Сказ о том, как тяжела попаданская доля

— Ха! А тоннель-то оказался вовсе не длинным и, самое главное, совсем не страшным! — объявила окружающей среде Геральтина, выбравшись из темного лаза во какое-то чисто поле. Она с торжеством обернулась назад, где темнела черным зевом уже неопасная дыра, потом посмотрела по сторонам и приосанилась, чрезвычайно довольная и гордая собой. — Вот так-то! И никакие трудности мне нипочем. И никакие Сусанины мне не помеха. Главное — видеть цель и не видеть преград, — констатировала Геральтина. Она вгляделась в туманную даль, бездумно и уже привычно надеясь увидеть крытые щепой и соломой крыши хат Биндюги или сторожевые башни Флотзама, но потом спохватилась, вспомнив, что сказал ей Сусанин. — Ну-с, и что у нас тут? — бодро вопросила саму себя Геральтина. — Похоже, чисто поле, и больше ничего. Ну, ладно, я иду искать. А кто не спрятался, я не виновата.

***

Геральтина уже около часа шла по кажущемуся бескрайним полю, думая о том, что места эти как-то уж очень похожи на такие, по которым не ступала нога (а может, лапа или еще какая-нибудь конечность) разумного существа. Вокруг было пустынно и тихо. Девушке начинало это надоедать. — Похоже, паразит Сусанин все-таки запиндюрил меня в какие-то ведьмаковские ебеня, откуда до того же пресловутого Новиграда шкандыбать да шкандыбать — ноги в задницу вобьешь по самые пятки. Кстати, когда я уходила из междумирья, был вечер, а тут похоже, утро. Неужели я всю ночь по тоннелю шла? Быть не может. Так, время от времени разговаривая сама с собой, Геральтина все брела и брела вперед. Ей хотелось пить и есть, ноги устали от непривычно долгой ходьбы и начали ныть. Но самым гнусным было то, что в душу девушки начали закрадываться сомнения: а действительно ли мир, в который она попала, был миром Ведьмака? Она уже подумывала, что недооценила Сусанина с его умением засылать несчастных попаданок в места, забытые богами и людьми. — А может, я уже нарушила чего-нибудь у этого Кроноса? — от этой мысли Геральтину сначала бросило в жар, а потом в холод. — Может, я уже в этой, как ее, Лете. И все уже забыли, что когда-то я как таковая вообще была, а мне теперь предстоит бродить и бродить тут до… А собственно, до каких пор? Времени тут наверное нет, значит, и скончаться оно не может. И именно в тот момент, когда Геральтина, уверившись, что она попала в страшную Лету, окончательно пала духом, случилось чудо. А чем иначе можно было назвать так своевременно долетевшие до девушки голоса. Геральтина прислушалась к тому, что доносило до нее гулкое эхо. Мат! Отборный, высказанный с чувством, от души и громко. Затем она услышала громкий хлопок, будто что-то твердое с треском приложили о деревянную поверхность. — Рыба! — Тьфу, бля! — Эй, мужики, хорош уже козла забивать! Пора солнце красить! А то, того и гляди, коза ща разродится. — Это овца. — Да какая хрен разница! Геральтина вновь всмотрелась в даль, которая теперь была не такой уж и туманной, и разглядела контуры какого-то грандиозного, хотя и бесформенного сооружения. Она, недолго думая, поспешила туда, надеясь расспросить цивилизацию в виде мужиков-строителей, которые, по всему видать, играли там в домино, что это за место и что вообще тут происходит. — О! Видали, уже героиня подгребла, — кивнул один из рабочих, завидя Геральтину, которая выплыла из облака тумана. — А мы все хуи валяем. — Да ну тя! Какая ж это героиня? — скептически окинул девушку взглядом второй. — Чё-то старовата она для героини ентого романа. — Старовата?! — искреннее удивление Геральтины граничило с таким же искренним возмущением. Все дело было в том, что девушка сейчас пребывала в том самом счастливом возрасте, который был идеально сбалансирован в плане желаемого и действительного. Она больше не хотела выглядеть старше своих лет, так как именно теперь это ей не требовалось. С другой стороны, Геральтине пока не было нужды выглядеть моложе, чем она есть, потому что еще совсем недавно ею был успешно преодолен рубеж буйного возраста «от 13 до 16», когда воз и маленькая тележка обременений и запретов жестко и жестоко обрубали открывшиеся было широкие возможности приобщения к прелестям взрослой жизни. — Ну так, ты уж девка взрослая, а у нас тут мир ЙА, — заявил один из рабочих. — Чего? — переспросила Геральтина, удивленно взирая на монументальную фанерную конструкцию, представляющую из себя диск (девушка приняла бы его за макет солнца, если б не наполовину покрывающая его ярко-малиновая краска). Рядом с диском мирно паслась самая настоящая овца. Рядом с овцой располагалось непонятного назначения сооружение, снабженное столешницей, на котором и разыгрывалась доминошная баталия (отзвуки этой битвы как раз и слышала Геральтина, блуждая в полях). За импровизированным столом сидели двое рабочих в заляпанных малиновой краской комбинезонах, а рядом стоял третий, всем своим видом являя воплощение богини Немезиды. — А чего это вы тут делаете? — спросила Геральтина. — Чё, не видишь разве, солнце красим, — кивнул один из доминошников на фанерный диск. — А зачем? — Так мир ЙА потому что, — сказал рабочий-Немезида. — У-у, — протянула Геральтина. — Я смотрю, тебе лавры некоего королька спокойно жить не дают. Тот тоже все говорил, мол, государство — это я. А ты аж на цельный мир замахнулся. — Не, — покачал головой образованный пролетарий. — Людовик ХIV здесь ни при чем. Потому что ЙА — это аббревиатура, которая означает «йунный аффтар». — Это еще что за хрень? — Это не хрень, это хуже, — пояснил рабочий. — «Малиновое солнце котилось к вечеру», — продекламировал он. — Ну, вечер, положим, для нас организовать не проблема: шест, доска и белая краска — табличку в пять минут соорудили. Солнце в малиновый цвет покрасить тоже можно. Вот овца пока окотиться никак не может. Когда брали, хозяин утверждал, что беременна, и окот произойдет с минуты на минуту. Да только вторые сутки уже ждем — а эта зараза ни в какую. Вот мужики и расслабились в ожидании… — Зачем вам беременная овца? — не поняла Геральтина. — Солнце же окотилось, в смысле, котилось. Ну-у, а поскольку само солнце все-таки котиться не может, как бы кому-то этого ни хотелось, приходится прибегать к подсобным средствам. — Ну да, у нас в следующем предложении: схватив ведро с водой, бочка вспыхнула и загорелась синим пламенем, озаряя… освещая… Тут у него как бы обрывается, фантазия иссякла, — встрял второй рабочий. — Нужны будут веревка, колесо, рычаг… Кстати, ведра с водой у нас пока тоже нет. — Надо детское ведерко взять, емкостью со стопку. А то не выдержит доска, — заметил третий. — В принципе, разумно, — согласился первый рабочий, видимо, главный в бригаде. — В тексте не оговаривается, каких размеров было то ведро. — Надо обруч в бочке расклепывать, — скуксился второй. — Лучше просто одну доску подпилить, а то вся бочка к чертям развалится, — внес рацуху третий. — Почему бы просто не исправить в слове «котилось» «о» на «а»? — спросила Геральтина, возвращаясь к первому предложению опуса неизвестного автора. — Невозможно. Это нанесет жестокую травму ранимой детской душе йунного аффтара. — Ну и что? — не поняла Геральтина. — Ну и нельзя! — парировали рабочие. — Да почему нельзя-то? — Не, ты хочешь, чтоб мы по миру пошли? — возмутился тот самый образованный рабочий. — А вы-то тут при чем? — А при том, что без нашего участия миры, которые придумывают и описывают ЙА, существовать не могут. А так, ты только посмотри, что за красота: мужики при деле, работа кипит… — Да уж, вижу я, как она у вас кипит, — хмыкнула Геральтина, окинув взглядом столешницу, на которой были уложены в причудливую фигуру костяшки домино. — И слышу, — добавила она. Неизвестно, что собирался ответить ей рабочий, потому что на горизонте появился еще один обитатель этого странного мира. Это был довольно пухлый низенький мужчина, бегущий по полю со всей возможной скоростью, на которую только были способны его коротенькие ножки, размахивающий руками и традиционно матерящийся. — Ну, что я вам говорил, — обратился к подельникам первый рабочий. — Дождались? Вон, Михалыч бежит — земля дрожит. Ща начнет нудеть. — А мы его — на хуй, — дружным дуэтом заявили доминошники. — А будет рот раскрывать, скажем, что сваливаем, и пусть сам въебывает. После этой сакраментальной фразы трое мужчин и Геральтина уже в молчании ожидали, пока вопящий Михалыч добежит до них и озвучит таки причину своего возмущения. — Так и знал! Сидите, хуи валяете, — это было первое, что они услышали, когда Михалычу наконец удалось добраться до места и немного отдышаться. — Дык коза не котится, — пожали плечами все трое. — Чё делать-то? Вот, сидим, ждем.  — Почему солнце не докрашено? — сурово вопросил Михалыч, проигнорировав тот факт, что овцу назвали козой. — Краска малиновая кончилась, — флегматично заявил один из доминошников. — Как она могла кончиться, если вам было отпущено по смете ровно столько, чтобы хватило на диск диаметром 3 метра… Пропили? — Михалы-ыч! — укоризненно протянул первый рабочий. — Чё наговариваешь зря на ребят? Как стекло трезвы, сам же видишь. — Значит загнали кому-то левому. — Слушай, ты если по делу пришел, так говори, а если морали нам тут читать собрался, так мы тоже сейчас раз-два, манатки собрали — и только нас тут и видали. — Ладно-ладно. Ваша смена запускала над Хогвардсом Матку Темного Лорда? — А чё случилось? — насторожились мужики. — Чё-чё? Известно чё! Навернулась! Расхуячила пол-Хогвардса к ебене матери! — Я те говорил, на проволочный трос надо было крепить, — сказал один доминошник другому. — Надо было, так мы ж его… Она вроде легкая была, — второй доминошник смущенно заковырял землю носком сапога. — Не, Михалыч, какие претензии к нам? — вступил в разговор бригадир. — Хогвардсу пиздец! А кроме этого, никаких. — Так все правильно, все так и должно быть. Это ж происки Воландемортыча, верно-нет? Его же Матка этот рассадник мажьих знаний развалила? — Ну-у, да. Его, — вынужден был согласиться Михалыч. — И что? Все по канону! А, мужики? — Ну да, так и было задумано, — дружно согласились доминошники. — Да ни хрена не так, — махнул рукой Михалыч. — Хотя, какая теперь разница, что там задумали эти демиурги хреновы, по-любому всех обитателей раздавило нахрен. — Во беда-то, — фыркнул бригадир. — Да мы еще дойти до руин Хогвардса не успеем, а эти йунные дарования уже новых Поттеров со Снэйпами и прочих Гарридрак настрочат, еще более дурацких, чем были эти.  — Ладно, бросайте вашу козу и недокрашенное солнце, пошли Хогвардс из руин поднимать, — скомандовал Михалыч. — А это кто? — он все-таки обратил внимание на Геральтину. — Наконец-то чертежницу прислали? Чё-то какая-то она молодая. Студентка? Практикантка? — Ага, — кивнула Геральтина, в первый момент даже слегка растерявшись. — Ну ладно, лучше такая, чем никакой. Доминошники не спеша потянулись собирать свои вещи. — Вы поторапливайтесь! — решил подогнать их Михалыч. — А куда спешить-то? — недовольно откликнулся один. — Школы-то все одно уже нет. — Во-во, — подхватил другой. — А нам за скорость не приплачивают. — Можно все-таки поподробнее узнать, что это за мир ЙА такой? И почему этот ваш Михалыч принял меня за чертежницу? — тихонько спросила Геральтина у бригадира, который казался ей самым адекватным из всей этой братии. — Это место, где воплощаются фантазии йунных аффтаров. Раньше они лепили свои недомиры где попало, все ходили и об эти недоделки спотыкались. А когда от их «полотен» уже ступить стало некуда: как только ногу поставишь, тут сразу и вделаешься… В общем, решили выделить под то, что выходит из-под их пера отдельное место — запихали весь этот хлам на самые задворки миров, типа пусть самовыражовываются, как хотят. А чтобы этому самовыражению придать хотя бы видимость воплощения, наняли нас. Потому что ты же видишь, что эти твАрцы ваяют: планеты и звезды овец рожают, у бочек развиты хватательные рефлексы, над Хогвардсами летают Матки Лорда отдельно от самого Лорда… И это еще не самое дурацкое, что мы тут видели. — Кошмар какой-то, — возмутилась Геральтина. — И почему это терпят? — Потому что таковы правила: слову — место и букве — место. Что написано пером, не вырубишь топором. Вот написал какой-то йаха, что над Хогвардсом реяла матка Темного Лорда — и все, матка. Бедняга Волан де Морт куда только ни жаловался, пытался доказывать, что на самом деле это не маТка, а маСка (кстати, аффтар действительно маску имел в виду, у него просто в текст, как говорится, всралась очепятка), орал, как потерпевший, что он мужчина, и у него чисто физически никакой матки быть не может. Ничего не помогло. Жалобу, конечно, рассмотрели, Волан де Морту сказали, что нечего кипеж поднимать из-за пустяков: никаких законов природы, которые касались бы внутреннего строения волшебника, аффтар не нарушил, не может у Темного Лорда быть матки, так у него ее и нет — она над Хогвардсом реет себе спокойненько на радость Гарри Поттеру. А вообще, скажу тебе по секрету, в это кубло никто предпочитает не соваться, потому что тут такого понакручено и понамешано, что сам черт не разберет: и всякие геты с дженами, и слэши с яоями, и кинки-шминки, и ангсты-шмангсты, и чего тут только нет. Этот, вон, который про малиновое солнце, легким росчерком пера в одно предложение замутил намек на секс звезды с животным с последующей звездной беременностью. — А выбраться-то отсюда как-нибудь можно? — спросила Геральтина, которую вовсе не привлекали миры, созданные буйной фантазией йунных аффтарят. — Да легко. Весь этот мир, как решето — сплошные дыры. Самая перенаселенная часть — это та, в которую мы сейчас направимся. Но неподготовленному человеку туда лучше не ходить: поттериана в интерпретации йунных аффтаров — зрелище не для слабонервных. — Ну, Сусанин, ну, удружил, — прошипела Геральтина. — Уж послал, так послал. Кстати, — она снова обратилась к своему добровольному помощнику. — А куда я попаду, если провалюсь в эти дыры? — Понятия не имею, — развел руками рабочий. — А куда тебе надо-то? — К Йорвету, — вздохнула Геральтина. — То есть теперь наверное к Геральту. В общем, в мир Ведьмака. — Ты вот что, пошли с нами, — предложил рабочий. — Там, немного не доходя до Хогвардса, есть один отнорок, который точно ведет в диспетчерскую. Я тебе его покажу, ты туда нырнешь — и выберешься из этого дурдома. — Почему ты мне помогаешь? — неожиданно спросила Геральтина. — Да потому что для нормального человека все вот это, — он кивнул в направлении Хогвардса, — полный разрыв шаблона. Но мы-то хоть за деньги это терпим, а тебе-то зачем?