Сказ о том, как тяжела попаданская доля

В доме царил полумрак — дневной свет почти не проникал через мутное от грязи и пыли и затканное паутиной окно. В воздухе витал хорошо взявшийся стойкий запах сырости и затхлости — верный признак того, что дом давно заброшен и пуст. Впрочем, горький опыт недавней встречи с Ключником научил даже Лену одному из жутковатых правил Ведьмиленда: если в усадьбе никто не живет, это еще не значит, что она действительно пуста. Поэтому она с затаенным страхом вглядывалась в темные углы комнаты, ожидая, что оттуда в любой момент может выскочить какая-нить гнусь. Геральт же, который выучил это правило с младых ногтей, всматривался в полумрак цепко и настороженно, оценивая обстановку на предмет возможной опасности. — М-да, дыры в потолке, ломаная мебель, в доме разруха и беспорядок, все покрыто толстым слоем пыли и заросло паутиной, — наконец резюмировал он. — Я начинаю сомневаться, что мы найдем здесь супругу Ольгерда. А даже если и найдем, то мне кажется, общаться с нами она будет на уровне давешнего Ключника. — Тут просто был пожар, — оптимистично заявил Гюнтер. — А средств на восстановление имения у Ольгерда не было. Вот и запустили большую часть помещений. — Но, как ни странно, картины сохранились лучше всего остального, — Геральт пропустил мимо ушей замечание Гюнтера, продолжая осматриваться. — А, видимо, вот эта дама в черном и есть супруга Ольгерда. Только почему-то лицо у нее то ли затерто, то ли смазано. Вряд ли так было задумано изначально. Что-то тут не так. — С чем не так? — полюбопытствовала Лена. — С портретами. С домом. И с самой хозяйкой. Будто в подтверждение этих слов стоящий у стены тяжелый деревянный стул с грохотом упал, а с потолка сорвалась и грянулась о пол массивная многосвечная люстра. Затем один из портретов засветился зеленым — и из рамки с шипением показалась жуткая образина — обряженный в черные лохмотья и обтянутый иссохшей кожей скелет с когтистыми длинными пальцами, вываленным языком и пустыми глазницами. Лена вздрогнула от неожиданности, Геральт же сразу схватился за меч. Однако существо убралось в темные недра портрета так же быстро и неожиданно, как и появилось. — Это чего было? — пролепетала Лена, продолжая всматриваться в картину и боясь, что жуткое существо вновь появится оттуда. — Надо полагать, супруга Ольгерда решила нас поприветствовать таким необычным способом, — предположил Геральт. — Если это чудище — супруга Ольгерда, я не удивлюсь, что даже Ключник из дома сбежал от такой-то красоты, — фыркнула Лена. — Наверняка в своем обычном состоянии она несколько посимпатичнее, — заверил Лену Геральт. — Хотя, какое состояние на данный момент нужно считать ее обычным, — ведьмак повернулся к Гюнтеру. — Ирис фон Эверек мертва, так? — Ну-у, ответ зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в понятие смерти? — завел глаза к потолку Гюнтер. — Знаешь, давай без этих твоих ужимок и экзерсисов псевдофилософских, — рассердился Геральт. — Просто да или нет. Один раз ты можешь дать четкий и определенный ответ на конкретный вопрос? — Ну да. Да! — повторил Гюнтер. — Для тебя это что-то меняет? Ольгерд просил принести ему розу. Он не уточнял, каким образом ты ее добудешь. Вопрос о том, будет ли при этом жива или мертва его супруга, тоже не оговаривался. Это не значимое условие. — С живой было бы удобнее общаться, — заметил Геральт. — А вот покойница, судя по «теплому» приветствию в виде едва не упавшей нам на головы люстры и недовольному шипению в момент ее триумфального вылета из картинной рамки, нам не особо рада, а посему и вести беседы о прошлом вряд ли настроена. И что за семейка у этого Ольгерда — сплошные покойники, — посетовал Геральт. — Очень трудно работать. Ну еще ладно Витольд, тот был хотя бы дружелюбный. Но во второй раз мне так точно не повезет. И, кстати, если Ирис мертва, то что я хочу отыскать в этом заброшенном доме? — спросил Геральт, обращаясь преимущественно сам к себе, так как на Ленину помощь он справедливо не рассчитывал, а от Гюнтера ее просто не ждал, хотя был уверен, что тот, если бы захотел, мог бы и подсказать, с чего можно начать поиски, раз уж так получалось, что кроме него, спросить было не у кого. — Я бы на твоем месте начал со спальни Ирис, — неожиданно подал голос Гюнтер, опровергая нелестное мнение Геральта о себе, как о пассивном и праздном наблюдателе. — Там ты можешь найти много интересного и нужного. — И ты, конечно, знаешь, где эта спальня находится? — Конечно. Я ведь, можно сказать, друг семьи, — расплылся в радушной улыбке Гюнтер. — М-да. С такими друзьями враги не нужны, — пробурчала под нос Лена. — Во-во, — поддержал ее Геральт. — Что-то мне подсказывает, что вся вот эта обстановка — результат именно твоего дружеского участия в жизни фон Эвереков. — Отнюдь нет, — покачал головой Гюнтер. — Это результат необдуманных и неуемных желаний самого Ольгерда. — Давай уже пойдем, — поморщился Геральт. — Веди, — он сделал приглашающий жест, пропуская Гюнтера вперед. — Прямо не о’Дим, а Сусанин какой-то, — пробубнила себе под нос Лена, которая мало-помалу начала прекращать бояться. В конце концов, призрак Ирис пока, кроме приветственного шипения и порчи собственной мебели, ничем себя не проявил. И поэтому Лене оптимистично подумалось, что может быть на этот раз обойдется и без драки. Следуя за Гюнтером, они поднялись на второй этаж по широкой лестнице, ступени которой угрожающе скрипели даже под ногами легковесной Лены, внушая ей вполне справедливые опасения в том, что сейчас эта древняя конструкция с треском провалится, и они ухнут вниз. Однако все обошлось, и, немного попетляв в лабиринте запертых и открытых дверей, лавируя среди лома и гор мусора, они наконец вышли в длинный, скудно освещенный коридор. Лена отметила про себя, что эта часть здания пострадала от пожара и от времени значительно меньше, во всяком случае, разор и запустение здесь не так бросались в глаза, как на нижнем этаже и в только что пройденных ими комнатах. Однако порадоваться этому она не успела, так как в аккурат посреди коридора материализовалась призрачная хозяйка — и зависла над полом, излучая вокруг себя мертвенное зеленоватое свечение. — Знаешь, Гюнтер, похоже, Ирис не хочет, чтобы мы рылись в ее вещах, — заметила Лена, настороженно наблюдая за пока что мирным призраком, который по-прежнему висел в центре коридора, слегка колыхая подолом и широкими рукавами свободного черного платья. — Вы, люди, такие странные, — скептически фыркнул Гюнтер. — Каждый думает, что в его вещах и записях есть нечто оригинальное, такое, чего никогда и ни у кого не было. На деле же… Договорить он не успел, потому что Ирис, которой, видимо, речи Гюнтера пришлись не по душе, издала воинственный клич, точнее, это был резкий, пронзительный, на запредельной высоты нотах визг — и ринулась в атаку. — М-да, дипломатия — явно не твоя сильная сторона, — с сарказмом заявила Гюнтеру стремительно ретировавшаяся с поля брани Лена, так как о’Дим при первых же признаках опасности тоже поспешил покинуть помещение и теперь стоял рядом с девушкой, с любопытством наблюдая из-за косяка за разворачивающимся сражением Геральта с нежитью. — Я просто не хочу мешать нашему другу Геральту заниматься своим делом. Ему вряд ли понравится, если я буду путаться у него под ногами, — невозмутимо заметил он. — Ну понятно. Для призрачной госпожи Ирис фон Эверек ты тоже авторитетом не являешься, — презрительно фыркнула Лена. — Кстати, мне очень интересно, а где же Ольгерд? Ему ведь тоже нужно было явиться сюда. — Он наверняка где-то тут и есть, — прищурился Гюнтер. — Спрятался, притаился и наблюдает за потугами и злоключениями нашего друга Геральта. Небось, еще и посмеивается про себя. Но веселиться ему осталось недолго. Геральт добудет розу. И вот тогда веселиться буду уже я. — А как же Ирис? — спросила Лена несколько рассеянно, так как все это время она неотрывно наблюдала за тем, как Геральт и Ирис стремительно перемещаются друг относительно друга в узком пространстве коридора, при этом Ирис, как ни старалась, не могла приблизиться на расстояние удара, а Геральт пока держал дистанцию, выбирая момент для атаки. Тот факт, что противник оказался необычайно вертким и юрким, явился для Ирис полной неожиданностью, потом это стало все больше и больше раздражать ее и наконец привело в ярость. Перемещения призракини стали более хаотичными и нервными и все чаще и чаще сопровождались резкими злобными воплями. У Лены от них закладывало уши, и она болезненно морщилась при каждом взвизгивании агрессивной нежити. Геральта же, похоже, эти вопли нисколько не дезориентировали, он по-прежнему ловко уворачивался от выпадов призрака, избегая ее когтей, и продолжал наворачивать круги вокруг Ирис, выискивая прорехи в обороне соперницы. От мельтешения черных юбок в ореоле зеленоватого сияния, что окружало Ирис, и взблесков ведьмачьего серебряного меча у Лены уже рябило в глазах, поэтому она не сразу разглядела появившуюся в конце коридора фигуру, а когда наконец расслеповала ее, то сначала удивилась, а потом с облегчением выдохнула: — Ты был неправ насчет Ольгерда. Вон он, идет сюда. — Это не Ольгерд! Лена резко повернулась к Гюнтеру, так как его голос вдруг зазвучал очень странно и непривычно — в нем слышались злоба, досада и затаенный страх. Но кого мог бояться сам великий и ужасный могущественный Гюнтер о’Дим? Лена с изумлением посмотрела на него — и вдруг ей показалось, что доселе четкие черты его лица как будто задрожали, смазались — и под ними проступило нечто донельзя неприятное и жуткое. Однако это длилось лишь мгновение, а затем в ее глазах Гюнтер вновь обрел свой обычный облик. Лена сморгнула, решив, что это разыгравшаяся фантазия или уставшие глаза играют с ней злые шутки, и вновь обратила свой взор на шагающую по коридору фигуру. Теперь она уже и сама видела, что приближающийся к ним незнакомец — совсем не Ольгерд, так как на фон Эверека с его рыжим оселедцем идущий к ним кудрявый брюнет не походил даже близко. В полумраке помещения разглядеть его лицо как следует Лена не могла, однако ей показалось, что этот, так неожиданно появившийся здесь мужчина, был скорее молод, чем стар. В голове Лены заклубился целый сонм мыслей, хаотично сменяющих одна другую — вопросы, на которые у нее не было пока ответов: кто это, как он появился здесь, что ему надо и почему он так уверенно идет прямо на ведьмака и Ирис. «Он слепой, что ли? — промелькнуло в голове Лены. — Неужели не видит, что тут делается? До Геральта ему осталось шагов пять — не больше. Чего он хочет? И что он собирается делать?» Геральт тоже заметил странного посетителя и в момент, когда тот приблизился на расстояние возможной атаки, мягко и стремительно отпрянул назад, освобождая себе поле для маневра на случай, если незнакомец решит напасть, или, напротив, создавая дистанцию, чтобы случайно не задеть его, если он пришел с миром. Однако то, что произошло в следующую секунду, заставило ведьмака несказанно удивиться. Мужчина легко, даже можно сказать ласково дотронулся до призрачного локтя Ирис, привлекая к себе ее внимание. Против ожидания, разъяренная и разгоряченная боем призракиня не накинулась на незнакомца, вторгшегося в ее владения, а напротив даже как-то стушевалась и сникла, явно и враз растеряв весь свой боевой задор. — Послушайте, гражданочка, — мягким и приятным голосом обратился мужчина к Ирис. — Пройдите, пожалуйста, вот в портретик ваш. Можете в левый или правый, в какой вам удобнее. Со всем уважением к вам, как к хозяйке, я вас извещаю, что ваша скромная обитель выбрана местом очень важной встречи. Ну извините, так уж вышло. И сейчас сюда прибудет высокий гость. О-очень важная персона. Поэтому я вынужден прервать ваш активный диалог с оппонентом. Давайте так: сначала мы свои вопросы порешаем, а потом вы с товарищем вернетесь к своему диспуту. Ирис, к вящему удивлению Лены, внимательно и терпеливо выслушала речь незнакомца, а потом с тяжким вздохом поникла, ссутулилась, послушно поплыла к портрету, втянулась в него и скрылась за своим же безликим изображением на холсте. — Эй, Гюнтер! — позвал мужчина, обратив свой взор к дверному проему, за косяком которого прятался о’Дим. — Иди сюда, что ты там прячешься. И спутницу свою прихвати. У нас к ней тоже будет пара вопросов. — Это Ольгерд, что ли, ваша очень важная персона? — поинтересовалась Лена, остановившись на всякий случай рядом с Геральтом и опасаясь подходить к незнакомцу близко. Хотя теперь, когда она смогла разглядеть его как следует, страшным он вовсе не показался, даже наоборот, Лена отметила, что он выглядел нереально красивым, просто-таки нечеловечески. «А кто тебе сказал, что это человек, — промелькнуло в голове у Лены. — Наоборот, все говорит о том, что человеком это существо как раз таки точно не является». — Ольгерд? — незнакомец рассмеялся. — О, нет! Он, как и все мы, лишь песчинка — одна из множества миллионов тех, что Он пропускает сквозь пальцы. Хотя, это я просто сказал красивость. Потому что вы, смертные, любите красивости. Это не приближает вас к пониманию того, что Он есть, но хотя бы иногда побуждает к размышлениям о чем-то, кроме хлеба насущного. — Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? — подал голос Геральт. — Вы вообще кто? И что вам тут надо? — Ах да, я же не представился. Гермес Зевсович, к вашим услугам. — Гер… Гермес? — глаза Лены стали круглыми как плошки. — Но разве… Это ж миф! — выпалила она и тут же зажала себе рот ладошкой. — Уй! Простите. — Да ничего страшного, — великодушно повел дланью Гермес. — Дети новой цивилизации не верят ни в сказки, ни в мифы. Да честно говоря, они не верят ни во что, забывая, что потом и воздастся им по вере. Из «ничто» не получится «нечто». Впрочем, — он ободряюще улыбнулся Лене, — не буду тебя пугать и загромождать твою бедную голову всякими абстракциями. Проще говоря, пока в мире есть торговля и воровство, существую и я. Потому что я — суть функция. Я — в каждой заключенной сделке. И в каждой мысли вора, видящего плохо лежащую вещь, которую он жаждет заполучить и просто не может не стащить. — Но как же функция-то, когда вы вот… тут же, вы же… — Ну скучно быть безликой функцией, — развел руками Гермес. — Куда интереснее быть таким, какой я есть сейчас. Я же вижу, что, к примеру, тебе я нравлюсь. Да что там, я и сам себе нравлюсь. Хотя я вовсе не Нарцисс.  — Эй, послушай-те, господин Ненарцисс, — вновь вмешался в разговор Геральт. — Все это, конечно, очень интересно, но на мой вопрос вы так и не ответили. Чем обязаны-то все-таки посещению столь важных особ. Чё это вы встревожились и решили снизойти до нас, смертных недостойных? — Ой, ну чё вы вот сразу в сарказм, — со вздохом покачал головой Гермес. — Но ладно. Дело в том, что я, помимо воровства и торговли, ведаю еще и отчетами. Да, все должно быть учтено, задокументировано и запротоколировано. Потому как ничему не бывать поперед того, что мной написано. Так-то! — он поднял палец вверх. — Однако я снова отвлекся. В общем, не сошелся у меня отчетик-то. Я его и так, и эдак, кручу и верчу, а он все одно — не сходится. От отчаяния полез в Скрижали — а там бардак! У меня написано: делать так и вот так, и вот так, а по факту натворено и так, и сяк, и наискосяк. А, Гюнтер, чего отворачиваешься? Закон Перекрестков кто нарушил? Договоры кто зажучил? А к Циркуляру Кроноса кто подобрался? Ну и контрольным свинством в списке беззаконий покушение на Закон Сохранения. — Это все наговор, — быстро парировал Гюнтер. — Травля со стороны завистников. Поди, Голландец Михель тебе напел чепухи этой всякой. Он меня издавна недолюбливает и вечно норовит подложить шило в мой чистый и честный мешок. Да разве мог я на Циркуляр покуситься? Я что, на идиота похож? — Честно, Гюнтер, — Гермес посмотрел на о’Дима в упор. — Да. Похож. Прям вот хоть переименовывай тебя и пускай по мирам как образец. Но об этом позже. Эй! — крикнул он в глубь коридора. — Ольгерд, где ты там? Иди сюда и захвати всю свою компашку, всех троих тащи. — Легко сказать «тащи», — раздался с лестницы сердитый голос Ольгерда. — Это чудо портняжного искусства, сшитое из мосталыг, весит как хороший откормленный боров. Зар-раза! — до них донесся треск и грохот. — Ступеньки все-таки провалились, — констатировала Лена. — А вместе с ними провалились Ольгерд и Ключник, которого он тащил, — доложила-промурлыкала усевшаяся на пороге кошка. — Хорошо, что Ольгерд бессмертный, — заметил вставший с нею рядом пёс. — А то бы мы его точно потеряли. Пришлось бы тоже собирать его из переломанных костей по частям, как Ключника. — Ключник? Что, опять? — Геральт потащил из ножен только что убранный туда меч. — Успокойтесь! Успокойтесь все! — поднял руки в примиряющем жесте Гермес. — Что вы нервные-то такие. Гражданин Геральт, уберите меч свой пожалуйста. У гражданина Ключника еще слишком свежи неприятные воспоминания, связанные с его острыми гранями. Давайте уважать друг друга. — Да, а то, что у гражданки меня до сих пор поджилки трясутся после встречи с гражданином Ключником — это ничего? — возмутилась Лена. — Погоди, Лен, — Геральт положил своей подруге руку на плечо, призывая ее к молчанию. — Я так понимаю, цель вашего визита — разобраться с Гюнтером, который где-то… нахуевничал, если называть вещи своими именами. — В целом, да, — согласился Гермес. — Ну и вернуть все на места, чтобы все было по-правильному. По писаному. — Ты что, позвал сюда Кроноса? — голос Гюнтера враз утратил свою обычную медовость. — О’Дим, ты, я смотрю, совсем уже берега потерял, — насмешливо и даже снисходительно заметил Гермес. — Еще ладно бы кто-то из них, — он кивнул на Геральта и Лену, — такую чушь сморозил, но ты — опытная пожилая сучность. Ай-яй-яй, Гюнтер-Гюнтер. — Ах, ну конечно. Его не зовут, он сам приходит, когда захочет. И, как правило, когда не ждут, — поправился Гюнтер. — Почему же не ждут, — с ехидцей заметила Лена, которая враз уловила перемену в настроении Гюнтера. — Что это ты за всех-то говоришь? Вот некоторые очень даже ждут, потому что хотят разобраться, кто кому и что должен на самом деле, а не в твоей интерпретации. — Ты не знаешь, о чем говоришь, — мрачно заявил о’Дим. — Иначе не была бы так оптимистично настроена. — У меня хорошие шансы скоро узнать, — пожала плечами Лена. — Потому что кажется вон он идет. — Да, это дед пожаловал, — кивнул Гермес, устремляя свой взор в глубину длинного коридора, в конце которого материализовалась очередная фигура. Лена же во все глаза смотрела на Кроноса, уже не удивляясь тому, что он, как и ранее Гермес, появился из ниоткуда (ведь для божественной сущности перемещаться подобным образом было делом обычным). Она, правда, почему-то думала, что Кронос непременно должен явиться перед ними в облике громадного и свирепого чудища, а он показался в обычном человеческом виде. — Деду незачем казаться страшным, — эхом к ее мыслям отозвался Гермес. — Дешевая театральщина — не его стиль. Честно говоря, у него и стиля-то никакого нет. Да и мы все с нашей суетой мало его интересуем. — Тогда почему он пришел сюда сейчас? — Потому что Гюнтер нарушил порядок. А Кронос не терпит хаоса. — А вот это уже интересно, — оживился Геральт. — Что такого он нарушил? Обманул кого-то из нас при заключении своего договора? Меня или Ольгерда? — А ты поинтересуйся у своей подружки, — предложил Гюнтер. Теперь с него слетела вся его показная любезность, и он смотрел на Геральта с нескрываемой злобой. — Что? При чем тут Лена? — не понял Геральт. — Имейте терпение, — поднял руку Гермес. — Сейчас разберемся. Лена же пропустила мимо ушей этот тревожный диалог, так как ее вниманием всецело завладел приближающийся к ним Кронос. Лена как завороженная наблюдала за его поступью — мерной, неторопливой, величественной. И ей казалось, что она видит, как за ним летят-вьются шлейфом разноцветные дни — черно-белые зимние, пёстрые весенние, летние — ярко-синие и зеленые, осенние — золотые. И она вдруг поняла, что если оказаться среди этого хоровода дней, то можно действительно легко попасть в абсолютно любое время — отмотать года назад или рвануть в будущее. — Не стоит, — вывел ее из раздумий голос Гермеса. — Ничего хорошего из этого никогда не выходило. Лена очнулась, возвращаясь в реальность и вновь ощутив себя стоящей среди полутемного коридора в доме фон Эвереков рядом с Геральтом. Кронос же тем временем подошел к их честной компании и теперь смотрел прямо на Гюнтера. — Ты просил у меня время. Много времени. Я дал его тебе. А теперь я пришел за платой, — заявил ему Кронос. — На самом деле просил не я, а он, — Гюнтер указал на замершего в дверях Ольгерда. — Он хотел бессмертия. Я просил у тебя время для него. — Ты просил у меня время. Неважно зачем и для кого. Ты просил. Я дал. Теперь плати. — Интересующая тебя вещичка будет у меня с минуты на минуту… — У тебя больше нет минут. Плати сейчас. — Но сейчас мне нечем. — Ты хотел взыскать долг с него, — Кронос указал на Ольгерда. — Взять то, что тебе не принадлежит. Ведь лично ты ничего ему не давал. — Я задействовал свои связи. Я посредник, — затараторил Гюнтер. — У нас был договор, по которому мне полагается… — Тебе ничего не полагается. Время, положенное на оплату услуги, истекло. Время жизни, взятой взаймы, закончилось, — Кронос в упор посмотрел на Ольгерда. — Время твоего бессмертия вышло. — Как закончилось? — воскликнул Гюнтер. — Витольду, жизнь которого пошла первым взносом в бессмертие Ольгерда, было отмерено много лет, а со времени его гибели не прошло и десятка. Гермес, — он посмотрел на божество торговли, — это как понимать? Мы же договор заключали! Что у вас в небесной канцелярии за беспредел творится? Для вас что, данное слово не свято? Как жить-то тогда на свете? — Свято оно, свято, не боись, — поспешил успокоить Гюнтера Гермес. — У нас каждому слову — место. И значимы они все одинаково, и те, что жирным красным выделены, и те, что внизу мелким шрифтом подписаны. Ты, когда договор подмахивал, не читал его разве? — Процентная ставка? — упавшим голосом промямлил о’Дим. — Ага. Она самая, — радостно кивнул Гермес. — Она немного изменилась с учетом инфляции. Ну и за счет этого слетела с обещанного бессмертия пара-тройка лет. — Десятков лет, ты хотел сказать, — уточнил Гюнтер. — Лет или десятков лет, — пожал плечами Гермес. — Нет никакой разницы. Для нас, потому что это мелочь, для Ольгерда — потому что ему уже все обрыдло. — Для меня есть, — сердито проворчал Гюнтер, — потому что с меня внепланово требуют плату. А я на это не рассчитывал. — Честность и дотошность при заключении договоров и их последующем выполнении — одни из главных условий твоего существования, — сказал Кронос. — А ты перестал их выполнять. Если сущность не выполняет свою функцию, она не нужна. Гюнтер о’Дим, твое время выш… — Гермес! — взвизгнул Гюнтер. — Останови его, сделай что-нибудь! Я не хочу развоплощаться! — Дедуль, погоди, — остановил Кроноса Гермес. — Нельзя его пока в распыл. У него еще есть договоры не закрытые. Я конечно мог бы Скрижали подрихтовать, но Эвр* развыступается. Ты же знаешь, какой он скандальный. Будет орать, что его обделили, обобрали, ему опять всего недодали, и самое вкусное мы забрали себе. — Эвр? — переспросил Кронос. — Да, нехорошо. Громкий, буйный, беспокойный. Даю время разобраться. — Ну что скажешь в свое оправдание, — Гермес обернулся к Гюнтеру. — С Эвром как расплачиваться планируешь? — У нас был договор, — понизив голос начал о’Дим. — Он мне бурю, я ему — жертвы. Ну, кровищи чтоб на три больницы, требуха и части тел по сторонам, все включено… Как он любит. — И где? — вопросил Гермес. — Ведьмак должен был обеспечить, — развел руками Гюнтер. — А он тебя подвел. Компактненько своих тюремщиков уложил, некогда ему было расчлененкой заморачиваться. В итоге по кровище недолив, по требухе — недоброс, по частям тела некомплект: не хватает ноги, двух пальцев и уха. Недостача получается у тебя. С Эвром ты не расплатился, а сам с Геральта должок уже начал взыскивать. Нехорошо. — Ну так может мы это… недолив, недоброс и некомплект скостим за счет невыполнения Геральтом третьего задания? — Извиняй, Гюнт, но задание Геральту дал не ты, а Ольгерд. Значит, отменить его может только он. А ты, как всегда, лишь посредник. А посредник у нас получает что? Правильно: либо процент с прибыли при удачной сделке, либо пиздюлятора с обеих сторон, если клиенты остались недовольны. Так вот, твои заказчики, Гюнтер, именно что недовольны. — Да где я ему теперь возьму некомплект-то? — А мне почем знать? Это был не мой договор, а твой. Не надо было связываться с Эвром. Как будто ты не знал, какой он склочный. — А к кому мне было еще идти, к зануде Зефиру? — Гюнтер, ты спрашиваешь меня, с кем тебе вести дела? Что-то ты и вправду нехорош стал. Состарился, износился. Может, и правда пора тебя того… в распыл? — Не, Гермес, погоди, давай как-нибудь договоримся. — Так с тобой теперь дела иметь опасно, — развел руками Гермес. — Ненадежный ты партнер. Слова не держишь, подельников подводишь, договоры не выполняешь еще и норовишь заграбастать то, что тебе не принадлежит. Вот мне оно надо — иметь с тобой дело после всего, что ты наворотил? — Да у меня все продумано было. Сейчас бы я отправил девчонку домой, потом собрал бы девичьи горькие слёзки и заплатил бы ими твоему старику. А сам понимаешь, был бы Кронос доволен, он бы на Эвровы жалобы наплевал с высокого Олимпа. — Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее, — прищурился Гермес. — Ты собрался нарушить один из пунктов Закона Перекрестков и после этого рассчитывал, что мой старик обрадуется? Гюнт, тебя точно пора в распыл, ты стал абсолютно профнепригоден. — А я ничего нарушать не собирался. Только обойти. А это разные вещи. — Обойти, говоришь? Не поведаешь, каким образом? — С помощью духа Ирис и её нарисованного мира. Потому как, пока дух ее неупокоен, мирок-то этот вполне себе действующий. И через него тоже проходят дороги, ведущие в любые миры. Надо только встать на перекресток и суметь найти нужную. Вот и получается коллизия. Раз мир не настоящий, а нарисованный и существует только в воображении духа Ирис, я ничего не нарушаю, но поскольку по факту он все-таки существует, я могу отправить девушку домой. — А зачем ты собрался отправлять ее домой? — поинтересовался Гермес. — Хочешь меня подковырнуть все-таки? — хитро сощурился о’Дим. — Не выйдет. Ты прекрасно знаешь, зачем. Потому что она этого пожелала. И мы заключили договор. Честная сделка. — Что? — вмешался в разговор Геральт, который, начав скучать от бездействия, стал прислушиваться к тому, о чем говорили Гермес и Гюнтер. И хотя они предусмотрительно встали в отдалении и говорили полушепотом, для ведьмака, конечно, не было проблемой разобрать, о чем ведется речь. — Ты хочешь сказать, что Лена пожелала уйти в свой мир, причем настолько сильно, что даже заключила с тобой договор? — Спроси у нее сам, — Гюнтер растянул губы в своей привычной любезно-глумливой улыбочке. — Пусть она скажет, как было дело. А то вы снова начнете обвинять меня в нечистоплотности и некомпетентности. — Это правда? — Геральт повернулся к Лене. — Ты все-таки решила уйти? Лена закусила губу, думая над ответом. В голове суматошно проносились обрывки воспоминаний о событиях того дня, когда они с Гюнтером заключили этот злополучный договор. Ее отчаяние, боль, страх, чувство потери и безысходности… А еще досада и горечь от осознания того, что Гюнтер ее все-таки обманул — оказалось, он в очередной раз торговал тем, чем не владел. При желании, эту сделку наверное можно было сейчас признать ничтожной и аннулировать. Но как ей сейчас объяснить все это Геральту? Наверное можно было бы по методу его бывших подруг перейти в атаку, обвинить во всем его самого, рассказать ему про Шани, закатить истерику, разораться, как Йен, или разреветься, как Трисс. Но это значило уподобиться столь презираемым ею чародейкам. Впрочем, Лена понимала, что даже при жгучем желании, у нее это не получится. Чародейские методы требовали особого склада характера и длительной тренировки, а ни первым, ни вторым Лена не располагала. Однако молчание затягивалось, и Лена не нашла ничего лучшего, чем опустив глаза в пол, пробормотать: — Тут все непросто… — Как обычно, — фыркнул Геральт. — У вас никогда и ничего не бывает просто. Что Йен, что Трисс, что Шани, что остальные — все вы зачем-то стараетесь завертеть меня в слова и облечь в вычурную форму то, что на самом деле решается лишь выбором между «да» и «нет». Помнишь, я задал тебе простой вопрос? — Геральт, я… — Ты могла бы сказать сразу, что тебе надоел этот мир, тебе тут тяжко, плохо, непривычно, ты хочешь домой, скучаешь по родным и друзьям, не хочешь ждать у моря погоды, не рассчитываешь на меня или не веришь мне — да что угодно. Я бы понял. Это было бы по крайней мере честно. Ты даже хуже Йен. Она, по крайней мере, никогда не давала мне ложных надежд и обещаний, которые не собиралась выполнять. — Геральт, это не так. То есть не совсем так. Я просто пытаюсь объяснить, а ты меня, как всегда, не слушаешь. — Не уверен, что в этом есть надобность, — холодно сказал Геральт. — Ну нет, так нет, — Лена отвернулась. — Спасибо, что избавил меня от мучительной необходимости объяснять очевидные вещи и неловкие моменты. И знаешь, мне ведь действительно нечего делать в этом мире, он не мой, и все здесь мне чужое и враждебное. Да и ты — ветер в поле, все верно сказал, нет у меня в тебя веры. И надежды на тебя нет. Вот и иди своей дорогой, а я пойду своей. — Ну тогда… прощай, — Геральт пожал плечами и отвернулся. — Ну что, Гюнтер, выполни хоть моё желание, раз с остальными облажался, — обратилась Лена к Гюнтеру. — Да я бы с удовольствием, но в нарисованный мир нас может отправить только Ирис, а она не выйдет из картины, пока тут Кронос. Сам же Кронос, если узнает про этот тайный путь, точно меня развоплотит, — залепетал, оправдываясь, Гюнтер. — Туда бы тебе и дорога, — в сердцах заявила Лена. — Ты абсолютно бесполезная, бессильная сущность, только болтать да похваляться горазд, а коснись — только лжешь и косячишь. — Ну, по Закону Перекрестков, если клиент категорически не желает больше находиться в мире попадания, его можно вернуть в междумирье, в диспетчерскую. В вашем случае «Малые ебиня. Пассажирская». Поедем? — предложил Лене Гермес. — Да поедем! Хоть в Малые, хоть в Большие. Куда угодно уже, только подальше от этого цирка с конями. И этой рожи ведьмачьей глупой и упертой. — Как скажете, — кивнул Гермес. — Прощаться будем? — Нет, — отрезала Лена. — С теми, с кем надо было, я уже попрощалась. Вчера, дома. — Тогда в путь. Пункт назначения «Малые ебиня. Пассажирская». Курьерская доставка. Удачи, Ленок. Гермес щелкнул пальцами — и в тот же момент Лена исчезла. Геральт, продолжающий упорно созерцать интерьеры коридора, так и не обернулся.