Скажи, зачем мы друг друга любим, Считая дни, сжигая сердца. «31 июня»
В понедельник курьер принёс в офис увесистый термопакет с горячими пышками. Запах масла и сахарной пудры поплыл по кабинетам банановой корпорации. Глеб расписался в получении и угостил пышками коллег-инспекторов — каждому досталось по штучке. Все обрадовались, словно голодали три дня, и пошли за чашками. В пакете Глеб обнаружил пришпиленную степлером открыточку: «Прошу прощения за неприличное поведение. Я был неправ. Евгений». Он хмыкнул сквозь пышку, зажатую в зубах, и тоже налил себе чаю. Пока завтракал, нашёл в справочнике телефон единственного в городе детдома, набрал номер заведующей: — Добрый день, вас беспокоит инспектор Глеб Морозов. Могу я в качестве спонсорской помощи привезти вашим подопечным несколько коробок бананов? — неожиданно для самого себя спросил он. Если заведующая и удивилась, то ничем свои чувства не выдала. Её голос был похож на голос толстушки из пышечной: — У нас хватает продуктов, инспектор, но если вы с любовью, то привозите. Дети обрадуются. Они любят и бананы, и гостей. Глеб выписал со склада десять коробок фиолетовых бананов и вечером поехал по адресу, который продиктовала заведующая Мария Васильевна. Детдом располагался в старинном двухэтажном особнячке — в центре города, но в стороне от шумных проспектов. Глеб ожидал увидеть современное муниципальное здание, а попал в атмосферу домашнего уюта. В просторной гостиной с мягкими диванами мигала огоньками ёлка и пахло булочками с корицей. Открытые полки ломились от неисчислимых кукол, машинок и ярких книжек. На стенах висели портреты мальчиков и девочек, многие фотографии пожелтели от времени. Глеба встретила Мария Васильевна, тут же столпились детишки, которых он видел на прошлой неделе в пышечной. Кое-кого он узнал: круглолицую девочку с белыми волосами и мальчика лет двенадцати, который назвал его дядечкой. И Женю... Заведующая представила воспитанников, всего шестнадцать человек. Глеб старался запомнить имена хотя бы некоторых: блондинку звали Ксенией, пацана рядом с ней — Антоном, однако имена других детей пропустил. Он всё время отвлекался, кидая взгляды на Женю, — тот в застиранной футболке с растянутым воротом казался ещё моложе, чем в кафе. Хотелось потрепать его по щеке и подарить леденец на палочке. Понимая нелепость и двойственность своих желаний, Глеб чувствовал себя взбудораженным, словно щекотка из солнечного сплетения перекинулась на всё тело. — Вот они, мои маленькие сокровища! — рассказывала Мария Васильевна. — Ксюша у нас самая младшая, ей восемь лет, а самый старший — Женечка, ему восемнадцать, он скоро закончит мореходное училище... — И навеки нас покинет, гы-гы, — добавил Антон. — Антошка, не говори так, Женечке неприятно, — заведующая присела и обняла мальчика. Дети притихли, ожидая реакции Глеба, как будто информация о выпуске из мореходки имела сакральное значение. Глеб не знал, что ответить, и сказал: — А меня зовут Глеб, я работаю в банановой корпорации и привёз вам фиолетовых бананов. Ребята, кто из вас самый сильный? Пойдёмте разгружать машину!***
После ужина, состоявшего из котлет, картофельного пюре и зелёного горошка, Женя пригласил гостя посмотреть его комнату. Мария Васильевна с проницательностью любящей матери поддержала идею: — Конечно, мальчики, идите! Наверняка вам есть о чём поболтать, а я попозже принесу вам какао с булочками. Глеб поднялся за Женей на второй этаж и прошёл в дальнюю по коридору комнату. Небольшая и скромно обставленная, — подростковая кровать вдоль стены, письменный стол, заваленный учебниками по судовождению, диванчик со столиком в углу, — она, тем не менее, много рассказывала о хозяине. Штук пятнадцать моделей кораблей — пиратские шхуны с черепами на флагах, линкоры времён последней мировой, авианосец с истребителями на взлётной палубе — занимали всё свободное пространство. Они стояли на полках, подоконнике и столах. Женя включил подсветку, и Глеб прилип к стеллажу с моделями, рассматривая миниатюрные пушечки, полотняные паруса и человечков, заправляющих самолёты топливом. — Зачем ты приехал? Глеб обернулся и попятился: Женя стоял слишком близко. Он едва доставал ему до плеча, но подбородок держал высоко. — Не знаю, я просто приехал. — Из жалости, да? Тебе кто-то наплёл про меня? — угрожающе спросил Женя. — Нет! С чего ты взял? Я сегодня получил твой подарок и решил привезти бананов. А что, нельзя? — Можно. Я рад, что ты приехал, вот только не надо меня жалеть, а то все как сговорились. Запомни: мне жалость не нужна. Особенно от тебя. — Да не собираюсь я тебя жалеть! Что ты заладил? — Хорошо, — Женя расслабился. — Мне от тебя другое нужно. Ты случайно не передумал по поводу моего предложения? Он отошёл от Глеба и упал поперёк кровати на пёстрые подушки. На наволочках — роботы, гоночные мотоциклы, рыжие котята в корзинке. Глеб скользнул взглядом по угловатому телу: худые плечи, длинные ноги и... миниатюрная пушечка под тонкой тканью. Глеб смутился. В последние дни он засматривался на портовых грузчиков, которых раньше считал за пустое место, на Виталика с его беременной женой, на инспекторов в офисе и даже на сорокалетних женщин. Всё это — характерные симптомы высокого УЛ. Но смотреть на лопоухого юнца? — Почему ты молчишь? В голосе Жени появились низкие нотки, и Глеб вдруг подумал, что у парня тоже наверняка высочайший УЛ, и оба они как заряженные аккумуляторы, и секс может получиться умопомрачительным, и не исключено, что они поймают двойной эйфорический... — Так ты будешь моим первым? — спросил Женя. Глеб очнулся: — Извини, не могу. Ты был прав, я не женат, но меня связывает партнёрский договор. — Ты его любишь? — Нет, это он меня любит, — признался Глеб, — и мне позарез нужна его любовь. Я жив благодаря ему, так уж вышло. Моя физическая верность — часть соглашения. Плечи Жени поникли: — Жаль. Но дружить-то мы можем? Это не запрещено? — Дружить? Ну давай попробуем. У меня никогда не было друзей. — А у меня были, но... — Женя запнулся, — но мы больше не общаемся. Когда Мария Васильевна принесла какао и булки с корицей, она застала их за письменным столом, где Глеб рисовал рефрижератор с тремя палубами и судовым краном, похожим на корявую Эйфелеву башню. — Вот на таких судах ты будешь плавать в Эквадор — через Балтику, Атлантику и Панамский канал. А когда ваш холодильник вернётся в порт на разгрузку, к вам придёт инспектор из корпорации. Может, это буду я. Мы с тобой поболтаем, выпьем кофе или даже рома, и ты расскажешь мне о морских приключениях, а я буду тебе завидовать. Женя светло улыбался. Мария Васильевна оставила поднос на краю стола и вышла из комнаты, не потревожив мальчиков.***
Через пару дней Женя пригласил Глеба в кино на апокалиптическую драму. — А заведующая тебя отпустит? Она не против, что мы дружим? — Она очень даже за! К тому же я взрослый, могу вообще дома не ночевать, — заверил Женя. Глеба удивила мысль о том, что Женя может не ночевать дома. Такой вариант ему в голову не приходил. Они встретились в старом кинотеатре, где экран висел криво, а вместо кресел стояли облезлые плюшевые диваны. Древнее убогое заведение, зато зрителей было мало, и билеты стоили копейки. Они купили лимонад, попкорн и выбрали самый дальний диван. Плюхнулись на продавленное сиденье, толкаясь локтями и рассыпая во все стороны солёный попкорн. Фильм начался с того, что седой очкастый профессор обнаружил необъяснимую утечку УЛ у новобрачных, которым суждено было стать первыми жертвами смертельного вируса. Глеб сразу догадался, чем закончится кино: земля превратится в гигантский снулятник, а потом главный герой изобретёт лекарство, и все проснутся. Классика жанра. Когда Женя прикончил ведёрко с попкорном, Глеб подставил ему своё. Выуживая по одной воздушной кукурузине, он то и дело натыкался на проворные Женины пальцы. Столкнувшись с ними в очередной раз, он шутки ради поймал их, сунул в рот и прикусил, как будто хотел съесть вместо попкорна. Ему было скучно: и сюжет бездарный, и диван неудобный, и слышно плохо. Женя повернулся к нему. На одной щеке играли разноцветные блики, другая тонула в тени, а глаза блестели от слёз. Глеб тут же раскаялся в своём поведении: драма приближается к кульминации, скоро все умрут, включая касту любимых-незаменимых, а он отвлекает человека глупостями. Но Женя не выдернул руку, он тихонько шевельнул пальцами, изучая его губы внутри и снаружи, а потом потянулся и поцеловал жарким солёным ртом. На мгновение Глебу отказали важнейшие жизненные функции: зрение, слух, дыхание, сердцебиение и чувство ориентации в пространстве. Он падал в пустоту, и это был самый головокружительный полёт из всех, что он когда-либо переживал — во сне или наяву. Женя остановился первым. Спустя вечность, когда по экрану ползли титры. — Прости меня, я не удержался. Я сильно тебя подвёл? Сердце Глеба билось в горле, а звуки доносились как сквозь ватное одеяло. Он сглотнул: — Это ты меня прости. Дурацкая шутка. Он едва мог шевелить губами. Казалось, они принадлежали другому человеку — кому-то зачарованному, несказанно счастливому.***
Глеб помнил, что любил маму. В детстве он млел от её запаха и голоса, ему нравилось сидеть у неё на коленях, положив голову на грудь, и слушать сказки. Когда он вырос, чувство острой привязанности ослабло, но он всё равно её любил. С первых заработанных денег он подарил ей духи, которые выбрал на свой вкус, — на это ушёл весь аванс. Он не считал себя плохим сыном, но мама умерла от нелюбви. Значит, его любовь — всё то, что он к ней испытывал, — не стоила и десяти процентов. Убийственный мизер. Да, люди не властны над своими чувствами. Всех любить души не хватит, любовь не милостыня — каждому не подашь. Это правда. Глеба с детства пичкали научными фактами о любви, но он до сих пор не понимал, почему у мамы развился СНУЛ. Что он сделал не так? Что, если щекотка в солнечном сплетении, которая появлялась при виде Жени и которая подкидывала его с батута прямиком в космос, тоже ничего не стоит? Он не знал, как измерить свои чувства к Жене. Он даже не был уверен, что эти чувства — не такая же побочка от высокого УЛ, как потребность флиртовать с грузчиками. Он завидовал Альберту Николаевичу, который сказал: «От тридцати до сорока плюс регулярные всплески» — и с точностью робота держал обещание. Глеб думал, что если бы обладал таким даром, то не тратил бы его на ерунду, а дарил всю любовь одному-единственному. Тому, кто полюбит его в ответ, пускай это и звучит до неприличия корыстно. Но у Альберта Николаевича были свои соображения по поводу того, куда тратить любовь. Во вторую их встречу он отстегал его хлыстиком до крови, а потом изнасиловал, как бессловесную скотину, — варварски и хладнокровно. Глеб не протестовал и не обижался. Его УЛ взлетел под девяносто, и это всё оправдывало, хотя несколько дней он не мог пользоваться машиной и сидеть на жёстких стульях. На работе он успевал в десять раз больше, чем раньше. Он просыпался без будильника от предвкушения нового дня, надевал кроссовки и шёл бегать на стадион. Потом мылся в душе и обрабатывал мазью раны, жарил яичницу с восхитительно пахнущим беконом и добирался до офиса пешком. Там он брал у координатора файлы с инспекциями и до вечера носился по городу, получая удовольствие от ударного труда. Проверял сладкие «дамские пальчики» и ярко-жёлтый «гигантский Кавендиш», а когда поступал заказ на инспекцию манго или ананасов, Глеб охотно брался и за незнакомую работу. Ему нравилось передвигаться пешком. Украшенные гирляндами и сверкающими шарами витрины, ёлочки в каждом магазине, запах снега, хвои и ванили, шумные людские реки и гудящие автомобильные пробки — его всё восхищало. Глеб втягивал морозный воздух с жадностью несостоявшегося утопленника и пьянел от передозировки кислорода. Он ещё не до конца поверил в своё везение, но постепенно к нему привыкал.***
В пятницу позвонил Женя, предложил встретиться, и Глеб пригласил его в пиццерию. Он заказал большую мясную пиццу, себе пиво, а Жене апельсиновый сок, но, когда официант принёс заказ, Женя схватил пиво и, глядя поверх стакана нахальными серыми глазами, выдул почти половину. Демонстративно облизал пену с верхней губы и откинулся на спинку стула. Глеб не нашёл что сказать. Женя в чёрной водолазке и с зачёсанными назад волосами не казался ему чересчур юным. По крайней мере для пива. Женя не стал тянуть, сразу выложил свою просьбу: — Своди меня куда-нибудь, где парни знакомятся. Глеб прекратил жевать: — Я думал, ты отказался от этой мысли. — Нет, не отказался. Если бы я мог выбирать, то выбрал бы тебя, но ты не свободен, поэтому мне нужно найти кого-то другого. Я бы и один пошёл, но в первый раз помощь друга не помешает. Ты же мне друг? — Не понимаю, к чему такая спешка, — сказал Глеб и глотнул сока. — К тому же если тебе нравится один человек, то как ты собираешься заниматься сексом с другим? Уверен, ты разочаруешься. На самом деле Глеб не был уверен, потому что понятия не имел, каково это. Ему никто никогда не нравился, он мог заняться сексом с кем угодно и получить удовольствие. Он врал, надеясь, что Женя откажется от глупой затеи. — Я не поеду в снулятник девственником. Женя разглядывал узоры на скатерти. — Да с чего ты взял, что умрёшь? — воскликнул Глеб. — Ваши специалисты скоро перестанут тебя любить? В этом всё дело? Но ведь большинство людей начинает взрослую жизнь с минимума, это не страшно. Детский УЛ прям так сразу не упадёт, у тебя будет время с кем-нибудь познакомиться и влюбиться. Поверь мне, рано или поздно ты встретишь своего любителя. — Поверь мне, я сильно отличаюсь от большинства, — буркнул Женя, допивая пиво. — Да и не любитель мне нужен, а кое-что другое. — Ты что, уникум? Любитель всем нужен. — Ладно. Так что, ты меня сводишь куда-нибудь, или мне в одиночку искать приключений? — Есть тут недалеко уютное место... Глеб заплатил за пиццу, и они вышли на улицу. Колючие снежинки посыпались за шиворот, студёный ветер закрутил полы пальто. Глеб и Женя бегом пересекли площадь и спустились в подвал, где лакированная барная стойка уплывала в бесконечность, сияющую десятками свечей. В глубине помещения блондинка с короткой стрижкой мурлыкала песенку, подыгрывая себе на гитаре. Глеб привёл Женю в бар «Легенда», где можно было выпить коктейль, послушать живую музыку и познакомиться с приятными людьми. В злачные заведения, где собиралась более раскрепощённая публика, Глеб Женю не повёл. Они забрались на высокие кожаные табуреты и заказали по коктейлю. Глеб — водку с томатным соком, Женя — голубую дрянь со взбитыми сливками под складным бумажным зонтиком. — А ты не отравишься? — спросил Глеб. — Тебе вообще можно такое пить? Женя крутился на табурете и толкал его то локтем, то коленом. От каждого толчка батут внутри Глеба опасно пружинил. — Мне всё можно, — хихикнул Женя, разглядывая парней за стойкой. — Даже то, чего нельзя. Всё-таки он выглядел намного моложе своего возраста: невысокий, щуплый, с оттопыренными круглыми ушами. Пришлось показать бармену паспорт, но он всё равно с подозрением косился на Глеба, словно тот спаивал малолетку. Не прошло и десяти минут, как со стороны Жени к ним подсел мужчина с элегантной бородкой: — Добрый вечер, молодые люди. Не против, если я к вам присоединюсь? Глеб неприветливо хмыкнул, а Женя сказал: — Без проблем, присаживайтесь. — Вы не... — бородач покрутил в воздухе холёной кистью, словно брезговал произносить «пара» или «вместе». — Нет, мы друзья, — ответил Женя, энергично посасывая коктейль через соломинку. Может, он и ресницами похлопал для усиления эффекта, Глебу не было видно. Если бы бородач подкатил к нему месяц назад, Глеб не возражал бы продолжить знакомство, но сейчас он испытывал непреодолимое отвращение. — Всего лишь друзья? Дружба между мужчиной и мальчиком — так пикантно. — За эти слова Глеб его возненавидел. — Вы пришли послушать музыку? Тут по пятницам выступают совершенно чудесные исполнители, от блюзовых певцов до рок-групп... — Во-первых, я не мальчик, а во-вторых, мы сюда не музыку пришли слушать, — прервал его Женя. — У вас есть конкретные предложения? Глеба как холодной водой окатило. Он представлял, что Женя будет придирчиво выбирать среди посетителей бара кого-нибудь, кто ему понравится. Он же хотел первый раз по симпатии, а не с кем попало. Не с пошлым бородатым хлыщом. — Предложения? — Глаза незнакомца хищно сверкнули. — Ко мне? Втроём? — Нет, вдвоём, — Женя всосал остатки голубой дряни и спрыгнул с табурета. Он был ниже бородача на две головы. У Глеба заныло в груди. — Мур-мур-мур, — пела блондинка бархатным голосом, от которого по телу бежали мурашки. — Ты хорошо подумал? — спросил он нейтральным тоном, понимая, что этот глупый вопрос — единственное, на что он способен. Женя положил горячие руки ему на колени, встал на цыпочки и прошептал: — Поехали к тебе, а? Только ты и я. Он был пьян и возбуждён. Глебу казалось, ещё секунда, и Женя начнёт гладить его ноги на виду у всех. Пульс зачастил. Огонь, быстрый, как пожар в сухостойном лесу, побежал от коленей к паху, обжёг Глеба нестерпимым желанием, потом взметнулся под рёбра и испепелил его бедное сердце. — Это невозможно, — ответил он одними губами. — Да, это невозможно, — эхом повторил Женя. — Какой же я идиот. Он пошёл вслед за бородатым мужиком к гардеробу. Глеб со своего места видел, как они получили одежду и начали одеваться. Завязали шарфы, натянули перчатки. Глеб вылил в рот последние капли «Кровавой Мэри» и не почувствовал вкуса. Мужик открыл перед Женей входную дверь и положил руку на плечо — слишком интимным, собственническим жестом. Этого Глеб стерпеть не мог. Он спрыгнул со стула и помчался вдоль длинной барной стойки к выходу. Обогнул двоих парней, преградивших путь, толкнул официантку, неудачно стоявшую в проходе, и врезался в столик. Свечи опрокинулись и упали на пол. Звякнула посуда, кто-то взвизгнул. Он выскочил раздетым на улицу и увидел, как со стоянки выезжает машина. Скользя ботинками по обледенелому асфальту, он кинулся наперерез, догнал и застучал кулаком по багажнику. Машина резко затормозила. — Что вы себе позволяете? — закричал бородач, высунув голову в окно. Не обращая на него внимания, Глеб открыл дверь и вытащил Женю за рукав: — Он никуда с вами не поедет. — Что за самоуправство! Мальчик, тебе нужна помощь? Вызвать полицию? — Не надо, я сам разберусь, — пообещал Женя. Он молчал, пока Глеб одевался. Молчал, когда они двинулись по ночному городу к детскому дому. Молчал, когда Глеб натянул ему на голову капюшон, чтобы защитить от снегопада. Глеб не выдержал: — Да он же придурок полный! Ты что, не видел? «Мужчина с мальчиком — это так пика-а-антно». — Ну и что? Он меня хотел. — Тебя все хотят, это не повод! — Ничего ты не понимаешь, — в его голосе зазвенела горечь. — Ты эгоист, Глеб, думаешь только о себе. Ты мне всё испортил. Глеб остановился: — Поехали ко мне. Прямо сейчас. Женя выглянул из капюшона, снежинки влажно поблескивали на щеках: — А как же твой любитель, который тебя от смерти спас? — Плевать. Ты будешь моим любителем. Ты же в меня влюблён, правда? Ты сам говорил, что я тебе нравлюсь. Женя повернулся к нему всем телом и поднял лицо: — Я не влюблён, ты ошибаешься. Я увидел тебя в пышечной и подумал: «Какой мужчина симпатичный, вот бы с ним переспать». Мне и сейчас этого хочется, но я тебя не люблю. Я и десяти процентов тебе не дам. Если ты не самоубийца, то не бросишь своего любителя ради меня. Пообещай, что не бросишь! Глеб смотрел, как на ресницах Жени тают снежинки, и пытался понять, как так вышло, что неопытный парень отлично разбирается в любви, а он, взрослый и бывалый, ни в чём не уверен и постоянно всё путает. — А я тебя люблю? — спросил он. Женя поёжился на ветру и засунул руки в карманы: — Я ничего такого не чувствую... — Он отвернул голову, разглядывая витрину продуктового магазина. Связки копчёных сосисок, сырные круги, жестяные коробки со сливочным печеньем. — Между нами не любовь, а так, чепуха... Ничего серьёзного. Даже не думай. — Может, это дружба? — Да, наверное.***
Альберт Николаевич приспустил его брюки, потрогал поджившие рубцы и сказал: — Сегодня я не хочу делать вам больно. Вы с большим тактом обслуживаете мои специфические потребности, и в канун праздника мне хочется вознаградить вас за терпение. Глеб стоял со спущенными штанами и не понимал, о чём говорит его любитель. Альберт Николаевич разделся и лёг на кровать: — Вы можете заняться со мной сексом. Получить удовольствие, которого я так долго вас лишал. Не беспокойтесь, ваш уровень не упадёт. Глеб чуть не рассмеялся. Неужели Альберт Николаевич думает, что Глеб его хочет? УЛ бурлил в крови, разгоняя либидо до заоблачных высот и побуждая разряжаться несколько раз в день, но мысль о сексе с Альбертом Николаевичем ему и в голову не приходила. Глеб поразился, насколько несправедлива природа: этот человек любит его по максимуму, а он не испытывает к нему ничего. Врач не соврал: эмоциональная отзывчивость нужна не всем, некоторые любят бесчувственных. Глеб скинул одежду и сел верхом на своего любителя. Альберт Николаевич не был старым уродом — сильное тело, крепкая грудь. Глеб наклонился, провёл сухими губами по шее и, не желая затягивать прелюдию, вставил в себя толстый член. Он и хотел бы получить обещанное удовольствие, но организм воспротивился. Он ощущал лишь болезненное трение, досаду и раздражение непонятно на кого. Если бы не этот пристальный изучающий взгляд... — Позвольте мне, — сказал Альберт Николаевич и тронул его член. Глеб вздрогнул и зажался, однако Альберт Николаевич умел быть не только жестоким, но и ласковым. Он качал в тёплой ладони его яйца и невесомо поглаживал головку. Глеб откинулся назад, показывая, что отдаётся ласкам, но на самом деле не мог ни расслабиться, ни возбудиться. Он до одури хотел трахаться, но не так, не туда и не с тем. Альберт Николаевич остановился и снял Глеба с себя. Положил на спину и навалился так грузно, что у Глеба хрустнуло в позвоночнике. На столике у кровати зазвонил телефон — песенка из старой музыкальной комедии. Глеб зажмурился, когда Альберт Николаевич потянулся посмотреть на экран. Он знал, чьё имя там высветилось, эта мелодия стояла на входящих лишь одного контакта. — Значит, его зовут Женька. Глеб беззащитно раскинул руки, когда Альберт Николаевич сжал его горло стальной хваткой. Позволил себя душить. Он хотел задобрить своего любителя подчёркнутой покорностью, раз уж оказался неспособен к нормальному сексу. А музыка всё играла и играла. В ушах тоненько зазвенело, потом бешено запульсировала кровь, и Глеб перестал различать слова песни. Под закрытыми веками поплыли багровые круги. Резкие толчки заставляли его скользить вперёд и назад, он схватился за простыню, но пальцы уже не слушались. Он потерял сознание и пропустил финал.***
Глеб позвонил Виталику и пригласил в «Легенду». Тот без вопросов согласился. Они заняли круглый столик в глубине зала, куда не долетали мощные аккорды выступающих гитаристов. Виталик напряжённо спросил: — Ну, зачем звал? Проблемы? Чёрт, я так и думал! — Почему сразу проблемы? Нет, у меня всё отлично, поболтать захотел. На вот, держи, — он протянул пузатую бутылку шампанского с бантиком из мишуры. — С наступающим! И спасибо, что выручил тогда. Если бы не ты, я бы сейчас тут не сидел. Виталик бутылку взял, но переспросил: — Точно никаких проблем? — Всё хорошо, не напрягайся, — улыбнулся Глеб. — Но есть одна тема. Буду благодарен за помощь. — Какая? — Как ты понял, что любишь жену? Мне кажется, я влюбился, но опыта у меня нет, и я боюсь ошибиться. А ошибиться мне нельзя, слишком рискованно. — Да ты охренел! — Виталик выглядел ошарашенным. Подошла официантка с подносом. Принесла пиво и ржаные сухарики с чесноком. — Я охренел, да. Но он говорит, что не чувствует ничего особенного. Такое может быть? Что конкретно происходит с людьми, когда они влюбляются? Как понять, что чувства взаимны? — Глебан, ты в своём уме? Как ты мог влюбиться в психопата? — В кого? О, нет! Нет! — догадался Глеб. — Я не про Альберта, я про другого парня. Виталик опустил бокал, который поднёс было ко рту: — Рассказывай. — Да нечего рассказывать. Один мальчик, детдомовец. Вижу его, и всё внутри переворачивается. Это любовь? — Это попадалово. — Что? — Проблемы у тебя, Глебан, вот что. Виталик задумчиво выпил пиво, махнул бармену, чтобы тот повторил, и сказал: — Он — бывший муж моей сестры. Он мне с самого начала не понравился, весь такой вежливый и скользкий. А сестра на него запала, но у неё и выбора-то не было: тридцать лет, на родительской любви далеко не уедешь. А он её качественно полюбил, УЛ хорошо так скакнул. А потом у неё синяки стали появляться — то на руках, то на шее. Потом бланш под глазом, царапины глубокие — прям раны. И чем больше синяков, тем она счастливее, порхает как бабочка. Связь понятна? Кому-то нравится делать больно, он от этого сильнее любит... — Виталик достал сигарету и принялся нервно разминать. — Они двенадцать лет прожили, четверо детей. Она со мной не делилась, не жаловалась. Да и с чего бы? Кто будет жаловаться на какие-то царапины, когда УЛ десять лет подряд шарашит под сотню? Глеб слушал, не перебивая. До этого он воспринимал Альберта Николаевича как подарок судьбы и не интересовался его историей. Теперь подарок обретал плоть и кровь. — И что дальше? — А дальше он её разлюбил. Ушёл и подал на развод. — Почему? — Мне он не докладывал, — хмуро ответил Виталик. — Может, она косо на него посмотрела? Или перестала пресмыкаться. Знаешь, что в нём самое страшное? Он может полюбить или разлюбить по собственному желанию. Человек железной воли. Любил-любил, а потом — бах! — и как отрезало! Как будто не было двенадцати лет брака, как будто они чужие люди. Другие-то годами не могут разлюбить — сходятся, расходятся, страдают. У сестры в тот же день УЛ упал до пятнадцати, и ничем не поднять. Всё падал и падал. Даже любовь четверых детей не помогла — прикинь, как он её сломал? — Это невероятно. Такого не бывает... — Ещё как бывает! Утечка УЛ — не держится в человеке любовь, и всё тут. Главное, таких людей много, но никто не знает, как им помочь. Врачи в теме не шарят, многие считают, что утечку писатели-фантасты придумали. — Она умерла? — Нет, живёт кое-как. Мы её спасли. Любили всей роднёй, удержали на краю, хотя нам предлагали сдать её в снулятник и не мучиться. Она много дней спала, почти не дышала... А после развода они помирились. Ну, относительно. Он сейчас приходит к детям, они его обожают. Вот на их любви он и паразитирует, у него-то никакой утечки нет. Я его ненавижу. Сигарета в руках Виталика сломалась, на стол просыпался табак. — Я ничего не знал. — Он с тобой не разговаривает? Нет, лучше молчи! Не хочу знать, что он с тобой делает. После развода он с парнями стал встречаться, до меня слухи дошли. Поэтому я ему позвонил, когда тебя прижало. Как любитель он сильный, но как человек — дерьмо полное! — Ты прав, Виталик, я попал... — Вот и я говорю. Если ты влюбился в какого-то мальчишку, то берегись, ты по лезвию ножа ходишь. Не рассчитывай, что Альберт закроет глаза на измену. Он просто организует тебе утечку и сольёт твой УЛ в чёрную дыру. — Да уж, невесёлая перспектива... — Глеб крошил пальцами сухарик и думал, думал. — Ну хорошо. А как узнать, что ты кого-то любишь? — Так ты правильно сказал: внутри всё переворачивается. Крутил солнышко на качелях? Похожие ощущения. Такое ни с чем не спутаешь, ошибиться невозможно. У тебя оно самое? Глеб кивнул, Виталик прикончил второе пиво и снова махнул бармену. — Спасибо, что вытащил меня, пиво отменное. Я не знал про эту «Легенду». — Без меня сюда не ходи, а то пристанет какой-нибудь хрен с бородой. — Ха-ха, вон оно что! — А как понять, что любят тебя? — Ты дурак? Твой УЛ взлетает как ракета. — А если у тебя и так высокий УЛ? Если кто-то другой тебя уже любит? — Тогда никак. — Нет никакого способа? — Нет, разве что... — Виталик задумался. — Говорят, те, у кого любовь взаимная, испытывают при контакте нечто запредельное. Двойной эйфорический удар, слышал? У меня один раз было — не с женой, а с первой любовью... — И как это? — Это как умереть... Только наоборот.