Бусый лёд

      Арти грациозно сбежал вниз по покрытым ковровой дорожкой ступеням и, не оглядываясь, направился мимо услужливого швейцара и вазонов с искусственными кипарисами к припаркованной неподалеку машине. Он на ходу запахнул белое, плотно облегающее его тонкую фигуру, кашемировое полупальто, сберегая от вечерней сентябрьской прохлады то самое сытое и от того драгоценное тепло, в которое он с головой погрузился в ресторане. Антон не спеша шел следом, посматривая на его легкую походку, и никакая строгая, едва ли не скромная одежда: черного цвета гольф и узкие темно-серые брюки, не могли скрыть того, что Арти стопроцентный пассивный гей. Все его милые сердцу ужимки, манерные жесты и подвижная мимика, плавное покачивание бедер — да они просто в голос кричали о нетрадиционной ориентации своего владельца. Арти был ухоженным от макушки до пяток, вылизанным, дурманяще пахнущим, гладким, и черт возьми, сейчас очень желанным. Вот прямо до мурашек на загривке. Антон, решив поторопиться, чтобы не откладывать в долгий ящик неизбежное окончание прекрасного вечера, нагнал Арти и с преувеличенно галантным поклоном раскрыл перед ним переднюю дверцу автомобиля. Тот, сразу же включившись в игру, расплылся в кокетливой улыбке, сделал в ответ книксен и, расправив воображаемые юбки, умостил себя на сиденье.       — Чего притих, козлик? Весь отдался энергоемкому процессу пищеварения? Или тебя так накрыло с одного бокала вина? — Антон скосил глаза на разомлевшего и неожиданно задумчивого друга, который лениво скользил взглядом по немногочисленным, но мелькавшим калейдоскопом, вечерним огням города. Дорога от ресторана до дома занимала минут семь по пустынным в этот час улицам. Почти все время, что они ужинали, Арти весело трещал о какой-то бессмыслице, перескакивая с одной новости на другую, совершенно в хаотичном порядке. И тут вдруг такая долгая для него пауза.       — Да так, ерунда. Вспомнил кое-что. Твоя злосчастная провинция, Тони, погружает в странную меланхолию и засасывает в ностальгию похлеще болота, — Арти развернулся к Антону с растерянным лицом и, покусав бледные губы, криво усмехнулся.       — И что же? Только не говори, что затосковал по своему дорогому Дюше. Я тебе этого не прощу, так и знай.       — Нет, о нем даже ни одной вшивой мыслишки не промелькнуло. Разве рядом с тобой возможно думать о ком-то другом, мой медовый пряничек? — Арти едва ощутимо прошелся пальцами по его шее и несильно ущипнул за мочку уха. — Тебе все равно не понравится.       — Твоя откровенная лесть и нехитрые заигрывания, словно патока на мое измученное воздержанием тело. Говори уже, что там за очередные секретики?       — Да так, вспомнил, как мы с тобой впервые клиентов возле клуба сняли. Наш дебютный выход на поприще продажного секса. Погода была такая же противная и темень хоть глаз выколи, — Арти, несмотря на обогрев салона, зябко передернул плечами.       — Ты прав, мне не понравилось. Мне вообще не нравится вспоминать то время, когда мы были вынуждены торговать своими задницами, — Антон скривился от неприятных ощущений и потянулся к спасительному бардачку за сигаретами. — И ладно бы заплатили нормально, там же копейки были, хотя мы и радовались, как два распоследних болвана.       — Это потому, что тогда расценок не знали и ничего толком не умели. Но через полгода мы с тобой за ночь зашибали столько же, сколько мои дорогие ма и па в своей лаборатории за полгода. Какой головокружительный карьерный рост — от беспризорных уличных шлюх до элитных хастлеров, к которым в очередь выстраивались миллионеры. — Антон на это громкое заявление только безрадостно хмыкнул. Но сколько бы горечи не поднялось со дна его души от этих мерзких по своей сути слов — они были правдой. Он и сам отлично помнил, как их взял в оборот ночной образ жизни, и как их небезызвестный в дальнейшем дуэт, пользовался большим успехом у любителей малолетних мальчиков. И каково это было, чувствовать себя использованным и грязным, выбираясь наутро из очередной постели незнакомого, но всегда щедрого клиента. — В ту ночь, обалдеть, я казался сам себе таким крутым, с карманами, полными мятых сторублевок. А потом мы все деньги потратили на мороженое, пиццу и кока-колу — придурки. И тогда мне было плохо почти так же, как сейчас. Я объелся, пряник, и в этом виноват ты!       — Помнится, мы не все проели, я еще трусы себе модные купил, и это даже ничего, что китайскую подделку, а ты какую-то супер-мазь от прыщей.       — Точно, — Арти хлопнул себя по лбу, — у меня же тогда на лице такой ужас был, кожа словно перепаханное поле! Как вспомню, так холодным потом до сих пор покрываюсь. Вот ты веришь, что прошло больше десяти лет? Как будто вчера ведь было. Боже, какой же я стал древний!       — Угу, две несовершеннолетние грошовые шлюшки. Мы же даже гандонами не пользовались, идиоты.       — Ну, пронесло же. Ни одной болячки за десять лет! Ну, кроме запоров и микротрещин, — Арти весело хохотнул и показательно помахал рукой перед лицом, разгоняя плотный сигаретный дым. — А кто не шлюха в наше время, Тони? По-другому в этом продажном мире ни черта не получается. Сначала имеют тебя, потом имеешь ты.       — В лучшем случае.       — Да и чего такого-то, подумаешь. Нам надо было с голоду сдохнуть, но не запятнать мужскую честь? Ну, ладно еще я, все-таки с пропиской и квартирой, но ты-то? Выживали, как могли, по крайней мере, это было искренне по отношению к самим себе. И неплохо, между прочим, зарабатывали. Мы сами себя сделали от и до, и не закончили, как многие другие. Оба успешные и респектабельные: у меня сеть люксовых салонов красоты в Москве, ты кандидат наук с кучей квартир и счетов в валюте.       — Огромное спасибо дяде Леше за оставленное наследство.       — Нет, это не так! Хватит себя недооценивать! — Антону прилетел увесистый тычок в бок, несмотря на кажущуюся субтильность Арти, который войдя в раж, мог совсем уж не по-бабски накостылять. За это можно было сказать отдельное «спасибо» их нелегкой юности, когда каждый во дворе их дома считал своим долгом крикнуть в спину презренное «пидор» и пару раз исподтишка пнуть. — Ты сам всего добился, и особой заслуги Лешика в этом нет. Ты мог бы просто ни черта не делать и довольствоваться его баблом, полеживая на диване. Я же помню, что он был категорически против того, чтобы ты поступил в университет. Ревновал к каждому столбу, запирал в квартире. Да он вообще был не подарок, пусть и любил по-настоящему. Ему всегда было тебя мало, и его никогда не волновало то, что ты после его запредельного внимания встать с кровати не мог по три дня. Трахал всегда, как в последний раз.       — Он просто знал, что рано или поздно я уйду. Поэтому все было именно так, а не иначе.       — Ты до последнего с ним был, пусть и номинально. Ты даже похороны организовывал, несмотря на то, что за спиной только и слышалось, что ты продажная шлюха. Никто не виноват в том, что мальчик вырос и ему стало тесно в крепких объятиях своего папика. Это жизнь!       — Черт, мне было всего семнадцать, когда мы познакомились, а ему под сорок, как представлю…       — К своим семнадцати, пряничек, ты уже вел весьма скромный образ жизни.       — Только потому что резко лишился наивных детских иллюзий и повзрослел. Хватило неполного года, чтобы понять, что в один прекрасный момент меня могут найти прикопанным где-нибудь в лесочке за городом, или я сторчусь, и это тоже ничем бы хорошим для меня не кончилось. И слава богу, что мне достало ума и тебя выдернуть из всего этого дерьма. — Они почти синхронно тяжко выдохнули и надолго замолчали. Антон припарковался у подъезда, но выходить никто не спешил.       — И все-таки не надо было заказывать вторую порцию стейка. Как бы несварения не случилось, — Арти, развеселившись, прервал молчание и погладил себя по впалому животу. — Будто камень проглотил.       — Вот уж нет, козлик. Несварение оставь для Дюши.       — Это уже не от меня зависит. Но как же я люблю сочное мясо с кровью, чтобы впиться в него зубами и чтобы сок тек по губам… ммм…       — О, это так по-девчачьи, — подразнил Антон.       — О, не придирайся! Я иногда все-таки мужик, а мужикам необходимо мясо. Не все же время есть обезжиренные творожки и фрукты. Тем более кроме тебя никто не знает об этой моей слабости.       — Как и о многих других ваших тайнах. Никто не против, Артем Владленович — кушайте на здоровье, только меру знайте.       — Мера и я — вещи несовместимые, Антон Борисович.       — Вот уж точно. Все, приехали, козлик, выходи. У нас есть дела поинтереснее, чем предаваться унылым воспоминаниям и спорить о глупостях.        Арти тут же, словно только и ждал команды, выпорхнул из салона и, стараясь укрыться от пронизывающего ветра, кинулся к подъезду. Весело перебрасываясь словами, они в два счета добрались на лифте до квартиры. Антон, скинув в коридоре ботинки, прошел на кухню, чтобы плеснуть в стаканы по несколько капель джина. В ресторане за ужином он не пил, а вот сейчас очень хотелось немного согреться и расслабиться, настроиться на определенный, более чувственный лад. Хотя с Арти каждый секс превращался в какой-то фарс, они больше смеялись и разговаривали, чем трахались. И сегодняшняя ночь точно не станет исключением.       — За мой незабываемый приезд! Пусть этот серый город хоть раз в жизни увидит настоящую радугу! Чин-чин! — Арти отсалютовал и, поморщившись, пригубил неразбавленный джин. Еще бы, он все больше предпочитал слабые коктейли, увенчанные яркими зонтиками и кусочками фруктов, чем крепкие напитки, поэтому сразу отставил почти нетронутый стакан в сторону.       — Я рад, что ты сейчас со мной.       — Я тоже, но давай продолжим радоваться на твоем матрасе. Я в ванну и я быстро! Ты даже не успеешь раздеться.       — Арти, кстати, у меня ничего нет. Даже презервативов.       — Даже не знаю, заплакать на этой печальной ноте или засмеяться. Но не стоит переживать, все свое вожу с собой. Полный боевой комплект, — Арти, развязно покачивая узкими бедрами, подхватил из чемодана большой несессер, потряс им и, гордо вскинув вверх подбородок, захлопнул за собой дверь. Антон только и смог, что покачать головой в ответ на предусмотрительность друга и на пару мгновений прикрыть уставшие за долгий день глаза. Он налил себе еще и, задумчиво глядя на несмело вынырнувшую из-за облаков обгрызенную луну, сделал пару глотков обжигающего нутро джина.        Антон по-прежнему стоял на кухне, витая мыслями где-то далеко. В голове была откровенная муть, какие-то обрывки прошлого, разрозненные куски сегодняшнего дня, наполненного и радостью от встречи, и раздраженностью от наглости Захарова, а еще каким-то тягучим ожиданием чего-то приятного, от которого сладко тянуло мышцы живота. Наверное, поэтому он так глупо и улыбался своему отражению в темном квадрате окна, когда шум воды в ванной стих, и оттуда выпорхнул голый Арти.       — Иии? Какого черта ты еще не в койке, пряник? — казалось его праведному возмущению нет предела, он даже сложил руки на груди и сурово глянул из-под насупленных, аккуратно выщипанных бровей, вот только не учел того факта, что выглядит он с голой задницей весьма комично.        Антон жадно прошелся взглядом по замершему в дразнящей позе Арти, который на удивление был очень пропорционально сложен, он обладал несколько утонченной и даже хрупкой для мужчины его возраста фигурой с длинными стройными ногами. Блеск его натертой ароматным маслом гладкой, без единого волоска кожи, выглядел весьма аппетитно, до него так и тянуло дотронуться, провести ладонями по груди, спуститься к узкой талии, чтобы обхватить и придвинуть еще ближе, буквально впечатать в себя. И хоть в обычной жизни Антон отдавал предпочтение другим формам и фактурам, более мужественным и натуральным, против Арти никогда не мог устоять. В конце концов, это могла быть та самая грусть по наивной юности и тому времени, когда они стали друг у друга первыми.       — Ты так быстро, что я не успел, — Антон едва сдерживая смех, чтобы не усугубить ситуацию, подошел к другу, потрепал по влажным, торчащим в разные стороны, волосам. — Дай мне пять минут на душ, и я весь твой.       — Если тебя не будет через пять минут, я начну без тебя. И кончу, между прочим, тоже, — это немного обиженное сопение Антон услышал, когда прикрывал за собой дверь ванной комнаты. Он быстро разделся и прошел за стеклянную перегородку душа, в котором с легкостью поместилось бы человек пять. И кажется, так скоро он не мылся года три-четыре точно. Но кто бы мог подумать, что он будет так сильно нуждаться в сексе из-за своего немыслимо долгого воздержания.       Не затруднив себя тщательным растиранием полотенцем, Антон прошлепал босиком по полу, по ходу выключая свет во всей квартире, за исключением маленького бра, висящего на стене в изголовье матраса. Арти лежал на боку, утопая в подушках и поглядывал голодным взглядом на его обнаженное, пока еще с каплями воды, тело.       — Как же я соскучился по твоей красоте, Тони, — Арти потянулся к нему, выпутался из одеяла и сел по-турецки в середину разобранной постели. Он прищуренными глазами наблюдал за тем, как Антон, растянувшись на простыне, показал себя во всей своей красе, а потом закинув руки за голову, приглашающе кивнул на изнывающий без внимания член. — Не торопись, дай рассмотрю. Полтора года не трахались, когда я тебя еще голым увижу.       — Не самый большой перерыв в нашей с тобой жизни.       — И даже не знаю, хорошо это или плохо. Кажется, тогда я расстался с мудаком Ромочкой и остро нуждался в твоей поддержке, и ты мне ее с огромной радостью оказал, — Арти, наконец, вдоволь насмотревшись, нащупал под подушкой тюбик со смазкой и шуршащий квадратик презерватива. Это правило они выработали много лет назад, как бы и что бы ни было — заниматься сексом только с защитой, и дело было вовсе не в недоверии или страхе, а как раз в уважении и глубокой привязанности друг к другу, если нет любви — нельзя подвергать дорогого тебе человека опасности. Пусть анализы они и сдавали с завидным постоянством, но безумное количество случайных связей, как бы намекало — береженого бог бережет.       — Ну, ты так страдал, так рыдал на моем плече, что я не мог пройти мимо. Сверху сядешь? А то я что-то умотался сегодня, но обещаю — завтра я буду в лучшей форме. И затрахаю тебя, как в былые времена — почти до смерти.       — Конечно. Ты лежи, я сам, — Арти, раскатав презерватив по члену Антона, сразу взобрался на него и, прикрыв от наслаждения глаза, медленно опустился. — О, мой бог! Какой же ты умопомрачительный, Тони! И какой блаженно большой!       — А ты подозрительно узкий, — Антон схватил Арти за бедра и как и хотел, притянул ближе, насаживая на себя до конца. — И меня терзают смутные сомнения, козлик, уж не выдумал ли ты своего Дюшеньку, чтобы успокоить меня?       — Ох, — Арти облизнул губы и закатил от пронзающего удовольствия глаза. - Нет, он есть, честное слово. Я совсем идиот, по-твоему? Просто… просто, есть подвох… ты был прав… господи, Тони, какой же у тебя член… идеальный!       — У него не стоит? Или он пас? — Антон и сам удивился своему предположению.       — А? — Арти, не прерывая пока еще медленных покачивающихся движений, нахмурил лоб, пытаясь понять, чего же от него хотят в такой не совсем подходящий момент.       — Арти, у меня такое впечатление, что я второй раз лишаю тебя девственности.       — А… член у него с гулькин нос. Мы когда первый раз трахались, я не сразу-то и понял, что вместо пальца во мне он сам. Хорошо, что Дюша был сзади и не видел моих полных разочарования глаз. Вот правда, Тони, я чуть не плакал от досады.       — Зато он оперу любит, — подбодрил Антон и сам тут же засмеялся.       — Этот несомненный плюс как-то блекнет на фоне маленького члена. Тем более он не обрезан, хотя у нас это такая редкость — либо еврей, либо мусульманин, то ли дело в Европе. Никто же не думает о том, что это, по меньшей мере, более гигиенично. Только у тебя, пряничек, все как я люблю, — Арти склонился над Антоном и припал в нежном поцелуе к губам. Обычно они не убивали время на долгие прелюдии и отлично обходились без них, считая свой дружеский секс не более чем терапевтической необходимостью, но иногда… иногда очень хотелось проникновенных ласк.       — Вот уже десять лет.       — Кстати, о любви, — Арти пусть и замутненными от удовольствия глазами, но умудрился впиться в него пытливым взглядом. — Что там у тебя с твоим студентом?       — Вот давай не сейчас! — Антон, решив прекратить неприятный разговор, перевернул его на спину и, подмяв под себя, забросил ноги Арти себе на плечи. Не так уж он и устал, чтобы не совершить пару-тройку десятков фрикций.       — Сейчас, когда с тобой еще можно поговорить по душам, если не в койке?       — У меня с моим студентом ничего нет и быть не может.       — Опустим формальности. Расскажи о нем, — Арти, когда хотел, мог быть очень настойчивым. Вот и теперь он подергал Антона за пряди волос, привлекая к себе внимание. И тот понял, что от него просто так не отстанут, пока он все подчистую не выложит.       — Наглый, хамоватый, высокомерный, много матерится. Одним словом — зажравшийся мажор.       — Ни одной положительной черты? Не верю! Иначе бы он тебя не зацепил.       — Он меня не зацепил! — Антон размашисто вошел и тут же вышел, вырвав из Арти протяжный стон.       — Ооо! А чего бесишься-то? И давай-ка не так интенсивно, пряник, а то ты меня порвешь.       — Ты превращаешься в корягу, козлик. Раньше тебя было и за ночь не загонять.       — Мне двадцать семь! И я едва пережил сегодня перелет.       — Тогда ладно, спишем твой трепет на стресс, — Антон сбавил напор, хотя так хотелось взять бешеный темп и уже, наконец, кончить.       — На повестке дня студент и его положительные характеристики…       — Не отстанешь? — Арти помотал головой. — Ладно, черт с тобой. Он учился два года в Беркли, так что, не обделен умом. У него подвешен язык, этого тоже не отнять. Еще он, вроде как, уличный гонщик. Неплохо одевается, что говорит о наличии вкуса, ну и естественно, папиных денег. Что еще? Даже не знаю. Красивый, да. Сексуально привлекательный. С отличной фигурой. Вроде бы все. А! Кажется, он каким-то образом узнал о том, что я гей и что у меня была связь с Денисом. И это его чрезвычайно вывело из себя.       — Ого, а про Дэна-то откуда?       — Видимо, связи отца. Но расстались мы сегодня не очень хорошо. Я бы даже сказал, ужасно.       — Что ж, пряничек, вот тебе мой предварительный диагноз. Ты ни разу не произнес того, что он натюрелька. А это значит, что данный факт тебя вообще мало колышет. А еще он вызывает у тебя неоднозначные эмоции, что может говорить только о том, что ты к нему неравнодушен. И поэтому, черт, я хочу его видеть!       — Нет.       — Да, и это не обсуждается. Я же сказал, что задержусь здесь на три дня, а может, и больше. Так что в понедельник я пойду вместе с тобой в универ…       — Нет!       — Тогда иди и дрочи, слезь с меня!       — Не слезу, — Арти попытался вывернуться из-под Антона, но тот скрутил и даже не дал пикнуть. Ему хватило всего несколько минут, чтобы подвести их обоих к оргазму, как бы Арти не пыхтел где-то снизу под ухом.       Потом они оба выдохшиеся лежали на смятой постели и бездумно смотрели в потолок, пока Арти не отдышался и не рассмеялся в голос. Его смех, отскакивая от голых стен и пола, эхом разнесся по квартире и так это было заразительно, что Антон не сдержался и, притянув его худое тело ближе к себе, уткнулся носом в пахнущие шампунем и влажные от пота волосы.       — Это был самый короткий наш секс, начиная с твоих шестнадцати лет, пряничек. Прям вечер погружений в прошлое. Осталось еще и тебе встать раком, чтобы в точности повторить ту нашу ночь.       — Ты имеешь планы на мою задницу, козлик? Я думал, тебя уже давно это не интересует.       — Не интересует. Я, конечно, могу сподобиться, но не испытываю ни малейшего желания. Твой член меня привлекает много больше.       — Сколько ты не был сверху?       — Не помню, кажется, с момента моих отношений с Костиком.       — Да это было года четыре назад.       — Ну, значит, четыре и не был. Мы как, спать или еще один заход?       — Еще один, но минут через десять. Завтра на работу не надо.       — Завтра у нас клуб по плану, и отговорок я не принимаю.       — Тебе экстрима захотелось?       — Считай, что да. Что может быть лучше вечера, проведенного в компании гомофобов?       — Хорошо, клуб так клуб. И больше никаких разговоров.       — Тогда мне придется чем-то занять себе рот.       — Да неужели?