Инженер Поттер

      Холодно. Как же мать его здесь холодно! Ни мыслей, ни воспоминаний, а из ощущений только жгучий холод, пробирающий до костей, царапающий кожу, сжавший горло и сковавший всё тело.       «Откуда холод?» — появилась осознанная мысль. Но холод не отступал, озарений не случилось, и никакой чувствительности в одеревеневшем теле не появилось. Пустота, темнота и холод. Я не знал, сколько прошло времени и где нахожусь. Моя душа отдыхала, и я наслаждался этим вязким и тягучим покоем, сладко засыпая, а холод понемногу отступал.       Но вот меня ошпарила новая волна холода. «Да твою же мать!» — возмущалось что-то внутри меня. Меня. А кто я? Этот робкий, но конкретный вопрос, постепенно заполнял всё моё сознание, вытесняя отчуждённость и неудовольствие холодом, настойчиво вгрызаясь в эту пустоту. Прошла целая вечность, прежде чем стали появляться первые образы. Город, пятиэтажные коробки домов, старый, насквозь привычный двор, пустырь за домом. В памяти потихоньку сменялись картинки, менялись времена года и лица. «Витя!» — крикнула темноволосая женщина с пронзительными серыми глазами. — «Мой руки и садись ужинать».       Это яркое воспоминание потянуло за собой лавину других, не менее ярких. Пустяшная драка в детском саду, первый класс школы, выпускной, универ, армия, опять универ. Странное ощущение, никакого ощущения сопричастности, будто бы фильм посмотрел. Но главное прояснилось, итак, я — Виктор Медведев. Ответ на вопрос принёс покой, и пустота стала возвращаться ко мне. Но новая обжигающая волна холода заставила потесниться пустоту, а меня начать материться на Великом и Могучем. Да ну нах! Кто-то опять не закрыл форточку. Где-то я вчера слишком жёстко бухал… А где это я? Мой вопрос повис в пустоте, я совершенно не помнил, что было вчера и как оказался среди этого ужасного холода, хотелось спать. Как только я захотел снова поддаться дремотной сонливости, меня снова ошпарило холодом.       Вот зелёный луч летит в Грейнджеров, вот я подрываюсь ему наперерез, вот я куда-то лечу… А-а-а! Мне остро захотелось побиться головой об стенку. Дурак! Кретин! Идиот!!! Расслабился чуть не посреди боя, обезвредил врагов по временной схеме и успокоился, залюбовался и очаровался. Долбоёб… Злость и досада, приправленные горечью понимания собственной глупости, ещё долго терзали моё воспалённое сознание, но и этому пришёл конец. Я осознал, что нахожусь непонятно где, ничего не вижу, не слышу и не чувствую, кроме желания поспать и лютого холода. Надо выбираться отсюда!       Стоило этой мысли оформиться, как всё вокруг переменилось. Я понял, что стою на ногах, а в глаза мне бьёт яркий непривычный свет, ослепляя и не давая видеть ничего вокруг. Я прикрыл глаза рукой, сощурился и попытался разглядеть хоть что-то вокруг. Не сразу, но глаза стали привыкать к дневному свету, картинка стала обрастать подробностями типа травы под ногами и ясного неба, на меня упала тень, и стало значительно легче, отодвинув ладонь чуть дальше, я не очень поверил своим глазам. Передо мной стоял, стояла, короче находилось оно. Рыжевато-красный скотомутант, на звериных лапах, с несколькими хвостами и лисьей мордой, при этом оно стояло на двух ногах и не испытывало видимого дискомфорта. Это чудо напялило на себя одежду: рубашка, брюки и мантия. Обуви нет, а на лапах выделялись длинные чёрные когти. — Ты кто? — внимательно оглядев скотомутанта, я всё же рискнул предположить, что оно имеет примитивный разум, но на счёт человеческой речи сомневался. Ну, а вдруг? — Кицунэ, — прорычал-сказал скотомутант шакалолисьей наружности.       Я огляделся вокруг. Народу здесь хватало: мы стояли на небольшом холме, а внизу просматривались шестиугольные ячейки со стенами из прозрачного материала, в каждой находился минимум один… хм, ну, пусть будет разумный. Кого тут только не было! Звери, полузвери, какие-то магические существа и расы, но больше всех остальных было людей, разных возрастов, мужчины и женщины, девочки и мальчики. Кто-то лежал, кто-то сидел, кто-то читал, в одной из ячеек я заметил, как кто-то жёстко и с упоением трахается, ещё дальше, в одной из ячеек, шла натуральная оргия. Но никто не обращал внимания на других, тут же за стенкой спокойно и с умиротворённым видом пили чай, а чуть ближе ко мне, так же спокойно вели беседу. Складывалось ощущение, что все занимались своим делом. В ближайшей к нам ячейке спал здоровый чёрный котяра, размером с меня. Бросалась в глаза какая-то нереальность происходящего. Солнечная поляна от горизонта до горизонта, ячейки, местные обитатели…       Я присутствовал в этом вертепе телесно, так сказать. Но странное дело, чувствительности не было никакой, запахов я не ощущал, тактильно не чувствовал даже одежду, рот как будто обезболивающим обкололи, ладно хоть язык слушался, глаза видели, а уши слышали. Сосредоточившись на себе, я сразу заметил ещё одну неправильность. Лица. Если с мордами зверей была ясность, то черты лиц людей ускользали от меня, терялись в мареве воздуха, искажались и становились размытыми. Чертовщина какая-то. — Что это за место? — произнёс я, а по телу пробежали мурашки, следом за которыми меня пробил холодный озноб, как при очередной волне холода. Скотомутант пристально смотрел на меня, не отвлекаясь и не моргая. — Это грань, а там, — он махнул лапой в сторону прозрачных стен комнат-шестиугольников. — Там мёртвые и забытые игрушки, — мне стало не по себе, а голова с трудом соображала о чём говорит зверь. — Но я живой! — стал я возражать. — Ты думаешь? — морда гиеношакала приподнялась вверх, и он втянул в себя воздух.       Мир вокруг моргнул и преобразился до неузнаваемости. Исчез солнечный свет, а трава покрылась снегом. Как в скоростной прокрутке видеоряда стал меняться пейзаж за спиной скотомутанта. Вот все обитатели этого странного места покрываются коркой льда и перестают шевелиться и передвигаться, от них отрываются куски плоти и падают вниз, разбиваясь о снег и истлевая, обращаясь в прах. Минуты не прошло, как от них остались одни лишь голые скелеты. Поднялась пурга, подхватила остатки праха и понесла куда-то вдаль. Прозрачные стены ячеек стремительно покрывались льдом, искажая виды, а спустя время, непрозрачная белая корка скрыла нерадостные мёртвые картины.       В ужасе я смотрел на всё это, не в силах оторваться, до самого конца, а затем посмотрел на своего собеседника. Красноватая шерсть поседела и местами опала, одежда истлела, его фигура сгорбилась, а сам он продолжал смотреть на меня мёртвыми стеклянными глазами. Я почувствовал новую волну холода наравне с жутью от этого проклятого места. Руки попытались нашарить в креплениях карманов мои палочки, мне хотелось действия, без разницы какого, одновременно хотелось отгородиться, убежать, атаковать, сжечь тут всё…       Проснуться! Палочек не было в креплениях. Я посмотрел на руки и не нашёл привычных браслетов «внешней ауры», но хуже всего мне стало, когда я заметил, что моя привычная магловская одежда тоже стала истлевать. Ударила новая волна холода, всё моё тело задрожало, ноги и руки ослабли. «Нет! Нужно уйти, надо проснуться!» — бились в голове мысли. — Ты лишь игрушка! Выдуманная и мёртвая. Твоё место там. Иди к ним! — прошелестел-прошипел скотомутант. — Пошёл на хуй! — голос дал петуха, выдавая мой ужас. Никогда в жизни мне не было так страшно, как сейчас.       Мне до отчаяния не хотелось замёрзнуть и оказаться там, за спиной этого, среди прочих скелетов. Ноги почти не слушались, примёрзнув наглухо. Я дёргался изо всех сил, дважды чуть не упал, но мне всё же удалось переставить правую ногу чуть назад, а затем и левую. Каждый отвоёванный сантиметр отзывался сильной и острой болью. Грудь сдавило, стало нестерпимо трудно дышать. Шаг, ещё шаг, ещё… Я не видел того, что было позади меня, всё моё нутро кричало, что нельзя отводить глаза от этого скотомутанта.       Шаг, ещё один. Я упёрся спиной во что-то твёрдое. Стена? Попытался прислониться к ней и отдышаться, но она вдруг исчезла, и я полетел куда-то вниз, свет исчез, стало темно, я не понимал, падаю я или лежу где-то. О том, что я ещё жив, мне говорило только моё хриплое и прерывистое дыхание, боль пропала, а чувствительность так и не вернулась. Какое-то время я просто отдыхал, стараясь забыть весь тот писец, что предстал передо мной. Потом я попытался хоть что-то разглядеть во тьме, но быстро понял, что мои глаза закрыты, и я их не могу почему-то открыть. Звук тоже отключили, ничего, кроме звука собственного дыхания я не слышал. Так, в попытках открыть глаза, что-то расслышать и почувствовать своё тело, я не заметил, как отключился. — Привет! — прошептали где-то рядом, вернув меня к реальности. Послышались глухие звуки, тихий скрип. — А, мисс Грейнджер, вы сегодня рано, — сказали голосом доктора Питерсона. — Как он, доктор? — Всё так же в коме, изменений нет, – ага, как же, нет! Но сообщить я об этом не могу, чувствую себя бревном. Мда. Сколько я был без сознания? — Эх, — тяжело вздохнула Миона, а я почувствовал, как мою ладонь обхватили мягкие и тёплые руки. И что вообще она тут одна делает? Где я?       Титаническим усилием я приоткрыл глаза и увидел белый потолок, плафоны и надпись «Объект 23/14, отд. инт. терапии, палата № 1». Вот и пригодилась задумка. Меня всегда бесило, что когда неожиданно просыпаешься в больнице, то долго не можешь понять, где находишься, созерцая белый потолок с минимумом данных. Поэтому я силой своего произвола внёс в перечень оборудования палат всех лечебных отделений всех подразделений фирмы, пункт о трафаретной надписи на потолке, с наименованием подразделения, отделения и палаты. Лечат сотрудников корпорации не только здесь. По нормативу на каждую сотню сотрудников в подразделении положен медпункт с врачом, двумя фельдшерами или парамедиками по местному, и двумя медсёстрами со стационаром на 5 коек.       На тысячу сотрудников, как в Белфасте, например, положена поликлиника с десятью врачами разных специальностей, по двадцать фельдшеров и медсестёр и стационар на 50 коек. По деньгам выходит не дорого, в перспективе нескольких лет даже дешевле, чем покупать на всех расширенные медицинские страховки, а уж в перспективе медицинского проекта… Так что есть плюсы в том, чтобы быть тираном и деспотом. При моей насыщенной жизни, пробуждение где-нибудь вот так вот было вполне вероятно.       Но вопрос остаётся открытым. Тут как бы сверхсекретный объект, где проводятся бесчеловечные опыты, в том числе на людях, и всё это как бы незаконно. Кто сюда пустил постороннюю восьмилетнюю девочку? Да ещё и без сопровождения. Не могло же так рассосать Волкова, чтобы он такой маразм допустил! Или могло? Вот восстану из мёртвых и всем устрою похохотать.       Миона сидела на краешке кресла, держала меня за руку и смотрела куда-то в перспективу, на мои открытые глаза она не реагировала, а может и не заметила. Питерсон уже свалил, а я пытался понять, что же изменилось во мне. Странные и непонятные ощущения просто шибали своей чуждостью. Магическое зрение кое-что прояснило. Аура. Ровная и плотная аура, которая никак не мешала моему зрению. Нигде прорех или каких-то негативных сюрпризов я не заметил, а вот положительных…       Для начала плотность. Разноцветный туман ауры серьёзно уплотнился. Навскидку, раза так в полтора-два, кожа под аурой только угадывалась и была неразличима. Если раньше по плотности ауры я слегка не дотягивал до Дамби, то теперь скорее он не дотягивал до меня. Хех, семилетний архимаг! Толщина ауры тоже приятно удивила. Точно без линейки не понять, но полметра есть железно. У Дамби 60-70 см, так что я приблизился к нему. Это всё с трудом укладывалось в голове. Я снимал артефакт «внешней ауры» и делал замеры, в последний раз внешний слой освобождённой и напитанной магией ауры достигал отметки 23 сантиметра от поверхности кожи. Я по-прежнему не знал, где тот потолок развития, за которым моё тело не сможет удерживать такую развитую ауру, что приведёт к моей смерти, а тут такое. Авада виновата? Я поймал её хоть и спиной, но первоначально она должна была проникнуть в ауру, по ней скользнуть к линиям связи с телом и уничтожить их. Что произошло на деле и как это отразилось на мне? Пусть я не видел перекосов в разноцветных переливах волшебного тумана, но я их и не обязан видеть. Перекосы они как суслики, без специализированного ритуала не увидишь.       Я закрыл глаза, сосредоточившись на своих ощущениях. Любопытство и лёгкая тревога немилосердно терзали меня. Пережить аваду? Для Гаррета Поттера нет ничего невозможного! Вот только в прошлый раз это тельце получило солидный довесок в виде крестража в череп. Что изменилось теперь? Ведь я сделал кучу манипуляций, провёл немало разных ритуалов, даже главенство в Роду принял.       Авада убивает всегда, если попадёт. Защититься и избежать смерти нельзя. Вернее защититься можно, но не в полевых условиях, даже БТРу мало не покажется, ахнет так, что будь здоров. Осколками брони посечёт всех внутри, а я её голой спиной поймал и лежу, даже не кашляю. Что там дохлый скотомутант говорил про грань и игрушки? Брр, страшно вспомнить, но может это и есть ключ к загадке? Канонному Гарричке в конце, после авады, вокзал Кингс Кросс приглючился, вроде бы родители являлись, а мне всякие ужасы и скотомутанты. Мда. Ладно, предположим, что я видел ад всех попаданцев. Пришёл, постоял на грани, послал такую радость на хуй и вернулся назад. Складно? Пойдёт!       За этими думами я уловил, что было странным в моём мироощущении. Артефакты. Я всегда чувствовал кучу артефактов, привязанных ко мне. Большинство носил всегда с собой. Побрякушки всякие, части комплекса «внешней ауры» и прочие полезные мелочи. Теперь как отрезало, их просто нет. Даже зашитый под кожу в районе ключицы артефакт-контролёр состояния нервной системы молчит, будто бы и его нет. Надо будет серьёзно поговорить с местными эскулапами, может даже сделать оргвыводы и воззвать к совести, ибо такие сложные артефакты детям не игрушка. Тех же контролёров у меня всего четыре, а новые сделать у меня ещё несколько лет толку не хватит. Пока выезжаю на запасах деда. — … сказал, что летом ему тоже надо будет платить премию со стипендией, так как пока тебя нет, он над школой старший и остался следить за порядком. А то, что каникулы и в школе никого не будет, ему пофиг, — фыркнула девочка. — Иногда так хочется взять одну из твоих палочек и проклясть всех, добавив этим дегенератам ума. — Миона снова замолчала, глядя всё так же в перспективу. — Директриса сказала, что тебе экзамены могут и не понадобиться, кома — вещь неприятная, длится всегда по-разному. Но согласилась, что в конце августа ты всё сможешь сдать, — грустно сообщали мне последние новости. — Мозг отказывается пускать меня в твой кабинет и основную библиотеку, говорит, что приказа не было, а гостям, даже привилегированным, без прямого разрешения хозяина, туда хода нет. Так что я пока изучаю детскую библиотеку Поттеров, в которой все книжки знаю уже почти наизусть.       Что-то как-то минорно всё. Что там такое происходит? В школе понятно, оставшись без пресса моего авторитета, кто-то мог многое возомнить о себе. Приду — разберусь. Хамоватые типы периодически возникали и огребали даже при мне, одной ей не выдюжить — это было сразу ясно. На счёт допусков Мозг прав, нельзя Миону без присмотра пускать в основную библиотеку и моим кабинетным документам, не говоря уже о закрытой части библиотеки. Как бы ей не пришла в голову светлая мысль потренироваться в серьёзной магии, выходящей за рамки возможностей тех слабосильных палочек с радужными накопителями, что я для неё недавно сделал. Сейчас аура особенно пластична и так будет до 11 лет, нельзя колдовать без посредничества накопителей и конструктов-конвертеров. Но всё вместе видимо крепко навалилось на девочку, слишком уж она подавлена. — Мм! — попытался я подать голос. Получилось откровенно плохо, по глотке как наждаком провели, как хреново. — Пить! — со второй попытки мне удалось разборчиво выдать заветное слово.       Миона подпрыгнула как ужаленная. Долго и внимательно смотрела мне прямо в глаза. Ох, какая там бушевала буря эмоций. Но вот она справилась с собой, бегом метнулась к двери, выглянула и прокричала: «Доктор Питерсон! Гарри очнулся!!!».       Тут же начался медицинский беспредел. Меня щупали, мерили давление, заглядывали в зрачки, показывали пальцы, хватали за голову. Я какое-то время терпел, понятно, что маглы и лечат они меня, скорее всего, как маглы, с поправкой на зелья, запас которых тут внушителен и серьёзен, больше и лучше только в Мунго или в личных запасах какого-нибудь Снейпа. С тревогой, сжатыми кулачками и закушенной губой на всё это взирала виновница этого беспредела. Нет, чтоб просто дать попить, а дальше я бы всех разогнал и уже бы вызвал кого-нибудь из магов, в мэнор бы собирался, а вместо этого терплю эти издевательства.       Но всё имеет свойство заканчиваться, так и эта пытка прекратилась. Тела своего я, к слову, так и не чувствовал толком, мышцы одеревенели, кости болели, кожу покалывало, но ни пошевелиться, ни вздохнуть полной грудью не выходило. Мне как-то довелось лежать две недели без сознания, и тогда всё было гораздо легче, а тут…       Я стал обращать внимание и на другие странности. Миона. Я спросонья не рассмотрел, а теперь ясно вижу, что она подросла, волосы стали заметно длиннее, да и этого джинсового костюма я не помню. Она, конечно, девочка, а в мэноре чего только нет, есть там и зелья по уходу и восстановлению причёски и отращиванию волос, как имеется и портрет бабушки Дореи. Обстановка в палате тоже отличалась от памятной мне. Мебель другая, а стены в некоторых местах зияют свежей краской. Меня стали охватывать страх и смутные подозрения. Сколько же я здесь валяюсь? — Какое… сегодня… число? Год? — с огромным трудом выдавил я из себя. — Ну, ну, сэр, вам пока нельзя разговаривать, а тем более волноваться. Отдыхайте и постарайтесь поспать, — Да он издевается! Я тут на подвиги иду ради крупиц инфы, а он мне спать предлагает!       Видно что-то очень нехорошее Питерсон смог увидеть и понять в моём взгляде, раз переменил своё мнение и стал колоться. — Сегодня двадцать четвёртое июня тысяча девятьсот девяностого года. Вас доставили сюда больше двух лет назад, — Писец он такой писец. Целый вихрь мыслей, страхов, возможных негативных вариантов развития событий за эти два года и осознание упущенных возможностей, ворвались мне в мозг раскалённой иглой. Вот теперь мне стало действительно хреново, а сознание, наконец, милосердно покинуло меня.