Кофе с молоком

Коннор склабится; ноги, затянутые в соблазнительную классику брюк, несут его к сладкой как патока мести. - Эйдан обвенчан, - Ашер сзади стекает безысходным милосердием - ему невдомек, что у этих двоих счеты, при которых он никак не складывается. Тик-так, - думает Микаэла, не отрывая от обнаженных фото взгляда; обнаженность не тел, а неприлично-счастливой жизни (без нее, за нее). Тик-так, - вливается шумящим гулом в голове Уолша. Коннор вскидывает темные брови, а ниже выковывается подобие былой улыбки; Коннор не понимает, почему от ее расстройства жилисто не бежит натуральное успокоение как миллион дней назад. Милстоун забывает вмиг о былом милосердии, вбивая слова "лучше", "богаче", "моложе" в сдвинувшуюся фигуру Пратт; Уолш готов поклясться, что руки почти выпускают планшет, впуская взамен в освободившееся пространство простреленную им же мишень смуглого тела. Мне, вообще-то, было больно, - безоправдательно шепчут губы, но язык слишком сух и шершав, чтобы вслух признать, что постельная версия Ашера его не устраивает. Мне, вообще-то, одиноко, - Микаэла смотрит в люки его пустых глаз, а там бегут грязные потоки; ей оправдываться не нужно. - Ну, да ты понимаешь...теперь. Она отвечает раскуроченной язвой улыбки и уходит прочь. Выходит центробежно. По всей арифметике древних счетов, центр - Уолш.