Бусый лёд

      В группе М-3 числилось двадцать три студента: пятнадцать девушек и восемь парней. Антон пробежался глазами по всем фамилиям, написанным крупным разборчивым почерком Семеновой Екатерины, остановился на жирном «отсутствует» напротив «Захаров Кирилл» и весело хмыкнул, вспомнив про некую Кирочку. Перемена началась некоторое время назад, оглушив неимоверным дребезжанием звонка, Антон посмотрел на часы — до начала третьей пары оставалось минут десять. Он, сунув тетрадный лист в портфель, решил заглянуть в кабинет к всезнающей Томочке. Вот кто мог дать ему справку буквально по всем насущным вопросам.        Вообще Томочкой все называли дородную, истинно русскую женщину Тамару Васильевну Котову, которая числилась на факультете куратором. Она была несколько вульгарна что в разговорах, что в одежде, и даже где-то хамовата. Ее громкий, раскатистый, чуть хрипловатый, прокуренный смех можно было слышать изо всех уголков четвертого этажа университета. Антону она не нравилась, он вообще не жаловал подобных женщин, а конкретно эту… она просто была ему неприятна.        В кабинете кафедры Томочка, сидя за столом в неприлично короткой для ее возраста и тела юбке, тыкала длинным нарощенным ногтем в сенсорный экран планшета, что-то тихо бормоча себе под нос. Антон, заглянув за ее массивное покатое плечо, наткнулся на разложенную на зеленом фоне «Косынку». Заметив его, дама тут же выключила игрушку и расплылась в широкой улыбке.       — Ой, Антон Борисович… а что, пара уже закончилась?       — Томочка, а скажите мне, вы такого студента, как Захаров Кирилл, знаете? — Антон присел на краешек ее стола, вертя в пальцах карандаш, которым он обычно делал пометки в блокноте для лекций.       — Да кто ж его не знает, Антон Борисович. Его весь город знает. А, вы ж не местный, я все забываю. Кирюша - сын нашего мэра, поэтому сами понимаете… — она скривилась и причмокнула накрашенными в ярко-красный губами.       — Вон оно что. Отчего же сын мэра учится не где-нибудь в Европе в одном из именитых университетов? Оксфорд, Кембридж? На худой конец, Сорбонна?       — Учился два года в Америке, что-то связанное с бизнесом, потом вернулся. Прошлой зимой, во втором семестре.       — Выгнали? — Антон скептически приподнял бровь и, усмехнувшись, привстал со стола.       — Кто ж знает? Но оценки у него хорошие, всегда все сдавал сам, ну насколько я знаю, — Томочка пожала плечами.       — А часто он пропускает занятия?       — Да никто не жаловался. Бывает, конечно, не без этого. Они обычно с Сашей Ивановым вместе: или оба на парах или оба гуляют. Друзья - не разлей вода.       — А Саша Иванов - это случайно не Алекс, такой здоровый парень со стрижкой забавной?       — Точно, его все так называют — Алексом. Даже преподаватели.       — А он у нас чей сын будет?       — Так начальника городской полиции, — несколько возмущенно ответила Томочка, как будто такие вещи обязан был знать каждый, и это даже несколько непростительно, такое явное невежество.       — Чудная компания подобралась. Вот только, боюсь, я несколько равнодушен к местному истеблишменту. Вы доведите, пожалуйста, до всех, что я не буду закрывать глаза на пропуски. И просто-напросто не допущу потом к сессии.       — Вы бы это, Антон Борисович, в конфронтацию с ними не вступали. Все равно их никто не отчислит — ясно как божий день. А вам только неприятности. Принципы - это хорошо, но оно вам надо, наживать головную боль? Вы же еще молодой, сами не так давно учились: вечеринки, девчонки — не до лекций. Поставите зачет и все, пусть себе катятся дальше.       — Спасибо за ценный совет, Тамара Васильевна. И что б я без вас, сердобольной, делал?        Антон, не прощаясь, несколько резко и раздраженно открыл дверь кабинета и вышел в бурлящий от смеха и гомона студентов коридор. Недовольно поджав губы, он окинул взглядом доску объявлений и расписание факультета, потом его глаза устремились к кусочку унылого парка с серым низким небом, разделенного вертикальными полосами жалюзи, который отчетливо виднелся в квадрате пластикового окна на бежевой стене, и только потом зашел в почти пустую аудиторию. До звонка оставалось минуты три, он вынул блокнот из портфеля, сделал пару пометок к следующей лекции и выжидающе сел на жесткий стул, который под ним пронзительно скрипнул. Пребывая в легкой задумчивости, он даже не сразу заметил, что началась третья пара, и студенты потянулись из коридора к своим партам.       — Итак, продолжим, — сказал Антон, когда все расселись по местам и перестали шуршать тетрадями. — Напомню, что на первой лекции мы рассмотрели само понятие рекламы. Сейчас же мы поговорим об истории ее возникновения. Зачатки современной рекламы сопровождают человечество уже много веков. При этом, долгое время вообще не осознавались, как выражение одного явления. Некоторые из этих форм можно считать прообразом современных видов рекламы…        Прошло минут двадцать с начала лекции, Антон уверенно диктовал даты, сыпал фактами и приводил примеры. Игривый настрой после разговора с Томочкой сошел на нет, поэтому он не позволял себе каких-то отступлений от сухого и несколько скучного изложения материала. Антон неспешно прохаживался вдоль окон в узком ряду аудитории, нет-нет да и посматривая на то, как внизу от сильного ветра клонятся к земле тощенькие деревца набережной, когда дверь без стука открылась, и вошел он. Нет, даже в самом кошмарном сне ему не могло бы привидеться, что Захаров Кирилл окажется таким. Но кто еще мог так бесцеремонно вломиться без стука и без вежливой просьбы войти? Как-то совсем не вязался нарисованный в голове образ уличного гонщика и сына мэра с тем, что он увидел. Антон замолчал, глядя в упор на парня, который не обращая на него внимания, пошатываясь, прошел под редкие смешки и громкие приветствия к парте, за которой сидел Алекс, и, пожав тому руку, как подкошенный упал на стул.       Антон продолжал молчать, разглядывая Захарова, и ему было в этот момент абсолютно плевать, что глаза его, пожалуй, дольше положенного и более чем пристально и оценивающе задерживаются на незнакомом парне. Он отчего-то думал, что сын градоначальника провинциального города будет другим. Не таким… таким необычным для этого места. Высоким, пожалуй, что чуть выше его самого, со стройным гибким телом, которое можно было легко угадать даже под слоем свободных футболок и небрежно накинутой куртки. С чертовски прямыми, не лишенными приятной округлости мышц, ногами, которые словно вторая кожа, обтягивали черные, невозможно узкие джинсы с белыми высокими кроссовками от известного лейбла. Но что больше всего поразило Антона, буквально до глубины души, настолько это было редко увидеть в своей аудитории — это длинные, ниже лопаток, гладкие русые волосы, явно ухоженные до блеска в лучшем салоне города, обрезанные настолько ровно, что казалось, о них и самому можно было обрезаться. Довершали небрежный, но безусловно дорогой образ объемный белый рюкзак и ярко-желтая шапка-мешок, которая не отпускала взгляда ни на мгновение, и что больше, она ему до безумия шла. Антон прикрыл глаза, отвязываясь от успевшей впечататься в память картинки, и глубоко вдохнул.       Поняв, что тишина затянулась, и что он своей неоднозначной реакцией вызывает недоумение у студентов, Антон, ругаясь про себя и на себя распоследними словами, попытался собраться с мыслями, которые неожиданно разбежались. Настолько он был впечатлен внешностью и пока еще неизведанной личностью этого загадочного, но определенно точно потрясающе красивого Захарова Кирилла. Да так сильно, что его такое зло разобрало, что Антон, приняв самый сволочно-высокомерный вид, строго спросил:       — Я так понимаю, вы Захаров Кирилл?       — Да, — произнес парень, не отрывая головы от парты, на которой теперь уже лежал.       — Встаньте, пожалуйста, когда разговариваете с преподавателем.       — Мне и так неплохо. — То, что Антона нагло игнорировали, било по нервам и самолюбию, он стиснул кулаки в карманах брюк и раздраженно прищурился.       — И все-таки настоятельно рекомендую вам встать, Захаров, если не хотите закончить день увлекательной беседой с деканом.       — Бляяя, — потянул Кирилл и нехотя встал, по-прежнему опираясь на парту, видимо, и, правда, всю ночь производил возлияния горячительным, да так, что до сих пор еле стоял на ногах. — Ну и? — Их глаза встретились, и Антон еще раз с неким ошеломлением отметил насколько те, другие, были красивы и чисты, пусть и с откровенной наглостью и пренебрежением в своем выражении, но этот яркий серо-голубой, почти один в один, как у него самого взгляд, пробирал до мурашек.       — А теперь возьмите свои вещи и выйдите из аудитории. И будем считать, что вы прогуляли обе моих лекции.       — Но я пришел.       — Я вам не давал своего разрешения войти и присутствовать. Выйдите.       — Да вот нихуя.       — Эй, Захар, ты чего? — дернул своего друга Алекс, но тот отмахнулся от его руки и плюхнулся обратно на стул.       — Если не выйдете вы, уйду я, и тогда лекция пропущена будет у всей группы. А это приведет нас к тому, что в пятницу будет замена семинара на пропущенную лекцию, а в следующую среду вас ожидает две пары семинара, к которому вам предстоит приготовиться самостоятельно.       — Ну, ты и мудак!       — И потрудитесь, Захаров, в следующий раз не опаздывать, а то так и до отчисления недалеко, — тут для Антона было уже делом принципа — не спасовать перед отвязным парнем, ему было все равно, что, похоже, он только что приобрел себе некое подобие врага, который наверняка будет портить его существование.       — Да ты вообще знаешь, кто я? — это Захаров уже сказал, когда схватил с парты рюкзак и направился к выходу.       — Для меня пока абсолютно никто, всего лишь студент, который наплевательски относится к учебе. И позволяет себе излишнюю грубость по отношению к преподавателю.       — Да я…       — Если вы о своем отце, Захаров, то я наслышан, но это еще не делает вас кем-то особенным. Вы пока для меня ноль без палочки. Всего доброго.        Дверь хлопнула так, что удивительным показалось, как она еще не слетела с петель, но вот кусочкам известки с потолка все же посчастливилось осыпать пол аудитории белесым налетом. Антон нервно одернул пиджак, впервые он вступил в такую перепалку со своим студентом за все время своего преподавания. Бывали, конечно, конфликты и раньше, но чтобы так... нет, такого не было никогда. А судя по реакции парня, то ли еще будет…       — Зря вы так, Антон Борисович, — Алекс было подорвался что-то ему объяснить, но Антон предостерегающе вскинул голову, давая понять, что слушать не будет.       — Что ж, продолжим… — он взял себя в руки и уверенным взглядом обвел притихших студентов, теперь даже Алекс пытался казаться меньше и незаметнее, и не нарываться на неприятности. — Рекламная информация играла роль сообщения о чем-либо: о событии, сервисе или товаре, вплоть до начала девятнадцатого века, после чего начался качественный скачок в развитии рекламы…        Домой Антон вернулся в пять вечера выжатый как лимон. Одно наложилось на другое, его весь день не отпускало от утреннего инцидента с Захаровым, потом ему пришлось присутствовать на скучнейшем заседании кафедры Управления, а позже распивать чай и разглагольствовать на отвлеченные темы с деканом факультета. Не то чтобы он был против потрепаться о внутренних интригах университета вкупе со сплетнями о ректорате, просто жутко хотел есть и до темноты перед глазами спать. Прошлая бессонная ночь давала о себе знать резью под веками и тупой болью в затылке. Едва переступив порог квартиры и наскоро раздевшись, Антон, в очередной раз забив на разбор многочисленных, грозящих в любой момент обвалиться, коробок, рухнул на матрас и почти сразу же вырубился.        Проснулся через два с половиной часа с тяжелой головой и мутным слезливым взглядом. Посмотрев на часы на телефоне, Антон, едва передвигая ногами, поплёлся на кухню, чтобы выпить кофе. Он снова, какой уже день подряд, не заехал в магазин, а теперь и вовсе не хотелось высовывать носа из дома. Только не в такую погоду. Выглянув в окно, которое расчерчивали ломаные линии дождя, Антон поежился и вернулся к матрасу — придется в очередной раз довольствоваться сомнительными суши на заказ. Открыв крышку ноутбука, он уже привычно ввел номер банковской карты, номер телефона и адрес в бланк заказа на сайте мини-ресторанчика, через полчаса он сможет впервые за день поесть, пусть и не так, как хотелось бы, но на безрыбье, как известно, и рак рыба.        Когда с ужином было покончено, Антон нашел в себе силы разобрать коробки с книгами и вещами, достал и отутюжил плащ и полупальто, и несколько кардиганов на случай экстремальных погодных условий, что в этом городе были не редкостью. Он почти до одиннадцати разбирал одежду и всякие мелочи, расставлял их на полках в ванной комнате, развешивал во встроенную гардеробную, которую ему установили на удивление быстро. И даже успел передвинуть и застелить постельным бельем матрас, и сегодня ему наконец-то предстояло спать почти в здоровой атмосфере нового жилища. На самом деле, осталось только дождаться доставки дивана и низкого журнального стола, и можно будет с уверенностью сказать, что переезд успешно состоялся.       Ближе к двенадцати его от дел отвлек знакомый звонок Скайпа, проигнорировать не получилось, да и не особо хотелось, только не Арти. Его задушевный друг, с которым они когда-то прошли все огни, воды и медные трубы столицы, единственный, кто мог его беспокоить в любое время дня и ночи без последствий. Поэтому отнеся ноутбук в зону кухни, Антон сел в удобное кресло за обеденный стол и нажал на зеленую кнопочку приема.        На экране тут же замаячило улыбчивое лицо Арти, его глаза горели и сверкали привычным весельем, волосы обычно тщательно уложенные в прическу, были растрепаны, но такое друг позволял себе только находясь дома, когда его никто не видел, естественно, кроме Антона. Потому как Антон видел Арти еще и не в таком плачевном состоянии.       — Чмоки, мой сладкий медовый пряничек, как ты там без меня на чужбинушке?       — Привет. Тебя очень не хватает, козлик. Ты обещал как-нибудь выбраться ко мне, на выходных. Пора бы уже, иначе я тут свихнусь без твоего позитива. Я очень соскучился.       — Я помню, но тогда тебе еще не привезли диван, а спать на полу, пусть и в твоих крепких объятиях, боюсь, потом у меня по всему телу будут синяки. И кому я такой весь помятый буду нужен? — Арти привычно и очень органично манерно жестикулировал, в его ухоженных пальцах туда-сюда маячила тонкая длинная сигарета.       — Матрас уже доставили, я даже его заправил новым бельем, диван на днях. Я распаковал почти все вещи. Так что, можешь смело бронировать билет на самолет, вряд ли ты рискнешь ехать поездом, — Антон подзадоривающе расплылся в улыбке и приподнял бровь.       — Я и поездом? — Арти скривил симпатичную моську и выдохнул струю дыма прямо в веб-камеру. — Тони, ты меня расстраиваешь. Что у тебя с лицом и что с твоим настроением? Давай плакайся, видишь, я уже подставил тебе свое дружеское плечо, пусть некрепкое и, может быть, не совсем мужское, но какое есть. — Антон посмотрел на оголенные хрупкие плечи Арти, с которых очень художественно и словно бы невзначай спускались тонкие бретельки какой-то яркой кофточки.       — Да не бери в голову, нормально все. Обычные серые будни и хреновая погода. Так что, одевайся теплее и не забудь зонт.       — Брать в голову это почти единственное, что я хорошо умею делать. Ну, а теперь шуточки-прибауточки в сторону. Говори, что случилось. И не вздумай мне врать.       — Да так, рабочие моменты — поцапался с одним студентом.       — Что за студент? — Арти придвинулся ближе к экрану, и теперь его лицо заполняло все диалоговое окно Скайпа, Антон всмотрелся в него, отмечая едва заметный легкий макияж, чуть подведенные карандашом глаза орехового цвета и тушь на и без того длиннющих ресницах.       — Сын мэра.       — Вау! Умеешь же ты встрять. И как он? Сказочный или просто дурак?       — Да не в этом дело, Арти, что ты сразу об одном.       — И что за нервы, тем более на меня? Не темни, пряник. Я тебя знаю, как самого себя. Если у тебя такое лицо…       — Нормальное у меня лицо.       — Знаешь, — Арти хлопнул в ладоши, — а давай ты сам приедешь в Москву, и мы сходим в клуб. По тебе все соскучились, и я, между прочим, больше всех. А тебе надо потрахаться, сколько ты уже без секса?       — Полтора месяца, — уныло заключил Антон и оглянулся в поисках хоть какой-нибудь заначки сигарет.       — Вот! У тебя такого воздержания с момента лишения девственности не было. Отсюда все болезни и нервы, говорю тебе, как доктор.       — Сам-то как?       — Мур-мур, ну, у меня все отлично, ты же меня знаешь. Нашел тут одного парнишу, пришел ко мне в салон стрижку делать. Вполне себе в моем вкусе.       — Гора мышц и ноль интеллекта?       — Фи, не совсем. Мышцы есть, ума, кстати, тоже не занимать. Весь культурный и любит оперу. Он на Московской бирже играет. Короче, с баблом проблем нет, так что, я пока весь в шоколаде. Дюшенька у меня жеребец, трахает до звезд перед глазами. Я доволен.       — В чем подвох? Он женат?       — Нет, и почему сразу подвох? Мне что, повезти не может? — блестящие губы возмущенно надулись, Арти расстроенно отвернулся на пару секунд, но потом вновь вернулся в радостное настроение. Он вообще не мог долго обижаться.       — Конечно, может. Свято место пусто не бывает. Счастлив за тебя, козлик. Какие еще там у вас новости?       — Да какие тут новости? Что мне тебе все сплетни гей-тусовки пересказывать - кто, кого и как? Ты мне лучше про своего студента расскажи.       — Со студентами покончено, мне одного раза хватило, чтобы впредь думать головой, а не членом.       — Тааааак, с этого места подробнее, — Арти потыкал пальцем в экран и, сложив руки на груди, сел в позу: «готов внимать». — А то тут у тебя оговорочки уже по Фрейду. Я ведь о другом спросил, Тони.       — Знаю я, о чем ты спросил. Я не связываюсь с натуралами, ты же меня знаешь.       — Натюрелька, значит, интересненько, и что?       — Да ничего, Арти, ты достал. Я поклялся, что больше никогда не свяжусь со студентами и прочим неопределившимся молодняком. Зачем? Когда есть куча свободных пассивных мальчиков, которые не прочь вступить в ни к чему не обязывающую связь.       — Ну, Тони… нуууу, пряничек…       — Ладно, я бы его трахнул. Это хотел услышать?       — Да. И какой он?       — Необычный для этих мест. Красивый.       — На страшных у тебя и не вставал никогда.       — Сейчас у меня встанет и на столб фонарный.       — Так прижало, бедненький? Может, тебе по старой дружбе помощь оказать? Скорую неотложную.       — А как же Дюшенька?       — Мы ему не скажем. Это секретики девочек.       — Я подумаю, ты для начала сюда приедь.       — Считай, я уже пакую чемоданы.       — Не-не-не. Арти, один чемодан, только один. Тут нет развлечений, тут и клубов-то толком нет, не надо брать с собой весь гардероб, не на Лазурный берег едешь.       — Совсем нет? Как же они там выжили, неандертальцы?       — Могу сводить в местный театр, но имей в виду, что это далеко не «Большой».       — Уже страшно. Поди вокруг тебя одни гомофобы?       — Не без этого.       — О, пряник, возвращайся домой, я тебя умоляю. Ты там загнешься. Нельзя так кардинально менять образ жизни, это не по тебе. Мне ли не знать.       — Я подписал трудовой договор до конца учебного года, раньше мне не вырваться. И да, я уже сто раз успел пожалеть, ты ведь это хотел услышать?       — В пятницу буду, приеду спасать. А теперь я побежал, Дюшенька должен приехать. Чмоки, тебя, Тони, во все твои гладкие потайные местечки. Люблю тебя.       — И тебя туда же, я тебя тоже люблю. Позвонишь, как возьмешь билет.       — Хорошо, пряничек.       Арти отключился, Антон еще долго смотрел на потухший экран с логотипом Скайпа. Хотелось курить, неистово, еще хотелось быть не здесь, а в компании всегда радужного друга, слушать его веселую трескотню и пошлые шуточки. Слушать о том, каким мудаком оказался очередной его ухажер и о том, что лучше Тони нет никого на свете. Антон скучал по этому, скучал по Москве и по былому окружению, пусть оно иногда и доставало до тошноты, и ему казалось, что он все это уже перерос.