Второй шанс

      Всё, что смогли сделать я, доктор и Марли — это удержать неделю Америку в её комнате. Она упорно не хотела сидеть всё время там. Хоть ей и нравилось общество её горничных, Марли, Ханны и Тайни, а иногда и моё, когда у меня получалось находить немного свободного времени.       Под предлогом того, что я вычитал в её анкете о её музыкальных увлечениях, что было лишь отчасти правдой, я принёс ей ноты и скрипку из музыкальной комнаты. Я не увлекался музыкой в том смысле, чтобы её создавать или играть уже написанную, но я всегда с восхищением слушал, как её создавали другие. Америка же была сама музыкантом от природы, и пусть я слышал её игру всего несколько раз, она впечатлила меня до глубины души: я не смог отказать себе в удовольствии слушать ее игру, она играла словно только для меня одного, хоть я и знал, что это не так, но в её комнате в такие мгновения никого не было. Сначала музыка её была надрывной и печальной, словно вся боль от предательства выливалась через ноты, но вскоре начала разбавлять светлая печаль, а затем постепенно закрадываться надежда.       Я старался приходить к ней так часто, насколько мог, но у отца была очень плохая привычка отвлекать и навязывать мне встречи с теми девушками, которые особенно были мне неинтересны. После встреч с некоторыми из них я не знал куда деваться. Иногда спасался у себя в кабинете, но там быстро меня находил отец, который требовал полный отчёт о свидании и мнения о девушке. Он не воспринимал отсутствие моего интереса к его любимицам и едва слушал хорошие слова в адрес тех, кто ему не приглянулся. Это был замкнутый круг, из которого я выбирался только к маме, Марли, Селесте и Америке.       Но чаще всего я скрывался в библиотеке в надежде найти объяснение тому, что со мной происходило, но естественно ничего я так и не нашёл, и однажды, сидя на диване в пустынной библиотеке, я рассмеялся.       Что я ищу? Информацию о сне, который является реальностью или о реальности, которую я считаю сном? А сплю ли я?       Обычно на этом вопросе я захлопывал очередную книгу и шёл искать маму или Америку. С последней мы очень даже сблизились. Вот однажды в поисках ответов, сидя очередной раз в библиотеке, я узнал о том, что Америка начала выходить из своей комнаты. Совершенно случайно, я просто услышал, как в полнейшей тишине раздалось сердитое ругательство, которое любая другая девушка постеснялась бы высказать, находясь во дворце.       Я тихо отложил книгу в сторону и бесшумно направился к источнику звуков. Как я уже успел догадаться — это и правда была Америка в светло-зелёном легком платье с перевязанными такой же лентой непослушными волосами. Она пыталась достать книгу, до которой просто не могла дотянуться, но Америка была упрямее всех знакомых мне женщин, и поэтому её упорство меня ничуть не удивило. Она забавно хмурилась, едва касаясь подушечками пальцев корешка необходимой ей книги, но ничуть её не беспокоя. Книга оставалась на своём месте, что, казалось, только больше удручало Америку. Она могла бы взять любую другую, но ей была нужна именно та, которую она никак не могла достать. — Тебе помочь? — всё-таки решил вмешаться я, подумав, что это жестоко — стоять тут и наблюдать за её «мучениями», точнее, напрасными и бесплодными попытками. — А? Что? — Америка резко опустилась на ступни, чудом не выбив с полки книги. Она удивлённо огляделась, но, заметив только меня, сначала облегченно вздохнула, а затем снова нахмурилась. — Зачем подкрадываться? Мог бы просто подойти. — Подкрадываться? Даже в мыслях не было. Я тут уже около двух часов, услышал шум, решил проверить. — Прости, — немного неуверенно сказала девушка, словно не решив, стоило ли ей это говорить или нет, но, так и не приняв решение, отмахнулась от самого вопроса. — Я думал, ты должна находиться в своей комнате, — Америка в ответ на мою фразу состроила непонятное хмурое выражение лица, которое показалось очень смешным. Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Не хотелось бы разозлить её, не зная, чем это может для меня закончиться. — Я больше не могу там сидеть целый день. Лучше отправь меня домой, чем я проведу там еще один такой вот день, — мне нравилось в Америке всё, даже когда она упрямилась, как сейчас, она всё равно была моей Америкой. Не знаю, чего она от меня ожидала, не знаю, чего я, тот, который только начинал Отбор, мог бы ожидать от себя в этот момент, но рядом сейчас с Америкой был «я», который знает, что такое терять её, совершая ошибку за ошибкой, и сейчас я поступил так, как хотелось мне настоящему. — Хорошо. — И всё? Даже возражать не станешь? — удивилась Америка, а я только улыбнулся ей. — Зачем? Сомневаюсь, что тебя кто-то смог бы удерживать и дальше в твоей комнате. Или ты так стремишься домой? — Нет. Я не хочу домой, — на чистое и приветливое лицо Америки легла тень печали, и я готов был сам себе дать подзатыльник за то, что лишний раз напомнил ей о Леджере. Америка стряхнула с себя эту тень и улыбнулась. — Тебе все еще нужен друг, так что я остаюсь. — Раз мы с этим разобрались, спрошу еще раз: тебе помочь? — улыбаясь, переспросил я, и хоть Америка попыталась сохранить горделивый вид, всё же сдалась и, улыбнувшись, отошла от полки. Я встал на её место и посмотрел на книгу в синем переплете, на котором была едва заметна полустертая надпись: «История США». Я удивился, обнаружив её тут. Отец сердился, если где-то находил хоть малейшее упоминание о погибшей демократичной стране, на территории которой мы живем. — Эту книгу ты пыталась достать? — Да, её, — книга была тяжелой и пыльной, я протянул её Америке, всё ещё теряясь в догадках, зачем она ей. — Спасибо, — Америка прижала её к груди и выжидательно посмотрела на меня, словно надеясь, что я уйду и оставлю её с «сокровищем» наедине. Но уходить я не собирался. Более того, приятнее общества я сейчас не смог бы и найти. — Зачем тебе эта книга? — спросил я, когда девушка постаралась пройти мимо меня к одному из диванчиков. Америка была умна и должна понять, что уходить я не собирался. — Узнать о стране, которая существовала до Иллеа. Разве тебе не интересно? — удивилась она, присаживаясь на диванчик. — Я прочитал ее еще в детстве, поэтому не интересно. — У тебя разве не было занятий поинтереснее, чем чтение книг по истории? — Были, но не так много, как может показаться. — Наверное, это ужасно скучно — расти единственным ребенком. — Ты не представляешь себе, как…       В тот день мы ещё часа два просидели в библиотеке, просто разговаривая, пока в библиотеку не вошёл секретарь отца и не сообщил, что король ждёт меня в своем кабинете. Такие приглашения хоть и были всегда любезными, неизменно подразумевали собой беспрекословное и мгновенное подчинение.       Америка, не скрываясь, все чаще выходила из комнаты, и спустя три дня вернулась к остальным участницам в Женскую комнату, а еще через три дня мы сходили на второе свидание, которого мне оказалось мало, мне было мало Америки в любом случае, но вызывать раздражение отца тоже не стоило, рубцов на спине и так было у меня предостаточно.       Спустя еще четыре дня доктор сказал, что с плечом все в порядке, и Америка может больше ни в чем себя не ограничивать. — Максон, это очень плохая идея, — Америка с сомнением посмотрела на мирно стоящую рядом с ней гнедую. В отличии от моего вороного, который в нетерпении дожидался своего шанса выбраться на прогулку, на первый раз для Америки я выбрал самую спокойную кобылу во всей конюшне. Найра имела поистине неиссякаемый запас терпения и именно ее часто выбирали для обучения новичков. Обычном этим занимался или старший конюх Никсон, или его заместитель, но мне показалось интересным самому учить Америку. — Не волнуйся, она не съест тебя, — попытался пошутить я, но Америка лишь недовольно посмотрела на меня, а в её голубых глазах уже полыхали и искрились молнии. — Но может сбросить. Есть много других девушек, которые были бы счастливы от прогулки верхом. Не понимаю, почему я, — немного удрученно покачала головой Америка. Я бы мог ей ответить, что другие меня попросту не интересуют, но ей вряд ли это понравится, скорее, даже напугает или оттолкнет. — Я хочу с тобой. Не вижу тут ничего странного. Мы же с тобой друзья, или ты передумала? — самый лучший способ убедить Америку в чем-то — бросить ей вызов, и я решил этим воспользоваться. — Нет, не передумала, — твердо произнесла Америка и сама чему-то улыбнулась. Мне нравится ее улыбка, нужно делать так, чтобы она чаще улыбалась. — Ты не собираешься отступать, да? — Нет, конечно, — я постарался скрыть свою ухмылку, но Америку было не так легко провести. Она покачала головой, словно удивляясь моей безнадежности, но все подошла на шаг ближе к Найре. Проявляя свое упрямство, без которого она не была бы Америкой, девушка попыталась забраться в седло, но не вышло. — Тебе помочь? — Я сама, — упрямо сказала Америка, а я остановился рядом, так, что если она вдруг упадет, то я смогу ее поймать, избежав тем самым печальных последствий.       Как бы Америка ни старалась, у нее не вышло ни с первого раза, ни с второго, ни с третьего и когда четвертая попытка почти увенчалась успехом, и Америка почти залезла в седло, ее нога соскользнула со стремени, и она начала падать.       У меня вышло остановить ее падение, но вот свое замедлить не получилось, и вместо того, чтобы мой поступок выглядел героическим, он превратился в просто смешной, так как я странным образом уселся на мягкую пятую точку. Я осмотрелся, но никого рядом не было. Хорошо, значит, никто не видел позорное падение наследного принца.       Первой реакцией Америки был смех и, если бы я не чувствовал себя на редкость странно, попав в нелепое положение перед девушкой, которую я любил, я бы рассмеялся вместе с ней. — Прости, — успокоившись немного, сказала Америка, слегка виновато посмотрев на меня сверху вниз, так как я все еще сидел на ушибленном мягком месте. — Тебе помочь? — Нет, я сам, — я быстро поднялся и отряхнул штаны. Планируя наше очередное свидание, я совсем забыл о такой маленькой, но существенной детали как-то, что с Америкой никогда не бывает просто и что-что, а неприятности она найдет быстро. — Я же говорила, что это плохая идея, — упрямо заявила Америка, когда я снова посмотрел на нее, но сдаваться я так просто не собирался. Мне нравились наши споры, нравились наши разговоры, мне нравилась каждая минута, проведенная с ней. Что вообще было у меня в голове, когда я думал, что смогу жить с Крисс? Я никогда не полюбил бы ее и казнил бы себя всю жизнь. — Я все еще считаю, что ты ошибаешься, — Америка улыбнулась моему упрямству, а я подошел еще ближе. — Будет лучше, если я тебе помогу. — Хорошо, учитель. Я слушаю Вас. — Ставишь ногу сюда, — я указал ей на подставку, она тут же сделала то, что я сказал, — потом приподнимаешь весь корпус, отталкиваясь левой ногой, — я придержал ее за талию и показал, как это примерно должно происходить, но меня самого почти не сбило с толку ощущение близости столь желанной девушки, и, не позволив себе увлечься своими мыслями поспешил продолжить наставления, — перекидываешь правую ногу через круп лошади, усаживаясь в седло, — я помог Америке сесть в седло и поспешно убрал свои руки с ее талии, чтобы лишь раз не дразнить себя. В голове навязчиво всплывали картинки из спальни Америки, в той, другой реальности, когда мы оба были готовы перейти черту, и я буквально разорвал на ней платье, — держи поводья, — я передал ей их в руки и отошел на шаг. — Максон, ты куда? Не смей меня тут бросать, — нахмурилась Америка, буравя меня взглядом. Она боялась и за последнее время достаточно привыкла ко мне, чтобы не стесняться показать это. — Я тут, никуда не ухожу. Расслабься, Америка, не сжимай так сильно бока лошади, ты делаешь ей больно. — Тогда я свалюсь, — упрямо заявила девушка. — Не свалишься, — рассмеялся, но решил не испытывать судьбу и вновь подошел к девушке, забрав из рук поводья, предложив ей держаться за гриву Найры, которая терпела все это. Америка немного ослабила давление на бока Найры, и девочка немного сама расслабилась, поняв, что мучить ее не будут. — Сейчас мы немного походим, чтобы вы с Найрой привыкли друг к другу, а потом попробуешь и сама.       Америка сосредоточено кивнула.       Мы прошли широкий круг, и Америка оторвала взгляд, прошли второй, и она ослабила хватку ногами, прошли третий, и Америка улыбнулась, на четвертом, пятом и шестом мне показалось что Америка, наконец, перестала бояться. Получив от меня краткий инструктаж, как управлять лошадью, Америка с осторожностью прошла два круга сама и только после этого позволила самой себе с облегчением вздохнуть, она даже согласилась на короткую прогулку возле дворца и, присматривая за ее лошадью, я повел нас по самому безопасному открытому участку между лесом и садом. Америка смеялась и шутила, с восторгом смотря на открывающиеся просторы, куда мы с ней не ходили ни разу, а я смотрел на нее.       Когда мы вернулись, в конюшне уже был Никсон и его помощники, но они очень догадливо держались в стороне, пока я спрыгивал с Зевса. Кличку дал я ему еще, когда он был жеребенком, за его бурный нрав и неумную гордость. Со временем Зевс научился слушаться, но это касалось только нас с Никсоном, остальных он к себе по-прежнему не подпускал.       Найра терпеливо застыла на месте, ожидая, когда ее наездницу снимут с нее и, не став дразнить терпеливую гнедую, я поспешил освободить ее, обхватив Америку за талию и легко сняв ее с седла. — Ну что, все еще считаешь идею плохой? — Нет, больше не считаю, — улыбнулась Америка, ее щеки раскраснелись, глаза засияли еще ярче, волосы растрепались немного на ветру. Как же она сейчас красива. Все в ней, глаза, розовые щеки, губы… Эти губы. Я немного поддался вперед, не удержавшись от острого желания поцеловать ее, но вовремя вспомнил об ударе «в бедро» и поспешно сделал вид, что убираю из ее волос застрявший листок, который, к моему счастью, и правда там застрял.       Вот черт, не стоило мне даже опускать взгляд на ее губы. Мне нужно научиться держать себя в руках, а иначе сорвусь и все испорчу. — … женскую комнату, — услышал я только окончание фразы и, поняв, что остальную часть ее я просто прослушал мне оставалось только переспросить ее, испытывая неловкость оттого, что Америка могла заподозрить меня в том, о чем я думал. — Что? — Думаю, мне нужно вернуться в женскую комнату, — повторила Америка, подозрительно посмотрев на меня, но затем повернулась в сторону сада, и мы пошли дальше. Лошадьми занялись конюхи, и мистер Никсон, пожелав хорошего дня, поспешил оставить нас одних. — Так соскучилась по девушкам? — пребывая в прекрасном настроении, спросил я Америку, которая тут же состроила забавную рожицу. — Нет, но они могут подумать то, что тебе не нужно, — спокойно ответила Америка, словно я забыл во всем этом что-то важное, но я ничего не забыл, совсем ничего. — Что они могут подумать? — Что я нравлюсь тебе больше их, — аа, она об этом? Меня уже не волновало, что об этом подумают девушки, меня не волновало, что я могу пропустить свою единственную любовь, не разглядеть ее в таком большом собрании девушек. Сейчас она шагает возле меня и думает, что мешает мне выбирать себе жену, совсем не зная, что мой единственный выбор — она. — Они не подумают. А мы для того и друзья, чтобы проводить время вместе…       Отведя Америку в женскую комнату, я привычно направился в кабинет отца, но там его не оказалось. Вместо него у камина сидела мама, которая, по-матерински тепло улыбнувшись, подозвала меня к себе ближе. — А где отец? — спросил я, садясь рядом с мамой. Странно, что рядом с ней в этой комнате стало словно светлее и теплее, или, может, это из-за отсутствия отца? — Он уехал, возникли неожиданные трудности с соглашением с Францией и Испанией. Просил передать тебе, чтобы ты пересмотрел документы, которые он передал твоему секретарю к его приезду. — Почему он не взял меня с собой? — отец всегда настаивал на том, чтобы я сопровождал его в каждой поездке, а в этот раз уехал, даже ничего не сказав, и, хотя я не помню, чтобы что-то такое происходило, все же показалось странным поведение отца. — Он считает, что Отбор сейчас важнее, и в Тулузе он справится и без тебя. Не расстраивайся, он не хотел тебя беспокоить, — я промолчал, не сказав маме, что отец просто мог забыть обо мне, или решил так наказать. Она верит в него так, как не верил больше никто, и любила его больше остальных и, хотя он был моим отцом, я считал, что такой преданности с ее стороны он просто не заслуживает. — Наверное, так и есть. Как твое самочувствие? — у мамы всегда было хрупкое здоровье, такой она была еще даже во времена Отбора, и все говорят, что это из-за климата и загрязненного воздуха в ее родном городке. Из-за ее здоровья я стараюсь ее и не тревожить по возможности и не волновать. — Все хорошо, сынок, не беспокойся, лучше расскажи о девушке, с которой ходил на свидание. Ее ведь Америка зовут, так ведь? — я улыбнулся, вспоминая Америку, и это не укрылось от мамы, она понимающе улыбнулась, и я подумал, что от нее скрыть свои чувства к Америке будет сложно, и разве есть что-то плохое в том, что она будет об этом знать? — Да, ее зовут Америка, Америка Сингер. — Как ее плечо? — я удивился что мама помнила о ранении Америки, ведь своих забот у нее было предостаточно. — Хорошо, уже совсем не болит. — Она ведь тебе нравится, — то ли спросила, то ли просто констатировала как факт, но мама даже не представляла, насколько все серьезно. — Да, она мне очень нравится, — я глупо улыбнулся, что позволял себе крайне редко, но с мамой можно, мама поймет и судить не станет.       Эта реальность мне кажется все лучше и лучше. Может, не стоит искать возможности вернуться туда, где мама мертва, как и отец, где половина гостей мертвы, а Америка вынуждена терпеть ту боль, которую я ей причинил, и прощать, потому что любит? Тут мне сейчас нравится куда больше.