Бусый лёд

      Кир растер кулаками заспанные глаза и сунул руку под подушку за телефоном. До звонка будильника оставалось чуть больше двадцати минут. Похоже, это стало входить в дурную привычку - подрываться до того, как раздастся пронзительный писк. Или эта привычка укоренилась в нем там, в квартире Антона, который всегда вставал на полчаса раньше, чтобы первым успеть принять душ и начать готовить завтрак? Кир накинул на лицо одеяло и со всей дури закусил угол зубами, лишь бы только позорно не застонать. Не так он хотел просыпаться и не здесь: не в этом доме, не в этой постели. Да, блядь, даже не в этом сраном городе! И как же тошно было начинать учиться жить воспоминаниями, которые совсем недавно были их общей, одной на двоих реальностью. Психанув и скинув с себя тяжелое одеяло, он неуклюже скатился с кровати на пол. Собрал резинкой волосы в высокий пучок и прошлепал босиком в ванную, по пути включая музыку на ноутбуке и свет.       За окном стояла непроглядная зимняя темень и на улицу выходить никак не хотелось, тем более ехать к первой паре по обледеневшему городу. Но сегодня последний учебный день перед сессией. Собственно, он давно бы забил на это дело из вредности, но теперь универ для него стал чуть ли не единственной возможностью без страха встречаться с Антоном. Поэтому Кир там будет, будет послушно отсиживать каждый семинар, вести конспекты нудных лекций, будет бежать в коридор по звонку и будет отираться возле кабинета кафедры Управления в перерывах, чтобы еще раз бросить украдкой взгляд и понять, что все по-прежнему. Обмануться и успокоиться хотя бы на время. Потому что дела у них шли из рук вон плохо, он это прекрасно понимал, понимал и Савранский.       Эта обреченность читалась в той усталости, что сквозила в каждом жесте и слове Антона, в его потухших глазах. В постоянных перепадах настроения, в раздражении. Они почти перестали нормально разговаривать, несколько коротких сообщений по телефону в течение дня, обрывки фраз, брошенные на ходу, редкие встречи, где все совершалось предельно быстро, без лишних телодвижений, не раздеваясь, чтобы только успеть. Все это не могло не выматывать, не могло не удручать. А еще постоянное напряжение, что вот сейчас, сейчас их раскроют, что неприглядная правда вылезет наружу. Что в самый неподходящий момент в снятый в гостинице номер или в квартиру ворвутся отморозки Толика, и тогда уже не открестишься, не отбрешешься. Вот тогда точно будет все. А пока, пока пусть и небезопасно, но еще возможно. И они эту возможность старались не упустить.       Отец в последние недели как с цепи сорвался, обходить охрану и прочих соглядатаев становилось день ото дня все труднее. Кир чувствовал, что ему буквально дышат в затылок и о каждом его шаге и звонке, пусть и с левой сим-карты, становилось известно раньше, чем он их совершал. Его даже дома ни на минуту не оставляли одного, поблизости всегда маячили то мать, то домработница, то водитель.       Вот и сейчас, когда Кир рассматривал свое помятое ото сна лицо в зеркале над раковиной и вяло думал, как и чем скрыть чертовы засосы на шее, которые два дня назад в преподавательском туалете ему неосторожно поставил Антон, в комнату кто-то вошел. Раньше он бы и не подумал их замазывать и прятать, и гордо нес, как добытый в бою трофей, но теперь... Если отец увидит, то сразу все разложит по полкам. И тогда разговор будет весьма непродолжительным.       - Кирилл, ты уже проснулся? - высокий голос матери прокатился по комнате, отрикошетил от кафеля ванной и впился прямиком в затылок ноющей болью. Он поморщился, выхватил зубную щетку из стакана и прежде чем набрать в рот воды, зло крикнул:       - Я, кажется, просил не входить в мою комнату без разрешения!       - Пришла проверить, встал ли ты, - мать остановилась на пороге, осмотрелась, будто ожидала увидеть в комнате кого-то еще помимо сына и только потом вошла. Кир смерил недовольным взглядом ее отражение в зеркале, сплюнул в раковину пену от зубной пасты и потянулся к бритве. - Ты знаешь, что все делается для твоего блага. Возможно, сейчас ты этого не понимаешь в силу возраста, но потом скажешь спасибо.       - Обязательно, - усмехнулся Кир, ведя станком по запрокинутому вверх подбородку. - На поклон приду лет через тридцать, когда обрасту жирком и выводком детей, буду руки вам целовать и говорить, как благодарен, что уберегли от ошибок бурной молодости.       Мать нахмурила брови, но ничего не ответила. Неспешно прошлась по ванной, зачем-то переложила с места на место стопку чистых полотенец, словно собираясь с мыслями, чтобы сделать новый заход. Кир с прищуром наблюдал за ней, не зная, чего еще можно ожидать от этой иногда чересчур импульсивной и впечатлительной, женщины.       - Как звали ту девочку, с которой ты встречался летом? Она была ничего, да? Мисс города, звезда Университета. Не то чтобы я была «за», все-таки семья не нашего круга, но, по крайней мере, это была девушка, а не...       - Мам, уйди. Просто уйди. Мне не до твоих светских бесед. Все это не имеет никакого значения и уже давно в прошлом.       - Ничем хорошим эта история не кончится, ты же знаешь отца.       - Мам!       - Кирюша, - мать подошла к нему, стиснула руками, прижалась к голой спине. Кир тяжко вздохнул, передернул плечами, но отталкивать не стал. Наверное, ему и самому нужны были эти материнские объятия, даже ее неожиданная жалость и участие. - Я тебя очень прошу, будь осторожен со своим этим... И скрой все художества на шее. Если отец увидит, то я тебе уже ничем не смогу помочь. Да я и сейчас не знаю, чем тебе можно помочь. Я, как между двух огней, не знаю, кому из вас угодить.       - Я знаю, мам. Давай потом как-нибудь поговорим об этом. Буду собираться, мне к первой паре. Иди, - он аккуратно подтолкнул ее к выходу, мать вскользь чмокнула в выбритую щеку и тихо прикрыла за собой дверь. Обессиленно опустившись на край ванны, Кир посмотрел на бритву все еще зажатую в правой руке и громко хмыкнул. Вот уж хрен отцу удастся его сломать, пусть дальше рвет волосы на жопе. Кир сам может решить, с кем и как ему быть, и если он хочет быть с Савранским - он будет. Потом встал, потянулся всем телом, отбросил бритву в раковину, быстро стянул трусы и нырнул под горячие струи душа.       Универ в последние дни декабря походил на пчелиный улей, на который плеснули бензина и подожгли, гудели и стояли на ушах все, от уборщиц до ректора, обычное дело в преддверии сессии. Народ, как угорелый носился по этажам, подчищал хвосты, вымаливал прощение у мстительных преподов и отрабатывал пропуски. Вот только Киру было глубоко плевать на это хаотичное движение студенческих и преподавательских масс. Даже если бы он не был сыном своего отца, у него почти по всем предметам стоял автомат - спасибо Савранскому, весь мозг проел учебой. Сколько они времени убили в ругани по поводу возвращения в универ? Часы. Вернулся и что? Что, блядь? Да ничего хорошего, как и предполагал.       Он сидел на подоконнике в коридоре, делая вид, что с интересом слушает увлекательный монолог Алекса о проведенных на турбазе выходных. Про шашлычок под водочку, про сауну и девочек, и черт его знает, чего еще. На горло давил высокий ворот свитера, которым он прикрыл от любопытных глаз шею. Было душно, шумно, скучно и неуютно. И хотелось уже свалить подальше. Потому что все это выливалось в еще один бестолковый, прожитый зря, день. Сегодня они не встретятся. И завтра тоже. Только на зачете, который будет в пятницу. А до этого хоть волком вой, а так хочется, нестерпимо хочется задушить в объятиях, зацеловать. Да просто хочется постоять рядом и помолчать, посмотреть друг другу в глаза, понимая, что вот оно и нихрена больше не надо.       - Так что, подтянешься? - Алекс шутливо засадил кулаком в бочину, так что заныли ребра, возвращая Кира на землю.       - Куда? - он попытался вспомнить, о чем вещал последние полчаса Алекс. Голова была забита чем угодно, все больше мыслями об Антоне, но никак не планами друга на очередной кутеж. Поэтому Кир уже приготовился идти в отказ, какие бы там золотые горы не посулили.       - Бля, Захар, ты чем слушал? Я пятнадцать минут перед тобой распинался. В пятницу вечером подтягивайся в клуб. Все наши соберутся. Погудим, как в старые добрые времена. А то потом Новый год, каникулы, все по курортам разъедутся, когда еще увидимся. Ну?       - Я подумаю, но не обещаю.       - Да, бля, чо тут думать? Давно уже не тусили. Да, считай с тех самых пор, как Алиев хуйню сотворил. Поэтому отказы не принимаются. Кстати, - Алекс расплылся в широкой улыбке и поднял вверх указательный палец, - тема тут одна нарисовалась, перетереть надо. Пацаны хотят заезды на льду замутить. Морозы в этом году ударные, лед на реке чуть ли в полметра толщиной, по-любому выдержит. Они уже опробовали, напротив городского пляжа. Рассказывали, что, охуеть, как круто.       - Заезды, говоришь? - Кир, прищурившись, посмотрел на Алекса, уже прокручивая и просчитывая в уме варианты. Пятница: зачет, клуб, Антон. До самого утра, без нервотрепки и спешки. - Заезды это всегда хорошо. Ладно. Но ты отпросишь меня у отца, скажешь, что я с тобой буду. Всю ночь в клубе.       - Не вопрос. А чо он все еще лютует? Я думал, у вас наладилось, если ты вернулся домой.       - Ага, наладилось. Блудный сын вернулся в отчий дом. Образцово-показательная семья снова в полном составе. Хоть сейчас на обложку журнала: Гордость нашего городка.       - Скорее уж блудливый, - хохотнул Алекс и сунул в рот еще один леденец. Иногда казалось, что у него налажены бесперебойные доставки прямиком с конфетной фабрики: залежи леденцов не заканчивались никогда, ими полнились карманы, сумки, бардачок машины. Кир не представлял, как в Алекса влезает столько сладкого и как у него еще жопа не слиплась?       - Не без этого, - он спрыгнул с подоконника, накинул на плечо рюкзак и направился к лифтам. - Пошли покурим, что ли, хрен ли тут торчать? Ничего интересного не предвидится.       К пятнице его возбуждение достигло критической отметки. Кира начало потряхивать с самого утра, он даже решил ехать в универ на такси, а то черт его знает, чем закончится эта увлекательная поездка. Все сложилось. Алекс ожидаемо не подвел, разыграл, как по нотам - комар не подточит носа. Поэтому и на зачет по Рекламному делу Кир шел, едва ли не подпрыгивая от нетерпения. На четвертом этаже у двери в учебную аудиторию уже собралась вся группа во главе со старостой Катькой Семеновой, заходили партиями по пять человек, выходили уже по одиночке и явно без особого воодушевления. После первых двух отстрелявшихся неудачников стало понятно: Савранский пошел вразнос и припомнил косяки каждого за весь семестр. Завыли все разом и в голос, не сговариваясь.       Кир тяжко вздохнул, пробежался глазами по карточке с тремя вопросами, которую вытащил из предложенной пачки, и только потом перевел изучающий взгляд на неприступного, не в меру серьезного, Савранского. Тот несколько вальяжно сидел за столом и с пристрастием допрашивал, по-другому не скажешь, очередного нерадивого студента. Студент то белел, то зеленел и только что в обморок не падал. Скольких он не допустил до зачета? А скольким уже поставил неуд и отправил на пересдачу? Да уж, Антону Борисовичу в уши воды не зальешь и на жалость не надавишь, это тебе не старик Белокобыльский, будет вытягивать жилы до последнего, пока не добьется нужного результата.       Поэтому Кир, помусолив в руках злополучную карточку, почесал затылок под вязаной шапкой и принялся набрасывать ответы в черновике. Он знал, что с него спрос будет вдвойне, и если он хоть где-то в чем-то поплывет, не видать ему сегодняшней ночи - факт. А у него уже зудело и покалывало в кончиках пальцев от предвкушения, и член стоял по стойке смирно. Отец дал добро на загул в клубе, с Алексом отпустил бы хоть на край света. Алекс парень воспитанный, надежный и правильный: спортсмен, натурал, да и вообще в сомнительных историях замешан не был. На кого, как не на него, остается полагаться бдительному родителю? То-то и оно.       - Кто следующий? Есть добровольцы? - Савранский вскинул голову и вопросительно осмотрел притихшие ряды, даже дышать, кажется, перестали. Кир покрутился по сторонам, желающих не нашлось. - Смелее, господа, смелее.       - Я! - он поднял руку и бодро сбежал вниз по лестнице. Трудно было не расплыться в идиотской улыбке, видя Антона. Такого Антона. Поэтому закусив губу, чтобы не заржать вслух, он подал сначала раскрытую зачетку, а затем сел на стул у преподавательского стола.       - Зачитываете вопрос, потом отвечаете. Начинайте, Захаров, - Антон на него не смотрел, он как будто даже отсел подальше, а Кира раззадоривало спровоцировать, выжать хоть какую-то эмоцию на суровом лице. Поэтому прежде чем начать, он быстро накарябал ручкой на обрывке бумаги: «Приеду в 12. Останусь до утра. Пиздец соскучился. Готовься!» и пододвинул его к Савранскому. Антон скосил глаза, внимательно прочитал, потом аккуратно сложил листок пополам и незаметно сунул в карман пиджака. - Что за задержка, Захаров? Вы готовы?       - Всегда, Антон Борисович. Как пионэр! - уголки губ Савранского чуть дернулись, словно он хотел улыбнуться шутке, но тут же себя одернул. - Вопрос первый: Система маркетинговых коммуникаций и ее составляющие.       - Ну, и? Ответ будет или полуночи подождем? - Антон издевательски поднял бровь и доверительно заметил: - Хочу вас предупредить, Захаров, что в это время я должен буду быть в другом месте. Так что не затягивайте.       - Будет, - Кир разложил перед собой ворох черновиков, сверился с написанным и начал отвечать, вертя в пальцах ручку. - Система маркетинговых коммуникаций обычно представляется как единый комплекс участников, каналов и приемов коммуникаций, имеющий четко определенных адресатов и соответствующие маркетинговые цели. Если говорить о последнем, то обычно цели коммуникаций делят на общефирменные и маркетинговые. Общефирменные подразумевают успех компании на рынке в виде «завоевания» достаточно весомой доли рынка, обеспечения финансовой устойчивости, в том числе за счет максимизации получаемой прибыли...       Похоже, Савранский пытал Кирилла дольше остальных. Они прошлись по всему прочитанному курсу и углубились в такие дебри рекламы и маркетинга, что любой другой на его месте давно бы сдался и свалил в туман, но, кажется, взыскательный преподаватель остался доволен студентом. Вывел через полтора часа заветное: «Зачтено» в зачетке и рядом поставил размашистую подпись. С Кира семь потов успело сойти до того, как он на подрагивающих ногах вышел вон из аудитории. За дверью одногруппники его встречали, как победителя в неравном поединке, одобрительно нахлопывали по плечам и чуть ли не подхватывали на руки, чтобы подбросить к потолку. Да, он себя и чувствовал победителем, сегодня определенно точно его день. То ли еще будет ночью!       Вечером Кир собирался как никогда тщательно и долго, час отмокал в ванне с пеной и прочей, обязательно положенной в таких случаях, ерундой, еще полчаса сушил волосы феном и полтора рылся в гардеробной. Кажется, где-то здесь затерялись те самые вещи, которые они вместе с Арти покупали в Москве и которые он так никуда ни разу и не надел. А тут такой случай представился, и вовсе не поход в клуб, плевать вообще, его подзуживал выглядеть на все сто процентов, а та самая долгожданная, сносящая напрочь крышу встреча с Антоном. Неделю, целую неделю они не оставались наедине, не говорили, не касались друг друга, не занимались сексом. И как же он соскучился по всему этому и по своему, по-настоящему своему дому. Он бы рванул туда сразу, положив болт на всех друзей и все тусы в клубе вместе взятые, но Алекс уже звонил два раза, кроя матом и поторапливая. Так что оставалось смириться с неизбежным и тупо перетерпеть.       В ночном клубе Кир пробыл до половины двенадцатого ночи, времени как раз хватило, чтобы поздороваться со всеми знакомыми, перехватить у бара пару рюмок текилы для расслабона и настроения, обсудить предстоящий заезд и дать добро на участие. Он отозвал Алекса и предупредил, что ему пора и чтобы тот прикрыл, если отцу взбредет в голову устроить проверку на вшивость. Потом незаметно просочился к черному выходу, вызвал такси и уехал по известному адресу.       Перед тем, как зайти в подъезд, Кир минут десять постоял на улице. Подышал, покурил, посмотрел на звездное небо, которое, казалось, трещит от мороза, что сковал весь город льдом. Прикрыл глаза от накатившей на него неподдельной радости и осознания того, что еще чуть-чуть, совсем немного и он дорвется до сокровенного. Ну, кто бы мог подумать, что для счастья ему нужно будет так мало? Всего-то на всего один человек. Человек, без которого уже не представляешь себе своей жизни.       - Опаздываешь, Захаров, - услышал он первым, как только переступил порог квартиры и закрыл на замок дверь. Антон сидел на диване с книгой, недовольно посматривая на настенные часы. Было всего пять минут первого. Поэтому Кир громко хмыкнул и принялся стягивать с себя пуховик и ботинки, искоса бросая взгляды на притихшего Савранского.       Сейчас от того неумолимого и непробиваемого Антона Борисовича, которого он имел честь наблюдать днем в аудитории универа, мало что осталось, если только грозно сведенные над переносицей брови. Небрежно растрепанные волосы, как будто он только что запускал в них пятерню, потертые приспущенные на бедрах джинсы и простая белая футболка, которую Кир и сам несколько раз надевал, когда жил здесь. Босые ступни, скрещенных в лодыжках ног, уже заметная на щеках щетина и глаза, в которых плескалось что-то очень горячее, от чего сердце приятно екнуло и забилось в несколько раз сильней. Домашний, уютный, родной Савранский, от которого не захочется отрываться. От которого не захочется уходить.       - А ты ждал? - Кир неторопливо подошел, отобрал книгу и, оседлав колени Антона, прижался лбом к его лбу.       - Ждал. Ужинать будешь?       - Все буду, - Кир потерся носом о шершавую щеку, запустил холодные ладони под футболку, от чего Антон дернулся и зашипел, медленно огладил спину, живот и потянулся к молнии джинсов. - Но тебя буду в первую очередь. Сегодня спешить некуда, я останусь до утра. Пиздецки тебя хочу, аж зубы сводит.       - На меньшее я и не рассчитывал, - прошептал Савранский в губы и поцеловал. Именно так, как Кирилл хотел и любил. Глубоко, долго, нежно. Расстегивая на ощупь пуговицы рубашки, почти невесомо лаская кончиками пальцев оголившиеся ключицы, плечи и шею. Притягивая к себе ближе, теснее, жарче. Давая в полной мере ощутить свое желание.       - Здесь или на матрасе? - прошептал Кир, оторвавшись от Антона и стягивая с него футболку.       - Здесь, - ответили ему хрипло и повалили на диван, придавив приятной тяжестью обнаженного тела. Дальше Кир уже слабо улавливал действительность, ему было слишком хорошо, чтобы думать. Он мог только чувствовать: губы, руки, ритмичные толчки, и растворяться в накатывающем волнами удовольствии.       - Тош? - позвал лениво Кирилл, развалившись поперек матраса и удобно устроившись головой на плече Савранского.       - Ммм? - так же лениво ответил Антон, глубоко затягиваясь и выпуская вверх струю дыма. Говорить не хотелось, как и двигаться. После секса, ужина и еще раз секса, сил осталось только на то, чтобы пресыщено и бездумно пялиться в потолок и курить.       - Мы куда-то едем на каникулах? Или ты едешь один? - Кир кивнул на буклеты из турагентств, что высились внушительной стопкой на полу, как раз там где обычно стояла пепельница и бутылка с водой.       - Если тебя не посадят под амбарный замок. Сможешь вырваться на неделю из лап отца?       - Что-нибудь придумаю. Скажу, что с Алексом поеду, мать подтвердит. Она сегодня с утра что-то была слишком сочувствующей моему несчастью. Не знала, как и чем может помочь.       - Хм. Значит, надо купить билеты, пока не поздно, - Антон передал тлеющую сигарету Киру. - Давай поспим немного, будильник только поставь, чтобы не проспать.       - Блядь, Савранский, у нас осталось два часа, - Кир потянулся, чтобы достать до пепельницы и затушить окурок. - Какой нахуй спать? Поспишь, когда я уйду, впереди выходные.       - Завтра же на задницу сесть не сможешь, горе.       - А это уже не твои проблемы, так что давай еще один заход, и я от тебя отстану.       - Не надо от меня отставать, ты приставай лучше.