Бусый лёд

      Сегодня было солнце, бледное, по-настоящему осеннее, оно едва держалось на полотне прозрачного, будто дрожащего голубого неба, выпаривало остатки рваного молочного тумана, запутывавшегося в пожухлой траве, ослепляюще било по глазам и высвечивало малейшие выбоины на неровном асфальте дороги. Кирилл, широко зевнув, уронил голову на руль — подняться в такой ранний час было подобно маленькой смерти, но его словно что-то подзуживало вскочить в семь утра и поехать в универ. Он то и дело расплывался в глупой широкой улыбке, предчувствуя что-то небывало хорошее, заставляющее быстрее бежать по венам кровь. И то ли это было следствием ожидания информации о Савранском, которую он должен получить уже сегодня вечером, то ли пятничной встречи с уже особо полюбившимся преподом — в любом случае, он определенно чего-то с нетерпением ждал.        Заехав по пути в МакДак за большим стаканом черного кофе, который он поглощал литрами, Кирилл очутился на пустой стоянке торгового центра. Огромное остекленное здание, находившееся на противоположном от университета берегу мутной городской реки и занявшее собой некогда пляж, еще не проснулось и стояло нелюдимое, с наглухо закрытыми раздвижными дверями многочисленных входов. Да и все вокруг еще мирно спало: толстые курлыкающие голуби у бордюров, дворники-таджики в оранжевых куртках и даже пешеходы, что редкими ручейками вяло передвигались по тротуарам к автобусным и трамвайным остановкам, и те были сонными, будто бы погребенными под слой начавшей опадать золотой листвы.        Но несмотря на все это, утро было чудесным: приятным и теплым, словно у лета открылось второе дыхание, словно не было затяжного дождливого августа и еще вчера — мерзостной слякоти под ногами. И даже проблема с Алиевым-младшим виделась не такой серьезной, как ему думалось вечером. Он был настолько всем доволен, что, наверное, смог бы простить идиотскую выходку и разбитую машину, смог бы, но не станет. Ему не нужны были разговоры за спиной о его трусости и мягкотелости, нет, рано или поздно он поставит Магу на место, и именно то, которое он заслуживает.       Не спеша подъехав к зданию университета, вокруг которого уже кипела своя жизнь в лице прогуливающих первую пару студентов, Кирилл весело рассмеялся — на его месте опять стояла машина Савранского, и снова он, как и вчера перегородил ей выезд с парковки своей кислотно-зеленой, затюнингованной под завязку Импрезой. Пусть помучается, побегает по этажам и поищет его, прежде чем уехать домой. У самого Кирилла сегодня было пять пар и он планировал высидеть их все до победного конца, сейчас должна была как раз начаться вторая, так что, день обещал быть весьма насыщенным и долгим.        У входа в учебный корпус его перехватил как всегда бодрый с утра и несколько удивленный его ранним присутствием Алекс, и жизнь от этой будничной мелочи и дружеского: «Привет», показалась еще прекраснее. Они уже вместе, увлеченно обсуждая предстоящий на выходных заезд, поднялись на второй этаж, где должна была вот-вот начаться лекция. И он даже в какие-то моменты отвлекался от телефона и слушал, как что-то вещает с кафедры то один, то другой преподаватель, а иногда и записывал за ними особенно заинтересовавшие его мысли. И хотя весь день проходил в пьянящем ожидании какого-то чуда, что заставляло каждый раз дергаться, когда в дверь аудитории кто-то стучал, и это всегда оказывался какой-то опоздавший на лекцию кретин, он мог бы с уверенностью сказать, что не был разочарован.        Правда, ближе к обеду Кирилл начал терять былой запал, его все это время никто не доставал, не вызывал с лекций и на сволочного препода он не натыкался даже тогда, когда специально маячил на переменах около кабинета декана, все больше страдая от безделья и бездействия, он даже пару раз заглядывал на кафедру Управления под какими-то совершенно надуманными ерундовыми предлогами. Там он успел пообщаться со всегда охочей до праздных разговоров и сплетен Томочкой, которая между делом обмолвилась, что у Савранского есть пары у других потоков в соседнем корпусе. Кирилл готов был ждать, он и сам не мог сказать почему, но увидеть вытянутую московскую рожу хотелось до дрожи.       — Все никак не успокоишься? — спросил Алекс, разжевывая очередной леденец, на этот раз яблочный. Они как раз вышли из душной аудитории и спустились вниз на улицу, навстречу яркому солнцу и теплому освежающему ветерку. Большая перемена только началась и времени было достаточно, чтобы успеть и покурить, и перехватить чашку кофе из автомата, а если постараться, то можно было скататься до МакДака за парочкой гамбургеров. Но есть Кириллу совсем не хотелось, не сегодня, поэтому он ограничился большими дозами никотина и дружеским нытьем Алекса.       — Ты об Алиеве? И не успокоюсь, пока не решу проблему. Ты же меня знаешь. Я думаю, подставить его на заезде, пожертвую Импрезой ради правого дела.       — Не о нем. А о том, кого ты весь день высматриваешь, того и гляди шею свернешь. Кир, нахрена? Зачем ты ему опять тачку заблокировал?       — Ааа, ты о Савранском. Хочу.       — Ну, блядь, если ты хочешь, то конечно. Но, по-моему, это пиздец как тупо, начать бодаться с преподом. Он высокомерное мудло, тут не поспоришь, но нахуй нужны эти терки? И без того проблем выше крыши.       — Ему немного веселья в размеренной жизни не помешает. Да и мне, а то местные рожи уже в печенках.       — Сидел бы тогда в своих любимых Штатах, чтобы на наши рожи не смотреть.       — Ну, блядь, ты еще огорчись, как четкий пацан.        Шла четвертая пара — нудная и определенно точно ему ненужная Логистика, которую вел не менее занудный дед Белокобыльский. От его старческого дребезжащего голоса Кирилл всегда неизменно погружался в какое-то странное состояние полудремы, которую в этот раз как рукой сняло, когда дверь резко открылась и в аудиторию влетел злой как черт Савранский. Прищурившись своими еще вчера равнодушными глазами, Антон Борисович обвел группу студентов пристальным взглядом, надолго задержавшись на нем. Кирилл сидел в своем привычном заднем ряду, рядом с Алексом и делано увлеченно читал пост-обзор о новом тюнинге автомобилей в блоге московских дрэг-рейсеров, хотя на самом деле, его чуть не подбросило над стулом, когда он увидел того, кого ожидал весь этот нескончаемо длинный день.       — Кха-кха, — привлек к себе внимание престарелый и удивленный донельзя преподаватель, — Антон Борисович, вы что-то хотели? — Савранский вмиг подобрался, улыбнулся совершенно обескураживающей улыбкой и, небрежно сунув руки в карманы узких брюк, подошел к Белокобыльскому.       — Аркадий Семенович, да, извините, что прерываю ваш интригующий монолог, но не могли бы вы одолжить мне буквально на несколько минут студента Захарова?       — Эээ, конечно, Антон Борисович, если он вам так нужен. Захаров, можете выйти.        Кирилл казалось только и ждал этого момента, он выскочил из-за парты, не дослушав очередной вопрос-окрик Алекса и тут же понесся следом за уже вышедшим из аудитории Савранским. И как бы ни силился он не улыбаться, но губы решили жить отдельной от него жизнью. Как будто родители купили ему давно обещанную игрушку — радости столько же, если не больше, еще немного и его к чертям разорвет. Так они и шли молча, Кирилл позади, стараясь совсем уж не походить на идиота, уперевшись глазами куда-то между лопаток на прямой спине препода, а Савранский впереди, прокладывая путь на первый этаж, а дальше из здания на парковку.       — Значит так, господин Захаров, скажу один раз, надеюсь, вы понятливый, коль скоро обучались в Беркли. По правилам университета, парковка в данном месте предназначена для преподавательского состава, и отныне это место мое, — Савранский ткнул пальцем в свою машину, — и не надо мне мелко гадить, подумайте лучше о том, что непосредственно от меня зависит ваше будущее в стенах этого учебного заведения. Так что, чтобы вас тут больше не стояло. Убирайте вашу распрекрасную Субару отсюда к чертовой матери, я спешу по делам.       — Серьезно? — Кирилл не смог сдержать довольного смешка, он встал напротив и сейчас, не стесняясь, рассматривал холеное строгое лицо, отдавая должное его броской привлекательности, острым углам скул и пусть даже где-то высокомерности в стальном взгляде. — Вот это новости. Антон Борисович, это где ж такое написано, в каких-таких сводах университетских законов? Что-то не припомню. И я здесь стоял раньше вас, уважаемый, придерживайтесь очереди, мы же с вами в цивилизованном обществе живем.       — Не паясничайте, Захаров, вам не к лицу. И не низвергайте себя до местного быдла. Отгоните, пока еще по-хорошему, свою машину. — По впалым щекам Савранского стали расплываться ярко-красные пятна гнева, а как загорелись глаза, словно бы вспыхнули, но Кирилла уже было не остановить, он решил добить этого зарвавшегося москвича. Черт, как же ему было хорошо, кто бы только знал.       — У меня лекция по важному предмету, Антон Борисович, простите, но каждая минута промедления подобна смерти. Чуть позже, минут через сорок пять, я весь к вашим услугам, — и, сделав пару шагов назад, Кирилл развернулся, но уходить явно не спешил.       — А ну, стоять, Захаров! Если ты сейчас же не уберешь свою гребаную тачку с моей дороги, я вызову эвакуатор. И потом будешь ее искать по всем штраф-стоянкам города.       — Мы уже на «ты»? А как же субординация? Студент — преподаватель и тэде… — лениво потянул Кирилл и снова обернулся к Савранскому, — я думал, тебя вывести из себя будет сложнее. А масочка-то оказалась слабенькой на поверку, вон уже и вся твоя зажравшаяся Москва из щелей повылезала. Ты вызывай-вызывай эвакуатор-то, а я побежал на лекцию. Увидимся завтра на семинаре, — и Кирилл, довольно насвистывая под нос, махнул рукой и пошел по узкой дорожке ко входу.       — Вот же пизденыш, — со злости ударив ногой по колесу Импрезы, Савранский выхватил из кармана телефон.       — А я все слышал.       — Ну, подай на меня теперь в суд за оскорбление твоей недоличности.       — Зачем? Так интереснее. Ты, Антон Борисович, вносишь в мою скучную жизнь немного треволнений. Мне нравится.       — Не разочаруйся, Захаров. Не перед тем ты бряцаешь своим высоким положением, ведь ты даже не знаешь, кто я.       — А вот об этом я буду готов поговорить завтра. Хорошего дня.        Ох, как же у него внутри бурлила кровь после этого короткого разговора, он буквально влетел в аудиторию под недоуменным взглядом Белокобыльского и любопытных одногруппников, и со всего маха приземлился задницей на стул. Больше всего его достал Алекс, который с завидным упорством до конца лекции выспрашивал, что случилось и как все прошло, на что Кирилл только загадочно улыбался и отшучивался. Да и что он мог сказать? Что от одного вида разозленного Савранского у него словно крыша куда-то не туда сворачивает и тут же хочется снова уколоть, и посмотреть на реакцию, и придумать новую пакость? А еще хочется, как последнему придурку, хохотать до слез?       Вот только хохотал Кирилл позже, когда на последних минутах последней пары на его телефон пришло сообщение о том, что его машина ожидает своего владельца на штраф-стоянке в отдаленном спальном районе города. Алекс только покрутил пальцем у виска, когда узнал, что после лекций они вместе едут на его спортивной Ямахе за Кирилловой Субару. Друг даже отвесил ему пару шуточных подзатыльников и сказал трехэтажным все, что он о нем думает, да только Кирилла распирало такое отличное настроение, что ему были по боку чужие мнения. У него на все было свое.        Эту же мысль он немного позже пытался донести до брата Егора, который встретил его в кабинете весьма сдержанно, если не сказать холодно. Он посадил Кирилла на стул перед своим рабочим столом и долго изучающе смотрел в глаза, пытаясь что-то найти или рассмотреть. Его большие руки лежали поверх папки, до которой так хотелось дотянуться, вот только поведение родственника останавливало и чуть даже сбивало обычную спесь.       — Ну и? Долго в гляделки играть будем? Ты инфу нарыл? У меня коньяк в машине, две бутылки, как договаривались — выдержанный, коллекционный, буквально от сердца оторвал, — он попытался улыбнуться, но вышло криво.       — Ты на машине? Отвези меня домой, а то я сегодня лишнего махнул, не хочется подставляться под гаишников, — Егор поспешно встал, сунул папку в сумку, и накинув на плечи помятый плащ, открыл дверь. — Ты идешь?       — Мне нихрена не нравится такое начало, — Кирилл встал и вышел из кабинета вслед за Егором. Он все пытался придумать причину такого странного поведения, но в голову толком ничего дельного не пришло.       — Машка с Колькой свалила на пару дней к теще, поехали, посидим выпьем твой коньяк и поговорим.       — Да, бля, Гор, скажи нормально, что ты нарыл? Мне реально страшно от твоего тона. Чувствую себя одним из подозреваемых в терроризме.       — Дома поговорим.        Кирилл нервничал, он и сам не понимал почему и что такого могло быть в этой гребаной папке, что Егора как будто подменили. Может, еще и поэтому он гнал, едва ли не нарушая все мыслимые правила и пропуская мимо ушей возмущенные клаксоны соседних автомобилей. Ему хотелось побыстрее доехать до нового жилого района, где обитал брат со своей семьей, и уж там услышать все то, что могло вывести из строя всегда спокойного и рассудительно Егора. Да, он вообще не мог припомнить, чтобы тот выглядел так отчужденно, словно и не родной.       Они расположились на просторной кухне за столом, на котором сиротливо стояли две рюмки и две те самые бутылки французского коньяка. Егор сидел напротив, задумчиво глядя куда-то в холодильник, завешанный несчётным количеством магнитиков со всех концов света. Кирилл дёргано походил из угла в угол, выбил из пачки сигарету и, включив вытяжку над плитой, глубоко затянулся, пытаясь отвязаться от гнетущей тишины.       — Может уже начнешь? Что за секретная операция? Он что - маньяк-убийца или торговец наркотой? Сбежавший из-под следствия преступник...       — Ты мне ничего не хочешь про себя рассказать? — Егор повернулся в его сторону и еще раз прошелся долгим взглядом по напряженно замершей фигуре Кирилла.       — Я? Про себя? Гор, ты часом не перетрудился на благо родине?       — Что такого произошло в Штатах, что ты бросил все и приехал в середине учебного года?       — Сто раз говорил, что мне стало скучно. Без гонок, без друзей, с их идиотскими правилами и прочей херней. Ну, не мое это, — Кирилл пожал плечами и отвернулся, не нравился ему этот тон и этот взгляд, словно действительно на допросе в застенках ФСБ. — Менталитет у них другой, мне сложно было приспособиться.       — Тебе и сложно? Расскажи это моей соседке, она, может, и поверит. Эту официальную версию я уже слышал, а другую расскажешь?       — Какое это, блядь, имеет отношение к информации о Савранском? — Кирилла стала подбешивать эта ситуация, ему захотелось вырваться из квартиры и куда-нибудь подальше убежать, и он уже раз десять успел пожалеть, что впутал брата, которого всегда было трудно обвести вокруг пальца, в свои разборки с преподом.       — Ты приехал оттуда другой, Кир. Ты изменился. Особенно внешне. Я сто раз говорил, что весь твой вид, он… Да тебя давно бы уже где-нибудь прибили в подворотне, если бы не отец. Вот и Алиева-младшего твой новый образ весьма смущает, у вас же из-за этого постоянные распри?       — Ты на что намекаешь?       — Прямо я говорю, а не намекаю. Ты выглядишь, как махровый пидарас. Поэтому я еще раз спрошу, Кир, что ты скрываешь от меня?       — Да ты охуел, Гор, такими словами кидаться! Это мое дело, как я выгляжу, и никого оно не должно ебать! Захочу - в розовый покрашусь! Никого не должно ебать, никого! Особенно тебя.       — Тогда расскажи мне, зачем тебе нужен Савранский Антон Борисович?       — Он мой препод, вчера мы поцапались. Рассказывал уже. Чего тут еще говорить?       — Зачем тебе информация о нем?       — Да что за ебаное гестапо! Для личных целей, жизнь ему подпортить, зачем еще-то? Не в СМИ же буду сливать. — Кирилла накрыло, он чего угодно ожидал, но чтобы такого… У него даже толком слов не находилось, чтобы должно ответить на бредовые обвинения.       — Вот эти твои личные цели и не дают мне покоя. Учти, если я узнаю о тебе что-то такое, ты больше мне не брат. Ты станешь для меня чужим человеком, и ты больше никогда не переступишь порог моего дома и дома моих родителей. Со своими разберешься сам.       — Тебя бандитская пуля, что ли, зацепила? Я нихрена не понимаю, о чем речь!       — Сядь и слушай, и наливай уже. — Кирилл послушно опустился на стул и потянулся к фирменной бутылке. Он молча разлил коньяк по рюмкам и тут же, не чокаясь, выпил свою до дна. Егор махнул тоже, потом отер ладонью рот и шумно выдохнул.       — Говори.       — Твой Савранский, оказывается, родился в нашем городе двадцать шесть лет назад и счастливо себе жил в обычной семье — папа инженер, мама бухгалтер, средний достаток, типичная школа, друзья со двора, и все было бы хорошо, если бы не его длинный язык. В шестнадцать он уехал каким-то образом в Москву, поступил там в вуз, потом сразу в аспирантуру, год назад Антон Борисович защитил кандидатскую, работал в крупном рекламном агентстве практически до переезда сюда.       — И чего? Где тут криминал?       — А то, Кир, что с семнадцати до двадцати трех лет твой Савранский был любовником одной шишки из минфина.       — И? Подумаешь, пристроил жопу к богатой тетке, сейчас многие так делают. Я-то тут при чем?       — В марте этого года его вежливо попросили уволиться из института, где он преподавал. Никто толком ничего не знал, ну, уволился и уволился молодой преподаватель, мало ли причин, но кое-что я раскопал. Интимная связь у него была со студентом, и тот его вроде бы заложил декану факультета, за что именно — неизвестно, короче, подосрал знатно.       — Это и есть грязное бельишко? Досужие слухи? М-да, не густо, теряешь сноровку, Гор.       — Что за дурацкая привычка перебивать? — Егор внушительно приложился ладонью по столу, отчего Кирилл вздрогнул. — Савранский гомосексуалист!       — Че?       — Пидар, понимаешь? Открытый гей, так их вроде сейчас называют, не скрывает ни от кого, но особо и не афиширует. Он в шестнадцать родителям признался, те его взашей и выгнали из дома, и правильно сделали. Он, недолго думая, рванул в столицу, где таких, как он, пруд пруди, а в Москве он быстро свою жопу пристроил, сначала один любовник, потом другой, так и нашел себе мужика при власти и бабле. И жил с ним шесть лет, шесть, блядь, лет его ебал заместитель министра, а потом умер от сердечного приступа и оставил ему наследство нехуевое. Да там миллионы, и квартиры, и дачи, и еще хуева туча всего. Савранский этот очень даже известная личность в московских пидорских кругах, там его каждая собака знает. А теперь тут ты со своими расспросами.       — И что? Не первый раз ты мне инфу достаешь. Что в этот раз особенного?       — Твой нездоровый интерес.       — В каком месте он нездоровый?       — Интуиция. Особенности работы сказываются. Темнишь ты, Кир, по глазам вижу.       — Вот теперь, Егор, иди ты сам нахуй со своей интуицией. Жри свой коньяк, заслужил, только не подавись.       — Кир, я еще раз спрошу, нахера тебе сдался этот Савранский?       — Понравился, блядь, ну, а хули! У меня ж волосы, как у бабы и пирсинг, может, у него на меня встанет, вот уж тогда заживем. Будем друг друга ебать в жопу.       — Узнаю, сам убью!       — Сам убейся, блядь, об стену!       Кирилла трясло, так трясло, что он не сразу попал пальцем в кнопку первого этажа в лифте. И эта вся чужая неприглядная жизнь, вываленная на него одним махом, как обухом по голове — так давила, что он с трудом ориентировался в пространстве. Он даже не сразу сообразил, что пошел пешком куда-то в неизвестную сторону, оставив припаркованную машину у подъезда брата. Он и сам не мог понять, что его выбило из колеи, допрос и реакция Егора или собственная реакция и угрозы? А то, что реакция была, да такая, что внутри что-то неприятно, до боли сжалось… А еще это горькое разочарование… Ведь он ему понравился, может быть, пока Кирилл и не осознал до конца чем именно, и вот теперь все это… И какой нахер семинар, когда не хочется его вообще больше видеть?