Примечательные порты

Хэвлок любит поговорить — звучание собственного голоса, очевидно, доставляет ему удовольствие. Пендлтон жадно слушает, и глаза у него блестят, как у маленькой крыски; Мартин кивает, когда чувствует, что от него этого ждут. У виски янтарно-желтый цвет и привкус дыма — родной брат того благородного напитка, глоток которого призван был вывести из игры Корво Аттано. — Я знаю, что вы трахаетесь, — брезгливо сказал Хэвлок, когда решение об отравлении уже было принято. Мартин сумел не вздрогнуть. — Полагаю, сложно утаить что-то в столь небольшом пабе, как этот, — признал он. — Это точно, — согласился Хэвлок. — Не утаивай. Ему неоткуда было знать, что Мартин думал о том, чтобы сдать подельников Корво, — он осмотрительно не доверял свои планы ни бумаге, ни аудиографам, — но у старого волка, похоже, действительно было чутье, присущее заматеревшим зверям и опытным убийцам. — И не думал, — заверил Мартин. В Аббатстве многие нарушали запреты, шестой — ничуть не реже прочих, но Мартин опасался, что связь с кем-то может ему навредить и поневоле блюл целомудрие. В «Песьей яме» донести на него было некому; Корво был еще молод, красив и опасен в той степени, когда это скорее приятно волнует, чем заставляет всерьез беспокоиться. Они оба не умели флиртовать, и потому легко обошлись без словесных прелюдий. — Помочь? — спросил Мартин, когда вернувшийся с задания Корво, пропахший кровью и порохом, расстегивал многочисленные пряжки своего облачения. — Да, — ответил Корво. Спустя десять минут он пробормотал Мартину в шею: — Te deseo. Здесь? В годы разбойничьей юности Мартин знался с одним серконосцем — от него он выучил, как будет на серконосском «да», «нет», «отвали, ублюдок», «сколько стоит?» и «отсоси мне». Мартин попробовал последнее, — с вопросительной интонацией, — и Корво хрипло рассмеялся. — Брат Мартин, — сказал он, плечами раздвигая Мартину бедра. — У вас грязный рот — и нечестивые помыслы. Мартин отчего-то полагал Корво человеком, почти чуждым радостям плоти, — и неожиданно выяснил, что болтовня о распутных южанах оказалась не таким уж преувеличением. Он толком не понял, как очутился на пахнущих дешевым порошком простынях; пальцы Корво, внутри и снаружи, заставляли дрожать и сквозь зубы втягивать воздух, а губы, за пару мгновений до того восхитительно тесно сжимавшие член, теперь нацеловывали его рот. Мартину не хотелось целоваться, хотелось дать — он шире раздвинул ноги, и Корво торопливо забормотал что-то на серконосском; Мартин счастлив был, что не понимает ни слова. Разгоряченный желанием, Корво стал выглядеть моложе, счастливее. Мартин протянул руку, погладил уродливый шрам у него на плече, и Корво не стал отстраняться — только повел пальцами так, что у Мартина потемнело в глазах, и он кончил — до нелепости быстро. — Брат Мартин, — прошептал Корво — Мартин едва расслышал его сквозь собственные судорожные вздохи. — Мы только начали. У виски янтарно-желтый цвет и привкус дыма. Мартин делает скупые глотки и думает: когда же подействует проклятый яд? Хэвлок, не знающий о том, что его переиграли, похоже, ждет того же. Корво — надо полагать — уже добрался до маяка. Мартин даже заготовил фразу, которой он все объяснит юной Императрице: «Заговор лоялистов», — скажет он. — «Распался по причине неразрешимых противоречий».