Бусый лёд

      Кирилл почувствовал губы, его чуть влажные, с тонким ароматом джина на своих сухих, прогоркших от никотина. И обрушившуюся на него неожиданно приятную слабость, прошившую мощным разрядом все существо, и волну чего-то неотвратимого и огненного, что стремительно накатила после, сначала вымывая из головы все мысли и слова, всю недавнюю злость и возмущение, а потом устремилась резко вниз и теперь сосредоточенно билась, пульсировала в паху, причиняя боль. И тот глоток воздуха, что он сделал до, и который застрял глубоко внутри, распирая легкие и грудную клетку, заставил задыхаться и крепче цепляться руками за чужие плечи. Антон отпрянул всего на несколько мгновений и на то расстояние в пару сантиметров, которое позволило заглянуть друг другу в глаза, чтобы что-то там увидеть, прочитать и, уже ни в чем не сомневаясь, снова приникнуть. На этот раз не осторожно, не неуверенно, а...       Его еще никогда так не целовали: напористо, жадно, грубо. Довлеюще. Губы саднило, подбородок царапала щетина, руки безостановочно шарили по телу, но оторваться, прервать безумие, прервать, казалось бы, этого невозможного, в какие-то моменты неприступного и до чертей раздражающего человека, не было ни сил, ни желания. Он чувствовал лопатками твердость стены, к которой его прижали, чувствовал сжимающие бедра ладони, чувствовал вклинившееся колено между своих подгибающихся ног. Он, наконец, чувствовал самого Антона и именно так, как хотел уже давно, так, как видел в своих фантазиях - близко и обжигающе. И ничто: ни громкий звонок остановки лифта на этаже, ни толчок откуда-то снизу, ни поток прохладного воздуха не смогли заставить Кира испугаться и пойти на попятную.       - Идем в квартиру, горе мое, тут камера под потолком, или ты и трахаться предпочитаешь с экстримом? - горячее дыхание и хриплый шепот в ухо послали электрические разряды вдоль всего позвоночника, поджимая яйца и ягодицы, его сладко передернуло, он облизал опухшие губы и приоткрыл глаза.       Антон стоял между распахнутых створок лифта, нетерпеливо позвякивая связкой ключей. Ничего в нем не выдавало возбуждения, которое ощущал Кирилл, когда тот вжимал его в стену. Может, только растерзанные до красного губы и расширенные зрачки, которые затопили всю радужку и теперь отражали рассеянный, неровный свет сверху. Кир довольно хмыкнул, оправил успевшую задраться рубашку и вышел, чуть пошатываясь, в коридор, поражаясь внешнему спокойствию Савранского. Его самого все еще неслабо так вело и потряхивало.       - Быстро дуй в ванну, потом в мою комнату, - небрежно бросил Антон через плечо, когда вошел в коридор и закрыл дверь, - и ты еще можешь передумать.       - Не надейся, не передумаю. И нахер твой душ, я не испачкался. Свеж, юн и прекрасен...       - Я думал, Арти за день успел объяснить тебе основы основ и растрепать все о моих предпочтениях.       - Ага, спасибо, - он торопливо скинул ботинки на пороге в гостиную, стянул носки, разбрасывая их по полу и, не оборачиваясь, направился прямиком в комнату Антона, - с превеликим удовольствием прослушал вводную лекцию и под чутким руководством профессионала провел практическое занятие для закрепления материала. Незабываемый опыт, должен сказать. Теперь я в курсе всех ваших пидорских секретов.       - И ваших тоже, иначе бы тебя тут сейчас не лежало, - ответил с насмешкой в голосе Антон, когда Кирилл упал спиной на кровать и принялся несколько нервно расстегивать пуговицы на манжетах рубашки. Руки перестали слушаться, его прошибло позорное волнение, отчего к щекам прилила кровь, и вся недавняя бравада куда-то бесследно исчезла. Антон не отводил от него пристального взгляда, заставляя судорожно сжиматься горло, а сердце рваться из ребер. Глубоко вздохнув, Кир медленно стянул с себя рубашку и потянулся к пряжке ремня.       - Савранский?       - Что? - задумчиво отозвался тот после паузы. Антон закурил и по комнате поплыли пласты белого дыма, опутывая собой тусклый свет свисавших с потолка шаров ламп. Он припал плечом к косяку и прищурившись, внимательно наблюдал за каждым дерганым движением подрагивающих пальцев Кирилла. Еще возможно было отступить, в очередной раз поругавшись, разбежаться по своим комнатам с оглушительным хлопаньем дверей, наутро играть в затяжную «молчанку» и стараться не встречаться взглядами. Но как, когда желанное так близко? Когда так сложно отвести глаза от стройного, полуобнаженного тела в своей постели. Когда ему стоит неимоверных усилий сохранять спокойствие и почти равнодушный вид, и не сорваться бы, не сказать лишнего в порыве откровения и щемящей нежности, потому что что-то такое уже крутится на кончике языка, заставляя изменить себе и своим нерушимым, выработанным за десять лет, правилам.       - Если ты, блядь, решил разразиться еще одной нудной, поучительной речью и все испортить - даже не думай. Я еще не забыл, что ты мне втирал прошлый раз на балконе. Помню наизусть. Что это ничего не значит для тебя и что мы сделаем вид, что ничего не было. Я стану еще одним из энного количества твоих педовских подстилок и бла-бла-бла... Я не буду сожалеть. Нихуя подобного. Все будет как раньше или мы попытаемся... но это завтра, а сегодня... давай не будем усложнять и просто потрахаемся. Я хочу тебя, ты хочешь меня. Тош, пожалуйста... да похуй, что будет потом.       - Просто потрахаемся, без осложнений и похуй, что будет потом? Это то, чего ты действительно хочешь? Уверен? Что ж, отлично. Дай мне пять минут на душ, и я весь твой.       Кирилл кивнул, с облегчением выдохнул и тут же без сил откинулся на подушки. Он отделался малой кровью, сказал именно то, чего от него ожидали услышать, и пусть сам не верил ни одному произнесенному слову, но Савранского могло перемкнуть. Как бывало уже не раз и не два, и дело бы кончилось мордобитием, еще одного отказа Кирилл бы точно не пережил, злость и разочарование так и просились на выход. И без того нервы, как натянутые до предела струны, одно неверное движение и лопнет, полетит к чертям. Вся их совместная жизнь, их непонятные отношения, напоминали собой бесконечное состязание: кто - кого. Он вымотался, ему хотелось банальной взаимности, пусть лживой от и до, пусть на один раз и пусть замешанной только на физиологии, но именно от этого человека. Сейчас его устроит даже это, с остальным он разберется потом.       Из приоткрытой двери ванной комнаты донесся шум воды, прерывая круговерть невеселых мыслей, оттуда же упала узкая полоска яркого света, которая пересекла скомканное одеяло и голый живот. Кирилл завороженно провел по ней пальцем, абсолютно бездумно, в голове не задерживалось ничего связного, было слишком много всего, что металось, перескакивая с одного на другое, погружая в какое-то странное состояние предвкушения и страха, как перед началом гонки, когда еще немного и нога утопит педаль газа в пол. И машина рванет по прямой к самому финишу. Ладони противно потели, он отирал их о хлопок простыни, нерасстегнутые штаны неимоверно давили на пах, то и дело возвращая к тому, что должно было вот-вот случиться. Кир так и не смог решить, снять их или оставить до Антона...       - Кирилл? - Савранский вышел из ванной, не утруждая себя даже небрежно обернутым вокруг бедер полотенцем и от такой неприкрытой наготы у Кира вышибло воздух из легких. Он, как пучеглазая рыба открывал рот, чтобы сказать что-нибудь едкое и определенно в своем стиле, но ничего стоящего и правильного в такой идиотской ситуации не нашлось. То, что вертелось на языке, больше походило на романтичные глупости для барышень, которые не скажешь другому мужику, не привык он обличать свои тайные чувства. Поэтому, пошарив жадным взглядом по фигуре Антона, Кир просто постарался запомнить все то, что до недавнего времени рисовало его неуемное воображение. - У тебя такой вид, как будто я тебя расчленять собрался. Будешь нервничать, отправишься спать в свою койку. Расслабься, остановимся, когда скажешь. Я не настаиваю...       - Не разговаривай со мной как с клиентом, который тебе сразу после траха оставит деньги на прикроватной тумбочке. Я не твоя работа.       - Ты не клиент и не работа, Кирилл, я просто даю тебе последний шанс хорошенько подумать и уйти, пока еще не поздно, - Антон вернулся в ванную и почти сразу вышел оттуда, кинув на кровать пачку презервативов и тюбик смазки, от вида которых у него пересохло в горле.       - Тогда убери это высокомерное и чересчур равнодушное выражение с лица и будь уже собой. Я знаю, что тебе не все равно и я знаю, каким ты можешь быть...       - И каким же? - Савранский довольно улыбнулся и навис над ним, упираясь руками по обе стороны от его головы. - Таким? - он с силой раздвинул коленом ноги и опустился на распростертое под ним тело, зарываясь носом в раскиданные по подушкам волосы. - Или таким? - Укус в ключицу принес с собой приятную боль, Кир едва слышно застонал, прижался теснее к Антону и хрипло, на выдохе прошептал:       - Настоящим. И только моим. Хотя бы сегодня. Пожалуйста...       Антон ничего не ответил, он прижался губами к чувствительной коже шеи за ухом, и Кирилл прикрыл глаза от пьянящей близости и тяжести его тела, от неожиданно ласковых ладоней, что гладили по плечам, груди и рукам, успокаивая и выписывая то ли какие-то буквы, то ли узоры, подбираясь вниз по животу к той самой пряжке ремня, которую он так и не решился расстегнуть. У него еще никогда такого не было, чтобы внутри вибрировал каждый нерв, чтобы только от одного поцелуя напрочь сносило крышу. И не хотелось останавливаться самому и останавливать Антона, хотелось позволить себе все, все, что до недавнего времени казалось неприемлемым и гадким, но таким притягательным и желанным.       Кир плыл, едва улавливая и различая слова, которые ему шептали с просьбой то приподнять бедра, чтобы стянуть мешающиеся штаны, то раздвинуть ноги шире, то расслабиться, не бояться и дышать. И он дышал, тяжело и шумно, не закрывая глаз, чтобы ничего не упустить, чтобы картинка этой, возможно, что и единственной, ночи навсегда отпечаталась в памяти вместе с теми ощущениями, которые давал Антон. Он облизывал языком пересохшие губы, пока ему целовали живот и бедра, пока ласкали пальцами ягодицы, пока дарили неузнанное ранее наслаждение.       Савранский был прекрасен, вот так вот, если смотреть снизу вверх, подмечая все сменяющие друг друга эмоции. Прекрасен и искренен, и этот сводящий с ума взгляд ледяных глаз, которым он смотрел на Кирилла, когда его губы плотно сжимали член, этот взгляд, его невозможно было подделать, он притягивал, заставляя до конца довериться и открыться. И Кир доверился, позволил делать с собой все, откидывая прочь сомнения и страхи, что еще жили внутри, несмотря на то, что отступать было поздно. Поздно уже было для всего, он с самого начала знал, где-то глубоко на подсознательном уровне, знал, что окажется в этой постели и с этим человеком и именно в такой недвусмысленной ситуации. Поэтому, не позволяя себе больше раздумывать, он дернул Антона на себя и закинул ноги ему на бедра.       - Давай уже.       - Будет не совсем приятно в первый раз, - говорил тихо и мягко Антон, не переставая осыпать его лицо быстрыми обжигающими поцелуями. Он целовал щеки, подбородок, рот; его губы были везде, жесткие и мягкие, нежные и грубые, но от них почему-то хотелось отдать богу душу. И сдерживаться стало уже невозможным, Кир впился зубами в плечо Антона и с силой сжал коленями бока, заставляя поторопиться.       - Я знаю, не тяни. Я хочу...       - Я тоже. Хочу тебя, Захаров. Ты, как заноза в заднице, с нашей первой встречи свербишь все время и не даешь нормально жить. Ты, как наказание за прошлые ошибки, от тебя невозможно избавиться, тебя невозможно игнорировать. Тебя не получается выкинуть из головы и забыть. Я сто раз еще пожалею об этом, но я больше не могу быть рядом и не знать, каково это владеть тобой полностью. Ты, Захаров, самое настоящее горе. Но горе, определенно точно, мое, - все это Антон, не ожидая сам от себя такой откровенности, и оттого немного сбивчиво и быстро говорил, пока рвал упаковку с презервативом, пока раскатывал его по члену, пока щелкал крышкой тюбика со смазкой. Пока его прохладные пальцы дразняще размазывали ее между ягодиц Кирилла.       - Ты даже не представляешь, насколько твое...       - Представляю, примерно вот на столько, а может и чуть больше, - Савранский притянул его к себе, прижался лбом ко лбу, и одним резким движением вошел, от чего Кира под ним выгнуло дугой. Боль была сильной и нарастающей, как будто его раскололи надвое, он зажмурился и шумно выдохнул.       - Блядь...       - Шшш, все хорошо. Уже не страшно и можно открыть глаза. Посмотри на меня.       - Иди ты нахер, Тош, со своими задушевными разговорами, - Кир попробовал дернуть бедрами, ощущая внутри себя, как ему показалось, огромный член, который буквально распирал, делая абсолютно беззащитным и слишком чувствительным. Не так он себе представлял этот сакральный момент своей инициации.       - Все? Сдулся? Спать пойдешь? - Он открыл глаза, Антон самодовольно улыбался, откидывал упавшие на лицо волосы, подначивал, злил. И это сработало, Кир психанул, больше на себя, чем на него, за то, что показал себя таким ранимым и слабым. За то, что чуть не сломался и не спасовал.       - Когда-нибудь я тебя тоже трахну, Савранский. Поставлю раком и трахну!       - Мечтай, Захаров. Говорят, мечты имеют свойство сбываться.       - Да двигайся ты уже, блядь...       Антон удовлетворенно хмыкнул, взял Кира за руки, вытянул их за голову, крепко прижимая к кровати и переплетая их пальцы. Он, не отрываясь, как завороженный смотрел в глаза, медленно двигал бедрами, полностью погружаясь в уже расслабленное и податливое тело. Он не торопился, явно наслаждаясь каждым мгновением их близости, ему было хорошо, Кирилл это видел, ощущал, и внутри него разрасталось что-то такое большое, необъятное, от чего хотелось постыдно, по-бабьи, зарыдать. Если бы Савранский только знал, если бы он знал, и как хотелось уже сказать, выплеснуть из себя то самое, сокровенное...       Боль постепенно откатывала, и в какой-то момент он ощутил, что к нему возвращается возбуждение, пусть не такое острое, как было до, но оно с каждой фрикцией росло, становясь все мощнее и сокрушительней. Антон что-то делал с ним, он и сам с трудом уже понимал что, но чувствовал, что еще немного и он впервые испытает оргазм от секса с мужчиной. И, когда это наконец произошло, когда Кирилл хрипло и протяжно застонал, с силой закусывая угол подушки и изливаясь себе на живот, ему показалось, что он даже на несколько минут отключился и выпал из жизни, потому что не заметил, как кончил Антон. Только услышал краем уха гортанный, низкий рык и почувствовал на себе распластавшееся и вдруг потяжелевшее тело, и горячее шумное дыхание куда-то в шею, и капли пота, что медленно, щекоча сползали по остывающей коже, говоря о том, что все свершилось, и уже не отмахнешься от самого себя, уже не отмоешься. С этим придется жить, но черт возьми, он не жалеет. Он только что трахался с человеком, которого любит и совершенно похрену, что это мужик.       Они молчали, Антон уже сполз с него и теперь лежал на спине на расстоянии вытянутой руки, абсолютно далекий и отчужденный, с завидным интересом рассматривая потолок, на который лампы отбрасывали причудливые тени. Кирилл не знал, что можно, да нужно ли вообще говорить, после того, что произошло между ними. А еще дичайше хотелось курить, но двигаться стало лениво, Кир начал ощущать тянущую и непривычную боль в мышцах и постепенно наполняющую его пустоту. Минут через десять, когда уставший разум уже начал погружаться в поверхностный сон, он заметил, что Антон сел и спустил ноги с кровати.       - Подожди. Не уходи, Тош, - Кир приподнялся на локтях, чтобы успеть схватить вставшего Савранского за руку.       - Я всего лишь на кухню за водой. Я вернусь. А потом пойдем в душ, надо смыть с себя все.       - Чуть позже, потом я сам уйду. Мы же именно так договаривались. Я хочу рассказать тебе про Штаты, ты как-то спрашивал, так вот самое время, чтобы не придумывал себе всякую херню о растлении невинного мальчика-натурала, - Антон, не оборачиваясь, снова присел на край постели. Ему было тошно от этого скорого бегства, и чувствовал он себя распоследней сволочью. Но Кирилл просил и было в его голосе что-то такое, что заставило остаться и прислушаться к тихим, неспешным словам. - Я когда приехал в Сан-Франциско, как на другую планету попал. Запахи, краски, люди, менталитет... С языком проблем не было, куча репетиторов, да и сам вроде не конченный дурак, как может показаться. Но вписаться сходу было трудно, я как дикий, глаза на все пялил и только рот успевал закрывать... А потом ничего, завертелось, привык, прижился... познакомился с соседями, двумя парнями: один, Адам, был откуда-то с севера Штатов, маленький какой-то городок, а второй - Кел, Келвин, он из Флориды. Притирались долго друг к другу, мне все было не так, да не эдак, непривычно, одним словом. Да что я вообще видел в своем Мухосранске? А тут тату с головы до ног, тоннели в ушах, шмотье странное... Какая-то своя атмосфера, музыка, в которую я никак не мог въехать. Только через пару месяцев стали нормально, без напрягов, общаться, деваться было некуда. Они меня везде с собой таскали, я не знал ни черта: ни города, ни универа, ни нравов местных. Думаю, суть ты уловил. Опущу год жизни там, потому что все было отлично, мне с каждым днем нравилось все больше и больше, я стал ощущать, что и сам меняюсь, в лучшую сторону - да, и возвращаться совершенно не хотелось обратно в болото. А потом, - Кир глубоко вздохнул и пару минут помолчал, - потом все пошло наперекосяк. Это случилось на студенческой вечеринке, обычная такая вечеринка, с кучей бухла и травки. Само собой я упоролся, как свинья, и пошел искать, где можно отлить. Народу вокруг не протолкнуться, все углы забиты компаниями и парочками... Увидел их в туалете на втором этаже, на первом все были заняты. Они там трахались. Я в тот момент даже протрезвел и стоял там, как распоследний дебил. Пытался сложить два плюс два, а когда сложил... Кел, он, в общем, заржал и спросил, долго я буду еще там в дверях зависать? Понимаешь, так просто, как будто они книжки читали или еще какой херней маялись... Я сразу отмер, хоть и был в полном ахуе, и свалил с вечеринки, свалил из общаги, из универа. Снял номер в гостинице, решив больше к ним и близко не подходить, вообще не иметь ничего общего. В голове все прокручивал эту сцену, прокручивал, вспоминал... А потом понял, что мне не противно, что на самом-то деле мне до пиздеца любопытно, как и что. Через месяц я вернулся в общагу, игнорил их поначалу, а потом вроде опять все стало как обычно. Стали снова таскаться по впискам и клубам, они, как оказалось, встречались больше года, поэтому уже не скрывались и иногда позволяли себе лишнее в моем присутствии, я в такие моменты глаз от них оторвать не мог. Наверное, спалился, раз они поняли, потому что однажды меня затащили обманом в гей-клуб, я потом еще несколько раз туда ходил. Уже без них. Ко мне всегда клеились, я все не решался, все сомневался, все думал, что отпустит, пока однажды, накурившись, не пошел с одним парнем. Когда дело дошло до того, что его рука оказалась в моих штанах и на моем стояке, я тупо зассал. Перемкнуло вдруг что-то в башке и я съебал. Понял, что надо бежать, бежать домой в свой Мухосранск, в прежние рамки, в прежнюю жизнь, в которой все ясно и понятно, иначе стану одним из... Никому ничего не объяснял, да и что я мог сказать? Что понял, что я пидорас? Когда вернулся, пытался все забыть и мне почти удалось. А потом ты и... Хуй убежишь от себя, да? Нихера на самом-то деле не получилось.       - Жалеешь? - Антон развернулся к нему и передал прикуренную сигарету, Кир сразу поднес ее к губам и глубоко затянулся.       - Только о том, что уехал из Штатов. О тебе и о том, что было сейчас, не жалею, ты лучшее, что со мной случилось после возвращения. Да, кажется, ты вообще первое настоящее, что было и пока еще есть в моей проебаной жизни. А теперь я пойду к себе, - Кирилл поспешно встал, затушил окурок в пепельнице и двинулся на выход. - Спасибо и спокойной ночи.       - Кирилл...       - Не надо, Тош. Мы же договорились. Без осложнений.       - Заткнись и ляг обратно в койку. Будешь спать здесь. Со мной. Сегодня.