Бусый лёд

      Рев моторов оглушал, заставляя быстрее циркулировать кровь по венам, подниматься дыбом волосы на загривке и чуть ли не подпрыгивать на месте от накатывающего приливными волнами возбуждения. Кир, сощурив глаза за темными стеклами солнечных очков, внимательно наблюдал за несущимися к финишу машинами. Шли нос к носу, шкрябая борта друг друга, уходя в дрифт на поворотах, высекая столпы снега и мелкой крошки льда из-под колес. Народ, собравшийся на берегу реки, гудел в унисон рыку двигателей: выкрикивая ругательства чужим, подбадривая своих, делая ставки. На кону стояло почти две сотни кусков. Он, предвкушая тот самый момент, когда утопит педаль газа в пол, одобрительно похлопал по капоту свой новый черный Nissan GT R. Щедрый подарок отца сразу же после возвращения из отдыха в Испании. Куда его чуть ли не силком вывезли на новогодних каникулах после успешно сданной сессии - сынок должен был отдохнуть и проветрить голову. Можно сказать, что проветривание возымело терапевтический эффект. Кир больше не выл ночами в голос, впиваясь зубами в кулаки, не вспоминал, не ждал, не надеялся на ебаное чудо, он просто был нечеловечески зол. На Савранского, на сердобольных родственничков, на весь окружающий его мир. Но больше всего он злился на себя: за то, что поверил и поддался слабости, за то, что позволил себе полюбить конченого мудака.       - Захар, твой заезд. В паре с Танцором. Для начала по три круга, желающих сегодня много, - крикнул кто-то из организаторов гонки, привлекая его внимание. - Если время останется до темноты, можно еще разыграть.       - Наконец-то! - Кирилл отщелкнул окурок подальше в сторону, запрыгнул на водительское сиденье, хлопнул дверью. Закрепил ремни безопасности, проверил их на прочность крепления, со всей дури подергав, и только потом завел движок для прогрева. Из-под капота повалили клубы пара, мороз на улице был суровый, по-настоящему январский. Солнце било по снегу и по глазам, даже сквозь стекла очков ослепляя и выжигая слезы. Он подул на замерзшие ладони, размял пальцы и, вцепившись в руль мертвой хваткой, подогнал автомобиль к стартовой, нарисованной красной краской прямо на льду полосе, где его ждал Танцор на Ауди.       Выброс адреналина ударил куда-то глубоко в голову, Кир буквально задохнулся и нервно задергал ногой. Давно он не гонял, давно не ощущал вот этого вот обострения всех чувств и ясности в голове, когда трасса распадалась перед глазами на куски, демонстрируя сложности прохождения. Он знал, как ее обуздать, знал наперед под каким углом попасть в апекс, чтобы машину не выбросило за траекторию, знал, когда выжать сцепление и знал, когда стоит нажать на тормоз, а когда на газ. Он был готов. Уже слившись в одно целое с автомобилем, уже отбросив далеко назад все мешающие мысли и образы - сейчас есть только он и несколько километров льда, которые предстояло преодолеть.       Отмашка клетчатым флагом, и он несется по узкой колее, расчищенной в заносах жесткого снега посреди петляющей по городу реки. В левый борт дул сильный северный ветер, снося машину к грязной кромке трассы, он перехватил руль и дал еще чуть левее, отрываясь от нагоняющего Танцора. Кир даже не заметил, как пошел на второй круг, все пространство за окнами салона слилось в одну сплошную белую пелену. Он видел перед собой только серо-голубой, расцарапанный шипами покрышек, лед, который на запредельных скоростях проглатывал его Ниссан. Ему во что бы то ни стало нужно сегодня победить. Чтобы доказать не только всем им, но и прежде всего самому себе, что не размяк, что не сломлен!       Впереди за лобовым стеклом уже маячил финиш, он заметил цветной дым от подожженных дымовых шашек, развевающиеся на самодельных флагштоках флаги и беснующуюся толпу, услышал сквозь утробный рокот двигателя дудки и громкую музыку, низкие басы которой врывались в щель чуть приоткрытого окна. Еще несколько секунд - и он выиграет заезд, последний рывок и пара гладких поворотов, только бы не цепануть бортом сугроб.       Удар по касательной пришёлся куда-то в правое крыло. Танцор, извиняясь, развел руками в зеркале заднего вида, куда Кир успел кинуть быстрый взгляд до того, как его юзом поволокло по льду. Он выкручивал руль, убрав ногу с педали тормоза, но было поздно. Автомобиль потерял управление, и теперь его несло на скорости за пределы трассы.       Должно быть, он на несколько минут выпал из реальности. Потому что очнулся только тогда, когда покореженную дверь со скрежетом и мясом вырвали, и Алекс, отодвигая сдувшуюся подушку безопасности, протянул к нему руки. Он похлопал его по щекам, нащупал пульс на шее...       - Захар! Захар, блядь, ты живой? Слышишь меня? Скорую уже вызвали, потерпи. Не вздумай умирать, сука!       - Угу, - Кир слабо отбивался от рук, которые его выволокли из салона. Он упал на колени, пару раз мотнул головой, пытаясь, прийти в себя. Как же его так по глупому угораздило-то? - Нахуй вашу скорую.       - Да ты ебу, что ли, дал? Машине пизда, думали и ты того... У тебя просто шок. Это все шок от травм, - Алекс еще что-то причитал, но в уши словно ваты натолкали - звуки были глухими, едва различимыми. Перед глазами плыло, он запрокинул голову и посмотрел в блеклое небо, по которому черными точками металось растревоженное шумом гонки воронье.       - Сильно я?       - Пиздец! - Алекс потрепал по плечу, привлекая к себе внимание, потом подхватил под локоть и поднял с колен. - Не подлежит восстановлению, дешевле в утилизацию сдать. Стойки покорежило и весь капот всмятку, ты перемахнул через сугробы и передком уткнулся в наст. Грохот был на всю округу, лед пошел трещинами. Валить надо, пока под воду не ушли. Не дергайся, я тебя на руки возьму, надо до берега добраться. До врачей нужно, Захар. Да, не дергайся, блядь, ты!       Кир прикрыл тяжелые веки и позволил взвалить себя на плечо. Алекс, как бульдозер, попер его на себе по льду напрямую к берегу, беспрестанно матерясь и утопая в сугробах по колено. Голова раскачивалась при каждом шаге и билась о спину друга, вызывая приступы тошноты и головокружения. Похоже, он опять словил нехилое сотрясение. Одним больше, одним меньше - какая к черту разница? Кир попытался пошевелить конечностями, отмечая помутившимся сознанием целостность костей, вроде бы руки и ноги остались на месте. Грудная клетка немного ныла, но это скорее от удара о подушку безопасности на невъебенной скорости. Ничего, выберется. Рано ему еще помирать.       На берегу на территории городского пляжа уже громко выли сирены скорой медицинской помощи и полиции, Кир открыл глаза и мазанул взглядом по суетившемуся вокруг народу. По испуганному лицу Танцора, по знакомым по уличным гонкам пацанам. Тут же были санитары с носилками и врач в униформе больницы с оранжевым чемоданом. Он хмыкнул и велел Алексу поставить себя на ноги.       - Отпусти, нихрена со мной не случится. Сам дойду. И отцу с матерью позвони, чтобы отмазали, - махнул рукой Кирилл и, отталкивая подлетевших с помощью к нему санитаров, сам забрался в машину неотложки.       - Отвезите его в частную клинику на улице Ленина. Это сын мэра, мать вашу! Аккуратнее! Не довезете, вам всем пиздец! - он еще слышал громогласные крики Алекса, но уже заваливался боком на носилки, не в силах усидеть на узкой скамейке салона. Хорошо же его приложило головой, что ни говори. К нему стали подключать какие-то приборы, которые издавали противный писк, осматривать-ощупывать, светить фонариком в глаза, что-то холодное пускать иглой по венам. Но сознание куда-то все равно уплывало, и он позволил себе наконец расслабиться и поплыть вслед, отключаясь от мутившей его действительности.       На больничной койке Кирилл провалялся ровно три дня. Как он и думал, ничего страшного и непоправимого с ним не случилось. Лечащий врач заверил, что Кир - настоящий везунчик и, должно быть, родился в рубашке, раз отделался малой кровью после такой серьезной аварии: всего лишь ушиб ребер и грудной клетки второй степени, да легкое сотрясение мозга. Ни переломов, ни открытых ран, ни внутренних кровотечений на обследовании обнаружено не было, хотя его вдоль и поперек просветили рентгеном и МРТ. Да он одной крови и мочи на анализы сдал несколько литров. А вот новенькой машине и, правда, пришла пизда, и насколько Кирилл был в курсе дела - Алекс приходил в клинику навещать с последними новостями - ее уже отбуксировали на стоянку для дальнейшего разбора на запчасти.       Отец, конечно, исходил на говно, буквально рвал и метал. А он, лежа под капельницей и лениво наблюдая за тем, как желтоватая жидкость лекарства капает в подвешенном пластиком мешке, лишь криво ухмылялся, пропуская мимо ушей ругательства в свой адрес. Оно того стоило, хоть и не было заранее спланировано: видеть, как отец в кровь долбит кулаком стену палаты - еще то наслаждение, особенно после того, как он испоганил Киру всю личную жизнь. Не то чтобы он совсем не думал об Антоне в эти долгие недели, да даже здесь, обколотый под завязку обезболивающими и седативными, но определенно точно гнал от себя все, что хоть близко было связано с ним. Потому что решил - возврата к прошлому нет и не будет, и лелеять в душе воспоминания о славных деньках, когда они играли в отношения, ни к чему хорошему его в дальнейшем не приведет. Жизнь уже покатила вперед, ни шатко ни валко, но как бы то ни было. Когда-нибудь он его забудет. А пока он хотел для себя только одного: отделаться от навязчивой родительской опеки и съехать на свою квартиру.       - Кирюш, ты себя как чувствуешь, дорогой? Ужинать будешь? Там тетя Вера твое любимое приготовила и стол уже накрыла, - мать как всегда без стука и без приглашения вошла в комнату, зачем-то приложила ладонь к его лбу, словно он последние дни только и делал, что страдал от повышенной температуры, и вопросительно заглянула в глаза. Ну, привет еще один прекрасный вечер в кругу семьи.       - А у меня есть выбор? - Кир отложил учебник, который силился читать, потянулся всем телом и встал с кровати. Он часа полтора как приехал из универа. Возвращение после каникул в стены, которые напоминали ему слишком уж о многом, далось невероятно тяжело. Казалось бы, вот поверни он голову и увидит, как Савранский шествует от кабинета кафедры к учебной аудитории, как там кладет портфель на стол, окидывает высокомерным взглядом притихших студентов... - Ты же задолбишь своей вдруг проснувшейся материнской заботой. Прекрасно я себя чувствую, лучше не бывает!       - Пока не буду на сто процентов уверена, что ты не загнешься от голода, ты никуда не съедешь. И не мечтай.       - Ага, об этом и речь. Я хочу съехать отсюда нахрен, значит, я буду ужинать. И завтракать, и обедать, и полдничать! Я не собираюсь загибаться, если ты этого еще не поняла.       - Я поговорила с отцом, и разговор этот, поверь, был не из легких. Если ты не будешь больше гонять и подвергать свою жизнь опасности, не будешь пить и закатывать вечеринки, встревать в сомнительные истории, отбрасывающие тень на твою репутацию и пропускать учебу, то сможешь переехать, как только врач даст добро.       - Да он уже дал добро, когда выписал меня еще неделю назад! Что вам, блядь, еще надо-то? Может, консилиум соберете? - выкрикнул он, выходя из комнаты в коридор, чтобы спуститься на первый этаж в столовую, где его ждал очередной бесконечно длинный унылый семейный ужин.       Словами было не передать, как его заебал этот отчий дом, в котором у него не было своего угла и личного пространства. Они все еще подозрительно косились на него, прислушивались к его разговорам по телефону, как будто бы только и ждали случая, когда он снова по-крупному облажается и даст маху. Кирилл готов был дать руку на отсечение, что за ним велась слежка за пределами дома - даром, что кроме врачей клиники и университета он нигде не бывал. Гонки теперь были под строгим запретом, как и походы в ночные клубы. И вся его жизнь за какие-то последние четыре недели (именно столько прошло времени с отъезда Савранского) свелась к бегу от точки А в точку Б и обратно.       Но высочайшее добро благочестивого семейства на переезд он все-таки получил через пару-тройку дней - хоть и убил на это дело тонну нервных клеток - когда вусмерть заебал всех и каждого в отдельности. Отец, хоть и кривил рожу и поджимал в недовольстве тонкие губы, но лично выдал ему ключи от квартиры, снабдив незыблемыми наставлениями и банковской картой с урезанным лимитом. Мать пообещала чуть ли не через день наведываться в гости, следить за здоровьем и питанием единственного и горячо любимого отпрыска. Кирилл молчал, кивал, стискивая зубы и заочно соглашаясь со всем - лишь бы свалить побыстрее и подальше.       И вот в среду вечером, после отмученных пар в университете, он с охранниками отца разгружал машину с небогатыми пожитками: баулы со шмотьем, коробки с книгами и техникой, пакеты из супермаркета со стратегическим запасом жратвы, купленной под неусыпным оком матери. Еще вчера она отправила на квартиру домработницу и теперь его уже законные квадратные метры привели в полный боевой порядок - заезжай и живи, что ему в конечном итоге и было нужно.       Но свободно выдохнул Кирилл только тогда, когда закрыл на замок дверь, выставив на лестничную клетку последнего родительского соглядатая. Что ж, вот он и добился своего, не мытьем так катаньем. Его наконец-то оставят в покое и он будет предоставлен сам себе все двадцать четыре часа в сутки. О, нет, Кир не собирался лезть в сомнительные, дурно пахнущие истории, с него хватило. Он просто хотел для себя тишины, спокойствия и некоторой свободы. Поэтому устало улыбнувшись, он разулся и прошлепал по пока еще не обжитой, со свежим ремонтом однокомнатной квартире. Большая квадратная кухня с итальянским гарнитуром, под завязку набитая бытовой техникой, широкий длинный коридор, дверь в совмещенный санузел с ванной и душевой кабиной и сама комната - огромная, светлая и пустая. Диван и встроенный шкаф не в счет. Море сумок и коробок посередине, которые еще предстояло разобрать. Но это точно не сегодня, сегодня он примет душ и завалится спать. Да и куда ему теперь спешить? Спешить больше некуда и определенно точно не к кому.       Вот уже минут десять кто-то настырно колотил, не иначе как ногой, входную дверь, наплевав с высокой колокольни на раннее утро воскресенья, когда все приличные люди еще спят и видят сны в своих койках. Кир поморщился, нащупал под подушкой телефон, чтобы уточнить время, но и дураку было понятно, что рань несусветная - темень за окном хоть глаз выколи - и, поднявшись на ноги, просочился в коридор. Дверь дернул, не посмотрев в экран видеофона, и уже было открыл рот, чтобы выдать отповедь трехэтажным, но от неожиданного визита даже на мгновение оторопел. Потом нагло облокотился на косяк, сложил на груди руки и недовольно окинул пренебрежительным взглядом незваного гостя.       - Какого хуя ты тут делаешь? Адресом ошибся?       - Да вот, проведать зашел, как обустроился на новом месте. Впустишь?       - Мы вроде как больше не родственники, если мне не изменяет память. Порог дома моего не переступишь, и все такое...       - Давай нормально поговорим, Кирюх, как брат с братом. Ведь не чужие друг другу люди, - Егор стянул с рук перчатки и протянул ладонь. Кир только хмыкнул. - Нехорошо все получилось.       - Ебать, как ты прав - нехорошо. И это еще слабо сказано. Ну, проходи, раз пришел, брат, - он отодвинулся в сторону, пропуская в квартиру Егора. Хлопнул дверью и, не приглашая, пошел на кухню, чтобы включить кофеварку. А потом полез в холодильник найти чего пожевать. Со сном он уже распрощался. Хуй от Гора так просто теперь отвяжешься.       - Смотрю, уже обжился, уютно у тебя тут, - Егор снял дубленку в коридоре, пристроив ее на вешалку, разулся и потянулся следом за Кириллом. В кухне он сел на барный стул и придирчиво осмотрелся по сторонам.       - Угу.       - На мою долю кофе сваришь?       - Давай без вот этого вот мозгоебства, которое ты так любишь, - Кир с громким стуком поставил на стол чашки. - Чего хотел?       - Кирюх, так лучше, поверь мне. Я уже кое-какую жизнь пожил - знаю. У тебя сейчас эмоции через край плещут, но потом и ты поймешь. Не может вокруг тебя столько людей ошибаться. Эти отношения рано или поздно закончились бы, и точно не в твою пользу. Наплюй и забудь. Было и было, черт с ним. Даже я уже смирился.       - Ну, охуеть теперь, вот это новости. Ты смирился с тем, что я пидорас. Круто. Живем дальше, ходим друг к другу в гости, пьем отцовский коньяк.       - Я тебя знаю всю свою жизнь, задницу тебе обосранную подтирал. Ты не такой. С жиру просто бесишься. Кто-то выбирает наркоту, а кто-то как ты - экспериментирует. Всякое в жизни бывает.       - Хах. Тебе ли не знать, это ведь ты всю молодость по притонам и наркологичкам, - Кир разлил кофе из кофейника и сел напротив, обхватив горячую чашку пальцами. Приятно. Он даже прикрыл глаза на секунду, чтобы абстрагироваться от ситуации и вдохнуть поглубже дурманящий аромат.       - И я этим нихрена не горжусь. Но переступил через себя, пересилил и теперь человеком стал. И тебе того же желаю. Все тебе этого желают, а ты возвел нас в ранг своих врагов!       - Спасибо, но я как-нибудь сам разберусь со своей жизнью. Вы и без того уже влезли и испортили все, что можно было испортить. Давай скажи, что это не ты подсуетился и науськал отца? Еще как, твоих рук дело, жопой чую.       - Я и не отрицаю. Скажи спасибо, что этот пидор отсюда ноги унес живым и относительно здоровым.       - Я бы сам тебя потом пристрелил, если бы с Антоном хоть что-то случилось. Я серьёзно.       - И я серьезно. Если не угомонишься, отец тебя засунет в дурку. Он решительно настроен в этом вопросе, пусть мать и на твоей стороне, - Егор отпил из чашки кофе, достал из кармана пиджака пиликнувший телефон, что-то посмотрел в нем и отложил на стол. Кирилл, уже накрученный до предела, нервно вскочил, схватил с полки пачку сигарет и, прикурив, распахнул окно.       - Угомонюсь с чем? Вы, блядь, реально не догоняете, что не Савранский, так кто-то другой? Потому что дело нихрена не в Антоне. Я сам такой. Понимаешь? Меня никто не принуждал, не совращал, не насиловал. Я сам хотел, я сам лег под него. Потому что я - гей. И из Штатов свалил по той же причине, тупо страшно стало, когда осознание всего пиздеца навалилось. Не был готов.       - Значит, гей, - Егор в задумчивости побарабанил пальцами по столу. - Что, правда нравится все это?       - Ты про потрахаться, что ли? - Кирилл весело рассмеялся, выпуская в окно сигаретный дым кольцами. - Ну да, поебаться я не дурак. Но если честно, я не совсем понимаю, какое тебе дело до того, с кем я сплю? Кто ты вообще, блядь, такой, чтобы лезть в мою личную жизнь и указывать мне, с кем я могу быть, а с кем нет? Я тебе не указываю, как трахать жену, вот и ты не суйся.       - Я твой старший брат. И ты не пидор. Можешь забыть об этом раз и навсегда, и не дергаться. Я с тебя глаз больше не спущу, если что-то узнаю - буду действовать своими проверенными методами, чтобы выбить из башки придурь. И постриги уже лохмы, иначе сам обрею.       - Ага, прям щас! Бегу и спотыкаюсь. Нахуй свалил из моего дома, - Кирилл указал рукой на дверь, и Егор, еще немного помявшись на кухне, поднялся и вышел в коридор.       Когда через пару минут хлопнула входная дверь, Кир устало опустился на стул и прикурил еще одну, небрежно стряхивая пепел в чашку, из которой пил кофе брат. Охуенное воскресное утро, что ни говори. Эта чекистская гнида, если что-то задумала и сказала, то так и будет. И дергаться теперь смысла нет, да и особого желания тоже. Куда, блядь, дергаться? Савранский с концами свалил в свою сраную Москву и уже наверняка забыл о своем маленьком сексуальном приключении в этой провинциальной дыре. Как забыл и самого Кирилла. И это совсем ничего, что от одной мысли об Антоне, внутри, как будто кто-то начинал кишки на кулак наматывать и с кровью выдирать. Совсем ничего. То, что ночами прежде чем уснуть, он по кругу прокручивал в голове всю их совместную, пусть и короткую жизнь. Тоже похуй.       Не хватало, пиздецки, не хватало. Как может не хватать воздуха, чтобы вдоволь надышаться, или еды, чтобы от пуза наесться, или сна, чтобы избавиться от бессонницы. И сколько бы Кирилл не гнал от себя навязчивые мысли и образы, сколько бы не открещивался от всего, что между ними было... Он по-прежнему, если не сильнее, любил Савранского и скучал по нему.       - Что б тебя там в твоей ебаной столице в морской узел завязало, сука.