Кофе с молоком

- Кофе здесь отвратительный, - Коннор щербится наигранной улыбкой задетого вкусового рецептора; приподнимает руку с дешевым стаканчиком, в котором плещется коричневатая, не внушающая доверия жижа. Микаэла игнорирует его, прощелкивая нужную последовательность кнопок автомата и отдавая на съедение смятую купюру. Уолш следит за ней, понимая очевидность выбранной тактики, поэтому устраивает небольшое кофейное цунами - это зрелище едва ли отвлекает. Микаэла и себя бы игнорировала, если бы дала волю разрушающим мыслям - отгадай загадку, Микки, за кого ты кричала, когда Миллстоун бросился на него с кулаками? - Кто обрабатывал раны? - она знает ответ заранее; глаза следят за жужжащим дребезжанием наполняемого стаканчика - все что угодно кроме его умоляющего простить взгляда. - Мэгги, - выдавливает Уолш и через силу сглатывает остывший американо; горечь на донышке провоцирует зажмуриться. - Сказал, что радуешься смерти её любимого бывшего? - Микаэле хочется ударить его куда-нибудь в грудь, где до обидного цело, в то время, как у нее все внутри раскурочено. Но у Коннора на лице перекрестья пластырей и кровяные полосы ответов. Он мимолетно морщится от справедливого укола; бледные пальцы сжимают стаканчик с кровожадным хрустом. - Неужели ты не согласна? Неужели его смерть тебя так задела? - скрипит голос совсем близко - Уолш стукается головой о холодную боковину; ранений всегда мало. - Он был нашим другом, - с тихим нажимом говорит Пратт, чувствуя, что утверждения там каплю - ровно столько, сколько она в свое время тратила на попытки сблизиться с Уэсом. - Твоим, - подчеркивает жестко и жестоко Коннор, впиваясь змеиным взглядом в ее лицо; устремленные радужки так же линяют непонятным цветом. Микаэла не отвечает, прикрывая веки - под ними царапается сахарским песком усталость и суточная бессонница. Цепко выхватить свою дозу минутной бодрости, развернуться, чтобы скрыться в нужной омертвелой палате, но поймать напоследок в чувствительную донельзя спину вопрос: - А по мне ты бы тоже так убивалась? - Коннор знает, что ей не хватит ни смелости, ни сил развернуться, но смотрит он все равно исподлобья зло. У Пратт сбивается ритм не такого (теперь) здорового сердца и четкий шаг, но движение вперед - как позорное бегство - она не прекращает. Ты мне не друг.