Я шел к тебе, но потерялся.

Кикван испытывал терпение Хенсына. Хоть он и говорил, что на Хенсына ему покласть хотелось, но все-таки терпение его он пытал страшными пытками. Каждую минуту, каждую секунду. Даже идя у него за спиной, он умудрялся крутить фигули пальцами и трепать Хенсыну нервы. Хенсын шел себе спокойно, никого не трогал, но будто спиной ощущал, что кто-то накручивает его нервы на свои красивые пальчики, которые иногда страстно хотелось повыдергивать. Хенсын резко остановился и, развернувшись, гаркнул: - Кикван! Кикван встал в постойке смирно, сложив руки по швам и с перепугу чуть честь не отдал. Но потом вспомнил, что в их отношениях с Хенсыном – именно Хенсын играет роль Санта Марии Хулии дель Бокки и взъерошился. - Чего орешь? У меня чуть волосы от испуга не повыпрыгивали из головы! Хенсын прищурился и заглянул в честные глаза Киквана. Пару секунд они играли в гляделки, и Кикван по мере игры отклонялся назад, хотя Хенсын даже не шелохнулся. Вместо этого он отвел глаза от Киквана, затем облизал палец и выставил его вверх, будто бы проверяя, откуда дует ветер. - Что ты делаешь? Тут нет ветра. Это дом: каменные стены, крыша и все такое, - как можно мягче сказал Кикван, будто объясняя умалишенному, как добраться до писсуара. - Да я вижу, но ты-то, отчего-то кренишься назад. Уж, не от ветра ли? - Это не от ветра, а от тебя. Мое биополе отталкивается от твоего биополя, потому, что они несовместимы. - Но я же на месте стою. - А твое биополе такое же наглое и вредное, как и ты, поэтому морально ущемляет мое биополе. Хенсын скривился, будто кусок мыла проглотил. - Шел бы ты отсюда, пока я не огрел твое биополе чем-нибудь тяжелым. - Ну да конечно, - протараторил Кикван, - Я вообще в свою комнату иду, а ты меня тут кренишь. Кикван задрал горделиво нос и прошел мимо Хенсына. Жизнь сама по себе странная штука. Вокруг ходит много непонятных людей, с которыми здороваешься каждый день, игнорируешь или просто проходишь мимо, потому что понятия не имеешь о существовании этого человека. Думаешь, что этот человек тебе в жизни не пригодится, встретились раз и разошлись, как в море корабли, но иногда кто-то наверху лучше тебя знает, с кем тебе расходиться, а кто к тебе пристанет, как банный лист к заднице, что захочешь с ним разойтись, так и не разойдешься. И ладно, если вас разделяют метры бетонных стен или сотни шагов и асфальта, но когда вас разделяет лишь тоненькая простыночка, положенная поперек кровати чтоб «ты не залазил на его территорию и держал свои клешни при себе», то хочется просто выйти во двор, упасть на колени, воздеть руки к небу и спросить у того, кто наверху: - Ну, за что мне это?? Была уже относительная ночь, ночь тихая, теплая, но темная, как подземелье гоблинов. Хенсын не стоял на коленях, он просто сидел на лавке и, задрав голову наверх, смотрел на звезды. Смотрел и думал, как в этом месиве из светящихся точек кто-то рассмотрел какие-то рисунки. Медведицу, например. Ну, ковш и ковш и ничего особенного, медведя в ней Хенсын в упор не видел. Ни в одном ковше, ни в другом. Кикван в это время стоял около окна и пристально следил за Хенсыном. Он прекрасно понимал, что Хенсын сидит там внизу в надежде на то, что когда он поднимется наверх, то застанет Киквана спящим, но Кикван не хотел облегчать Хенсыну жизнь. - Эй, лунатик, ты спать то идешь? – крикнул Кикван в окно. - Ты чего орешь, как в лесу? Всех животных перебудишь. - А ты что там решил сторожем поработать? - Почему сторожем? - Потому что по ночам на лавках сидят либо сторожи, либо… Но не успел Кикван договорить слово «бомжи», как Хенсын его перебил: - Либо романтики. Как считаешь, я похож сейчас, в эту тихую, лунную ночь на влюбленного дурака? - На дурака ты похож круглосуточно, - тут же сообщил Кикван. - Прекрати паясничать. Я тебя о серьезных вещах спрашиваю, а ты, как обычно все сливаешь в дурацкие шутки. Хенсын было уже разочаровался в этой прекрасной ночи, как вдруг его остановил спокойный, тихий, но отчего-то хорошо слышимый голос. - Подожди, не уходи. Я пошутил. Садись обратно. Хенсын послушно сел обратно на лавку. - Сейчас ты думал о том, человеке в которого влюблен? – донесся тихий вопрос до Хенсына. - Нет, до того, как ты подал голос, я думал о ковшах, но ты ведь давно за мной наблюдаешь, верно? Поэтому я думал не только о ковшах. - А о чем еще? - О том, как было бы здорово нафантазировать в этих звездах его созвездие. Взять одну звезду у Медведицы, одну у Кассиопеи и еще парочку других звезд, сложить их вместе и представить его лицо. - Ты, правда, можешь это сделать? - Конечно, я по звездам могу рассмотреть все…кроме одного. - Чего? - Нашего с ним светлого будущего. - Что, совсем без вариантов? – на этот раз в голосе Киквана не звучало ни капли сарказма. Он как будто бы и не знал, что Хенсын говорит о нем самом. - Конечно, ни капли. Я не Ромео, да и он на Джульетту вряд ли потянет. Она для своего любимого готова была спрыгнуть с балкона и отречься от семьи, а он ради меня палец о палец не ударит. - У меня сейчас под рукой нет балкона, но хочешь, я сейчас ради тебя прыгну из окна? Хенсын пару секунд помолчал, взвесил все «за» и «против», представил себе выражение лица Чунхена, потом оценил уровень безголовости Киквана и уже потом с искренним ужасом на лице повернулся к окну. И не ошибся. Кикван уже перекинул одну ногу в открытое окно. - Ты с ума сошел! А ну залезь обратно, сейчас же! - А как же Джульетта? – искренне поинтересовался Кикван, кряхтя и пытаясь просунуть в окно зад. - Да плевать на Джульетту, не смей высовывать в окно свою задницу, у меня на нее еще планы! Хенсын проорал эту фразу, но сам тут же про нее забыл, что нельзя было сказать про Киквана, который замер в окне, представив, какие могут быть у Хенсына планы на его задницу. И глаза его расширялись по мере того, как он представлял себе масштаб этих планов. А через пару секунд Хенсын уже стоял в дверях их комнаты и шумно дышал. Они смотрели друг на друга, как два умалишенных. Один из-за страха за другого, другой из-за страха за свой зад. - Ах ты, вот какой! Я теперь все понял! ты хочешь втереться мне в доверие, усыпить мою бдительность, а потом, потом…потом…- у Киквана аж дыхание переперло от такой наглости. - Не думай о себе слишком хорошо. Лучше думать о себе хуже, а потом удивляться тому, какой ты на самом деле обалденный. - Я обалденный? – туповато переспросил Кикван, все еще наполовину свисая из окна. - Да-да ты обалденный, только прошу тебя залезь обратно в комнату. Кикван возмущенно засопел что-то о том, что Хенсын пользуется его доверчивостью, но все же послушно влез в комнату. Только после того, как Кикван оказался в полной безопасности, Хенсын смог вдохнуть полной грудью и расслабить руки. - Ну все, теперь давай спать, пока ты не вспомнил Анну Каренину и не побежал укладываться под поезд, - от одной только мысли об этом Хенсына пробила мелкая дрожь. - Ты меня за самоубийцу принимаешь или что? Ты так просто от меня не избавишься, - пробурчал в ответ Кикван. - Да не хочу я от тебя избавляться, просто ляг уже на кровать и отвернись зубами к стенке, пока я не вырвал твой язык, который мелет всякую чепуху, - рыкнул Хенсын. Кикван моментально сжал губы, на случай если Хенсын действительно полезет вырывать ему язык, потом залез на кровать и на коленках дополз до своей стеночки и вот тут начались махинации с простыночкой. Хенсын молча наблюдал за тем, как Кикван скатывает простынь трубочкой и укладывает ее ровно посередине кровати. -Это что? -Это граница моих владений. Если ты хоть пальцем пересечешь простынь, то считай, что ты труп, - Кикван взялся руками за одеяло и скрутил его так, будто скручивает кому-то шею. Это должно было произвести на Хенсына устрашающее впечатление, но вместо того что бы испугаться Хенсын широко зевнул и повалился на кровать. Кровать жалобно скрипнула, и Кикван подпрыгнул от того, что Хенсын упал слишком резко. - Омо, кто так ложится на кровать? Даже варвары на камни ложились мягче, чем ты на кровать. Хенсын проигнорировал этот комментарий. Он уже закрыл глаза и тихо засопел. Кикван сложил руки на груди. - Ты уже заснул что ли? Эй, маньяк-извращенец…Блин вот ты зануда, - обиделся Кикван и лег на подушку. Ему страшно хотелось отвернуться от Хенсына к стене, но он не смог, потому что луна заглядывала в окно их спальни и мягко освещала рыжие волосы лежащего напротив мальчишки. От такого освещения они были не привычного рыжего цвета, а золотисто – оранжевого, как песок на берегу моря во время заката. «Его волосы, наверное, пахнут корицей с медом или апельсинами» - подумалось вдруг Киквану. «А на ощупь они, наверняка, мягкие и нежные, как шелк. Интересно, сколько людей просеивали его волосы сквозь пальцы? А сколько людей целовали его губы? Смотрели в его глаза? А каково это – ощущать его прикосновения вот так, ночью, когда мы лежим в одной постели?» Кикван и сам не заметил, как стал разглядывать всего Хенсына. Так близко и так долго Хенсын еще никогда не был. Можно было рассмотреть каждый сантиметр его красивого лица. Насмотреться на него вдоволь, потому что потом, на него можно будет смотреть только презрительно. У Киквана же имидж. Образ стервозного богатого мальчика. А так хотелось все кинуть и просто стереть эту границу в виде простыни, но он боялся снова ошибиться. Он посмотрел на Хенсына еще чуть чуть и с горьким вздохом отвернулся и именно в этот момент ресницы Хенсына дрогнули и он открыл глаза. Кикван услышал позади какие-то шорохи и повернул голову. Хенсын медленно продвигался вперед. -Ты пересечешь границу, - прошептал Кикван, который все никак не мог сбросить с себя колдовское наваждение этого парня. Хенсын продолжал надвигаться на Киквана, не прерывая при этом зрительного контакта, и не успел Кикван снова напомнить про границу, как Хенсын остановился. Прямо около тряпичной границы. Ни один сантиметр его тела не пересек чужой территории. Кикван, который в тайне уже надеялся непонятно на что, обиженно прикусил губу. «Снова остановился». - Я не пересеку границы, не бойся. Я просто пододвинулся к границе, что бы быть как можно ближе к тебе. Сердце Киквана пропустило удар. «Но ты все-равно лежишь слишком далеко» - мелькнула мысль в голове Киквана. - Ты тоже можешь подвинуться ближе к границе, - Хенсын будто прочитал его мысли. Кикван пару секунд помедлил, а потом будто под действием страшного заклинания, его тело начало само отодвигаться назад. Кикван с ужасом осознавал, что не владеет сейчас телом и не может приказать ему остановиться. Его как магнитом тянуло назад – к тому парню, который лежал за его спиной. Он остановился только тогда, когда его спина коснулась чужого тела. Он невольно вздрогнул, но расслабился, когда чужие пальцы пробежались по его затылку и осторожно коснулись шеи. Волосы Киквана были слегка длинноваты, поэтому рукой Хенсын немного отодвинул их вперед, а потом Кикван ощутил его дыхание. Его горячее, немного рваное от волнения дыхание. Следом за этим губы Хенсына осторожно коснулись шеи младшего, и Хенсын ощутил, как у него все сворачивается внутри от какого-то фантастического чувства. Внутри Киквана творилось то же самое. Хенсын это понял, потому что Кикван сильнее вжался в него, немного покосив границу, и наклонил голову вперед, давая Хенсыну больший доступ к своей шее. «Целуй, целуй меня, пока я поддаюсь тебе. Кто знает, что будет завтра, но сегодня ночью я сделаю все, что ты захочешь, только не будь так мучительно нежен со мной, не заставляй меня влюбляться в тебя». А Хенсын хотел, очень хотел, но боялся. То, что он просто касался губами его шеи – само по себе было, как чудо. Если бы он прочитал мысли Киквана и узнал, о чем он просит, то ночь, скорее, всего прошла бы по- другому. Но их первая совместная ночь прошла тихо и умиротворенно, если не считать того, что воздух в комнате был наэлектризован не родившейся страстью. Граница была сломана и скомкана, она лежала как попало, зажатая между двух тел, которые рассыпались бы прахом, если бы отодвинулись друг от друга. Они оба так считали. И хоть обоим было мало простых прикосновений и объятий, в эту ночь никто не решился высказать своих истинных желаний. Просто легкие поцелуи по шее и плечам, просто переплетенные руки и скрещенные пальцы. Просто они сегодня так решили.