Сказ о том, как тяжела попаданская доля

Лена, вернувшаяся от Климовны с заветной чекушкой, нашла Талера сидящим на траве за домом у сарая. Увидев у нее в руках целебное снадобье, шпион сразу оживился: — О-о, Ленуся, спасительница. Я всегда знал, что ты человек добрый, чуткий и отзывчивый к страданиям других. Не то, что эти, — Талер кивнул в сторону дома, где находились мужчины. — Ох, Талер-Талер, мне даже представить страшно, какие дифирамбы ты бы запел в мой адрес, если бы у меня в руках была не одна бутылка, а две, — укоризненно покачала головой Лена. — А если три? Наверное до небес бы мне хвалы вознес. — Лен, да ладно тебе. Ты ведь знаешь, я вообще-то человек прямой, что думаю, то и говорю, хоть и пизжу все время. — Талер, у меня к тебе пара вопросов, — строго сказала Лена. — Поэтому ты сосредоточься… Да стаканы мечи, главное, пореже, потому Климовна самогона больше не даст. — Ой, Ленка, вот такая ты молодая, а уже меркантильная до этих самых… кончиков ногтей. — А нефиг мне зато сладкой патокой уши заливать. Лучше вспоминай давай, как ты познакомился с Гюнтером? — Это чё, допрос? — Талер, это важно, — попросила Лена. — Вот тебе стакан, пей и думай. — Ух, и крепкая, — сморщился Талер, глотнув самогонки. — Во дерьмо! Как я эту дрянь вчера пил? Не, слышь, Лен, как меня заколбасило-то после встречи с Шани, — доверительно признался он девушке. — Вот я те скажу, хороший мужик твой Геральт во всем, кроме баб. В отношении вас он, сука, до чего тварь паскудная! Вот не надо тебе уже девка, так отпусти ты ее, дай уже ей покой, пусть живет дальше своей жизнью. Так он же — не-ет, наберет баб целый воз — и тягает их за собой. Взять хоть ту же Шани. Как вышло? Задурил девчонке голову — и бросил. Теперь опять нарисовался, шуры-муры накрутил, мозги ей запарил своими сладкими речами, глазьями змеючьими мырг-мырг — она и все, спеклась, готова хоть сейчас перед ним — на спинку и ножки в стороны. А ему токо этого от вас и надо. Он свои дела сделал — и в другую койку побежал. — Талер, мы не об этом сейчас говорим, — попробовала перевести разговор на другую тему Лена. — Ты, может, и нет. А я — об этом, — не поддался на уговоры Талер. — Думаешь, с тобой по-другому будет? Не надейся. Я уже вижу, как при упоминании имени Шани у него глаз горит. Вспомнил наш Геральт про очередную старую любовь, которая не ржавеет. Заскучал он уже с тобой. — Все ты выдумываешь, потому что бесишься от ревности и злишься на него, — возразила Лена. — Мы вот были в Новиграде, так он к своим чародейкам даже носа не показал. А должен был бы, раз, по твоим словам, старая любовь не ржавеет. — Ну, по ним-то он еще соскучать не успел, — уверенно ответствовал Талер. — Еще только месяц прошел, как он от них удрал, для него это ни хуя не срок. Вот с тобой он уже долго живет, так что скоро должно потянуть его налево. А тут, видишь, Шани кстати поблизости оказалась. Я тебя предупредил, так что ты теперь за ним гляди-гляди. — Чё глядеть-то, — сердито сказала Лена. — Цепью его к кровати приковывать? Уйдет — держать не буду. Я — не эта сука Йеннифэр, у которой на языке одно, а сама аж трясется от желания снова его заполучить. Да и скажу тебе по секрету, Геральту в ближайшее время будет, пожалуй, не до баб. — Ой, это когда ему было не до баб? — не поверил Талер. — А что случилось-то? — Сначала я тебя спрошу: кто такой Гюнтер? — Да не помню я, сука, никакого ебучего Гюнтера! — Тогда я выливаю остатки самогона, — сурово заявила Лена, опасно наклоняя бутылку. — Не-не-не! Стоп-стоп! Куда-куда-куда! — заахал в ужасе Талер. — Что раскудахтался? Повторяю вопрос: кто такой Гюнтер? — Ну, Лен, будь ты человеком, поверь мне. Не помню я, как с ним пил. — Вспоминай! — велела Лена. — Подставляй стакан, ща накапаю тебе лекарства для освежевания твоей памяти. — «Освежевания», — передразнил Лену Талер. — Все вы, бабы, одинаковы. Личики у вас ангельские, а по сути вы — настоящие демона́. Токо свежевать и умеете. — Ты пить будешь-нет? — Лей! Да ты чё так цедишь? Проливаешь больше! Краев, что ль, не видишь? — возмутился Талер, видя, сколько ему налила Лена. — Ты давай мне сначала за Гюнтера, а то тебя и с чекушки на старые дрожжи развезет, опять в несознанку уйдешь. А мне кровь из носу надо знать, чего он от тебя хотел. — Так это, может, шпион был Эмгыров? — наконец «включился» Талер. — Да, — Лена почла за лучшее согласиться. — Я подозреваю, что он может быть шпионом. — Ёптить, дай-ка я подумаю, — враз мобилизовался Талер, морща лоб в попытках восстановить в памяти события вчерашнего дня. — Значитца, сука, отправился я к Шани, дошел до поворота на рынок… Ага, и заеби меня, идиота, ебучим проебом, запёрся в корчму. Ну, а там уж… — Что было там? — настойчиво спросила Лена. — Заказал водки у Штепана, сел в угол, чтоб подальше от всех. А потом… Бля, как отрезало. — Вчера же ты про него помнил! — Как пить дать, сука, налил этот пиздюк мне в водку какой-нибудь дури. Вчера она еще не взялась, а сегодня — все. В смысле, ничего не помню. Ни как он подошел, ни как выглядел — ни-че-го. Прям первый раз со мной такое, — сокрушенно покачал головой Талер. — Ладно, — смилостивилась Лена, видя, что от Талера ей больше ничего не добиться. — Допивай свою чекушку. — Не, погоди, я понимаю, что лоханулся вчера по полной, — засуетился Талер. — Так надо же как-то найти этого Гюнтера и обезвредить, пока он нас Эмгыру с потрохами не сдал. Ладно я его не запомнил, но ты-то, по всему видать, знаешь, что это за птица. — Он не шпион, он куда хуже, — призналась Лена. — И к Эмгыру он никакого отношения не имеет. Вообще-то это он виноват в том, что Геральт связался с контрактом на жабу и попал к офирцам. Этому Гюнтеру что-то от Геральта надо, только он прямо ничего говорить не хочет, а сам лезет ко всем вокруг, вынюхивает и выспрашивает. — Не шпион? — Талер вздохнул с видимым облегчением. — Так кто он тогда такой? — Я понятия не имею. Только точно знаю, что он вообще не человек. — Эльф, что ли? — Он — сущность. — Не, Лен, извиняй, но насчет этих материй я не силен, — Талер приложился к бутылке. — Ежли, к примеру, заговор замутить или переворот какой — это пожалуйста. А со всякими сучностями — я пас. Э! Лен! А ты нашего одноглазого спроси, — посоветовал он девушке. — Эльфы-то в этих вещах получше нашего разбираются. Он живет долго, кучу всяких старых сказок слышал. Мож, он тебе чего дельного и подскажет по поводу этого Гюнтера. — Как вариант, — кивнула Лена. — Талер, сука, ты все-таки гений!

* * *

— Гюнтер о’Дим? — переспросил Йорвет. — Нет, не слышал про такого. — Его еще называют Стеклянным человеком, торговцем зеркалами… — Торговец зеркалами, ну конечно! — вспомнил Йорвет. — Была какая-то история, связанная с Аэдд Гинваэлем, Королевой Зимы и осколками разбитого зеркала. — Так это про Кая и Герду, — озадаченно пробормотала Лена. — Про Снежную королеву, кривое зеркало троллей, которые его разбили, про осколки, которые попадали людям к глаза — и они начинали видеть мир искаженным, в сердца — и они становились холодными и бесчувственными. Я тоже знаю эту сказку. — Это не сказка, а грустная и страшная быль, — сказал Йорвет. — Только до вас она дошла, как бы это сказать, в относительно мягкой форме. — Как так? — Поучительная история о том, что бывает, когда те, кому положено беречь свой мир, с задачей не справляются. — Это про эльфов? — Нет. Мы этот мир не создавали. И вообще-то он не наш. Мы тоже изначально были здесь гостями, а не хозяевами. — Истребили вранов и подчинили краснолюдов, — припомнила Лена то, что читала о пришествии эльфов. — Ну-у, у нас принято считать, что враны вымерли сами, — дипломатично заметил Йорвет. — А если честно? — Права, скорее, ты. То есть, может, они и вымерли, но мои предки, несомненно, им в этом немного помогли. Эльфы прибыли в Лок-Муинне — город-порт, точку Сопряжения, так как именно там почему-то всегда происходил перекрест миров при очередном их сближении. Таким образом здесь появились мы, так же много позже здесь появились люди. Только беречь этот мир и надзирать за порядком в нем было уже давным-давно некому. — И поэтому вместе с людьми сюда проникли чудища? — Отчасти да. Говорят, что второе Сопряжение стало возможным потому, что местная Берегиня стала Королевой Зимы. Точнее, ее сделали таковой в наказание за какую-то провинность. — Может потому, что она позволила вам проникнуть сюда? — Возможно, — Йорвет пожал плечами. — В дела высших сфер не суются даже наши многомудрые знающие, которые, вообще говоря, обычно любят совать свои носы в любые щели мироздания. — А в чем заключается наказание Королевы Зимы? — спросила Лена. — У нее отобрали возможность исполнять свои функциональные обязанности, — объяснил Йорвет. — А поскольку она сама суть — функция, это для нее означало конец. — Но ведь она все равно существует. Выбирает жертвы, сует им в глаза осколки кривых зеркал, потом хитит, увозит в свой северный холодный замок и заставляет льдинками выкладывать слово «вечность». — Она — бессмертное существо, живущее покуда жив ее мир. Физически ее нельзя уничтожить. Только что это за существование — без цели, без смысла. Она больше не знает ни печали, ни радости, но в наказание ей оставили память о том, что когда-то она могла что-то чувствовать. Теперь она коротает свою вечность, забавляясь с эльфами и людьми. Как ты говоришь, хитит, забирает в свой замок и ловит отзвуки былого, питаясь эмоциями своих жертв до тех пор, покуда не выжмет их досуха. Тогда она вновь садится в свои белые сани, летит с метелью по заснеженным улицам ночных городов, заглядывает в окна домов в поисках новой жертвы. — Так какого ж якоря вы, ослы, покупаетесь на ее завлекалки, если знаете, что она такое? — удивилась Лена. — Во-первых, у нее на лбу не написано, что она Королева Зимы. И плаката в руках на эту тему у нее тоже, как ты понимаешь, нет. А лишь раз взглянув в ее глаза, оторваться уже невозможно. Ведь она просто неимоверно красива. Белая, холодная, чистая и прекрасная. — А-ай, вот все вы, мужики одинаковы, стоит увидеть красивое личико — и готовы, все, бери вас за рупь за двадцать. Готовы за ней, не глядя, хоть на северный полюс, хоть к черту на рога, хоть в d’yeabl aep arse*. Эх, вы, — укоризненно покачала головой Лена. — Ну так… — виновато развел руками Йорвет. — Такая наша доля. — Ага, а нам потом вас искать и плакать над вами в надежде растопить кусочки льда, — снова припомнила сказку Лена. — А вот это без толку, — сказал Йорвет. — Из тех, кто когда-либо попадал в ее сети, ни один не вернулся назад. — А женщины, которые уходили искать своих любимых? — Кто просто не нашел, кто сгинул в чужих краях, кто нашел, но вернулся ни с чем. — Но как же сказка? Там ведь все закончилось хорошо. — Наше извечное стремление помечтать о несбыточном. — Подожди, а при чем здесь торговец зеркалами Гюнтер? — У него с Королевой договор. — На поставку зеркал? — съехидничала Лена. — Именно. В его зеркалах для нее отражаются чужие жизни, эмоции, истории… — Да-да, помнится, он представился коллекционером интересных историй, — закивала Лена. — О, господи, возьмет и познакомит Геральта с этой Королевой. А этот придурок, конечно, сразу и впялится в ее прелести. И чё тогда делать? Это ему не Йенка с ее фантазиями и закидонами, от этой дамочки хрен сбежишь. Ой, а нельзя с этой Королевой как-нибудь заранее сговориться? — О чем? — опешил от Лениной предприимчивости Йорвет. — Ну-у, я бы сделала ей предложение, от которого она не смогла бы отказаться. — Например, какое? — Да пусть бы забирала Ольгерда. Он даже сам себе надоел и не нужен, не говоря уже о ком-то еще. Он тоже бессмертный, вот и будет ее развлекать вечно. — Не, — покачал головой Йорвет. — Не согласится. Ей даже эльфы стали неинтересны с тех пор, как тут появились люди. — Почему? — Ваш век слишком короток. Наверное поэтому эмоции ярче, а чувства — сильнее. Для вас слишком много событий, которые уходят безвозвратно и никогда уже не произойдут, поэтому вы мало радуетесь и часто грустите. А печаль почему-то всегда стоит дороже радости. Большинству из вас не успевает прискучить жизнь, потому что ваши годы летят так быстро, что вы иногда даже не успеваете за ними уследить. — Откуда ты все это знаешь? — спросила Лена. — Все — это что? — Ну, про Королеву эту, про Гюнтера с зеркалами. Ты же сам там не был. — Я, конечно, нет. И, как ты понимаешь, не стремлюсь и надеюсь, что меня сия чаша минет. Это наши легенды, которые передаются из поколения в поколение. — Так это, может, еще и неправда, — предположила Лена. — В каждой сказке лишь доля сказки, — назидательно сказал Йорвет. — А вообще, каждый сам решает, во что ему верить. — Пожалуй, я лучше поверю на всякий случай. Только мне все равно не понятно, кто такой этот Гюнтер и откуда у него эти чудесные зеркала? — Вот этого я сказать тебе не могу. Наши легенды об этом умалчивают. Пожалуй, Королева бы тебе о нем и рассказала, но у нее особо-то не спросишь. — Ладно, все равно спасибо. Теперь-то я уж точно знаю, что ваша спятившая от безделья отставная берегиня и этот странный о’Дим — одного поля ягоды. А от таких можно ждать любой подлянки. * задница дьявола