Сказ о том, как тяжела попаданская доля

— Значит, тебе можно, а мне нельзя! — Лена, кипя от возмущения, буравила взглядом спину Геральта, который шел впереди, спускаясь с лестницы. — Ты напился, проиграл в карты все свои вещи — и ничего. А я всего лишь посидела с Йорветом и Талером, побеседовала с ними о том, о сем, ну и немножко выпила. И что? Ты до фига молодец, а я виновна во всех смертных грехах! — Лен, разве я хоть слово тебе сказал по поводу вчерашнего? — наконец обернулся к ней Геральт. — Ну-у, не сказал, — признала Лена. — Так это все в твоем взгляде читается! — тут же нашлась она. — Не выдумывай, пожалуйста, — попросил Геральт. — Тогда скажи мне, что ты задумал? — потребовала Лена. — Мы перебираемся в Оксенфурт. — А Талер с Йорветом об этом знают? — Сейчас узнают, — невозмутимо пожал плечами Геральт. — А что мы будем делать в Оксенфурте? — Ты будешь там жить. Я буду выполнять заказ. Йорвет и Талер будут ожидать там Роше. — Ты уверен, что они согласятся? — Думаю, да. Потому что «Семь котов» им уже не потянуть. У них деньги скоро закончатся. — А где мы будем жить? — Есть у меня один домик на примете… — Только не говори мне сейчас, что ты когда-то снимал с этого домика проклятье многих поколений, и на протяжении всего этого времени там умерла фигова туча народа, а теперь к этому домику боятся подходить даже гули с утопцами. — Нет, там всего лишь жил катакан. — И все? — разочарованно хмыкнула Лена.  — Я сам там приберусь, — заверил ее Геральт. — А потом мы его обустроим… — И заживем дружной разноплеменной и даже разномировой общиной, — подхватила Лена. — Я не пойму, к чему твоя ирония. Или у тебя есть идеи получше? — Вообще-то нет, — сникла Лена. — А ты думаешь, Талер и Йорвет согласятся на твой домик, который ты отбил у катакана? — Сейчас проинспектируют содержимое своих карманов и заорут, почему я еще вчера им этого не предложил. — Что ты нам не предложил? — спросил ведьмака Талер, который сидел на травке возле своего фургона и нежился на солнышке. — Где Йорвет? — Полоскается в речке. — Тебе бы тоже не мешало, — Геральт поморщился, глядя на потрепанного и помятого шпиона в неопрятной и заношенной до дыр одежде. — С каких это пор ты заделался таким неженкой? — Да плевать на меня, но с нами все-таки девушка. — За каким членом я должен угождать твоей девушке? — Талер намеренно сделал акцент на слове «твоей». — Ни за каким, — ответила за ведьмака Лена. — Но только потом не нужно ныть, что некая Шани любит почему-то Геральта, а не тебя. — Видал, паразитка какая, — ухмыльнулся Талер. — Все секреты из нас вчера выудила. — Вы их сами выболтали, — усмехнулся в ответ Геральт. — Короче, Талер, собирайся, мы отправляемся в Оксенфурт. — Чем тебе «Семь котов» не угодили? — Своими ценами, — заявил подошедший к их компании Йорвет. — Не знаю, как у тебя, Талер, но лично мои командировочные, которые выдала мне Саския, заканчиваются. А, между тем, Роше я еще и в глаза не видел, не говоря о чем-то большем. Лена же, расширившимися от любопытства глазами смотрела на легендарного эльфа — мечту всех попаданок и грозу местных dhoine. Вообще-то его изуродованную шрамом часть лица с пустой глазницей она уже видела, но почему-то не думала, что эльф бреет голову наголо (что при наличии постоянно носимой тугой косынки было практично и удобно). На его шее начиналась татуировка на тему растительных мотивов, спускающаяся вниз и занимающая всю левую сторону груди. Шрамов у Йорвета тоже было в достатке, хотя и не в таком количестве, как у Геральта. Особенно выделялся один, очень неприятный, заживший келоидным рубцом, круглый, рваный шрам на левой стороне груди. Лена догадалась, что это след от того самого копья, за острием которого во второй части гонялся Геральт, и которое было необходимо для того, чтобы снять проклятие Архимагистры. Костяк у эльфа был, разумеется, более хрупкий, чем у ведьмака, сложение — поизящнее, а кожа — идеально гладкая, если не считать боевых отметин. Пожалуй, Йорвет действительно мог бы считаться красавчиком, если бы не многочисленные шрамы и не изувеченное лицо. Но почему-то Лена, которая не страдала по Йорвету в игре, не особо впечатлилась и наяву. Возможно, в ее вкусе были мужчины покрепче, как раз типа Геральта. — Геральт дело советует, — говорил тем временем Талер. А Лена, отвлекшись на созерцание эльфа, утеряла нить беседы. — Надо обосноваться в нейтральном месте и подождать. Тебе самому соваться в логово Роше — смерть верная. Сидеть тут и ждать, пока Роше соизволит явиться на встречу — привлекать к себе лишнее и нежелательное внимание. У Сиги-то тоже, кстати, соглядатаев хватает. И ему может не понравиться то, что я сижу тут на пару с третьим по значимости лицом Вергена. Уж заинтересует его этот альянс точно. Поэтому отсюда нужно валить. Мы и так уже тут достаточно задержались. — Так за чем дело стало? — поинтересовался Геральт. — Мы с Леной в дорогу собрались. Сколько времени нужно вам? — Мне — нисколько, — пожал плечами Йорвет, ныряя в недра фургона Талера. — Лошадей в повозку надо наверное запрячь, а то сама-то она не поедет, — сказал Талер, поднимаясь с земли.

***

Лена сидела на крыше фургона рядом с Геральтом, смотрела по сторонам, ела свежую, купленную ведьмаком в таверне на ход ноги булку, почему-то вспоминала песню «Rocky Road To Dublin» и чувствовала себя абсолютно счастливой. Иногда в жизни бывают такие краткие моменты, когда кажется, что вокруг царит покой и гармония. Такими они и остаются в памяти — безмятежными и ясными минутами спокойной, тихой радости. Лена смотрела, как тают в синей дымке дальних далей высокие стены Новиграда и башня на Храмовом острове, своей остроконечной верхушкой, стремящаяся к небу. Над ее головой в синей вышине с резкими криками стремительно носились стрижи и ласточки, своими узкими черными крыльями как будто разрезая голубой бархат летнего безоблачного неба. По обочинам дороги, тянулись обширные поля с пшеницей, подсолнухами и еще какими-то злаками, названия которых Лена не знала, так как в сельскохозяйственных культурах была не сильна. Деревеньки с бревенчатыми добротными домами с крытыми щепой крышами и веселыми резными наличниками окон встречали и провожали путешественников гоготом гусей, кудахтаньем кур, криками петухов и гомоном детворы, которая с любопытством глазела на расписной фургон Талера. Пасеки, виноградники, мирно работающие в полях люди, пчелы, гудящие над цветами в палисадниках, запах скошенной травы — все это наполняло душу Лены покоем и умиротворением. «А хорошо бы так без конца ехать и ехать, и не приезжать никогда в этот Оксенфурт к новым проблемам и заботам», — думалось ей. Дорога — оправданное бездействие, передышка между «уже» и «еще», тем, что сделано и тем, что только предстоит. Иногда, думая о грядущем, действительно хочется, чтобы дорога была бесконечной. Глядя на эти идиллические картины мирной жизни, Лене не верилось, что где-то есть Велен с виселицами, стоящими рядами по обочинам дорог, и черной тучей воронья, разжиревшего на мертвечине; разоренными и опустевшими деревнями с почерневшими печами на месте сгоревших домов, стоящими скорбными памятниками уничтоженной жизни; и пустошами, на которых лишь воют волки да бродит нежить. Думая об этом, она вспомнила слова Йорвета о том, что надо бы устранить Эмгыра — и тогда весь этот ужас перестанет расползаться черной чумной заразой по всему северу. А ведь он прав. Не будет императора-захватчика — не будет войны. По крайней мере, сюда она уже не придет. Возможно, и Север, и Юг еще какое-то время будут терзать местечковые раздоры и распри, но и им рано или поздно придет конец. И хоть на какое-то время наступит мир. — Геральт, а Эмгыр же уже старый? — спросила она у ведьмака, который сидел с ней рядом и обнимал ее за талию. — Что? — такого вопроса Геральт от Лены явно не ожидал. — Ну, он уже не молод. Хотя до старика ему еще далеко. А что это тебя вдруг заинтересовал возраст Эмгыра? — Ай, я вот думаю, да чтоб он лучше сдох. — Ты не одинока в этом своем желании. Много людей и нелюдей желает ему смерти. Да вот только он помирать не торопится. — А ведь наследников у него же нет? — Нет, — коротко сказал ведьмак, то ли намеренно умолчав про Цири, то ли действительно не считая ее наследницей императора Нильфгаарда. — А потому что прежде чем войны воевать, надо было сначала сыновьями обзавестись, чтобы элементарно было кому передать навоеванное. — Это он промашку допустил, что не взял тебя в советники лет пятнадцать назад. — Еще скажи, что я не права! — Права-права. Только мой тебе совет, выкинь ты из головы и Эмгыра, и его нерожденных наследников. Плюнь на них. — Я не могу на них плюнуть. Потому что эта мразь все воюет и воюет. Ну вот как в таком нестабильном мире жить? — Как все, — пожал плечами Геральт. — Будет война — будем думать, куда от нее деваться. А пока — зачем сушить себе голову тем, что от тебя никак не зависит. Живи сегодняшним днем. И радуйся этому самому дню, пока можно. — Блин, Геральт, вот уж такой из тебя оптимист, что прям хоть ложись да помирай. — Я не оптимист, я — реалист. — Ты мрачный, циничный тип, который способен испортить настроение кому угодно. — Я тебе испортил настроение? — Да! Оно у меня было хорошее. Вокруг все такое солнечное, цветущее. Вот я сначала всему этому радовалась, потом подумала, что придет этот урод Эмгыр все изгадит. А потом ты сказал, что все правильно, так и должно быть. — Я сказал вовсе не это. — А вышло, как это. — Тебя не переспоришь. — Как и твою Йен? — Лен, давай лучше про Эмгыра, — попросил Геральт. — Ты сам сказал, чтоб я на него плюнула. Я решила последовать твоему совету. Но говорить-то о чем-то надо. — И почему непременно о Йен? — Можно о Трисс. — Лен, я же не спрашиваю тебя о твоих мужчинах. — Не о чем спрашивать потому что. И ты, между прочим, об этом прекрасно знаешь. Так что отмаза не прокатила. — Я не хочу вспоминать о своих женщинах. — Потому что твоя Йен — это как чемодан без ручки. — Что? — И нести неловко, и бросить жалко, — со злобным торжеством изрекла Лена, отодвинулась от Геральта и отвернулась. — Лен, что на тебя нашло? — Геральт снова потянул ее к себе. — Сама себе досаду придумываешь, сама потом обижаешься. Что за самоедство? Тебя Талер с Йорветом вчера заразили своими страданиями? — Пользуешься тем, что мне деться от тебя некуда, — проворчала Лена, снова устраиваясь у него под боком. — Почему, Оксенфурт большой, может и присмотришь там себе кого для серьезных отношений и дальнейшей жизни. — Чё, совсем дурак?! — Лена сердито отпихнула ведьмака. — Тихо ты! Я чуть с крыши не сверзился! — Ну и ничего бы тебе не сделалось! — Понятно, медовый месяц кончился, — вздохнул Геральт. — Он у нас и не начинался, — буркнула Лена. — Почему нужно обязательно все усложнять? — Потому что нам, женщинам, хочется стабильности и определенности. — Я никогда не вру вам. Я никогда не обещаю то, чего не смогу дать. И раз за разом вы обвиняете меня в том, что вы сами обо мне нафантазировали. — Если бы нас у тебя было поменьше, возможно обвинения были бы полегче, — ядовито изрекла Лена. — Началось, — возвел глаза к небу Геральт. — Может, я не могу иначе. Может, я устроен так, ну-у, природа у меня такая… В конце концов, почему никто не жрет за такое же точно Лютика, все бросаются именно на меня. — Потому что Лютик забавный дурачок, а ты — брутальный мачо. — Я — кто? — не понял Геральт. Ответить Лена не успела, так как снизу раздался голос Талера. — Эй, Геральт, мост уже виден. Давай остановимся и обсудим план дальнейших действий. К тому же будет не очень хорошо, если в моем фургоне обнаружат эльфа. Радовид-то помер, но дело его еще живет. — Ага, — быстро согласился Геральт, который был явно рад тому, что Талер прервал неудобный и начинающий сворачивать в опасное для ведьмака русло разговор. — Лен, приехали, — обратился он к своей хмурой спутнице. — Повезло тебе, да? Но если ты думаешь, что я забуду про этот разговор, то ты крупно ошибаешься. — Я знаю прекрасно, что беседы на ЭТУ тему, вы держите в памяти вечно. И при случае никогда не стесняетесь напомнить. Геральт спрыгнул с фургона, вытянул руки, чтобы снять с крыши Лену. Девушка послушно и аккуратно спустилась в них, но как только под ее ногами оказалась твердая земля, она тут же резко отстранилась от ведьмака и демонстративно отошла в сторону. — Блядь, я снова влип, — Геральт с досадой и злостью сплюнул под ноги, затем обреченно посмотрел на нахохленную Лену. Винить, кроме себя, было некого. Впрочем, как всегда.