Сказ о том, как тяжела попаданская доля

Путники достигли вожделенного леса, когда день уже клонился к вечеру. Поэтому, как бы ни было велико желание средиземцев поскорее приступить к зачистке территории, все-таки решено было оставить это приятное занятие на утро, а в данный момент располагаться на ночлег. Маша с Эредином уселись в стороне от своих спутников, которые, к слову, всю дорогу от Тангородрима до Леголасии совместно дулись на Эредина за то, что он оскорбил Владычицу. Эредину на сгрибленные лица средиземцев было, по всему видно, наплевать, зато Маша приняла эту ситуацию близко к сердцу и затаила на них ответную обиду. — А вот подорвать нахрен этот Морготов завод — и всего делов, — тихонько сказала Маша Эредину, оборачиваясь и глядя на корпуса, которые остались у путешественников позади. — Разумно, — согласился Эредин. — А почему ты шепотом? — тоже на всякий случай тихо спросил он у Маши. — Не хочу им такую шикарную идею подавать, — девушка злобно зыркнула на группу средиземцев. — Мне за державу обидно в твоем лице. — Это как? — не понял Эредин. — А потому что ты, за их интересы впираясь, ногу повредил, а они хоть бы спасибо сказали. Еще смеют обижаются на тебя за то, что ты ихней Владычице предложил, видите ли, что-то там неподобающее. — А-а, ну да, — согласился Эредин. — Я бы их вообще нахрен бросила тут на произвол судьбы, — снова заговорщицки зашептала Маша на ухо эльфу. — Пусть бы сами разбирались со своими проблемами. Потому что мы без них обойдемся, а они без нас — фиг. Да вот только как от них отделаться? Они же будут лица делать, но сами теперь ни в жизнь не отвяжутся. Так и будут за нами таскаться. — Да и хрен с ними, — отмахнулся Эредин. — Ты у Моргота еды захватила? — А как же! И поесть, и попить. Эти носы заворотили, а я-то не гордая. У меня никакой предвзятости по поводу вражьей сучности к этому Морготу нет. И я не боюсь, что его еда и питье на меня как-то не так подействуют. А дорога нам предстоит, быть может, дальняя, так почему мы-то с тобой страдать должны? — Вот все-таки что в вас, в dhoine хорошо, так это ваша хозяйственность. Хоть весь мир гори гаром, а вы про бытовуху подумать не забудете, — заметил Эредин. — Ценное качество, между прочим. Не грех и нам такой практичности поучиться. Маша разложила на покрывале еду. Воздух тут же наполнился аппетитными запахами всяких яств и вкусностей. Голодные средиземцы, которые уже употребили большую часть своих запасов и теперь перешли на режим жесткой экономии, заводили носами и, бросая косые (и завистливые) взгляды на Эредина с Машей, стоически сглатывали слюну и пытались изображать на лицах безразличие и гордое терпение. — Сейчас слюной захлебнутся, — злорадно зашипела Маша, с аппетитом наворачивая копченую грудинку с черным хлебом. — Угу, — с набитым ртом кивнул Эредин. — Передай мне вон ту бутылку. — Это наверное Морготское собственного изготовления, — предположила Маша. — Видел, какие у него виноградники? — Видел. Давай, за то, чтоб завтрашний день нас порадовал чем-нибудь интересненьким, — Эредин чокнулся бутылкой со стаканом, который взяла в руки Маша. — Давай только без фанатизма сегодня, — попросила она. — А то упьемся, а я завтра с бодуняги всю Леголасию заблюю. А может, еще и на Трандуилию останется. — Да мы только чисто символически, по несколько капель, — успокоил Машу Эредин.

* * *

— О-ой мороз моро-оз, не-е морозь меня-а-а!!! — над просторами Леголасии разворачивалась и ширилась льющаяся рекой песня, особенно актуальная в летней ночи. Песнь про морозную русскую зиму слушало озеро и звезды, смотрящие в него с высоких небес. Эредин, лежащий на траве, закинув руки за голову с удовольствием внимал Машиному пению. Остальные от восторгов пока воздерживались, но на их мнение Маше было наплевать. Ее душа просила песен — и Маша пела. Завершив обращение к морозу, она поведала благодарным и не очень слушателям о том, как ей малым-мало спалось и что во сне привиделось, рассказала им, что такое осень, и поделилась душещипательной историей о трудной доле черного кота, живущего за углом. — Да сколько ж можно! — возопила наконец Галадриэль, которая явно привыкла к иным песням и в ином исполнении. — Не любо — не слушай! Вот так! Как грится: «Не любишь? Мне какое дело? Я песню для себя пою!»* — гордо процитировала Маша классика. — А будете выступать, я ща ваще какую-нить арию Герцога гряну. — Пусть деточка попоет. Что вы ей рот-то затыкаете? — заступился за Машу Эредин. — Совесть надо иметь! — заявил Трандуил. — А если мы начнем орать про Элберет с Гилтониэлью? — Орите, — невозмутимо ответствовал Эредин. — Кто вам запрещает? — Вот кто-то с горочки спустился! — заорала для начала Маша, видимо, в «ответ Чемберлену». — А Элберет! Гилтониэль! — подхватил не очень кстати и не очень в тему Арагорн. — Прекратите! — не выдержал Элронд. — Не встревайте! Пусть она допоет, а то получается глумление какое-то над нашими святынями. В мудрости выжидательной позиции хозяина Имладриса эльфы убедились весьма скоро, так как Маша вскоре закончила слезливую песню про нарушенный покой (это было то немного понятное, что вынесли эльфы из содержания сей баллады, так как смысл слов «колхоз», «защитна гимнастерка» и всего, что с ними связано, был для них темен). На поляне воцарилась звенящая тишина. — Ну, еще одну на ход ноги — и все! — объявила Маша, которую, похоже, не особо волновала реакция почтеннейшей публики на ее выступление. — Ща, грустную забацаю. Енд а-а-ай! А-яй вил олвейс лав ю-у-у! У-у-у-у!!! * — взвыла девушка, отчаянно фальшивя. — Марусь, ты погоди, побереги связки, — посоветовал Эредин. — Завтра этой замечательной песней будем население Леголасии пугать. А вообще, я тебя, пожалуй, в свои Красные Всадники возьму. Ты с такими вокальными данными мне будешь противника деморализовывать. Как грянешь, так они и свянут. Почему я раньше тебя не встретил? Какое скопище талантов зря где-то пропадало! Однако, Маша не вняла совету своего короля. Она самозабвенно пела, старательно завывая на гласных, уводя мотив в неведомые дебри, в которых он и не снился композитору и певице Уитни Хьюстон, которая являлась оригинальной исполнительницей этой жалостной песни. Правда, в куплетах у Маши, которая помнила английские слова через раз, зияли черные дыры и пестрели белые пятна, заполняемые ее невнятным бормотанием, но исполнительницу это не смущало. Главное, что припев ею исполнялся исправно и с должной патетикой. В итоге голос Маши на особенно долгом распеве предательски дрогнул, она зашмыгала носом и оборвав свой крик души на запредельной ноте, со слезой в голосе заявила: — Ой, бля-я, Эредин, вот как я тя люблю, так это ж прям не могу! С этими словами она обессиленно плюхнулась на предмет своей страсти, видимо, с намерением сжать его в объятиях и запечатлеть на его устах огненный поцелуй. Но на должную крепость объятия не хватило рук (а может, эльф оказался великоват для хрупкой девушки). Да и глазомер подвел изрядно захмелевшую Машу, посему приземлилась она, уткнувшись эльфу носом в живот, туда она его, долго не раздумывая, и чмокнула. Потом, еще раз всхлипнув, растерла ладошками по щекам пьяные слезы и, уронив голову на Эредина, тут же уснула. — Песня вся, песня вся, песня кончилася, — резюмировал Эредин, взяв своего бойца невидимого фронта, спящего мертвым пьяным сном, и укладывая рядом с собой на лориэнский плащ. * Ответ Земфиры Алеко (Пушкин «Цыганы») * Машино исполнение песни «I Will Always Love You» Уитни Хьюстон из к\ф «Телохранитель»