Бусый лёд

      Сознание возвращалось наплывами, он то проваливался в блаженное вязкое забытье, то снова всплывал на зыбкую поверхность действительности. Улавливал какие-то отзвуки, всполохи и снова погружался в густую тишину. Сколько его так штормило то вверх, то вниз, словно по волнам, Антон не знал. Но стоило окончательно прийти в себя, как на него обрушились затхлый запах, острая боль в затылке и подкатывающая к горлу тошнота. Он мотнул тяжелой головой, пытаясь избавиться от преграды перед глазами, и протяжно застонал. Вокруг стояла непроглядная чернота, на уши неприятно давило, но было слышно, как рядом кто-то тихо, неразборчиво переговаривается и ходит. Руки были заведены назад и надежно связаны веревкой в запястьях, отчего пальцы онемели и не было никакой возможности ими пошевелить. Антон понятия не имел, что с ним случилось. Последнее, что он запомнил, это как шел уже в сгустившихся сумерках по обледеневшей парковке к машине, потом был визг тормозов за спиной, топот ног, а дальше провал. Несложно было догадаться, что произошло и откуда дует ветер. И стало постыдно страшно и истерично смешно, что это конец. По спине вниз побежали капли холодного пота. Черт, ну надо же, как глупо все получилось, кто бы мог подумать.       - Он очнулся, - рявкнули совсем рядом, и Антон вздрогнул. Ударили по стулу, на котором он обессилено обмяк, потом в плечо, подталкивая вперед. Вокруг все пришло в движение, звуки стали громче и четче, напряжение в теле сильнее. В такой ситуации он еще не был, были другие: опасные, безбашенные, на грани фола. Но никогда он не был так по-настоящему напуган, может, в силу возраста и своего социального положения, но сейчас он жизнь ценил куда больше, чем десять лет назад. И никак не хотелось, чтобы эта самая жизнь кончилась так скоро и так паршиво.       - Поднимите его, - голосов Антон не узнал. Но силу пудовых кулаков оценил по достоинству. Двое крепко держали под руки, не давая отстраниться и дернуться, пока третий наносил выверенные удары в живот и ребра. Он, как выброшенная на берег рыба, пытался ухватить ртом спертый воздух помещения, но его отчаянно не хватало. На глаза наворачивались слезы и хотелось орать во всю глотку, но с губ срывался только едва слышный, задушенный влажной от пота и слюны шерстью, сип. Кто бы его ни бил, он отлично знал свое дело - профессионально прошелся по всем болевым точкам, проверяя на прочность кости. Антон почувствовал себя боксерской грушей, на которой отрабатывают поставленные приемы перед важным боем. - Посадите обратно на стул. Теперь поговорим.       С головы сдернули плотную вязаную шапку, которая закрывала глаза и не давала свободно дышать, и Антон, наконец, увидел, где он находится и с кем. Его держали в заброшенном, с покатой крышей ангаре. Откуда-то сверху, покачиваясь, светили тусклые лампочки. В углу высилась груда деревянных ящиков и сломанная мебель, большего он разглядеть не успел. Обзор, нависнув над ним монолитной скалой, закрыл мужик лет тридцати в полевой форме без опознавательных знаков. Плотный, высокий, с военной выправкой и широким разворотом плеч. Кривая ухмылка искажала его осунувшееся, но приятное лицо, в котором угадывалось что-то отдаленно знакомое. В памяти всплыло имя Егор, и сразу многое стало понятно.       - Отчего же ты, Савранский, такой непонятливый попался? Вроде не глупый малый, хоть и пидорас. Тебя по-хорошему, как человека, попросили, чтобы ты и близко не подходил к Кириллу. Другой жопы найти не мог, как жопа сына мэра? Или это он тебя трахает? Или как там у вас, пидоров, это происходит? Впрочем, не хочу этого знать.       - Я не подходил к нему. Я его преподаватель, он мой студент. На этом все.       - Если бы был только преподавателем, вопросов бы к тебе не было, - Антон уже было открыл рот, чтобы возразить, но его остановили, иронически вздернув вверх бровь. - Ну-ну, может враль ты и отличный, я бы даже поверил при других обстоятельствах. Да, вот только фотографии говорят о другом, - под ноги Антону кинули целую кипу цветных снимков, на которых они были вместе. Номера гостиниц, Университет, подъезд его дома, магазины и даже зал кинотеатра. Он зажмурил глаза и застонал. Мужик сел напротив, буквально в полуметре, и от его пронизывающего, смотрящего словно сквозь взгляда стало мелко потряхивать. Похоже, шутки кончились, и дело приняло весьма серьезный оборот. Такому, как этот, и убить ничего не будет стоить, Антон встречал подобных мужиков и раньше на своем пути, только при других обстоятельствах, от него же так и перло опасностью, властью и безнаказанностью. Поэтому Савранский едва слышно усмехнулся и откинулся на спинку стула, теперь-то чего сожалеть о сделанном? Поздно. - Внимательно слушай и запоминай, Антон Борисович. Даю два дня тебе на сборы. Выставляешь квартиру на продажу через риэлтора, забираешь документы из отдела кадров и валишь в свою сраную Москву. Ректор в курсе дела, тебя уже уволили по собственному желанию сегодняшним числом. Кириллу ничего не говоришь. И больше никогда не приезжаешь в город. Забываешь обо всем и живешь себе дальше: долго и счастливо. Кирилл остается здесь и возвращается к тому образу жизни, который вел до встречи с тобой. А не лежит в дурке, напичканный транками, куда его хочет засунуть отец. Палату ему уже приготовили. Это что б ты знал, как обстоят ваши дела. Ну, а если тебе не хватит ума, то ждет тебя увлекательная поездка в один конец на зону строго режима, где твоей жопе быстро найдут применение, учитывая славное прошлое и настоящее. А там ты вряд ли протянешь больше месяца, даже твои московские связи не помогут. Выбор невелик, как понимаешь. Что скажешь?       - Я уеду, - Антон, который, оказывается, не дышал, слушая условия, шумно выдохнул и облизал сухие губы. - Кирилла только не трогайте.       - Вот и договорились. Своя жизнь дороже чужой жопы, верно? - мужик громко хлопнул в ладоши и довольно улыбнулся. - Пакуй чемоданы. Послезавтра лично приеду проверю, свалил ли ты. За Кирилла не переживай, это уже не твои проблемы.       Его вытолкнули из салона машины на той же парковке Университета, откуда и забрали. Часы на запястье показывали третий час ночи, улицы были темны, морозны и пустынны, город давно спал. Поэтому Антон без опасения, что его кто-то может заметить из окон учебного корпуса, поднялся на ноги и, держась за отбитые ребра рукой, побрел через дворы домой. Он, казалось, отключил в себе все чувства и голову, и действовал скорее на автопилоте, чем обдуманно. Не переживал, не сожалел, не благодарил кого-то там наверху за то, что отделался малой кровью и все еще жив. Внутри пульсировало только одно, что у него впереди два дня и предстоит переделать кучу дел перед отъездом. Ему надо успеть уложиться в отведенный срок. Он больше не хотел испытывать судьбу и жертвовать собой даже во имя своих сложных отношений с Кириллом. Хватит с него этих экстремальных перегрузок. В отличие от Захарова, Антон никогда не был адреналиновым наркоманом, даже когда торговал собственной задницей на панели, и балансирование на лезвии ножа не входило в число его любимых видов спорта.       Дома он достал из кладовой картонные коробки, которые остались от прошлого переезда, и методично принялся раскладывать по ним личные вещи. Хорошо еще, что не успел за эти месяцы обрасти ненужным барахлом. Два дня на сборы, этого должно с лихвой хватить, чтобы собрать шмотье, связаться с агентством по недвижимости и заказать машину в автоперевозках. Технику, посуду и прочий домашний скарб оставит здесь. Ему не нужно. Ему вообще мало, что оказалось нужно. Он понял это там, пока его избивали в заброшенном ангаре. Ему давно не шестнадцать лет, тогда можно было смело отказаться от всего, даже от собственной жизни, ради идиотского желания быть собой, ради свободы, ради любви или других надуманных ценностей, но не теперь.       О Кирилле старался не думать, если Антон вернется в столицу, то никто его в психбольницу не упечет. Да, будут срывы, будут истерики, но он сильный мальчик, он справится. Переживет и забудет, как переживет и забудет Антон. Это лучше, чем ничего. Он предельно ясно понял это сегодня. Впереди еще будет время, много времени, чтобы вернуться мыслями в эту долгую осень, все вспомнить, переварить, возможно, погрустить о том, что у него было и чего он лишился. Но пока активирован режим самосохранения, и поэтому в сторону всю эту сопливую чепуху.       Ближе к утру он упаковал в коробки все вещи, кроме смены одежды. Ту, в которой он был похищен и избит, со следами крови и грязи, без сожалений затолкал в мусорный пакет. Пальто и костюм уже ничего не сможет спасти, даже химчистка. Оказалось, что не так и много у него добра накопилось, тем лучше. Меньше суеты, больше времени на дела. Потом он, замотавшись вконец, сел на диван, бездумно осмотрел голые стены квартиры, вперил взгляд в выключенный телевизор и, вытянув ноги на журнальном столике, закурил. Надо позвонить Арти, предупредить о своем возвращении. Потом пару часов поспать, потому что видок у него был еще тот, и только после срываться на работу за трудовой книжкой.       - Пряник, я тебя неистово и безгранично люблю, но имей совесть! Несусветная рань, какого рожна тебе ненормальному не спится? Тут вообще-то Москва, которая по ночам невер слип, а не твой Мухосранск, просыпающийся к утренней дойке, - трубку не брали долго, а потом когда она недовольно заклокотала заспанным, но знакомым от и до голосом Арти, Антон улыбнулся. Все так, как должно быть. Приключения закончились, пора домой.       - Арти, я послезавтра приеду. Позвони домработнице, чтобы она приготовила квартиру.       - Вау, вот это новогодний сюрприз так сюрприз, - похоже, сон у Арти от новостей, как рукой сняло. Он сразу замурлыкал сытым котом, зачиркал зажигалкой. Антон так и увидел, как загорелись его глаза лихорадочным блеском бесконечной радости и счастья. - Значит, на праздники будем вместе. Я уже столько всего задумал, ты не представляешь. Скатаемся куда-нибудь? А ты надолго? Один или с Кирочкой?       - Один. Я насовсем, козлик.       - Что?!       - Да не кричи ты так, оглохну. Потом все, ладно? Все потом. Но ты мне будешь очень нужен, так что отложи планы и поездки на потом. В любом случае, решим уже на месте. Может, и скатаемся куда-нибудь.       - Тони, совсем все плохо?       - Я живой, следовательно, нет. Все будет хорошо, козлик. Все будет хорошо.       Уснуть ему так и не удалось. Сердце билось, казалось, что в горле и каким-то совсем уж нездоровым ритмом, голова гудела. Отбитые увесистыми кулаками бока нестерпимо ныли, не давая спокойно лежать. Поэтому откинув одеяло и напрасную затею поспать, Антон колесил по заснеженному городу. Из Университета, где многие уже были в курсе его внезапного увольнения, Томочка чуть ли не рыдала на плече, еле отбился. Он помчал к агенту, который когда-то продал ему квартиру, а уже после заказал на завтра машину для перевозки барахла в Москву. К ночи, едва волоча от усталости ноги, Антон свалился на матрас и провалился в забытье без снов до следующего обеда.       К отъезду все было готово, он запланировал его на раннее утро, часа на четыре, как раз успеет к вечеру по пробкам добраться до Москвы. Днем фирма грузоперевозок забрала коробки, потом к нему приходила милая пожилая дама, с которой он подписал договор на продажу недвижимости, и все, что ему осталось, это переспать эту длинную ночь. Антон включил телевизор, чтобы хоть он заполнял тишину и пустоту квартиры мерным гулом, сложил в портфель документы, пересчитал наличность в кошельке. Убрался, выкинул мусор, сложил в несессер мелочь из ванной и только после решил сварить себе напоследок кофе. Он бы поехал сейчас, к чему это излишнее ожидание и нервотрепка, но на улице не к месту и не ко времени разыгралась метель, и стоило бы хорошо подумать прежде чем садиться за руль по такой ненастной погоде. Поэтому, выпив кофе, он устроился на диване под пледом перед едва слышно бормотавшим телевизором и попытался по максимуму расслабиться, и по возможности подремать.       Было уже глубоко за полночь, когда раздался скрежет ключа в замке. Антон уже в полусонном состоянии, как ужаленный подскочил с дивана, ожидая увидеть кого угодно, но только не пьяного в лоскуты Кирилла. Он толкнул входную дверь ногой, громко жахнул полупустой бутылкой водки по тумбочке и медленно, пошатываясь из стороны в сторону, подошел. Встал вплотную, выдохнул крепким перегаром в лицо, зло усмехнулся и толкнул кулаками в грудь. Так мощно, что Антон, не ожидая нападения, покачнулся и отступил назад. Отбитым накануне ребрам и грудине такое грубое обращение пришлось не по вкусу, и они заныли с удвоенной силой. Он сам того не ожидая, согнулся пополам от боли и зашипел.       - Значит, все правда. Решил втихаря съебать. Ну ты и тварь, Савранский! А я-то, дебил, не поверил Томочке, думаю, что за хуйню несет дура старая? Что, зассал, да? Испугался отцовских угроз? Ты что, блядь, не понимаешь, что он только сотрясает впустую воздух, нихрена он бы меня никуда не засунул? Я его сын, ну, отпиздил бы еще пару раз и успокоился. А ты сразу поджал хвост и валишь в свою ебаную Москву!       - Успокойся, Кирилл, - Антон взял себя в руки и старался говорить тихо, по возможности строго и сухо. Так, чтобы у Кирилла не осталось никаких сомнений и ложных надежд. Нужно порвать, низко, подло, необходимо. - Все и без того зашло слишком далеко.       - Далеко? Далеко?! - Кирилл пошатнулся, ухватил Антона за плечи, затряс. - Да ты вконец, что ли, охуел? Что, меня мало стало, да? Я разве только что наизнанку не вывернулся для тебя. Я готов был бросить все, понимаешь, все! А ты, как только возникли небольшие трудности, сваливаешь. И кто ты после этого?       - Всему приходит конец, не сейчас, так в начале лета, я бы все равно уехал. Уехал без тебя. Мне не нужны отношения с тобой там. Мне вообще не нужны отношения с кем бы то ни было, я тебе говорил об этом много раз. Ты был согласен на все. К чему тогда вся эта истерия?       - Конечно, я перестал быть удобным и нужным. Пока был, можно было ебать. Или тебе мало? Мало, да? Что я должен сделать еще? Чем я тебя стал не устраивать?       - Тебе пора домой, Кирилл.       - Ну уж нет, Савранский. Пока ты мне не объяснишь, я никуда не уйду. Я не уйду!       - Ты пьян, и лучше будет, если ты вернешься домой. Сейчас. Говорить больше не о чем. Ты мне не нужен. Я уезжаю рано утром, насовсем, - Кирилл помотал головой и закусил зубами губу так сильно, что Антон увидел мелкие, выступившие капельки крови. Он прикрыл глаза и выдохнул, он не хотел, чтобы все кончилось так погано.       - Тош...       - Кирилл, не надо. Прошу тебя, уходи. Давай я вызову тебе такси. Уже очень поздно, тебя будет искать охрана отца.       - Тош, пожалуйста... - Кирилл опустился перед ним на колени, обхватил руками за бедра, притянул к себе и уткнулся лицом в живот. - Тош, я все сделаю. Не уезжай. Хочешь, не будем видеться. Только не уезжай. У нас же все было хорошо, зачем ты все портишь?       - Кирилл, встань. Прекрати. Вопрос решен. И я хотел бы поспать перед отъездом.       Кирилл ничего не ответил, только в очередной раз, не соглашаясь, упрямо мотнул головой и принялся целовать живот через ткань футболки. Потом резко сдернул вниз домашние штаны вместе с трусами, уже выцеловывая и оглаживая пальцами бедра и ягодицы. Антон было потянулся его оттолкнуть, но посмотрел в совершенно безумные, влажные от слез глаза Кирилла и опустил руки. Пусть делает, что хочет. Это последний раз, больше у них ничего никогда не будет. Ничего, кроме вороха неуместных воспоминаний, которые будут доставать в самый неподходящий момент. Которые будут сворачивать узлом кишки и не давать спокойно спать ночами. Так будет, Антон это знал наперед, потому что сейчас, когда Кирилл стоял перед ним на коленях, такой родной, близкий, ранимый, он понимал, что не хочет ничего заканчивать.       Возбуждение накатило враз, закружило голову и подкосило колени, так всегда и бывало рядом с Кириллом. Его невозможно было остановить и контролировать, как и невозможно было отказаться от неказистых, пьяных ласк. Губы плотно обхватили член, неумело заскользили вдоль, вбирая в горячую глубину рта. Язык закружил вокруг, зубы царапнули, заставляя откинуть прочь все глупые мысли и задержать дыхание. Антон не останавливал, не подначивал, не торопил, не давил на затылок, задавая ритм, запутавшись пальцами в волосах. Он едва держался на ногах, прижимая ладонью футболку к телу, единственное, что ему не хотелось, чтобы Кирилл увидел синяки и кровоподтеки, которые успели зацвести на коже буйным цветом. Он не хотел, чтобы Кирилл узнал о похищении, избиении и тех условиях, что его вынудили скоропалительно бежать в Москву. Поэтому он молчал, бездействовал и просто ловил то странное, замешанное на боли удовольствие, которое дарил ему в последний раз Кирилл. Зло и нежно одновременно, будто бы показывая, от чего он отказывается. Но он и без этого прекрасно знал.       Кончилось все вдруг, неожиданно, остро и слишком быстро. Как только Антон бурно кончил в чужой рот и едва ли не свалился на пол от нахлынувшей слабости. Кирилл брезгливо от него отпрянул, криво улыбнулся, отер рукавом куртки распухшие красные губы и смачно сплюнул сперму под ноги. Потом неуклюже поднялся с колен, швырнул ключи от квартиры на журнальный стол, забрал бутылку водки и громко, не прощаясь, хлопнул дверью. Антон, как был со спущенными штанами, так и остался стоять посреди комнаты, не зная, что можно еще сказать или сделать. Потом совершенно бездумно, не особо разбираясь зачем и почему, оправил одежду, сунул ноги в кроссовки и сбежал вниз по лестнице на улицу. Он не мог отпустить его так.       Кирилл сидел на капоте своей спортивной машины, ярким зеленым пятном выделяющейся на белом квадрате заснеженного двора. Он курил, выпуская изо рта крутые клубы дыма, прикладывался губами к горлышку бутылки, пил крупными глотками водку и снова делал затяжку. Антон, не замечая мороза и бьющего в лицо мелкого, словно битое стекло снега, подошел к нему, вырвал из рук почти пустую бутылку, откинул ее подальше в сугроб. Потом рывком притянул к себе, обнимая за плечи, зарываясь лицом в распущенные, пахнущие чем-то морским волосы.       - Горе мое, послушай, пожалуйста. Так надо, может, сейчас ты этого не понимаешь, но потом обязательно поймешь, что решение было правильным, пусть и трудным. Так будет лучше для всех. Поверь мне. Я знаю, что тебе очень больно, но это пройдет.       - Отъебись, Савранский. Убери от меня свои руки.       - Кирилл...       - Уйди, пока я тебе не въебал, - Кирилл с силой оттолкнул Антона, спрыгнул с капота и, спотыкаясь, пошел к передней двери. - Ты уже все сказал и все сделал. Вали в свою Москву, там таким, как ты, самое место!       - Ты не сядешь за руль в таком невменяемом состоянии. Подожди, я вызову тебе такси. Кирилл! - Антон, скользя кроссовками по снегу, ухватил Кирилла за рукав куртки, но тот снова отмахнулся и дернул на себя дверь. - Ты не поедешь никуда.       - Нахуй иди! - не долго думая, он развернулся и с размаху двинул кулаком. Антон взвыл от нестерпимой боли, схватился руками за лицо и на несколько долгих секунд ослеп. Этого времени хватило, чтобы Захаров успел прыгнуть за руль и, газуя, стирая в хлам покрышки, погнал по занесенной снегом дороге. Антон отер краем футболки кровь, которая хлестала из разбитого носа и посмотрел вслед уносящемуся, подмигивающему красными стоп-сигналами, автомобилю. Вот и все. И ничего, кроме грусти и едкой горечи, не осталось. Ни облегчения, ни чувства выполненного долга и ни долгожданной свободы. Нихрена.       Антон, не помня себя, поднялся в квартиру только тогда, когда его стало колотить от холода и пронизывающего ветра. Он надолго застыл во дворе дома, бессмысленно разглядывая давно опустевшую дорогу. Все прокручивал и прокручивал в голове одно и то же, все думал о том, как он так сильно смог встрять, увязнув в отношениях, увязнув в Кирилле, что от разрыва все болезненно переворачивается внутри? И сможет ли когда-нибудь эта горечь исчезнуть?       Он стянул с себя мокрую от снега и крови одежду и нырнул под обжигающие струи душа. Стоял, облокотившись спиной на стену, закрыв глаза и слушая, как по ушибленному затылку барабанит вода. Гнал от себя все мысли, что хороводили в голове, кроме одного - скоро садиться за руль, скоро ехать. Остальное потом, когда он вернется в привычную, знакомую от и до Москву, и разложит по полкам все, что с ним случилось за последние полгода. Он справится с этим, раньше он справлялся и не с таким.       Потом Антон снова и снова вливал в себя сваренный кофе и силился не уснуть, метался по пустой комнате из угла в угол. В конце концов, плюнул на это бесполезное дело и, не дожидаясь четырех утра, схватил дорожную сумку, портфель и, выключив в квартире свет, плотно прикрыл за собой дверь. Вот теперь точно все, и назад пути нет.