, подзывая к себе жестом официанта.       — Цветет и пахнет. Как еще могут быть дела у Арти? Отлично, плавно перетекает из одних никчемных отношений в другие. Как Лондон? Утопаешь в дождях и туманах?       — Я перебрался во Флоренцию. Утопаю в солнце. Буду разрабатывать собственную коллекцию. Поэтому и устроил себе маленький отпуск, позже станет не до того — запрусь в студии.       — О, да ты растешь. Искренне рад за тебя. Надоело быть подмастерьем у именитых?       — Решил, что пришло время заняться чем-то серьезным, а не растрачивать себя по мелочам. Жизнь не стоит на месте. Смотрю, и твоя круто повернула?       — Уже успел насладиться последними сплетнями?       — А то как же, не смог пройти мимо таких новостей. Тони надоела Москва и он подался на историческую родину, учить уму-разуму провинцию. Я так понимаю, ты был убедителен и провинция прониклась? Решил остепениться? Давно пора, после Лешки ты совсем отчаянным стал. Так это и есть твой мальчик, о котором гудит весь клуб? Хороший, не проеби, — Антон вопросительно приподнял бровь, на что Роберт еще раз окинул Кирилла долгим взглядом. — На блядь не похож и в глазах что-то похожее на ум и характер плещется.       — Этого не отнять. Впрочем, тут все сложно, — ответил Антон после длительной паузы, за что получил ощутимый тычок под ребра. Кирилл недовольно развернулся к нему, напрашиваясь на очередные разборки. Но тешить Роберта своим личным никак не хотелось, поэтому он проигнорировал недобрые глаза, которые что-то такое болезненное выжигали внутри, от чего появилось острое желание спрятаться.       — Как и у всех. Так что там Артем, все так же безотказно скачет с хуя на хуй? Твой тоже не обошел своим вниманием?       — Не в ту сторону ревнуешь. Да и без толку, не простит он тебя. Хотя я тут не так давно, с месяц назад, наверное, почву сдобрил…       — Боюсь даже спросить чем.       — Ты правильно понял. Но это было до того, как… — Антон похлопал Кирилла по ноге, и Роберт понимающе ухмыльнулся, сверкнув отбеленными зубами. — В любом случае, случилась очередная истерика с длинным перечнем твоих прегрешений.       — Да кем бы он там был, Тони? Заштатным стилистом, таскающимся с чемоданчиком с одного шоу на другое? Уж поверь мне, его кроме как «мальчик» никто бы не звал. А здесь он владелец сети салонов, с именем и баснословным прайсом, к нему попасть можно только по записи за два месяца вперед — я узнавал. Живет, ни в чем себе не отказывая. Я признаю, что, возможно, тогда был излишне резок, но это было не оттого, что я хотел лично ему подгадить, скорее наоборот. А то, что он шлюха отменная, так на правду не обижаются. С таким-то прошлым и настоящим…       — Иди ему об этом скажи. И шлюху эту ты любишь, как никакую другую. А она тебя нет, вот ты и бесишься. Да и с таким топорным подходом, дорогой, никогда не случится.       — Это мы еще посмотрим, — уверенно заметил Роберт и отсалютовал приподнятым бокалом, который только что выставил перед ним подошедший с подносом официант.       — Ты разработал тайный план по завоеванию неприступного Арти? Колись, я в этом неблагодарном деле на твоей стороне, ты же знаешь.       — Артем хочет семью и детей, я могу ему это дать.       — Я чего-то о тебе не знаю? — коротко хохотнул Антон и влил в себя еще одну порцию джина.       — У меня дочь полгода назад родилась. Суррогатное материнство, а не то, что ты подумал. Почкованием я еще не научился размножаться.       — О, да ты серьезно настроен. Но, по секрету, это может сработать при правильной линии поведения с твоей стороны. И я тебя умоляю, Роберт, прекращай называть его шлюхой и блядью — думай, что он просто в поиске. Да, сути это не меняет, но Арти такой, какой есть, и ты это прекрасно знаешь.       — Самому-то не смешно?       — Нет, это грустно. Поэтому я уже много лет пытаюсь его заставить посмотреть на тебя по-другому. Но тут больше от тебя зависит, хватит с ним словесные баталии устраивать, трахни ты его уже наконец. А там само наладится.       — У тебя на все один рецепт.       — Потому что его я знаю много лучше, чем ты.       — Еще бы. Пальма первенства всегда останется за тобой.       — Я смотрю, тебе до сих пор покоя не дает, что я был у него первым.       — Покоя мне не дает то, что ты втянул его в эту погоню за ложным счастьем.       — Чушь не неси, — настроение Антона резко скакнуло вниз, и радость от встречи почти сразу сошла на нет. И так было каждый раз, стоило лишь упомянуть, даже вскользь, неприглядное прошлое, которое никогда не получится отмыть…       — Ты со своим Лешкой ему же все глаза промозолил. Он всегда хотел так же купаться в роскоши, как ты этого не понял? — при слове «Лешка» Антон отчетливо ощутил, как дернулся под боком Кирилл. И не нужно было смотреть, чтобы понять — разговор стал раздражать не только его. Хватка пальцев на руке стала сильней, но одергивать он не стал, пусть послушает, может наконец разочаруется в своем «герое».       — И я всегда ему говорил, что это ни черта не счастье — быть чьей-то подстилкой, пусть и за большие деньги.       — Ну да, поэтому он так быстро нашел деньги на первый салон. Всего-то сменил десяток таких же, как твой.       — Это уже не ко мне. Иди развлекайся, Роберт. Может, удача тебе улыбнется, и ты в толпе перехватишь Арти, а мы домой. Что-то вечер перестал быть томным. Хорошего тебе пребывания в Москве.       — Еще увидимся.       — Это вряд ли, — уже вставая и утягивая за собой Кирилла, ответил Антон, — мы завтра уезжаем обратно. В провинцию.       — А ты и правда изменился, Тони, я думал, врут, и таких прожженных циников и эгоистов только могила может исправить.       — Счел за комплимент. Арти не делай больно, ты нагадишь и свалишь, а мне вытаскивать его из очередной глубокой депрессии, в которую ты его своей любовью загонишь.        В такси Антон сел в абсолютной тишине, говорить не хотелось, и Кирилл, будто чувствуя его не самое хорошее настроение, молчал. Только курил одну за другой, выпуская струи дыма в приоткрытое окно машины, откуда в салон врывался холодный воздух осени. И в какую-то еще одну грань сегодняшней ночи, эта его поза, сквозившая разочарованием и обманутыми надеждами, заставила пожалеть о многом - и о уже сделанном и еще нет.       — То, что было, вернее могло бы быть — забудь, — сказал минут через десять Антон, не отрывая глаз от мелькавших огоньков многочисленных вывесок магазинов и кафе, мимо которых они проносились. Кирилл в ответ только равнодушно пожал плечами. Тишина стала давить невыносимо, захотелось на ходу выпрыгнуть из такси и прогуляться неспешным шагом пару кварталов, чтобы выветрить из себя алкоголь и рожденную им дурость. Чтобы задрав голову вверх, посмотреть на тусклые звезды и подумать над тем, как быть дальше, потому что сегодня все окончательно запуталось и вышло из-под контроля…       — Кто этот Роберт? — спросил Кирилл, когда они притормозили у дома.       — Я думал, ты и так понял. Один старинный приятель, который имел глупость много лет назад нарваться на Арти и испортить ему карьеру в крупной европейской компании. Из большой любви, само собой разумеется. Увы, оказавшейся, безответной. Он уже тогда жил и работал в Лондоне, в одном малоизвестном на тот момент дизайнерском доме, и, конечно же, успел обрасти кое-какими связями, которыми и воспользовался. Арти ему не может этого простить до сих пор. И каждая их встреча заканчивается локальным концом света, а разгребаю все это дерьмо потом я. Но при этом, я был бы по-настоящему счастлив, если бы Роберт своего добился, пусть его методы и идут вразрез с моим пониманием ситуации в целом.       — Понятно, — уже заходя в раззявленные створки лифта, Кирилл задумчиво мотнул головой. И эта обреченность стала последней каплей переполнившей чашу…       — Да, господи, что тебе может быть понятно?       — Что этот мудак испортил нам вечер и… — он махнул рукой и замолчал.       — Кирилл…       — Ну что, блядь, Кирилл? Что? Скажи, что не хотел?! Если скажешь, я тебе нос сломаю, Савранский, — и Кирилл посмотрел так, что Антон понял, не врет — сломает. Потому как такое отчаяние сквозило во взгляде, такое неудовлетворенное желание, такая страсть и такая боль… Рвало все это изнутри Антона, разрывало на части всю его оборонительную систему к чертовой матери…       — Хотел. И сейчас хочу.       — Ну, ты и… ммммм… — Антон не стал дослушивать, он, кажется, где-то между этажами в стремительном полете на сорок четвертый повредил тормоза и, теперь уже не сдерживая себя, целовал этот рот, мычавший наверняка какие-то гадости.