Примечательные порты

В обеденные часы на улицах Карнаки пустынно. Жизнь просыпается позже: когда солнце падает за море и меняется ветер, принося прохладу, а не рудничную пыль. В пивных заведениях побогаче снимают со столов стулья, в местечках поскромней — расставляют ящики вокруг бочек. Открываются двери борделей и закрываются двери Аббатства. Улицы наполняются шумом, воздух — запахом вина, эля и пива. Выходят на промысел карманники и женщины в цветастых шалях с разрисованными охрой руками, что берутся предсказать судьбу по линиям на ладони и поведать все о человеке, который тебе предназначен, — по буквам на коже. Однажды, очень много лет назад, Корво зашел вслед за одной из них в маленький шатер, примостившийся между двух невысоких домишек. Ему помнится, там было темно, но он все равно заметил, что на руках у той женщины не было ногтей. — Здесь, — сказала она и безошибочно накрыла ладонью его грудь. — Вас разделяют годы — но у него уже сильная, уверенная рука. — У него? — растерянно переспросил Корво. Тогда он знал уже, что Джессамина не предназначалась ему судьбой, и верил, что в какой-то момент это знание утратило значение. Метка проступила на его коже, когда они были любовниками уже три или четыре года. Джессамина печально сказала: «Мы знали, что это может произойти... не вздумай себя винить, Корво». Ее кожа так и осталась чистой. Женщина хрипло рассмеялась — на миг ему показалось, что она задыхается. — Да, милый, это не сисястая сеньорита. Представляю, как ты разочарован. Корво помнит, как его охватило лихорадочное волнение, как он требовал рассказать все, что она знает, и как она проколола ему палец и высосала горячим ртом несколько капель, а потом проглотила что-то, напоминавшее кусок сырой рыбы. — Три женщины, и все одной крови, — сказала она. — Ты переживешь двоих из них. Я вижу, как приходят и уходят крысы. Я вижу, как сердце той, кого ты любишь, истекает кровью в твоих ладонях. Я вижу, как ты смотришь и слушаешь — тогда, когда другие кричали бы от ярости. Она резко согнулась пополам, и ее вырвало кровью и чем-то еще ему на сапоги. Как Корво выбрался из ее шатра, заплатил ли он ей, сколько он потом выпил — все это забылось со временем. В обеденные часы на улицах Карнаки пустынно, как в особняке Стилтона, где настоящее проседает в прошлое и призраки годовалой давности гуляют по коридорам. Один из них говорит: — Это бросает вызов принципам рационального познания. Корво знает каждое слово в этой фразе — они чернеют у него на груди с тех пор, как ему исполнилось двадцать четыре. Он ожидал услышать их в Академии Натурфилософии или ненароком посреди приема. Они настигают его в заброшенной комнате чужого особняка — и их произносит тот, кого уже не существует. Корво думает: он и правда сказал это раньше. До того, как поприветствовал меня в своем особняке и пообещал вскрыть мое тело, до того, как орал, пока электричество пожирало его гениальный разум. Он сказал это три года назад, просто я услышал — только сейчас, когда ничего уже нельзя изменить. Призраки исчезают, а Корво все стоит посреди пустой комнаты и слушает, как крыса глодает пальцы мертвой служанки.