Funny-bum. Я здесь. Короли Севера. Глава 43. Талан
Яростное пламя сжигало заживо. Среди алых всполохов огня и чадящего дыма мне виделись ослепительные бичи балрогов, плетущие вокруг меня смертоносную паутину. Кожа болезненно натянулась и потрескалась, глаза высохли, легкие разрывала боль… Я понимал, что это сон, но проснуться не получалось. Первый раз меня разбудила Тиллинель, положив мокрое полотно на голову, однако мучительное сновидение повторилось, стоило мне только снова впасть в забытье. Неимоверным усилием воли я постарался вернуть свою явь. Не с первого раза мне это удалось. Меня потряхивало, пот лился градом, в руках и ногах ощущалась раздражающая слабость. В шатре, расположенном на верхнем ярусе раскидистого талана, я находился один… Полог шатра был распахнут. Снаружи, недалеко от входа, неподвижно сидела Тиллинель. Холодный лунный свет равнодушно обливал ее хрупкую фигуру. Меня продолжало лихорадить. Я с трудом дотянулся до кувшина с водой, надолго припав к нему. Тиллинель не шевелилась. Вылив остаток воды на себя, я кое-как выбрался из шатра и окликнул ее. Она не ответила. Сердце тревожно сжалось. Я тихо приблизился и опустился на колени рядом с ней. Глаза Тиллинель были распахнуты, неподвижный взгляд обращен в сторону Мории. По бледным щекам медленно текли слезы. Она что-то отчаянно шептала, едва двигая пересохшими губами. Это было на грани слышимости, но я разобрал: — Не прогоняй его. Пусть Эстель будет рядом. Прости, что оставили тебя одного. Мы вернемся как только встанет солнце. Спи, золотой мой. Да, ты отомстишь Гортхауру. Мы все будем мстить. И он будет знать, за что. Но пока… До утра, спи, пожалуйста. Не ходи никуда, не прогоняй Эстеля. Не оставайся в одиночестве… Тиллинель заклинала, пела, плела серебристую вязь мелодии, которая улетала в ночь. Но она была слишком слаба и не справлялась. Поэтому рыдала… И потому еще, что в душе образовалась самая настоящая дыра, которую чувствовал и я. Я обнял ее за плечи, она благодарно вздохнула и произнесла, уже обращаясь ко мне: — Он там, в лагере… Совсем один… Ему даже не дали попрощаться с ней. Гномы забрали ее тело, увезли куда-то. Ему плохо, хуже чем тебе. Трандуил пытался утишить его боль, но Леголас воспротивился. Не позволяет отцу даже касаться своей фэа. Я пытаюсь, как могу, но мне не хватает сил… Потому что мне тоже невыносимо… Тауриэль. Больше. Нет. Она подняла взгляд к небу и шепнула уже туда, в равнодушную, посеребренную луной пустоту: — Как такое возможно? Я крепко сжал ее в объятиях, провел рукой по волосам. Утешить я ее ничем не мог: — Тиллинель, давай попробуем соединить наши песни. Она прижалась ко мне, обвила руками: — Ты тоже сейчас так слаб и так уязвим… — Как и ты… Но вместе мы сумеем. — Вместе. — Чуть слышно отозвалась она. — Да… мы хотя бы вместе, Эйтар. Мы сплели нити наших душ воедино и отправились вместе туда, где в хаосе и темноте бродила одинокая, потерявшая смысл и надежду душа Леголаса, старшего принца Эрин Гален. Прохладный ночной ветер в сени волшебных древ постепенно остудил мою кожу и голову, успокоил дыхание. Душу успокаивало присутствие Тиллинель. Я держал ее в своих объятиях, пристально всматриваясь в черты ее лица. — Не смотри так, — смутилась она, всхлипнув, — я сейчас такая страшная. Это, конечно же, было преувеличением. Пусть лицо ее исказило горе, глаза и нос покраснели и припухли от слез, а губы искусаны, для меня она была самым совершенным творением Эру. Всегда, во все времена. — Ты — красавица. Я люблю тебя… Она несколько отстранилась, не прекращая смотреть на меня, глубоко вздохнула и печально улыбнулась. — А знаешь… не буду ждать свадьбы. И потянула меня за руку в сторону шатра. Лицо ее словно осветилось изнутри. Или это была игра лунного света и серебристых огоньков, время от времени пробегающих по ветвям талана… — Ты уверена? — ответил я, стараясь приглушить словами громкий стук сердца. — Не собираюсь ничего откладывать на потом. У телохранителя Ольвы Льюэнь «потом» может и не наступить. Можно, я отвоюю для нас хотя бы нынешнее. В этом была вся Тиллинель. Она могла долго сомневаться, но если уж что решила для себя, переубедить ее невозможно. Впрочем, переубеждать ее я как раз и не думал. Не тогда, когда ее соленые от слез губы прикоснулись к мои губам. Пространство, зажженное сиянием наших душ, вспыхнуло, закручиваясь всполохами истинного, первородного света. Само время, отвоеванное нами у горя и тьмы, стало вдруг покорным и ласковым, как щенок, резвящийся на теплом морском берегу. Мы дарили друг другу себя, своё дыхание, свои надежды, свои тайны, умирали и рождались заново, становясь единым целым. Навеки, навсегда. Ни тьма, ни смерть не были властны над нами, потому что даже им было не по силам разлучить души, обретшие после стольких скитаний смысл и истинный свет. — Эйтар, как же я люблю тебя, — в каком-то отчаянии шептала она и в глазах ее таяло звездное серебро. — Ты — мой свет. Моя мечта. Я не думал, что смогу любить тебя сильнее, чем уже любил. Но… это невозможно измерить, — отвечал я ей и сердце наполнялось невиданным доселе счастьем. Темное полотно неба качнулось и немного посветлело у самого горизонта. С верхнего яруса талана открывался вид на Мглистые горы. Луна сползла с неба и теперь оно сияло предутренними звездами. Волшебные огоньки, мерцающие в листве, чуть померкли. Было все еще темно, но дыхание утра уже коснулось нас. Тиллинель нежилась в моих объятиях, выводя пальцем замысловатые узоры на моей груди. — Не хочу больше расставаться. Никогда… Ни с кем. Почему мир так жесток к нам? — Не только к нам, поверь… — Нам отказано даже в маленькой передышке? Реальность медленно возвращалась, наваливаясь всей своей отчаянной тяжестью. Гнать ее от себя и дальше было не обдуманно. Да и невозможно. Где-то внизу, в шатре целительницы, спал, забывшись магическим сном, чудом избежавший смерти Лантир. Ему еще предстояло узнать. И о страшной гибели Тауриэль, и о том, какой ценой он обрел свою вторую жизнь. А у стен Мории, в лагере, разметанном последней битвой, в одиночестве страдал Леголас. Тиллинель, на мгновение прикрыв глаза, тяжко выдохнула: — Принц спит. Тебе тоже нужно. Я печально улыбнулся: — Вы с Лантиром сговорились, что ли? Что за одержимость отправить меня в спячку? Она нахмурилась, приподняла голову и упрямо посмотрела на меня сверху вниз: — Потому что это ненормально. — Что именно? — улыбнулся я. — То, что рядом с ней ты разучился спать… — Тиллинель, только не начинай, прошу… Она откинулась на подушки и стала всматриваться в своды шатра. Но через мгновение все же выдала: — Еще раз повторю. Я не вынесу, если ты останешься ее телохранителем. Эх, видимо мне никогда не удастся примирить эти два противоречия: — Тиллинель, не ревнуй… — попытался отшутиться я, но — мимо. А Лантир предупреждал меня когда-то… Тиллинель скривила губы и обиженно насупилась: — Не надо так шутить. И это вовсе не ревность. Это страх за твою жизнь. Если бы не ее причуда в последний момент поменять телохранителя, тебя бы уже не было. О, Манве! Как только подумаю об этом… Находиться рядом с Ольвой Льюэнь — страшно опасно. — И ты предлагаешь спихнуть эту страшную участь на кого-то другого? На кого же? Чем ответить, она так и не нашлась, только упрямо мотнула головой: — А почему это должен быть именно ты? Почему? — Тиллинель, ну не будь ребенком… — притянул я ее к себе и поцеловал. — А ты не смей этим шутить. — С обидой в голосе парировала она, успокаиваясь в моих руках. — Да я вообще шутить не умею, ты же знаешь… — улыбнулся я. — Знаю… прости. — прошептала она, уютно устраиваясь в моих объятиях. — Утром поговорим, спи, мой родной… Она тихонько запела и я действительно провалился в сон. Спокойный и глубокий, без всяких сновидений. Впервые за долгое, долгое время. *** Павших гномов и Тауриэль наугрим подготовили к погребению по своим правилам. Хотя потерь было немного, павшие гномы в основном остались внутри Мории еще до того, как сюда пришли эльфы Лихолесья… Позже Трандуил, Леголас, Эйтар, Тиллинель и пока что полуживой Лантир — и Торин с Кили долго обсуждали что-то в отдельном шатре. Ветка, зная, что, скорее всего, речь пойдет о похоронах Тауриэль, согласилась не присутствовать… и провела это время с Виэль, Даней и Лаириэль. Переговорщики с большим трудом достигли общего мнения.Funny-bum. «Я здесь. Короли Севера» Глава 44. Жимолость и ломонос
Переговоры явно зашли в тупик. Кили был непреклонен. Леголас едва сдерживал гнев. Трандуил напоминал мне раненного льва, время от времени порыкивающего на овдовевшего наугрима. Впрочем, без особого эффекта. Торин смотрел на Владыку исподлобья и было ясно, что он в любом случае будет стоять на своем — точнее, на стороне племянника. Единственный из нас, кто был бы способен четко донести правильную мысль до окружающих, находился в нехарактерной для него молчаливой меланхолии. Да оно и понятно — даже самый выносливый эльф не смог бы быстро оправиться от того, что накануне произошло с Лантиром. Меня Кили просто ненавидел. Не понимал, с какой такой радости я вообще пришел. По его мнению места мне здесь не было, и я даже имени Тауриэль произносить не имел права. — Ты считаешь, что можешь мне тут что-то предъявлять? Ты, эльф, крайне скользкий персонаж во всей этой истории, — не переставал он обвинять меня. — Подумать только! Сперва обездолил собственного принца, а потом получил красавицу в жены. Ты хоть на минутку вспоминаешь Тауриэль, когда обнимаешь другую. Друзья? Вот так она выглядит, эта ваша эльфийская дружба. А ты? — зло взглянул он на Тиллинель. — Тебя вот это все совсем не смущает? Тауриэль была тебе самой близкой подругой и ты без сомнения отдаешься этому… мужчине, хотя прекрасно знаешь, что он, что он… Да будьте вы прокляты! Жар бросился мне в лицо и я понял что нахожусь в опасном полушаге от того, чтобы выхватить кинжал и напасть на принца. И будь что будет… И плевать, что он прав во всем… Великий Эру, да сколько же можно. Я и без его ежесекундного напоминания понимаю — все, что произошло с Тауриэль, останется со мной на всю жизнь, до последнего дыхания. Я буду это помнить, буду с этим жить, и этого факта никто и ничто не изменит. — Мы сейчас уходим от темы, вам не кажется? — Трандуил с силой сжал мое плечо, останавливая от необдуманных действий и пытаясь вернуть разговор в конструктивное русло. Трандуил. Он был мрачнее тучи, да и мало кого из присутствующих все это забавляло. — Нет, не кажется! — разнесся под сводами палатки звонкий голос Тиллинель. От подобной непочтительности, казалось, все онемели, но Тиллинель даже не подумала остановиться: — Коль уж принцу и бывшему владыке Полуденного приюта необходимо высказать все, что он думает о нас, проклясть всех и каждого, то почему бы и мне не высказаться в ответ. Она вытянулась во весь рост и шагнула в сторону Кили, намеренно давя на него разницей в росте. Глаза ее источали ледяной гнев: — Для начала, прекрати во всем случившемся обвинять Эйтара. Просто — прекрати. Ты… тебе не кажется ли, что твоя память всю дорогу работает как-то избирательно. Почему ты не хочешь вспоминать нашего с тобой разговора в Дейле? Последнего. Перед твоим позорным бегством. Кили возмущенно подпрыгнул, пытаясь что-то ответить, но она ему не дала: — Ты помнишь… Отлично! — горько усмехнулась Тиллинель. — А ведь ты был в праве не ходить в Морию и остаться защищать ваш дом. Дом, который твоя, как ты выразился, великая неземная любовь, считала и своим домом. На минуточку, — единственным. Но нет. Ты покинул её. Оставил Тауриэль наедине с ее горестными думами… И наедине с орками, которым там как медом было намазано. Чем возразить, Кили не нашелся, но и глаз не опустил, продолжая возмущенно смотреть на Тиллинель снизу вверх. — Они там все разворошили. Камня на камне не оставили. Я и Бригель помогали Тауриэль удерживать последние рубежи, пока остальные жители скрывались за воротами Дейла. Где в это время шлялся ее муж? — горько усмехнулась она, качая головой. — От тебя не было вестей годами. Я пыталась ей помочь, как могла. Но не смогла одного — отговорить ее от этого опасного путешествия. Она шла к тебе, Кили… К тебе! В Морию. Потому что ей больше некуда было идти и потому что ее мучил один вопрос — почему? Почему ты сбежал от нее? Почему не шлешь вестей… Допускаю, у тебя, как у каждого из нас, были свои резоны, но по мне так твой поступок — поступок труса. Слишком сильна была любовь? Слишком сильны были сомнения в ее любви? Согласись, Тауриэль всегда была для тебя слишком. — Да что ты знаешь, какое право ты имеешь судить… — О нет… Это что ты знаешь? Да и вы… —Тиллинель оглядела всех присутствующих, — Вы все! Вы хотя бы приблизительно представляете, каково это — родиться женщиной в нашем мире? Можно не уступать в ловкости, скорости и силе славным воинам, но при этом, в самый невероятный момент быть придавленной предрассудками и условностями. На тебя с радостью навесят все пороки мира, только потому, что в лихую пору ты оказалась не в том месте, что вокруг не было защиты и даже крупицы света. Женщина? Знай свое место. Тебя можно не жалеть, а мнением твоим пренебречь. Тиллинель перевела дыхание и горько продолжила: — Можно оставить на годы без вестей, ради идеи, которая даже не твоя, — вновь глянула она на Кили, сузив глаза. — Годами душить неуемной любовью, не спрашивая, как ты себя при этом чувствуешь… — горько улыбнулась она Леголасу. — Не давать ни минуты времени, чтобы обдумать непростой выбор и найти правильное решение. А потом… просто отказать в приюте. Без объяснения причин, — метнула она обиженный взгляд на Трандуила. — Придавить горой до скончания Арды… — Торину тоже досталась ее возмущенная отповедь. — А потом окажется, что ты сама виновата в том, что произошло… Сидела бы в Дейле и дожидалась, да, Лантир? Ох уж эта твоя вера в справедливый мир для тех, кто делает все правильно. Расскажи нам, насколько справедлив этот твой мир. — Лантир болезненно закашлялся и отвел взгляд. — А она… — всхлипнула Тиллинель, пытаясь проморгаться от слез, — она просто хотела летать. Она почему-то оказалась совсем одна. Она просто заблудилась в темноте и пошла не той дорогой. И так страшно ошиблась. Тауриэль, птичка моя маленькая, тебя даже после смерти лишают неба. Жуткое, болезненное отчаяние полоснуло меня по нервам: все кончено. Ничего уже не исправить. Тауриэль нет. Не будет больше ее задумчивой улыбки, задорного смеха, песен и встреч. Ее больше нет. И то, что осталось недосказанным и неразрешенным, никогда уже не исправить… Я стоял, задыхаясь, не в состоянии понять, что происходит. Лантир со стоном приложил руку к груди, словно пытался удержать в ней сердце. Леголас прикрыл глаза и по щекам его медленно покатились слезы… Торин с Кили с недоумением, сменяющимся ужасом, смотрели на нас. Не знаю, что они видели. Я же видел Тиллинель. Ее взгляд был неподвижен, зрачки расширены. Тиллинель была ослепительно сияющей, пульсирующей точкой, распространяющей во все стороны импульс ледяной боли. Он наотмашь лупил по нервам всех присутствующих эльфов… И наверное, не только тех, кто находился в непосредственной близости от нее. С трудом переведя дыхание, я бросился к ней. Однако Трандуил меня опередил. Он каким-то длинным, очень уверенным движением оказался рядом, одной рукой прикрыл ей глаза, а вторую аккуратно положил на затылок. Ноги Тиллинель подкосились. Я подхватил ее на руки и возмущенно воззрился на владыку. Впрочем, как только Тиллинель потеряла сознание, всех словно отпустило и дышать стало легче… — Не переживай, она скоро придет в себя, — шепнул Трандуил. — Отнеси ее в спокойное место, пусть спит. Думаю, мы решим с наугрим наши разногласия и без вас… *** Я сидел в тени раскидистого дерева и охранял сон Тиллинель. Ее голову я устроил у себя на коленях и бессознательно перебирал пальцами пряди ее светло-каштановых волос. — Дай ей выпить это, после того, как проснется, — Галадриэль, неизвестно как оказавшись в этой части лагеря, протянула мне какой-то искрящийся флакон. — Нет! — возмущенно воскликнул я, отказываясь от волшебного снадобья отстраняющим жестом. Хватит уже этих магических зелий! Владычица Лориена удивленно вскинула брови. Кровь бросилась мне в лицо. Эру, да что же я такое творю? — Простите меня, леди, — устыдился я своей реакции, — я просто… Не надо никаких зелий. Она поспит, она сильная… Все будет хорошо. Галадриэль понимающе улыбнулась и произнесла: — Храни ее, Эйтар, воин из Зеленого Леса. Храни как величайшую драгоценность. Она величественно развернулась и пошла туда, где на вершине холма высились шелковые шатры, поставленные для Владык. Я задумчиво смотрел ей вслед. С Тауриэль простились на закате, возле самых стен Мории, но все же не внутри, а снаружи. С ней же погребли и павших гномов. В этом месте у серых скал Галадриэль посадила вьющиеся жимолости и прекрасные ломоносы, которые должны были со временем укрыть скалу над могилой. И отчего-то, когда тело бывшей лихолесской стражницы оказалось в земле, все словно вздохнули свободнее. Даже временный сосуд, содержавший Саурона, тяготил живущих. Кили остался здесь на ночь. А Леголас, Тиллинель, Эйтар и Лантир до самой полуночи жгли костер на берегу речки. Затем телохранитель и тайли вернулись к своим обязанностям, Лантир перебрался в шатер, Леголас отыскал Арагорна, и нежданные приятели до самого утра обсуждали свой маршрут в Дикие Земли.Funny-bum. «Я здесь. Короли Севера» Глава 44. Жимолость и ломонос