У Дина Винчестера зеленые глаза...

Кастиэль приходит в себя в полной темноте. На голове мешок, но это не имеет значения, он просто знает, что его окружает мрак. И холод. По его телу пробегает дрожь, но он не может определить, это нервное или его тело просто реагирует на переохлаждение. В конце концов, у него больше нет внутреннего инстинктивного чувства времени, которое раньше работало точнее, чем швейцарские часы. Он не знает, сколько пролежал здесь, в этом кромешном мраке, окруженный пробирающим до костей холодом. Час? Два? Сутки? Связанные за спиной руки давно занемели, и Кастиэль их почти не чувствует. Это может быть последствие нарушения циркуляции крови в его теле, а может быть он уже настолько замерз, что пальцы потеряли чувствительность. И в том, и в другом случае - это плохо. Это существенно сужает его шансы самостоятельно выбраться из переделки. Голова раскалывается, и в чем-то Кастиэль даже благодарен тому факту, что лежит в полной темноте. Он не знает, кто его поймал; не знает, почему его держат пленником, почему он все еще жив, в конце концов. Неужели он что-то упустил из вида? Или ведьма была не одна? Он был так уверен... Габриэль не отзывается на его зов. Кастиэль зовет и зовет, но брат остается глух к его мольбам о помощи. Это странно, необычно... Он слишком привык, что стоит только позвать, и Габриэль придет. Почти забыл, каково это, когда ты один, совсем один; когда не слышно привычных голосов братьев и сестер, одна лишь бесконечная оглушительно звенящая тишина. Он забыл, как это, когда нужно было постоянно двигаться; когда нельзя было стоять на одном месте, потому что если он остановится хотя бы ненадолго, его найдут и все будет кончено. Были места, особые места, где он мог стать невидимым даже для всевидящего ока Небес, спрятаться у всех на виду, замереть, перевести дух. Но таких мест на земле немного, и еще меньше таких, о которых не знали те, кто шли по его следу. Кастиэль со стыдом понимает, что слишком расслабился, позволил себе привыкнуть к чувству безопасности... Габриэль обещал, что будет за ним присматривать, но, видимо, даже у архангела есть предел могущества. А может быть это предел интереса, который Гейб уделяет ему. Мысли Кастиэля беспокойны, они обрывочны и лихорадочно сменяют одна другую. В конце концов, что еще остается делать лежащему в темноте и дрожащему от холода связанному человеку, которому можно навскидку ставить диагноз: сотрясение мозга и подступающая гипотермия? Только думать. Время тянется медленно, Кастиэль достиг того заторможенного состояния, когда все, происходящее вокруг него, кажется нереальным. Одиночество становится привычным, и он не сразу понимает, что гулкие звуки, раздающиеся в помещении - это шаги пленивших его людей. А затем яркий свет в глаза и новая вспышка пульсирующей боли в затылке. Приступ подкатившей к горлу тошноты, горько-кислый привкус во рту. Рука, крепко ухватившая его за воротник; края рубашки врезаются в горло, почти удушая его; боль в коленях. Больше всего ему хочется снова лечь, сжаться в комок и спрятаться от бьющего в лицо света, но люди, чьи лица он никак не может рассмотреть, уже начали допрос: - Что ты такое? - Я человек. - Не ври, мразь! - Я человек! - Ты убийца! - Это не я... - Монстр! - Человек, всего лишь человек... И так по кругу, раз за разом. Кастиэль не может сказать им всю правду, они ему попросту не поверят. В конце концов кто-то из людей не выдерживает. Первый удар застает Кастиэля врасплох. Он только несколько раз удивленно моргает, чувствуя, как из его носа течет теплая струйка крови. На холодной коже она кажется обжигающей. Следующий удар разбивает его губы, и во рту, в дополнение к горько-кислому, появляется соленый привкус. Удар в солнечное сплетение выбивает его из рук человека, удерживающего его на коленях, и Кастиэль наконец может упасть, перекатиться на бок ближе к стене, попытаться сжаться в комок, как и хотел, закрыть живот и голову от сыпящегося на него града ударов. Сквозь боль и унижение Кастиэль чувствует сожаление. Ему жаль, что все заканчивается так быстро. Он не строит иллюзий; здесь, в этой обитой железом, холодной комнате, придет конец его пути. Кастиэль не хочет умирать, он только-только начал учиться жить, но Габриэль не придет, не спасет, не вытащит. Если бы архангел мог ему помочь, он уже давным-давно бы это сделал. И Кастиэль неожиданно заново открывает для себя чувство обреченности. Тот самый пик этого чувства, когда надежда только-только покидает еще цепляющуюся за нее душу; тот самый момент, когда отчаяние еще только зарождается там, откуда ушла надежда. Чей-то тяжелый ботинок с силой врезается ему в позвоночник, и Кастиэль не может удержаться от тихого всхлипа, который почему-то переходит в беззвучную молитву: - Господи, Отец Небесный, не так, пожалуйста, не так, я не хочу, я не успел, я не нашел... Он вкладывает в эту мольбу всего себя, привычно отрешившись от происходящего, как делал это миллионы раз до этого... вот только прежде у него не было нужды молить о милосердии. Неожиданно тишину разрывает резкий злой окрик: - Эй, мужики! А ну, сворачивайте веселье! - А ты кто такой, чтобы здесь командовать? Град ударов постепенно сходит на нет. - Специалист по ведьмам. Так что давайте, vamos amigos. Вы здесь лишние. Кастиэль слышит этот голос впервые, но почему-то сердце в его груди начинает отчаянно биться. Словно он часто слышал этот голос до этого, но ведь это не так. Голос кажется ему надсаженным частыми криками на пределе возможности, хриплым, но сильным. Этот человек умеет отдавать приказы. Но в нем нет холода, присущего тем, кто знает, что такое власть. Вместо этого Кастиэля словно обдувает теплым ветром; словно кто-то тихо шепчет ему на ухо о том, что не все потеряно, что есть еще надежда, что кто-то услышал его молитву. Щелчок взводимого курка и кажущийся обманчиво спокойным, хриплый теплый голос обращается уже к нему: - Слушай меня сюда, парень, сделаешь хоть одно резкое движение и получишь пулю в лоб, попробуешь колдовать - результат будет тот же самый. Пока я просто хочу с тобой поговорить, это понятно? Кастиэль кивает и сразу же шипит от боли, когда носок ботинка несильно задевает его отбитый левый бок, переворачивая его на спину. Боль быстро проходит, не совсем, но она больше не режет, а лишь тупо ноет отголоском недавнего кошмара, Кастиэль же, подслеповато щурясь, смотрит вверх, на заслонившего слишком яркий свет высокого широкоплечего мужчину. У того правильные черты лица, прямой нос и полные губы; ежик коротких светлых волос кажется подсвеченным нимбом вокруг его головы... Но то, что действительно приковывает взгляд Кастиэля, это зеленые глаза этого человека. Они не яркие, но очень необычного глубокого цвета, и ему кажется, что в этих глазах он мог бы утонуть. "У Дина Винчестера зеленые глаза..." - неожиданно вспоминает Кастиэль первую строчку из напоминания о забытой им прежней жизни. А в следующий момент незнакомец замирает, его глаза расширяются, а губы подрагивают, пока наконец, словно против воли, не шепчут тихое, почти неслышное: - Кас...