Сказ о том, как тяжела попаданская доля

— Слышь, Ленк, а кто это? — спросила у подруги Маша как только к ней вернулась способность соображать. — Aen Elle, — пояснила Лена. — Да не ели, а вон этот, который в белых в черный горошек трусах под окном стоит. — Это — Эредин Бреакк Глас, король Народа Ольх. — Почему ольх, если ты сказала, что это ели? — Не ели, а элле! Маш, у тебя от Эрединовой красы не только взор затмило, а еще и уши заложило? — А он вообще откуда? — В каком смысле? — Ну-у, я его в игре чё-то не помню. — Он из книги. Из четвертой ее части. В третьем Витчере он тоже есть. — Ёпта! Из последней, выходит, — почесала нос Маша. — До туда я не добралась, разумеется. Какой-то странный автор. Это ж надо было додуматься — запихать такого шикарного мужика в самый конец. — Вот у тебя пан Анджей спросить, конечно, забыл, куда ему совать Эредина. А, главное, зачем, — не выдержала и съехидничала Лена. — А-ай, вот если б я писала роман, то уж точно все сделала бы не так. И попаданство описала бы по-правильному, а не как тут у меня получается. — А как, по-твоему, правильно? — Шоб я была крутая мечница, лютая магичка, шоб в меня влюбились Йорвет, Геральт, Эредин… кто там еще-то из зачетных мужиков есть? — Дийкстра, блин! Маш, чё-то наоборот пока у тебя все с любовью. Ты точно какая-то сью навыворот. Сама влюбляешься то в Йорвета, то в Геральта, то теперь в Эредина. А они, что характерно, почему-то знать тебя не желают. — Это потому что они — неправильные персы. И потом, Лен, все. Вот теперь я точно поняла, что Геральт был просто мимолетным увлечением от безысходности, Йорвет был ошибкой, а на самом деле я люблю только Эредина. Я определилась окончательно и бесповоротно. — Ну да, пока на горизонте очередная симпатяжка не покажется. Аваллакʼх, к примеру, — предположила Лена. — Не-е, Аваллакʼх — Кузьма сказал — старый и противный, мне такое добро не нать, — решительно замотала головой Маша. — Эредин — и точка. Может, мне поэтому с Йорветом и не везло, потому что не моя это судьба, — глубокомысленно изрекла она. — Все складывалось так, чтобы я не сделала фатальной ошибки и не пропустила своего настоящего счастья в лице Эрединчика. — Маш, знаешь что, лучше б ты и вправду романы писала, — заметила Лена. — Тогда от твоих фантазий страдала бы только бумага. — Не, а чё! — неожиданно вдохновилась предложением подруги Маша. — У меня бы классно получилось. Я б та-акой сюжетец завернула — все обхохотались бы, ну, в смысле обрыдались. Вот ты ж гений просто, Ленка, ты такую заебательскую идею мне сейчас двинула. Я в доказательство своих чувств к Эредину посвятю ему балладу, как Лютик. — Маш, вообще-то насчет романов я пошутила. Ты как себе процесс творева-то представляешь? Насколько я помню, ты ничего отродясь не писывала. — Ай, Ленк, да ладно, — беспечно отмахнулась Маша. — Чё я, букв не знаю, тоже мне трудность. Здесь главное, чтоб проняло предмет страсти-то моей. А уж тут я расстараюсь, будь уверена. Вот объективно скажи, ну чем я хуже Лютика? — Думаю, все-таки хуже. Если объективно. Он ведь признанный бард, даже очень известный, причем не в узких кругах. — Это лишь потому, что они еще моих песнопений не слыхали, — уверенно ответствовала Маша. — Но тенденцию я уловила. Вот смотри, Лютик пишет всякую хрень, ну-у, в смысле стихи про любовь там, все дела. И что? — Что? — Девушки к нему так и липнут. Казалось бы: с какого перепугу, он ведь не обладает достоинствами Геральта или Йорвета, а уж про Эрединчика я не говорю? А все равно популярен у противоположного пола и востребован. Потому — знаменитый поэт, и про всякое «люблю-не могу» загинает знатно. Вот и мне надо пойти его проторенной дорожкой. Ну, раз я не могу Эредина на абра-швабра-кадабра приворожить или под страхом смерти, например, с ножом у горла заставить его честным, так сказать, пирком… Ну, ты поняла. — Я поняла, что межмировые странствия в твоей бедной головуше все мозги перетряхнули и набекрень поставили. Вот скажи ты мне, откуда ты этой ереси набралась? — Сама додумалась. И это вовсе не ересь, а план, гениальный в своей простоте и легкости исполнения. — Маш, я бы все-таки не сказала, что написать что-либо приемлемое так-таки легко и просто. — А мы сейчас у Гермеса Зевсовича спросим, вон он как раз идет. Уж он-то должен знать такие вещи, — с уверенностью заявила Маша. — С чего ты взяла, что должен. Он у нас вообще-то по доставке. — А мне показалось, что и в вопросах «купить-продать» он компетентен. — Это да. Но при чем тут творчество? — А при том, что это тоже товар. Вот он мне и обскажет конъюнктуру рынка, то есть в какую сторону лучше направлять свое перо. — Ну-ну, — махнула рукой Лена. — Дерзай. Не буду вмешиваться. В конце концов, это действительно не самое страшное, до чего ты могла додуматься. — девушка вздохнула и тихонько, так, чтобы Маша не слышала добавила: — Правда, боюсь, что беда все-таки случится, когда Эредин ознакомится с опусом в его честь. — Гермес Зевсови-ич! — Маша замахала руками, стараясь привлечь к себе внимание начальника курьерской доставки. — Можно вас на минутку? — Да? Что хочет от меня наш новый персик? — Гермес Зевсович, а вот скажите, чтобы написать что-нибудь такое про любовь, чего надо? — Муза. — О, — Маша немного опешила. — Я думала, мотивация и талант. — Ага, это тоже. — Ну, положим, мотивация у меня присутствует, вон она — в белых с крапинкой труселях под окнами стоит. Что касаемо таланта, так он у меня из ушей только что не лезет. А вот Музу я откуда возьму? — Если дело только в этом, Музу я могу тебе организовать, — неожиданно легко пообещал Гермес Зевсович. — Ой, организуйте, пожалуйста, — попросила Маша. — К вечеру будет. Я, собственно, девушки, пришел сообщить вам одно пренеприятнейшее известие. — Где ж одно, когда их, вон, целых три, — Лена неодобрительно кивнула на эльфов, продолжающих беспечно стоять под окнами, не подозревая, что над одним из них уже висит дамокловым мечом Машина великая любовь. — Да что вы, это так, брызги. Вообще эльфы — милейшие создания, особенно по сравнению с одной стервозной чародейкой, которая прибыла к нам вместе с ними. — Йенка! — сразу встала в боевую стойку Маша, заслышав о своей недавней врагине. Неудивительно, что при упоминании о чародейке такая хрупкая субстанция, как благостный творческий настрой, в котором дева пребывала под влиянием Эрединовой мужественной красоты, рассеялась, как дым. — Что делает здесь эта… эта… — у Лены магичка тоже вызвала сильные чувства, что, впрочем, было вполне объяснимо с учетом их отношений с Геральтом. — Ленк, а пошли морду ей набьем, — не мудрствуя лукаво предложила Маша. — А пошли, — охотно согласилась Лена. — Уж вдвоем-то мы с ней точно справимся, — сказала Маша. — Чё эта Йенка без своей магии против нас? Она, вон, сама-то по себе мелкая и хлипкая. Плюс еще и старая, ей же, поди, лет сто уже. — Как-то так, — кивнула Лена. — Но нам нельзя недооценивать противника. Она в свое время Вильгефорца едва не загрызла, причем буквально, а Бонарта чуть не заколола вилкой. — Пошли в столовку, сами вилками вооружимся, — предложила Маша. — Лучше дрыном каким-нибудь поувесистее. Чтоб она и подойти близко не смогла, — внесла встречное предложение Лена. — И нападать надо сразу, чтобы был эффект внезапности. Пока она еще из-за широкой спины твоей новой белотрусастой любви нас расслепует, а мы уже тут — и по башке ей — хуяк! — Точно! Ленк, знаешь чё, если хорошо приложить, может у нее амнезия случится, и она тогда Геральта вообще забудет, — осенило Машу. — Ну что, в бой? — Пошли!

***

План похерился сразу, можно сказать, с первых ступенек крыльца, потому как Маша, забыв про соображения секретности, издала боевой клич, а проще говоря, заорала дурным голосом и, даже не найдя дрына, рванула в атаку. На Машино счастье, Эредин, стоящий у нее на пути, расслышал, чье имя выкрикивала девушка в порыве боевого безумия, и благоразумно отошел в сторону, пропустив воительницу к чародейской персоне (втайне, разумеется, радуясь тому, что Йен таки встретила товарку, такую же безбашенную, как и она сама, и сейчас наконец получит то, что ей причитается, так как за время пребывания в деревне Волчий Тупик успела достать троих эльфских воителей до самых печенок). Маша вихрем пронеслась мимо эльфа и напала на магичку, с радостным урчанием вцепившись ненавистной оппонентке в буйные черные локоны. Йеннифэр среагировала на Машину атаку с похвальной быстротой, и хотя буйство шевелюры противницы не было таким впечатляющим (в том числе и по причине короткой стрижки девушки), это обстоятельство не помешало чародейке принять адекватные меры и ответить сообразно, дав врагу решительный отпор. Дамы с наслаждением тягали друг друга за космы, выкрикивая невнятные оскорбления, угрозы и обвинения, а эльфы завороженно смотрели на эту батальную сцену, несомненно достойную кисти живописца. — А мне эта мелкая Dhʼoine нравится, — признался Имлерих. — Ух, огонь! Я бы ее на Тир на Лиа к себе взял. — Имлерих, все тебя на экзотику тянет, — покосился на свою Правую Руку Эредин. — Мало тебе ведьм с Кривоуховых топей? Те, наверное, тоже были девчонки ничего. — Эредин, ну хватит, а? Теперь будешь мне их по гроб жизни поминать? Ну, я оступился. С кем не бывает. Пленился светом ложных солнц. Принял иллюзию за реальность. Причем, буквально. Они, между прочим, искусно притворялись симпатичными. И потом, что плохого в том, что мне нравятся человеческие девушки? Мне просто наши высокородные и фригидные ледышки надоели до чертиков. А здесь, только посмотри, какой колорит, какая экспрессия! — К нашей храброй маленькой воительнице кажется идет подкрепление, — Карантир указал на Лену, которая как раз действовала в соответствии с планом (видимо, сказался опыт совместной работы с партизанами и шпионом Талером). — Со штакетиной наперевес. Кажется, сейчас нашей королевской теще не поздоровится. — А ты, никак, сожалеешь? — язвительно спросил Имлерих. — Dana Meadbh меня упаси, — выставил ладони в извиняющемся жесте навигатор. — Она мне надоела хуже горькой редьки. Я из-за ее неумолчного шипения с трудом сосредоточился, чтобы нас вместо этого междумирья еще в какие-нибудь ебеня не выкинуло. Она же, если помните, то и дело мне под руку бухтела. — Ну да, но нас, к счастью, выкинуло все-таки не в какие-нибудь ебеня, а именно в Малые, то есть в кои-то веки туда, куда нужно, — подытожил Эредин. — Но если ты, Карантир, думаешь, что выходка с Волчьим Тупиком сойдет тебе с рук, то ты сильно ошибаешься. Сначала казню Геʼэльса, потом объявлю тебе строгий выговор с занесением в личное дело и еще вынесу неполное служебное соответствие. Будешь у меня на испытательном сроке. А если еще раз проштрафишься, лишу звания и понижу в должности. Понял? — А-ай! — взвизгнула тем временем Йеннифэр, которую подоспевшая к месту битвы Лена протянула штакетиной поперек спины. — Вдвоем на одну! Ничтожные, подлые, вероломные маленькие сучки! — Это ты велоромная! — не осталась в долгу Маша. — Сама же меня обманула, помчалась к сундуку, нас с Кузьмой не дождавшись, хотя мы договаривались вместе пойти! — А чего ты хотела, чтоб я своими руками похоронила свое счастье в угоду какой-то дурочке? Ага, сейчас! — Ну, судя по тому, что я узнала, счастья тебе твоя выходка не прибавила, — ехидно вставила Лена. — Да и вид у тебя, мягко говоря, не особо презентабельный. Что-то как-то не черное и белое, а серое и сальное. Еще и попахивает соответственно. Что, без магии за собой нормально следить и ухаживать совсем не получается? — Не твое дело! — А чего ж тебя по мирам-то мотает? Фиалочки и записочка, а? — Не твое дело! — вновь злобно взвизгнула магичка. — Геральт опять от тебя сбежал? — продолжала давить Лена. — Он вернется! Ко мне, слышишь, наглая маленькая тварючка. Он всегда так делает, чтоб ты знала и что бы он там тебе не пел. Наиграется с вами — и приползает с повинной назад, ко мне. — Тогда что ж ты митусишься, миров не разбирая. Сидела бы спокойно да ждала, — парировала Лена. — А ты лезешь вовсюда, даже в Машкины дела и то свой длинный нос сунуть ухитрилась, хотя она-то с Йорветом к тебе никаким боком отношения не имела. — Я не собираюсь перед тобой отчитываться, ты, никчемная дрянная воровка! — Да и не надо, я сама знаю, что случилось. Ты, было дело, спокойненько сидела под крылышком у Эмгыра, никуда не рыпалась, никого не беспокоила, Геральта искать не рвалась, потому что была уверена, что он сам тебя рано или поздно найдет. И что мы видим теперь? — Надо было лучше охранять свое сокровище, коли уж оно попало тебе в руки, — раздался позади спорящих чей-то медовенький голосок. Как ни странно, Маше он почему-то напомнил о Кузьме, а Лене в нем почудились интонации Гюнтера, хотя голосок-то был явно женский. — А то Истредды, сказки о Королеве Зимы, овуляшьи фантазии, эксперименты с джиннами, игры в дочки-матери… Самоуверенность, ложь и тщеславие никого еще до добра не доводили. Так-то, милочка. Йеннифэр в абсолютно несвойственной ей манере ошалело взирала на наглое существо, мало того, что посмевшее читать ей морали, так еще и возмутительным образом фамильярничающее, однако ни вступать в полемику, ни обливать вновь прибывшую хоть грязью, хоть ледяным презрением чародейка почему-то не спешила. Лена с Машей тоже разглядывали явившееся пред их светлы очи существо, видевшееся им в женском обличье, но бывшее по сути явно какой-то нечистью. Разглядывали и продолжали ловить ассоциации, каждая — свою. Маше в кукольном почти детском личике существа виделись знакомые черты Кузьмы, хотя выражение этого самого личика было преглумливейшее в отличие от вечно серьезного — у пуговичника. Лена же пыталась уловить, чем же эта странная дамочка напоминает ей Гюнтера, но пока, кроме сладкоголосости и какого-то снисходительного всезнайства, что были свойственны и этой рыжей (а какой же еще) бестии, и ОʼДиму, в голову Лене ничего не приходило. Эредин же с Имлерихом удивленно смотрели на своего навигатора — повелителя времени и пространства, будто ожидая от него ответа на простой и естественный вопрос: откуда здесь взялось это чудо-юдо и как так вышло, что оно соткалось перед ними практически из воздуха. Карантир, по всему выходило, ответа не знал, и посему начинал комплексовать, завидовать ловкой сущности и, как водится, собирался вдариться в спасительную истерику по этому поводу. — Ну, чё уставились-то? — вновь подала голос мелкая дамочка. — Эльза я, если кому интересно. Да, та, которая безобразная, но не та, которая глупая, если кто в курсах*. Лично тебе, золотце, мое огромное чертовское спасибо за Яблочный Авалон, — рыжуля подплыла к Эредину и чмокнула его в область солнечного сплетения (выше малявке было не дотянуться). — Респект и уважуха от всей нашей коллекционерской веселой шатии-братии. — Простите, Эльза, а вам пуговичник Кузьма не родственник случайно? — наконец сподобилась на вопрос Маша. — А как же! — радостно ответствовала веселая сущность. — Очень близкий. По троюродному деду с материнской линии. Что, похожи мы с ним? — Одно лицо, — выдохнула Маша. — Только глаза у него одинаковые, а у Вас почему-то разные. — Это чтоб смешнее было. И еще чтобы все спрашивали: «Баушка-баушка, а почему у тебя такие большие… э-э, в смысле, разные глазки: один зеленый, другой черный, один смотрит на запад, другой — на юг?» Это ж умора! — довольно захихикала сущность. — А некий Гюнтер ОʼДим вам не знаком? — спросила Лена. — Эх, да кто ж не знает старика Гюнтера, — охотно ответила Эльза. — Его проблема в том, что он всегда бывает слишком серьезен. Существовать надо весело. Вот, посмотрите на этот человеческий экземпляр, — сущность указала на Йеннифэр. — Ну разве она не чудо? — Ничего чудесного не вижу, — сердито прошипела Лена. — Ты просто не умеешь смотреть в корень. — Так это с тобой она должна будет однажды встретиться на каком-то там перекрестке? — осмелев, спросила Маша. — Ага, — радостно кивнула Эльза. — И, благодаря пусечке Эрединчику, так оно теперь и получится. Судьбу-то не обманешь. — Что?! — к Йеннифэр, которая от изумления сначала утратила дар речи, он наконец вернулся, видимо, от запредельного возмущения тем, что ее судьбой нагло распоряжается какое-то нелепое, мелкое, рыжее и разноглазое нечто. — Ты что себе позволяешь, наглая тварь! — Ровно то же, что ты почти всю свою сознательную жизнь позволяла себе, — ответствовала сущность. — Никогда не задумывалась, почему тебе все сходило с рук? — Потому что я — это я! — отрезала Йеннифэр. — Замечательный ответ. Вероятно, в этом свете вопрос о том, почему ты никогда не задумывалась, как так получалось, что тебе так часто и почти всегда незаслуженно практически сваливалось на голову то, что ты хотела, будет звучать по-дурацки. Ведь ответ на него уже прозвучал. Потому что ты — это ты. — Имеешь что-то возразить? — надменно вскинула подбородок Йеннифэр. — Имею. Но не здесь и не сейчас. Мы ведь еще играемся. Во вторую, правда, часть. Но она, по-моему, куда более интересная, чем первая. Так уж выходит: вам всегда весело ехать на ярмарку, а нам больше нравится наблюдать за вами, когда вы возвращаетесь с ярмарки. Чем веселее вам вначале, тем интереснее нам потом. Ну что, давай-ка для завязки интриги я тебе подкину некую информацию к размышлению. Строго по секрету между нами, девочками, — предупредила Эльза, кинув строгий взгляд на остальных (Лена и Маша не удержались и прыснули со смеху, настолько уморительным сделалось при этом Эльзино личико). — Чур, не подслушивать! — она скользнула к уху чародейки и, поднявшись на цыпочки что-то быстро шепнула ей. — Вот так! Играем дальше! — она зачем-то весело подмигнула Эредину, затем хлопнула в ладоши — и вмиг растворилась в воздухе, исчезла, будто ее тут и не было никогда. — Не может быть, — надменная физиономия Йеннифэр внезапно посерела, черты утратили ясность, от чего лицо чародейки вмиг стало некрасивым и каким-то старым; тонкие, привычно и презрительно кривящиеся губы — посинели, глаза начали подозрительно закатываться. А затем чародейка схватилась за сердце и осела на землю. — Что это с ней? — спросила непонятно у кого Маша. — Плохо с сердцем, наверное, — пожала плечами Лена. — И чего? — Я оказывать ей помощь не намерена, — отрезала Лена. — Мое человеколюбие так далеко не простирается. Если хочешь, можешь помогать и спасать. Она бы ради тебя и пальцем не пошевелила. — Да не собираюсь я, — пробормотала Маша. — Мне вообще плевать. — О, Дана, она ж помрет сейчас! — опомнился Эредин. Он подскочил к Йеннифэр и подхватил ее на руки. — Помогите, здесь старушке плохо! Тут целитель-то есть какой-нибудь? — Поликлиника за диспетчерской, — неохотно процедила сквозь зубы Лена. Эредин, не говоря более ни слова, понесся в указанном Леной направлении. Маша, к которой после публичного унижения злобной вражины ведьмы Йенки вернулся мечтательный настрой, завороженно смотрела, как Эредин демонстрирует чудеса ловкости, перепрыгивая через ямки и канавки с магичкой на руках, как он красиво и стремительно бежит через луг, как эффектно смотрятся в работе рельефные мышцы его великолепного тела, как мелькают белые в черный черепок труселя… — Чё это с ним? — спросила тем временем у Имлериха и Карантира Лена, которую, в отличие от Маши, прелести Эредина не интересовали. — Да пес его знает, — пожал плечами Имлерих. — Он вообще с тех пор, как Цири его воскресила, странный бывает какой-то. Вот иной раз — Эредин как Эредин: орет на всех, ругается, ногами топочет, кулаками машет — любо-дорого глядеть, прям как встарь — нормальный безбашенный псих. Именно таким мы его знаем, уважаем и любим. Потому что тогда у него в руках все горит, Эредин бежит — земля дрожит, одним махом — всех побивахом, ну, одно слово — настоящий Король Ольх, не то что до него был эта старая мямля Ауберон. А другой раз найдет на него, типа, как сейчас… Тогда впору его с котятками акварельками писать в рамочке с розовыми бантиками и в сахарных сопельках. Он и по Цири уже в этом состоянии тосковал, и перед Геральтом ему было неудобно, рвался бежать извиняться перед Весемиром, потом идея в его башку пришла, что надо идти замириться с Йорветом и прочими seidhe, мол, какие-никакие, хучь плохонькие, а братья все же, родню, типа, не выбирают… Правда, на попытки его из этого слюнявого состоянии вывести реагировал типично, по-свойски, по-Эредински: Карантиру такую оплеуху отвесил, что наш бедный навигатор аж отлетел. — Ага, — припомнил навигатор, потирая по памяти ушибленный тогда затылок. — Сначала врезал со всей дури, а потом высказался. Не лезь, говорит, своими грязными лапами в мои мечты. Хочу хоть иногда в мыслях почувствовать себя не вселенским пугалом, а добрым и справедливым королем. А рука-то у нашего «доброго и справедливого», зараза, ох, и тяжелая. До сих пор башка болит, — пожаловался Карантир. — А я ведь еще тогда и копчиком знатно о порог приложился, когда упал после его подзатыльника. — Тебе же сказали — лечебница за углом, — кивнул в направлении дипетчерской Имлерих. — Беги за «добрым и справедливым», может, там и твою больную задницу полечат. Это ж не голова, тут наверное дело поправимо. — А я думаю, это Эредин из-за Цирьки так всполошился, — Карантир проигнорировал предложение Имлериха и продолжил развивать тему о странностях своего короля. — Точно вам говорю. Он думает, что если даст помереть ее мамаше, а Цирька об этом узнает, то она ему этого ни в жизнь не простит. И тогда у Эредина не получится Цирьку заполучить вообще никогда. Вот такое вам мое слово! — Это Йеннифэр-то Цири мамаша? — не выдержала Лена. — Да ехидна была бы лучшей матерью, чем она! Вы про Эльзины дочки-матери в ее отношении слышали? Похоже, что нет. Разве ж настоящая мать будет проделывать со своим ребенком то, что вытворяла эта… мать-перемать! Втерлась девчонке в доверие, чтобы втянуть в свои чародейские разборки, козырять ею в своих игрищах, рисковать ею да еще использовать как инструмент для самоутверждения, чтобы не чувствовать себя уж окончательно ущербной. Ну, а то, что она в конце концов соизволила рискнуть жизнью ради ее спасения, так это самое малое, что она могла сделать для Цири после того, что она с жизнью ребенка сотворила ради своих амбиций и фанаберий! Да и то, ее помощь ничего не стоила, потому что, как обычно, замах слониный — удар комариный. Никого бы она не спасла и сама бы сдохла в Вильгефорцовых застенках, если б не Геральт. Это я еще не вспоминаю о том, что она все время врала девчонке о том, что она, мол, никакого отношения не имеет к генетическим экспериментам по выведению идеального потомка Лары Доррен. Ага, не имеет, как же! Может, она и Геральта так резко возлюбила лишь потому, что он стал связан с Цири? А что, одним выстрелом — всех зайцев: и мужика к ноге — на зависть товаркам, и ребеночек появился готовенький да еще и носитель гена Лары, к тому же в личную собственность — подружки, вешайтесь. Скажете, не так все было? А докажите, что не так! Эта ведьма вам теперь под пыткой правды не скажет. — Может, эта Эльза ей на ухо и шепнула то, про что ты нам тут рассказываешь? — предположил Имлерих. — Иначе отчего ее так плющануло? Йеннифэр, насколько мы успели ее узнать, кремень-баба. Ее ничем не проймешь. — Как видишь, кое-чем все-таки можно, — заметил Карантир. — А по-моему, Эредин побежал в больничку потому, что эта Эльза ему подмигнула, — объявила свое мнение всей честной компании отошедшая от свуна Маша. — Ей потому что с Йенкой еще поиграть охота и будет неинтересно, если она так просто сейчас возьмет и ласты склеит. — Как вариант, — согласился с Машей Карантир. — Ну чё, — Имлерих хлопнул сотоварища по плечу. — Пошли за королем? За этим придурком вообще-то глаз да глаз нужен. Еще учудит тут что-нибудь или изобьет кого-нибудь. Будет неудобно, мы же тут, как-никак, в гостях. — А нам что делать, а, Маш? — Лена в некоторой растерянности смотрела вслед уходящим эльфам. — За ними идти или Пера с Зевсычем подождать? — О черт! — внезапно Маша с силой хлопнула себя по лбу. — Черт-черт-черт! — Тебе психи твоего любимого передались? —спросила Лена, с опаской глядя на неадекватно поведшую себя подругу. — Воздушно-капельным путем? Или, может, он особые флюиды испускал, на которые ты настроилась и поэтому поймала? — Надо было мне в обморок грохаться! — объяснила свое поведение Маша. — Тогда бы он не эту старую кочергу, а меня бы на руки подхватил и в больничку понес. О-о-о!!! — Маша взвыла, закатив очи к небу, отчаянно сожалея об упущенной шикарной возможности понежиться в крепких сильных руках Эредина. — Да с какого перепугу ты-то ему сдалась? — не поняла логики подруги Лена. — Объяснили же: он Йеннифэр подхватил, потому что рассчитывает на грядущий Совет да Любовь с Цири. А Йен — хошь-не хошь — для Цири вроде как мать. Вот эльфяра и заботится о самочувствии своей будущей тещи. — Что? — Маша, кажется, только теперь окончательно выплыла из океана своих грез об Эредине и начала воспринимать обращенную речь. — Цири? Какая еще Цири? При чем тут вообще Цири? — При том, что Эредин хочет ее… Я не знаю, в каком точно качестве он ее хочет, но факт тот, что на данный момент он к ней явно неравнодушен. — Не-ет, это уже ни в какие ворота не лезет! — возмутилась Маша. — Да что ж такое! Йорвет сох по Саскии, этот хочет Цири. Это возмутительно! Есть ли вообще в этом Ведьмилэнде хоть один приличный и при этом свободный мужик? — Разве что Дийкстра, но он тебе точно не понравится. Может, Вильгефорц был бы ничего, но он во-первых, скорее в стиле нашей дважды де Ре, потому что она любит садюг и извращенцев, а во-вторых, он давно помер. Элеас любил суккуба — помер. Седрик был слегка неравнодушен к Трисс — убит. Лето некрасивый, Ламберт занят, Эскель безнадежно влюблен в Трисс, Весемир для тебя староват. Роше любит Темерию и по-отечески — юную королеву Анаис, для тебя в его сердце пока что места нет. Талер не в твоем вкусе, к тому же он безответно влюблен в Шани. Ты бы точно имела успех у Витольда фон Эверека, но он, увы, призрак, хотя очень веселый и забавный. Разве только его брат Ольгерд мог бы тебе подойти, он сейчас вдовец и кто знает, что у него в планах и на уме. Еще есть Хьялмар ан Крайт — он молод, горяч, холост и знатен — завидный, между прочим, жених. Кагыр мертв. С Яевинном вы точно не сойдетесь. Может быть, Золтан Хивай? Хотя он, кажется, все еще помолвлен со своей Эвдорой. — Лен, это ты чё, все серьезно? — несколько опешила Маша. — Ну-у, ты же спросила про мужиков Ведьмилэнда, я отвечаю на твой вопрос. — Мне нахрен не нужны никакие мужики, кроме Эредина! — Маш, блин, я ж забыла совсем! — хлопнула себя по лбу Лена. — Ты, кажется, Имлериху приглянулась! — Имлерих — это?.. — Правая рука Эредина. Тот, который в доспехах. — Бритый качок с рожей, как у зажитошного колхозника? Уволь от такого счастья! — Маш, что ты говоришь такое. Какой колхозник? Имлерих — нормальный эльф. Даже очень симпатичный на самом деле. Просто у него на лице боевая раскраска. И вообще, из всей их кодлы он — самый адекватный. К тому же лоялен к представителям нашей расы. — Он похож на бандюков из фильмов про ментов и зону, — стояла на своем Маша. — Ну, может быть немножко. Так он ведь боевой эльф, воин, в смысле. Он не может быть похожим на кисейную барышню или на няшно-кавайного мальчика-пидорасика из аниме. Как по мне, хороший, фактурный мужик. И мозги у него на месте. — А я все равно люблю Эредина, — упрямо повторила Маша. — Люби, кто ж тебе не дает, — сдалась Лена. — Только не вышло бы от твоей любви бед еще больших, чем от страсти к Йорвету. — А ты знаешь, что сказал мне Лютик? — тут Маша к месту вспомнила про свои посиделки в корчме на Скеллиге. — И что же? — А он сказал, что когда просто, то неинтересно. Это, мол, любой дурак сможет, и баллады про это не пишут. — Маш, если б ты Эредина для баллад любила — я и спорить бы не стала, но ты ведь наверняка чего-то более осязаемого от него хочешь? — Бли-ин, — Маша задумчиво поскребла в затылке. — Ленк, слушай, ты теперь по этим… нцам-то у нас специалистка, да? Ну-у, поживши с Геральтом-то? — Это ты к чему? — Эредин-то ростом метра два с половиной будет, а? Как ты думаешь? — Примерно так. И что? — Я тут чё-то подумала… А не очень ли он для меня велик? Во всех смыслах. Лена озадаченно потерла лоб. — Девушки, что стоим? Где наши гости? — раздумья девушек на животрепещущую тему физической совместимости Homo sapiens и Aen Elle прервал Гермес Зевсович, появившийся на крыльце вместе с Пером Гюнтом. — А они в поликлинику пошли, — бухнула правду-матку Маша. — Им стало дурностно? Надеюсь, это не вы их довели? — Бабушка сомлела, — пояснила Лена. — Стервоза-чародейка, которая. Климат ей, наверное, наш не пришелся. Или от дорог устала, что неудивительно в ее-то годы. Не шашнадцать, чай. — О, Кронос всемогущий! Надеюсь, с ней ничего плохого не случится. А то будут говорить, что в наших Малых ебинях гостям не рады. — Да ее дрыном не убьешь, — проворчала Маша. — Что ей сделается, кобыле двужильной. Там, поди, магией вся человечность из нее вытравлена. А если какая по недосмотру осталась, так она ее сама извела за столько-то лет стервозности. — Ну что ж, пойдемте, проведаем болящих, поинтересуемся, как дела у тех, кто здравствует, — изрек Гермес Зевсович, входя в роль радушного хозяина. *отсылка к песне группы Крематорий «Безобразная Эльза» и сказке братьев Гримм о глупой (умной) Эльзе.