Бусый лёд

      Кирилл не замечал куда гонит, педаль газа утоплена в пол до предела и нет ни малейшего желания оглядываться по сторонам, чтобы видеть мелькающую серость панельных домов, постепенно сменившуюся зелено-желтой полосой деревьев с синими пятнами указателей. Колеса проглатывали километр за километром, укладывая стрелку спидометра в запредельные величины, но страха не было, был бьющий под дых привычный адреналин, была неимоверная злость и была боль. Может, поэтому он время от времени лупил кулаком по рулю, извлекая из него истеричные вскрики клаксона, и совсем не хотелось думать о ее причинах — слишком это было, просто слишком для него одного. Он и сам толком не понимал, отчего его раздирает на куски и почему ему так невыносимо плохо?        Прочерченная посередине неровная белая разделительная полоса дороги действовала успокаивающе, и уже не так хотелось крушить и убивать, как каких-нибудь полчаса назад. Кирилл притормозил в пыльной обочине, с удивлением обнаружив, что неожиданным образом оказался далеко за городом, на заброшенной взлетной полосе некогда военного аэродрома. Иногда они здесь гоняли с парнями, когда хотелось чистой скорости без препятствий в виде светофоров, ГАИ и припозднившихся прохожих. Но сейчас вокруг не было ни души, он свернул с трассы, царапнув низким днищем гравий проселочной дороги. Не на его спортивной Импрезе петлять по подлескам, но отчаянно хотелось единения с самим собой и тишины.        Остановившись в лесополосе из высоченных, уже позолоченных осенью осин и тополей, Кирилл вышел из машины, чтобы глубоко вдохнуть ароматного, буквально искрящегося воздуха, который замораживал легкие и успокаивал суматошный стук сердца. Он лег спиной на обжигающий нагретым изнутри железом капот и прикрыл глаза. Его с головой окунуло в шелест листьев и пение птиц. Срастаясь с чистыми звуками природы, он пытался рассеять туман гнева, который красными и черными кругами все еще полыхал под закрытыми веками. Он даже и не помнил, чтобы когда-нибудь испытывал подобный шквал эмоций, и ради чего?       — Господи, блядь, ну за что мне все это дерьмо? — Кирилл прижал ладони к глазам и с силой надавил. Ему так не хотелось почувствовать под пальцами влагу, так не хотелось… но слезинки сами собой скатывались к вискам, оседая где-то в спутанных волосах. Слабость это не то, к чему он привык, но конкретно в этот момент он ощущал себя бессильным перед ситуацией или лучше сказать — судьбой. Он так хотел оставить ту часть своей жизни за океаном и континентами, так хотел вернуться к первоисточникам. Но стоило появиться на горизонте Савранскому, и он снова стал чужим в собственном теле.       Что может быть хуже того, чтобы потеряться в самом себе? Как в черной комнате искать выход: тыкаешься, тыкаешься слепо в стены, шаришь на ощупь руками по наглухо забитым окнам… Спотыкаешься, падаешь, встаешь, пробуешь вновь и так до бесконечности. Кирилл открыл глаза, над ним простиралось вечернее небо сентября, с редкими тусклыми звездами, рассыпанными, словно пшено по бархатной скатерти. И легкие распушенные облака, как нахохлившиеся курицы склевывали их, заслоняя своими рыхлыми телами переливчатый свет.        От горечи никотина к горлу подкатывала тошнота, должно быть, подходила к концу вторая пачка сигарет, но именно она настолько спасительно опустошила голову, что Кирилл уже ни о чем не думал. Он просто лежал, блуждая бездумным взглядом по раскачивающимся от ветра верхушкам деревьев, и не хотелось двигаться, не хотелось садиться за руль и куда-то ехать. Видеть каких-то людей, говорить с ними, притворяться, что все хорошо и ему так легко дается непринуждённо наглый тон общения. Ведь это не он, раньше, до поездки в Штаты, может быть, но определенно точно не сейчас. И как же ему осточертело жить по чужим правилам.       Иногда в его маленький и спокойный мирок врывался приглушенный звук телефона, оставленного в салоне машины, и ни разу он не сделал попытки сорваться с места, чтобы поднять трубку. Его мало интересовали чужие проблемы и радости — в своих бы суметь разобраться, и он точно не хотел выслушивать очередную ахинею о неинтересных ему людях, которым никогда не будет нужен он сам со всем своим дерьмом, которым его затопило буквально по горло после разговора с Егором.        И не замерзни он в остуженном сумерками лесу, никто бы и никогда не смог изгнать его из затаенного убежища. Возвращение в город прошло вяло и неприметно, кажется, там, среди деревьев, он оставил все, что его переполняло, и вот теперь опустошенный, он переступал порог спящего дома. И каким же это было чудом, что его не дернула к себе мать с расспросами об учебе и личной жизни, и не было утомительных поучений отца и навязчивой заботы домработницы с извечными просьбами поесть.       Кирилл, не раздеваясь, упал на кровать и, кажется, как только его голова коснулась подушек, тут же заснул. А утром, которое он непростительно растянул до четырех вечера, его выдернул из-под одеяла Алекс. Черт его дери, Алекс, который мог запросто ввалиться к нему в комнату, как к себе домой. В такие моменты, Кирилл искренне ненавидел их многолетнюю дружбу, да и дружба ли это, когда приходится так много скрывать? А так хотелось выговориться, так хотелось излить из себя весь яд, который разъедал изнутри. Но кто же такое поймет?       — Поднимай задницу, нас ждут великие дела! — Алекс кинул в него подушкой и бесцеремонно полез в раскрытый ноутбук, чтобы врубить на всю громкость раздражающую басами музыку. Кирилл поморщился и воззрился на друга недовольным взглядом.       — Не настроен. Настроение ни в пизду…       — Дома будешь тухнуть? Хотели же вечером в клубе потусить с девчонками и о заезде перетереть. Ты же больше всех орал, что хочешь Магу поставить на место.       — Нахуй его. Почитаю лучше, — Кирилл отвернулся и уставился в окно, за которым догорал день, склоняя диск раскаленного солнца к закату. Где-то там все еще кипела жизнь, а в комнате, казалось, что даже воздух намертво застыл. Алекс, раскачиваясь на компьютерном кресле, отбивал пальцами по подлокотнику ритм песни, посматривая на него прищуренными глазами.       — Головой ударился, что ли? Хорош рефлексировать, как баба, одевайся. Забились же с Алиевым и Танцором.       — Мертвого заебешь, — Кирилл зло отшвырнул одеяло и нехотя встал с кровати. Лучше сходить, ни к чему кривотолки и сплетни, а то уже и Алекс нездорово на него косит, а он далеко не дурак, чтобы не сложить два плюс два. Да и сливаться с темы с Магой никак не хотелось, надо довести дело до конца. — Ванна и кофе, и только потом я подумаю идти или нет. И не зуди под ухом, раньше десяти смысла дергаться не имеет.       — А пожрать дадут?       — Иди пока маман развлеки светскими разговорами, чтобы она не верещала. А то встанет в позу, хрен из дома свалишь. Пожрать на кухне поищи.        Когда Алекс вышел из комнаты, Кирилл поплелся в ванную. Запустив вечно пустующую джакузи, он медленно опустился в горячую пузырящуюся воду и устало прикрыл глаза. Как бы и что бы ни было — жизнь продолжается, и ему надо взять себя в руки. Никто не должен знать, что он, как распоследняя неврастеничка готов в любой момент сорваться, когда в поле зрения появлялся Савранский. И если бы у него была хотя бы крохотная возможность никогда с ним не встречаться, он бы ее ни за что не упустил. Вот только впереди целый учебный год. Год, который станет для него, пожалуй, самым трудным в жизни.       И именно поэтому сегодня вечером он должен оторваться в клубе по полной, как в прежние годы, чтобы никто не смог сказать, что Кир изменился после поездки в Беркли. Чтобы больше ни одна сволочь не смогла приткнуть ему тем, что он выглядит и ведет себя, как пидорас. После ванны и кофе он собрался в лучших традициях провинциального городка, спрятал гриву длинных волос под объемную шапку, вынул из ушей кольца и надел самую обычную одежду: синие джинсы с черной футболкой и блейзер — если и после этого ему кто-нибудь скажет, что он баба, то быть драке до кровавых соплей.        В клубе было, как в клубе — обыденно. Ничего нового. Те же лица, те же машины на стоянке возле входа, та же музыка и тот же алкоголь. Он мог бы наперед пересказать каждое слово еще несостоявшихся диалогов и выдать наизусть последовательность действий. Вселенская скука шла с ним об руку, несмотря на приклеенную к лицу улыбку. Все это было уже сотни раз: звуки, запахи, вкусы. Но он должен был быть здесь, потому что так надо, и плевать, что не лично ему.        Развалившись на диване, Кирилл лениво обнимал за плечи Аленку, которая, успев выпить пару коктейлей, трещала без умолку о каком-то конкурсе красоты, в котором ей надо победить — наверняка какая-нибудь очередная «мисс» дома, улицы или города. И конечно же, ему обязательно стоило бы там побывать и лично поздравить, и чтобы непременно с охапкой пошло-красных метровых роз. А еще неплохо было бы прикупить шубку, так как «зима близко», и не потому что острая необходимость, а потому что просто хочется. Он пропускал ее слова мимо ушей, рассеянно блуждая взглядом по ВИП-зоне. Задержался глазами на Алексе, который с довольством сидел между двух незнакомых ярко-размалеванных грудастых девиц. Кирилл и не заметил, когда он успел их подцепить, но теперь к раздражающей болтовне Аленки примешивались взрывы хохота шумной компании, которую дико хотелось заткнуть. Где-то тут же между столами шастал Танцор и еще с десяток якобы друзей и знакомых, вот только Кириллу с каждой минутой хотелось все больше по-тихому свалить домой и снова залечь под одеяло.       Но все ждали прибытия клана Алиевых, которым принадлежал клуб, чтобы договориться о завтрашнем заезде. Он уже успел пропустить штук пять шотов, и теперь в голове был тот нужный ему легкий туман, который оттеснил на задний план проблемы. В какой-то момент Аленке даже удалось увести его на танцпол, где он в парах выпитого алкоголя с час продрыгался под музыку заезжего диджея. И если бы не его острое желание покурить, вечер мог бы закончиться не так «томно».       — Ты уже это видел, Кир? Охуеть, не встать! — Алекс, лоснящийся от пота и взъерошенный, с разбегу упал на диван, жадно присосавшись к высокому бокалу с холодным пивом. Он в несколько глотков уговорил пол-литра, смачно отерев ладонью влажный рот.       — Очередная телка в короткой юбке?       — Не, Савранский с каким-то пидорасом. — У Кирилла, казалось, сердце остановилось, он даже закашлялся, когда забыл выпустить из легких сигаретный дым.       — Что?       — Говорю, твой любимый препод вон в том конце зала сидит. А с ним такое пидрило рядом… Там уже парни круги вокруг них нарезают, пиздец, что будет… А если сейчас еще и Мага сюда подгребет!       — Где? — Но ответ он даже не дослушал, он, не особо думая, рванул в ту сторону, куда рукой указывал Алекс. И то, что он так тщательно в себе истреблял вчера до глубокой ночи, с новой силой вырвалось наружу и сейчас грозило своей мощью снести все вокруг. Кирилл совсем не помнил, где он находится и что происходит вокруг, он, расталкивая плечами людей, напролом бежал к своей цели.       А цель, не подозревая о грозящей опасности, ленно утопала в подушках дивана, держа в тонких пальцах сигарету. Дым от нее кудрявыми завитками поднимался к потолку, пропуская через себя разноцветные лучи стробоскопа, которые расцвечивали острые углы надменного лица в замысловатые оттенки. Но не это поразило Кирилла больше всего, а то, как Савранский улыбался — открыто, легко, ослепительно и безумно красиво. Впервые улыбался, и кому? Своему — тут он глубоко задумался: а кому собственно? — другу, знакомому или любовнику? И последнее предположение буквально заставило его задохнуться. Он прикипел взглядом к тому, кто сидел рядом, кто привычно мог касаться Савранского, мог заставить его смеяться… И как же было непривычно видеть всегда строгого мужчину расслабленным и живым, и даже как будто помолодевшим, одетым в модную, дорогую одежду да еще и в компании гламурного, типично столичного козла.       — Какого хуя ты здесь делаешь? Совсем ебнулся приходить сюда с этим? — Кирилл, не церемонясь, сел на диван, резко дернув Савранского за руку. Тот только удивленно приподнял бровь, стрельнул взглядом из-под ресниц и усмехнулся. — Забирай свою дешевую пидовскую подстилку и вали отсюда, пока ноги целы.       — Милый, я настолько недешёвый, что даже тебе не по карману. Но прежде чем прицениться, тебе не мешало бы обзавестись манерами, — вот казалось, ему только и не хватало этого капризного высказывания. Кирилла и без того не по-детски крыло, а теперь он и вовсе едва сдерживал себя, чтобы не приложить несколько раз смазливую высокомерную рожу к столешнице.       — Рот захлопни, тебя вообще не спрашивают.       — Пряничек, кто этот наглый тип? Я просто в культурном шоке от твоих сомнительных знакомств, — этот самый козел манерно прикрыл блестящие, сложенные в букву «о» губы ладошкой. Весь его вид так и кричал о том, что перед Кириллом самый что ни на есть конченный петух, такой же раскрашенный, шебутной и громкий.       — Вот, козлик, какое счастье, даже не пришлось идти в университет. Позволь представить тебе, Захаров Кирилл собственной персоной. Мой студент.       — О, так это та самая натюрелька? Однако, — Кирилла несколько удивленно, но пристально и явно оценивающе осмотрели с головы до ног. — Ну, ты смотри какие бриллианты можно откопать в захудалой провинции. Может, и мне сюда перебраться, глядишь, и по мою душу отыщется прынц.       — Не пялься на меня, урод.       — Захаров, это переходит все границы. Ты становишься предсказуемым и надоедливым, — Савранский отвернулся, давая понять, что разговор закончен. Вот только Кирилла было уже не унять, он снова развернул его к себе лицом, с силой впиваясь пальцами в твердое от мускулов предплечье и еще больше зверея от насмешливого взгляда серых, немного хмельных глаз.       — Каким же надо быть долбоебом, чтобы притащиться сюда, да еще и с этим уебищем. Да у него на лбу написано, что он пидорас!       — Не хами, от твоего мата уши вянут. У тебя какие-то проблемы с толерантностью? Но даже если и так, то меня твои сердечные треволнения совершенно не трогают. Всего хорошего, Захаров. Иди приставай к девочкам.       — Да что ж ты какой пиздец трудный, Савранский? Мне похуй, кто у вас кого ебет, но сюда сейчас придут Алиевы, и тогда вы из клуба живыми не выйдете. Так что, скажи спасибо доброму Кириллу и уебывай, пока вас никто еще как следует не рассмотрел. Потому что потом даже я, блядь, тебя не спасу!       — А мальчик-то переживает, Тони. Смотри, его бедного аж потряхивает.       — Да мне похуй! Особенно на такого махрового пидора, как ты.       — Ой, ну вот тут я готов поспорить. Для такого ярого гомофоба, как ты, ты слишком расчувствовался, милый.       — Да иди ты нахуй!       — Да я уже сходил.       — Хватит, Арти, хоть ты не уподобляйся, — Савранский сурово глянул на дружка и тот, на радость взбешенному донельзя Кириллу, сразу заткнулся. — Одного я только не пойму, Захаров, с чего вдруг такая забота о ближнем? Какое тебе дело до целостности двух претящих твоей натуре геев? — Но несмотря на слова, до Савранского начала доходить ситуация, он окинул серьезным взглядом проходящий мимо народ, который с любопытством посматривал на них, нахмурил брови и снова обратился к Кириллу.       — Если тебя завтра с утра найдут в переулке с проломленной бейсбольной битой башкой, мне будет похуй. И не говори потом, что я тебя не предупреждал, — Кирилл резко вскочил с дивана, задевая рукой расставленные бокалы. Они громко звякнув, покатились по столу, разливая свое содержимое. — Вали обратно в свою сраную Москву, тебе здесь не место!        Он еще постоял рядом, посмотрел сверху вниз на несколько озабоченное и задумчивое лицо Савранского, потом перевел взгляд на довольно лыбящегося Арти, который нежно льнул к широкому плечу и такая ненависть затопила, что хоть вой. Кирилл едва смог сдержать грозящие хлынуть слезы — да это просто пиздец какой-то — и рванул прочь.       — Спасибо, Кирилл, — он едва сумел расслышать сказанные в спину слова после продолжительного молчания, когда уже успел отбежать на пару метров. И от этой тихой тривиальной благодарности, может быть, где-то даже и искренней, что-то внутри него приятно ухнуло вниз. Кирилл, не оглядываясь, кинулся сквозь толпу к оставленной компании приятелей и, уже сидя на диване, краем глаза отметил, как Савранский собрался, подхватил под руку своего дружка или лучше сказать — подружку, и они спешно удалились. И только после их ухода он смог наконец-то спокойно вздохнуть.        Кирилл понятия не имел, сможет ли Савранский без приключений выйти из клуба, никто не смог бы гарантировать безопасности геям в их городе, но все, что он мог для него сделать, он сделал, даже не задаваясь вопросом: «А, собственно, какое ему дело до всего этого?» Он предпочел не думать на данную тему, по крайней мере, сейчас, когда вокруг сновали пьяные, обдолбанные наркотой люди, когда его пыталась дергать за рукав футболки Аленка, о чем-то оживленно расспрашивая. А он только немногословно отмахивался и от нее, и от друзей, которые о чем-то с интересом вопрошали, что-то рассказывали, чего-то хотели.       Он выбрал на эту ночь стратегию абсолютного похуизма. Заказав в баре еще пять шотов, Кирилл сосредоточенно их употреблял, изредка закуривая сигаретой крепкий алкоголь. Перед глазами уже откровенно плыло, мысли путались, предложения давались с трудом, но эта тупость сейчас спасала от того болота, в которое его с немыслимой скоростью засасывало. Ничего не стоило быть развязным и веселым, когда внутри плескалась почти бутылка текилы. На этой волне он даже пропустил появление братьев Алиевых. И очнулся только тогда, когда его решил доебать какой-то херней развалившийся напротив и нагло ухмыляющийся Мага. И тут Кирилл понял, что вот сейчас он готов и убить.       — Что, Захар, успел знакомых пидорков спрятать? Я летел на всех парах в клуб, думал, развлечемся с пацанами от души. А тут уже никого и нет. Свояк свояка, да? Променял своих друзей на волосатые жопы? Или вы их бреете?       — Я смотрю, ты прям неровно к пидоркам-то дышишь, да, Мага? Никого вокруг не ебет, а тебе все неймется. Ну так, трахнул бы уже кого и успокоился. Или ты исключительно на меня слюни пускаешь? Может, и передергиваешь по ночам на мои фотки в фейсбуке?        Наверное, они еще что-то друг другу говорили, Кирилл толком и не помнил, да это и не важно было. Вспышка ясного осознания пришла только в тот момент, когда он не успел уклониться от очередного удара Алиева, и тяжелый кулак пришелся ему в висок, обжигая невыносимой болью. Казалось, в тот момент в клубе даже музыка стихла и померк и без того тусклый неровный свет, их обступили плотным кольцом, стараясь не вмешиваться. Не тогда, когда членами в очередной раз меряются Мага и Захар, сын мэра и сын крупного бизнесмена, даже охранники клуба и те не лезли разнимать — это не их разборки. Хотят богатые детки кулаками махать — пусть машут.        А Кириллу только этого и не доставало до ощущения всей полноты жизни, вот на кого он направил свою ненависть и весь свой гнев, он лупил Алиева, как и хотел — до кровавых соплей, что яркими брызгами разлетались в разные стороны, пятная и пол, и одежду, может, и прибил бы дебила, если бы не подоспевший вовремя Алекс. Кирилла под руки оттащили сначала в дальний угол ВИП-зоны, а потом и вовсе за шкирку вытащили из клуба, насильно запихнув в подъехавшее такси.       — Ну, все, Захар, пизда тебе! Ты еще пожалеешь, что вернулся! — Алиев еще что-то орал, потрясая кулаками на ступенях клуба, пуская изо рта кровавые пузыри. Кирилл не слушал, он, откинувшись на спинку сиденья, оттирал и свою, и чужую кровь с разбитого, распухшего и от того онемевшего лица. Ему было все равно, что будет завтра, он и без того давно жалел о том, что вернулся. Да и что может Алиев против него? Потявкать, как шавка и разбить машину — хуйня, он как-нибудь переживет.       — Ты ебнулся, Кир, просто с катушек съехал. Ты же понимаешь, что он так просто этого не оставит, — Алекс, восседая рядом, протягивал ему распотрошенную пачку влажных салфеток. Кирилл оттирал ладони и сбитые костяшки, время от времени прикладывая салфетку к сочащимся сукровицей губам.       — Похуй. Убить не убьет, кишка тонка. Ну, поднасрет, может, влёгкую. Разберемся. Главное, что ты со мной.       — Я-то с тобой, само собой. Но бучу ты поднял страшную. Что будешь делать завтра на заезде? — Мстить за разбитую Тойоту.