Твой друг, Америка»
Я взял в руки чистый листочек бумаги и начал быстро печатать, надеясь, что Сильвия не успела взять на себя слишком много и не отправила Америку и впрямь домой, не поставив в известность меня. «Америка, отложи пока сбор вещей. Хоть и я не знаю, что произошло, что ты могла сделать не так, я сначала выясню это, а потом мы с тобой поговорим. Оставайся в своей комнате, я приду к тебе, как только смогу.Максон»
Сначала я хотел написать записку и леди Сильвии, но всё же решил переговорить с маминым секретарем, а с недавних пор и наставником девушек, и с тем одним из кураторов Отбора. Я не могу позволить Америке уехать домой. Я оставлю её, чего бы мне это не стоило. — Отнеси это леди Америке и попроси кого-нибудь из стражи, можешь Эйвери или Вудворка, присмотреть за мисс Сингер, а затем найди леди Сильвию и попроси её зайти ко мне, срочно! — Слушаюсь, Ваше Высочество, — Гаррис поклонился и почти бесшумно исчез за дверью, а я тем временем взял записку в руки, снова сложил её пополам и, вытащив из нижнего ящика стола блокнот, положил к остальным, после вытянул хранившуюся в блокноте фотографию Америки и провёл подушечкой указательного пальца по её щеке. — Моя милая Америка, что ты в этот раз уже успела натворить? Ты ведь не можешь жить без неприятностей, да? Что-то обязательно должно произойти, без этого же просто не бывает. Когда две реальности так причудливо смешиваются, нетрудно запутаться и смешать правду с ложью, вымысел с реальностью. Я завел этот блокнот, в который сначала записал мелкие детали Отбора из другой реальности и которые я пока еще помню, около трёх недель назад: наш условный знак, разговор о прошлом Америки, её знакомство с моей тётей, рассказ о голодании её семьи, наш первый неловкий поцелуй, второй волшебный и многое другое. На это ушла неделя. Потом я стал записывать в блокнот всё происходившее в этой реальности: её ранение, случай в библиотеке, проигранный спор, хотя он был и в обеих реальностях, конная прогулка, а также свидание в оранжерее. На это стало уходить всё остальное время. Я старался воплощать в этой реальности моменты, без которых сложно представить наши с ней отношения. Я не смог отказать себе в удовольствии касаться мочки своего уха и встречать её понимающий и заговорщицкий взгляд или слушать её советы относительно девушек, но появились и новые привычки, в виде тайных вечерних встреч, записок, передаваемых через Гарриса, необычной легкости в общении… И я бы не смог сказать, какая из реальностей лучше.***
— Ваше Высочество, — леди Сильвия, строгая женщина средних лет, постучала в дверь, но, не дожидавшись ответа, зашла и направилась к столу. Я предложил ей присесть, она не стала спорить и опустилась в кресло с другой стороны стола. — Вы ничего не хотите мне сказать? — Я только собиралась Вас оповестить, Ваше Высочество. Одна из девушек, леди Америка, ударила леди Бариэль, — ударила? Что это на неё нашло? Что случилось? Америка всегда была импульсивной, упрямой и непредсказуемой, но даже она должна понимать, чем ей такой поступок грозит. А если бы во дворце был отец? Что тогда? Как бы я всё уладил в таком случае? — Что произошло? — Я не знаю. Это не имеет значения. Вы знаете правила, — правила Отбора гласят, что его участнице нельзя поднимать руку на другую ни при каких обязательствах. Неважно, что кто сказал или сделал, участница, ударившая другую, будет исключена из Отбора. — Америка Сингер останется в Отборе, — решительно произнес я, прекрасно понимая, что сейчас я иду против правил, но по-другому я не мог. — Ваше Высочество, правила для всех одинаковые. Она должна покинуть дворец, — попыталась было перечить мне леди Сильвия, но она как никто знала всё об этикете и правилах дворцовой жизни. Не мне ей объяснять, как нужно разговаривать с принцем и стоит ли ему указывать, как поступать. — Леди Америка останется в Отборе, — повторил я еще раз более строго. Я ненавидел обращаться так к людям, но иногда обстоятельства требовали использовать своё положение, как средство убедить кого-то в том, что мне было нужно. Как в этот раз. Чтобы убедить мадам де Сорано в том, что должно быть так, как я хочу, мне нужно напомнить ей, кто из нас член королевской семьи. Это было противно, но по-другому спор не выиграть. — Ваше Высочество, Вы нарушаете этим правила Отбора, — не унималась преданная блюстительница законов и порядка. — Я знаю, но леди Америка останется в Отборе. Это моё слово и менять его я не собираюсь. — Если Ваш отец узнает об этом происшествии… — Говорите, что это было моё решение, и пусть вопросы, если ему захочется, задает именно мне, — из-за этих слов я мог сам накликать на себя беду в виде очередных побоев, но риск того стоил. — Как скажете, Ваше высочество, — леди Сильвия поднялась со стула и собралась уходить, но мне не хотелось, чтобы она уходила, злясь на меня, да и портить наши добрые отношения не хотелось. — Леди Сильвия, Вы же понимаете, что я не могу позволять уехать каждой девушке, только потому, что та разозлилась и случайно кого-то ударила? А вдруг это окажется та самая девушка, которая была бы для меня идеальной женой? А я её выгнал из-за одного неосторожного поступка? — я рассеянно провел рукой по волосам, немного взлохматив их. Я ведь и правда могу потерять Америку из-за ее необдуманных действий. Тут нужно еще придумать как защитить ее от нее самой. — Надеюсь, Вы не пожалеете о своем решении, и Леди заслуживает того шанса, который Вы ей предоставляете. — Я тоже на это надеюсь, — я попытался придать голосу неуверенность и, кажется, Сильвия поверила. Сам же про себя ответил, что Америка заслуживает абсолютно всего, чем бы это не было. — А теперь расскажите, как справляются девушки.***
Леди Сильвия вышла, но, как мне показалось, уже не считая меня грубияном. Вполне возможно, она думала, что я совершаю ошибку уже хотя бы тем, что не отправляю девушку домой. Правда в том, что эту девушку я вообще не хочу никуда отпускать. Вопрос с её участием решён, но теперь нужно переговорить с самой Америкой и постараться убедить в следующий раз быть более осмотрительной и контролировать свои действия. Я думал, проще всего будет прийти, после того, как я успокоюсь, но я быстро вспомнил, что Америка там сидит и только напрасно себя расстраивает. Эта мысль подтолкнула меня отложить документы и направиться к ней в комнату. По пути мне встретилась одна из её горничных, если не ошибаюсь, это Мэри, она довольно бойкая. Девушка склонила голову, сделала реверанс и пошла дальше, но всего на мгновение я увидел в её глазах сожаление. Что рассказала Америка? Что она сейчас думает и делает? Я прибавил шаг, потому что, как мне казалось, я нужен ей. Она ещё не готова уехать домой, раны не успели зажить, они кровоточили, и, если бы я даже отпустил ее, то обрек бы на страдания. Путь в комнату Америки я знал почти наизусть, часто туда ходил и мог пройти к ней даже с завязанными глазами, если бы была в том необходимость. Обычно стараюсь идти тихо, чтобы другие девушки не расслышали мои шаги, не обнаружили, как часто я навещаю только одну из них, сейчас же послеобеденное время, и все девушки должны находиться в Женском зале, вместе с мамой, если они, конечно, не успели ничего натворить, как это сделала Америка. Я остановился у двери, не зная, то ли постучать, то ли просто войти, так как меня тут вроде как ждут. Решение так и не понадобилось принимать, ибо дверь открылась, и из комнаты девушки вышла ещё одна горничная. — Ваше Высочество, — сделав неловкий книксен, девушка удалилась, а я шагнул в комнату. Она казалась странно пустой, и тут было очень тихо. Я не сразу заметил Америку, сидящую у изголовья кровати и держащую что-то в руках, но, увидев, как она поспешно вытирает слезы, задумался: она плакала? Из-за Отбора? Терпеть не могу, когда девушки плачут, я всё ещё не знаю, что с ними в таком случае делать, хоть Америка и предлагала просто обнять девушку. Обнять. Вот, что мне сейчас нужно сделать. Я подхожу к Америке и присаживаюсь рядом, осторожно обнимая ее. — Что произошло? — спрашиваю я, когда она, быстро утерев слезы, удивленно смотрит на меня снизу вверх. Она не ожидала моих объятий и вроде бы прежде я не обнимал Америку вот так, как сейчас, поэтому, чтобы не расстраивать её ещё больше, я просто опускаю руки и немного отстраняюсь, чтобы не касаться. — Прости. — Нет, нет, все в порядке. Прости, просто я не ожидала этого, — заговорила быстро Америка, всё ещё всхлипывая. — Ты плакала. Почему? — Потому что я дура, — ещё раз шмыгнув носом, рассмеялась Америка, — я понимаю, что должна была контролировать себя лучше, но она сама виновата, я не смогла сдержаться. — Не следовало тебе её трогать, — сказал я, положив руку на плечо Америки, которую она, к моей радости, не скинула. — Тебе рассказали уже? — скорее утверждая, чем спрашивая, сказала Америка, а её голубые глаза стали ещё ярче от недавно пролитых слёз. Я кивнул, и она серьезно добавила. — Ну да, глупость сказала, ты же принц. Тебе не могли не сообщить. — Мне сказали только, что ты сделала, но почему — нет. Расскажешь? — Бариэль сказала то, что ей не следовало говорить, а я отреагировала не так, как должна была бы. Королевы не было, мы были одни и только стоило мне вспылить, как вошла леди Сильвия, и конец ты знаешь сам. — Что она сказала? — нечто должно было сильно задеть Америку. Если это было не так, она не стала бы идти против правил и проявлять такую неосмотрительность. Она внимательно посмотрела на меня, словно оценивая и взвешивая все «за» и «против», словно собираясь открыть мне правительственную тайну или что-то не менее важное, но все же решилась и, почти незаметно вздохнув, ответила: — Она назвала меня оборванкой, попрошайкой, — пытливые голубые глаза наблюдали за моей реакцией, а она была, наверное, именно такой, какую боялась или просто опасалась увидеть Америка. Мне понадобилось немало сил, чтобы её скрыть. — Почему она это сделала? На каком основании решилась на такие оскорбления? Замешательство Америки стало ещё больше, и я не на шутку встревожился. Зная о ней очень многое, мало что могло меня удивить, но Америка с успешностью доказывала, что способна удивить любого. — Максон, в любом обществе, особенно женском, и при том, если это соревнование, а победить сможет только один, всегда найдутся девушки вроде неё или Селесты, которые ради достижения своей цели не побрезгуют ничем, — я хмыкнул про себя. Не она ли сама станет близкой подругой Селесты? Их начальную вражду я прекрасно помню, но если Селеста оставит попытки вредить девушкам, они подружатся. — Многим девушкам не нравится, что ты проводишь со мной много времени, вот только большинство из них молчит, а Бариэль не сдержалась. — Я понимаю, но как это связанно с тем, что ты ее ударила? Что такого она тебе сказала? — Она уже не первый день искала способ, к чему бы придраться, и только сегодня нашла. Ей не понравилось, что я не ношу украшений, как все другие девушки, кроме папиной подвески, а она хоть и проста, но очень дорога мне. Бариэль сказала, что таких, как я, хоть и наряди в шелка, всё равно останутся ничтожествами, — не удивительно, что Америка вспылила, и хотя можно было бы отреагировать иначе, она не была из тех людей, которые умеют контролировать свои эмоции. Я промолчал, боясь, что выдам, как на самом деле сейчас зол. Тишина немного затянулась. — Она, может, и права, но я не смогла стерпеть, когда отцовский подарок назвали дешевой безделушкой, — я удивлённо посмотрел на неё, и Америка продолжила. — Максон, за этими стенами другая жизнь. Там роскоши и достатка мало. Он доступен только двойкам и тройкам, иногда четверкам, люди вроде меня не живут в достатке. Множество тех, кто принадлежит к моей касте, носят одну и ту же одежду годами, а то и десятками лет или поколениями. Наше положение всего лишь чуть лучше положения шестерок. Многие недоедают, и денег часто не хватает. Нашей семье ещё повезло, у папы есть постоянные покупатели картин, которые несколько раз в год покупают по паре, у нас с мамой есть несколько семей, они приглашают нас играть по праздникам, а Мэй, наконец, начала участвовать на выставках, но, Максон, мы всего лишь тени. Наш труд ценится невысоко, если мы поём или играем на музыкальном инструменте, нас предпочитают не слышать, если рисуем, как папа и Мэй, покупают, но часто забывают даже подписать потом автора, и никто не тебе скажет, кто написал ту или другую картину, если это, конечно, не выдающийся художник, а так, мы всего лишь тени. Сколько бы раз я не слышал от неё рассказ о её жизни, меня всегда будет злить и расстраивать равнодушие и пренебрежение людей. Цепляют ярлыки, и ничего за ними не видят. В этом виноваты и касты. Люди рождаются в определённых рамках, из которых им очень сложно выбраться. Пора снова начинать разрабатывать проект об отмене каст. Люди должны получить возможность добиваться всего сами, а не использовать только то, что дано им от рождения. Я снова попытался обнять Америку, и в этот раз она возражать не стала, а просто постаралась устроиться как можно удобнее для неё. — Я не хочу уезжать, — снова сказала она и видимо подумала о том, что её довело до слёз, и я почувствовал, как тело девушки начинает дрожать, и поспешил её успокоить. — Ты не уедешь. — Это было бы справедливо. Я не должна была её бить. Это против правил, — Америка шмыгнула носом, но все же сдержала слезы. — Я не могу вернуться, только не сейчас! — Ты не уедешь. Я тебе обещал, что ты останешься, ты остаешься. — Спасибо, — тихо прошептала девушка, с ногами забравшись на кровать, но не отстраняясь. — В следующий раз, прежде чем что-то сделать, подумай о последствиях, — попытался я предостеречь Америку, зная, что оно забудется при этом же самом случае. — Хорошо, обещаю, — девушка серьезно кивнула, и я решил, что хватит на сегодня слез. — Замечательно, а то мне не нравится угрожать Сильвии. — Ты угрожал леди Сильвии? — она недоверчиво посмотрела на меня и совсем перестала всхлипывать. — Может, самую малость. Просто убедил ее, что лучше сделать так, как я говорю, — закончил я с улыбкой, и Америка ответила тем же. — Только не заставляй меня проделывать это снова. — Хорошо, но ты должен понимать, что твой поступок только всё ухудшит, девушки и так о нас говорят, а теперь… — Тебя это сильно беспокоит? — Нет, но… — замялась девушка на месте и, не дав ей сказать, что это уменьшает мои шансы с ними, я сказал ей другое. — С ними я сам разберусь, а сейчас ты могла бы рассказать мне одну из своих историй, — это тоже стало нашей любимой новой привычкой. Америка придумывала забавные истории и во время наших встреч рассказывала их. Она увлеченно пересказывала историю одной её соседки, а я смотрел на макушку и ощущал теплоту её тела, понимая, что это лучшее, что произошло за последние несколько дней. Америка увлеклась, а я едва заметно коснулся губами ее волос. Как ни странно, она это почувствовала, но ничего так и не сказала. Может, просто решила, что ей показалось. Пусть так думает, а я потом весь остаток дня ходил с приподнятым настроением и даже повторный разговор с Сильвией об исключении Бариэль мне не испортил его.