Нервные тени крадутся Сквозь ночь по стенам В этом городе нам не помочь наверно Мы пьём чью-то кровь, Мы танцуем на мясе Скромностью сыт не будешь
Лиза Громова
Вновь раннее утро встречает Ату на кухне. Предрассветная прохлада вызывает мурашки и озноб на теле, отчего она то и дело переминается с ноги на ногу, отгоняя неприятные ощущения. Ей не спится. Уже который день она рано встаёт, оставляя брата одного досматривать свои сны в постели. Голова Ату заполнена мыслями, сильно отдалёнными от простого быта, она даже по старой памяти завязывает длинные волнистые волосы резинкой, будто убирая их с глаз. Прошла неделя с убийства школьниц, а заодно и последней охоты — диета, которой ей нужно придерживаться, страшно утомляет, но она продолжает следовать ей, опасаясь встречи с женщиной-следователем, не имеющей запаха. Перед ней она будет беззащитна, и это страшно пугает гуля. Для завтрака ещё слишком рано, но Ату выкладывает последний кусок дичи из морозилки, кладёт в раковину и заливает тёплой водой, давая возможность слегка разморозиться. Затем девушка проходит в главный зал и удобно устраивается за рабочим столом масочника, закинув ноги на ближайший пьедестал. Здесь очень тихо, и она может сконцентрироваться на мыслях, не отвлекаясь на тихое сопение брата. Ретта, как указано на всех страницах CCG, игнорируя полное имя следователя — Лиаретта. А фамилия у неё настолько отдалена от здешних мест, что Ату даже не стала прикладывать усилия, чтобы запомнить её. Старший следователь, как ей удалось выяснить на официальном сайте ведомства (хотя и пришлось попросить помощи, чтобы воспользоваться Интернетом), сейчас закреплена за Четвёртым районом, ранее участвовала в операции по поимке Косатки — гуля SSS ранга. Должно быть, очень способный следователь, но ничего необычного, способного навести на разгадку отсутствия запаха. Покопавшись ещё немного, Ату узнала, что мать следователя погибла при невыясненных обстоятельствах — похожие сюжеты встречались в биографии практически каждого следователя по гулям, и удивляться здесь нечему. Джузо Сузуя. Следователь третьего ранга, едва выпустившийся из академии, также прикреплён к Четвёртому району. От себя Ату могла добавить, что он склонен к клептомании. Какой-либо информации о его родственниках девушке найти вообще не удалось, что, по правде говоря, не особо её и волновало. По словам Йомо, за Двадцатым районом закреплено ещё двое следователей, про которых пока ничего не известно, но они заняты совершенно другим — не касающимся Ату — делом. Уже неделю она сдерживает себя, стараясь не убивать каждого, кто раздражает её, и это невозможная пытка. Целую неделю ей приходится кусочек за кусочком экономно поедать свою последнюю жертву, чтобы элементарно не чувствовать голода, хотя она привыкла есть до боли в животе. Её совершенно не устраивает это положение дел. Может, уже хватит? Ни одного убийства за это время не было, и следователям давно пора покинуть район. Сегодня мясо закончится, а Ату не из тех, кто сможет сдерживать голод. Есть ли у неё хоть какой-то шанс против этой женщины? За два года Ату научилась неплохо справляться с техникой эхолокации и не теряться в пространстве так сильно, как она делала это в первые месяцы после потери зрения, но всё же своим самым сильным органом чувств она считала обоняние, а не слух. С помощью обоняния она могла узнать слабые места противника, почувствовать его страх, голод, малейшее недомогание, которое можно использовать в свою пользу, но с Реттой это не поможет. Остаётся только слух, которым, как ей кажется, она владеет в совершенстве и безошибочно определяет местоположение людей с погрешностью в пару сантиметров. Все эти рассуждения придают храбрости Ату, но в глубине души она понимает, что ей ни за что не выстоять против умелого следователя, особенно на больших дистанциях. Тёплые губы касаются её лба, и она вздрагивает от неожиданности и почти валится на пол, но сильные руки подхватывают её. — Твою мать, Ута! Ты что творишь?! Он смеётся и аккуратно ставит её на ноги. — Я думал, ты слышишь меня, прости, не хотел пугать, — с улыбкой говорит он. — Чего смеёшься тогда? — Мне уже очень давно не удавалось застать тебя врасплох. О чём же ты так сильно задумалась? — Ни о чём, — отмахивается она, проходя на кухню, — раз ты проснулся, пора готовить завтрак. Девушка подходит к раковине и достаёт практически размороженный кусок мяса, задумываясь, как много времени она провела в главном зале. Затем привычным жестом пытается взять нож с подставки, но его там не оказывается, и ладонь захватывает пустоту. — Ох, — резко выдыхает она, поворачиваясь к подставке и не имея ни малейшего представления о местонахождении ножа. — Давай я, — тихо говорит Ута, отталкивая девушку от кухонной тумбы. Она слышит в его голосе практически повседневный сожалеющий тон и недовольно хмурится. — Я справлюсь сама, только дай мне нож. — Ты каждый день готовишь нам завтрак, давай я разок побалую тебя, — он старается звучать более жизнерадостно, но Ату легко различает эту фальшь. — Ладно, — подыгрывает она и отходит к окну. Ута достаёт с одной из полок глубокую сковороду и устраивает её на конфорку. Единственный универсальный нож покоится на крыле раковины, Ута берёт его и начинает резать мясо на толстые стейки. Ату тихо чертыхается, не подозревая, что масочник исподлобья наблюдает за ней. — Если будешь жарить, то я хочу рейр, — важно говорит она и взбирается на подоконник. — Ещё будут пожелания? — Спрашивает он с усмешкой. — Нет, — отвечает она и отворачивается от него голову. Он поджигает конфорку и слышит легкий аромат газа, успевшего ускользнуть от искры. Пока прогревается толстое дно сковороды, Ута дорезает мясо, складывая его ровным столбиком на краю доски, а затем загружает в посуду. У него есть сорок секунд, прежде чем стейки нужно будет перевернуть, поэтому он оборачивается и в два шага настигает сестру. — Перестань говорить этим своим виноватым голосом, — тихо просит она, опираясь о стекло. — Но я же виноват. — Ни в чём ты не виноват, — она тяжело вздыхает, — это я должна защищать тебя. Я же старше, Ута. Он усмехается. — Дело совсем не в том, кто кого старше, — он придвигается ближе и касается щекой голой кожи под ключицами, а затем продолжает шепотом: — Я должен был быть рядом с тобой тогда. — Ничего ты не должен был, — отвечает она и кладёт ладонь на его волосы. Дыхание её становится ровным и тихим, не тревожащим голову масочника. — Я не маленькая девочка и в тот день тоже не была ей. Я решила, что смогу победить, но не смогла и поплатилась за своё высокомерие. Ты думаешь, я не в курсе своей несдержанности? — Она опускает лицо и глубоко вздыхает. — Ты ошибаешься, я корю себя за неё, и если бы я не убила тех девок неделю назад, то не привлекла бы сюда голубей. Мне очень жаль. — Ута отстраняется, заглядывая в лицо сестры. — Ты только Йомо не говори обо всём этом, ещё подумает, что я изменилась. Масочник заливается смехом. — Договорились, — отвечает он, притягивает девушку к себе, заключая в объятия, и легко улыбается. — Мясо, — тихо напоминает она, — если приготовишь медиум, я тебя не прощу. Он вновь усмехается. Ребячество Ату — которое ни он, ни она не воспринимали всерьёз — всегда забавляло его. Ута быстро походит к сковороде и ловко переворачивает стейки на другую сторону — вероятно, они слегка пережарились, спасёт ли он ситуацию, если продержит их на другой стороне только двадцать секунд? Ату, справляясь со скукой, нащупывает рычажок радио и включает его. Из динамика звучит взволнованный голос ведущей, заглушаемый шкворчанием сковороды: — Срочные новости: в Четвёртом районе полчаса назад были найдены обезглавленные тела шести мужчин; по предварительным данным убийство было совершено в районе двух часов ночи, дело передано в CCG. Вероятно, в нём замешан гуль S ранга Головорез. Отдел по борьбе с гулями напоминает, что выходить из дома в тёмное время суток опасно для жизни. Дальше ни Ату, ни Ута не слушают. Девушка поражённо поднимает голову к брату, вслушиваясь в повисшее молчание. «Усомнится ли он во мне? Спросит ли он меня?» — Это твои подражатели, — говорит масочник, — они прибыли с тобой из Тринадцатого? В своём районе Ату известная личность, собственно, как и её брат, что неизбежно приводит к появлению гулей, желающих быть похожими на них. В Тринадцатом районе это не имеет никакого значения, но в Четвёртом — непозволительная дерзость. — Должно быть, они тоже смотрят новости, — тихо отвечает она, скручивая громкость на минимум. — Ута, — обращается она и продолжает после небольшой паузы: — мы должны убить их, пока они не привели сюда ещё больше следователей. Колокольчик вновь звонко оповещает персонал кофейни о приходе гостей. Время обеденное, и в заведении полно людей, пришедших на ланч, так что никто из гулей не оборачивается в сторону посетителей. Ату проходит к барной стойке и усаживается с краю на последний стул. Тока замечает её присутствие и недовольно хмурится, но Нишики опережает её и с громким стуком ставит перед гостьей стакан воды. — Ты какого чёрта припёрлась? — Сквозь зубы цедит он, чтобы не распугать посетителей. — Я уже наслышан, как ты перерезала кучу народа. — Я как раз по этому поводу, — она снимает солнечные очки и обнажает спокойные синие глаза без какого-либо признака бельма и какугана — они явно искусственно созданы ею при помощи семейного таланта изменять лица. — Нам нужно поговорить. Нишики никогда не видел Ату без активного какугана и слегка теряется от её взгляда. — Что случилось? — Спрашивает подоспевший Йошимура. — Меня подставили, — коротко сообщает Ату, устраивая очки на голове. — Утреннее убийство не моих рук дело. — Давайте пройдём наверх, — говорит он и даёт отмашку официантам в зале. — Нишики, оставляю тебя за старшего. — И единственного, — ёрничает тот, тяжело вздыхая. Пожилой мужчина проходит к лестнице, и Ату следует за ним, слегка выставляя руки вперёд, оказываясь в глубине Антейку впервые. За ней быстрым шагом идут Тока и Канеки, но им приходится замедлиться из-за аккуратно ступающей девушки. — Итак, — начинает директор, пропуская всех внутрь, — присаживайтесь, — и закрывает дверь после того, как все входят внутрь. — Рассказывай, Ату. — То, что произошло ночью, не моих рук дело, — повторяет она, — мы с братом думаем, что это подражатели, пришедшие по моим следам из Тринадцатого. — Подражатели? Не большого ли ты о себе мнения, Ату? — Иронизирует Тока, но в ответ получает осуждающие взгляды Йошимуры и Кена. — Может быть, — соглашается Ату, скаля зубы, — но я неоднократно встречалась с ними в своём районе. Мы с братом не последние личности, Тока, и есть те, кто хочет быть на нас похож. — Чего ты хочешь от нас? — С ними нужно расправиться, — легко отвечает она, — они не должны быть слишком сильны, но я не знаю, сколько их. Поэтому мне нужна ваша помощь. Присоединитесь к нам с Утой и помогите прочесать прилегающие районы, как только стемнеет, иначе сюда сбежится ещё больше следователей. Дверь тихо отворяется, и в комнату входят Ута и Йомо. Не привлекая к себе лишнего внимания, они обходят небольшой диванчик, на котором все устроились, и присаживаются на свободное место. — У нас не остаётся выбора, — отвечает Йошимура, — мы присоединимся к вам после закрытия Антейку. Ату переводит взгляд на брата, и оба понимают, что он означает «ты опоздал». Он слегка улыбается в ответ и снимает солнечные очки, обнажая какуган. — Нам нужно возвращаться к работе, — ворчит Тока, вставая с дивана. — Ах да, — вздыхает Ату, будто бы только вспомнила, — надеюсь, у всех при себе есть маски? — Ей стоит некоторых усилий многозначительно не посмотреть на Канеки. — Конечно, — отмахивается Тока и выходит из комнаты. — Д-да… — Шепчет юноша и неловко добавляет: — Я как раз забыл её здесь вчера. Ату удивлённо поднимает брови. — Ты лучше держи её всегда при себе, — говорит она доверительно, — всякое бывает. Он только кивает и быстрым шагом покидает гулей. Директор выходит последним, оставляя троицу одних. — Возможно, мы могли бы справиться и сами, — вкрадчиво проговаривает Йомо. Ату со вздохом оборачивается к нему. — Я не уверена, сколько их. Ещё несколько пар рук лишними не будут. — Зачем ты сделала… Такие глаза? — Спрашивает Ута с усмешкой. — Была у меня одна знакомая с прелестным синим оттенком глаз, и взгляд у неё всегда был страшно пронзительный, — она смеётся, — а может, у меня просто дар убеждения? — И возвращает своим глазам привычный для всех вид. Сумерки сгущаются вокруг шестёрки гулей, столпившихся у служебного входа в Антейку. Одинаковые плащи-накидки, принесённые масочником, скрывают фигуры каждого из присутствующих, делая одинаково безликими. Единственной индивидуальной чертой остаются маски, сильно отличающиеся друг от друга. Ута неспешно объясняет план действий, а затем надевает свою маску, Ату следует его примеру. Наверное, только у них двоих маски чем-то схожи. — Ату, вы разве видите хоть что-то в этой маске? — Интересуется новоиспеченный гуль. Девушка так и не оторвала рук от маски на своём лице, закрывающей глаза. С её губ слетает беззлобная усмешка. — Ты прав, Канеки, я ничего не вижу, но дело не в маске, — проговаривает она и спешит добавить, пока неловкое молчание, продлившееся всего секунду, не захлестнуло её с головой: — Постарайся не думать об этом слишком усердно. — Ату, как насчет взять с собой нашего новичка? — Неожиданно спрашивает Ута. — Думаешь? — Вы, по-моему, прекрасно ладите, и ему не помешает наставник, да и вообще… «…тебе не помешает помощь.» — не договаривает он. Ату игнорирует его несказанные слова, витающие в воздухе. Порой ей кажется, что если они перестанут говорить, это не помешает им общаться. — Я была уверена, что ты и на шаг не отпустишь меня, — с упрёком говорит она. — Это только в виде исключения, — усмехается он, — здесь не должно быть ничего опасного. — Отпустить этого идиота с психованной? — Ворчливо отозвается Нишики. — Я не удивлюсь, если кто-то из них не вернётся, или даже оба сразу. — Клянусь, в следующий раз ты простым переломом не отделаешься, — цедит Ату. — Пора, — тихо проговорила Тока, — я не хочу торчать здесь допоздна. Гули кивают друг другу в знак готовности и разбегаются в разные стороны. Операция должна завершиться ровно через три часа на этом же месте. Ату и Канеки остаются в Двадцатом районе, остальные же должны прочесать соседние районы. Больше всего их интересуют подворотни, поэтому они проложили маршрут между домами, иногда перебегая по крышам. — Вы не кажетесь такой уж неуравновешенной, — неловко начинает Канеки. С губ Ату срывается смешок. Это звучит практически как комплимент. — Ты слишком хорошего обо мне мнения, — отвечает она, — хотя и Нишики, должно быть, преувеличивает. Истина, как это обычно бывает, где-то посередине. Она не собиралась болтать с мальчишкой, но молчание между ними вводило его в краску. — Как так получилось? Ваши глаза… — Знаешь, Канеки, в мире действительно много неуравновешенных гулей куда опаснее меня. — Слишком резко отвечает она и, заметив свой агрессивный тон, смягчается. — Однажды я не справилась с таким, и он отплатил мне сполна. — А как же регенерация? — Ммм… Это да, но если ты из раза в раз будешь лишаться конечности, то в итоге она видоизменится — примерно это произошло с моими глазами. Они слишком много раз восстанавливались. Канеки лишь на мгновение представил, что могло происходить с ней, и тут же почувствовал подступающую тошноту. — Звучит отвратительно, правда? — Усмехается Ату. — А я говорила тебе не думать об этом так усердно. Они заныривают в очередной переулок, и вновь ничего. Ату чертыхается, подавленная отсутствием результата. Канеки поглощен мыслями о не таких уж и неуязвимых гулях, но девушка прерывает его размышления: — Ты же понимаешь, что нам нужно убить их? — Спрашивает она, уверенная в его неопытности. — А разве нельзя договориться? — Сконфуженно отвечает он. — Боже, Канеки! Как ты только не умер с голоду! — Она заливается смехом. — Йошимура слишком сильно опекает тебя, ты же не убивал людей, не так ли? — Нет, нет, я не могу. — Канеки, мы вершина пищевой цепочки, люди не сожалеют об убийствах коров или свиней, и тебе не стоит, — проговаривает она с улыбкой. — С моими подражателями тоже церемониться нельзя, они совершенно обезумевшие. — Что вы имеете в виду? — Они убьют тебя не задумываясь, ты что, новости не смотришь? — Она обречённо вздыхает и замедляет шаг. — Хотя ты сейчас сам убедишься в этом. Канеки следует её примеру и начинает двигаться тихо и медленно, сам он ничего не слышит, но сомневаться в чувствах Ату не решается. Девушка аккуратно подкрадывается к углу дома. Зрячие привычки подсказывают выглянуть из-за угла, но разум уверяет в бессмысленности действа, и она прислушивается. Девушка двадцати лет, тип кагуне — ринкаку, она ранена, но людей поблизости Ату почувствовать не может. «Ретты здесь быть не должно! — Успокаивает она себя. — Это же Двадцатый район!» — Канеки, здесь она одна, но поблизости, скорее всего, есть следователи, поэтому, если что-то увидишь — кричи. — Быстрым шепотом проговаривает она и скользит за угол, оставляя Канеки в лёгком замешательстве. Ату встаёт перед последовательницей, не пытаясь скрыть своего присутствия. Девушка поднимает на неё озорной взгляд и улыбается. — Мне как раз нужна была закуска! — Кричит она и бросается на Ату, но та останавливает её мощным бикаку-хвостом, откидывая к стене. Удар оказывается настолько сильным, что несколько кирпичей выскальзывают из кладки и с громким стуком ударяются об асфальт. «Слишком шумно. Нужно быстрее заканчивать.» Ату припадает к земле, готовясь к рывку, но по-детски восторженный голос девушки заставляет её замереть на месте. — Королева! Прошу, простите мне мою дерзость! Я так восхищаюсь вами! Я не верю своему счастью! — Идиотка, — грубо обрывает её Ату, — нашла чем восхищаться. Слегка приникнув к земле, она бросается к девушке и, замерев в трёх метрах от неё, одним движением перерубает её тело напополам быстрым ударом хвоста. Конечно, гуль не может мгновенно умереть даже от такой атаки, и руки последовательницы тянутся к Ату, а из горла доносится тихое стрекотание. К своему удивлению, Ату совершенно не чувствует жалости к девушке. Стоит ли добить её или же оставить немного помучиться? Хорошенько подумать об этом ей не даёт появившийся из подворотни Канеки: — След… Предупреждающий выкрик обрывается, едва он видит разрубленное тело гуля, лежащее в луже собственной крови и внутренностей. Парень падает на колени и заходится кашлем в попытках стошнить сегодняшний завтрак. — Чёрт, мальчишка! — Кричит Ату, слыша приближение следователя. Она подбегает к юноше и, схватив его под мышку, бросается прочь, но эта секунда промедления значит гораздо больше, чем ей сначала кажется. Она чувствует, как плечо разрывает острая боль от чужого кагуне, впившегося в руку острыми зубьями. — Не сбежишь! — Усмехается зрелый мужской голос. Вскрикнув, Ату выворачивает руку из кагуне, лишаясь большей части бицепса и дельтовидной мышцы. — Королева… — Хрипит последовательница, едва сумев отвлечь на себя внимание мужчины. Ату не оборачивается на её голос, но пользуется моментом и превращает свой кагуне в подобие пружины, с помощью которой может сильнее оттолкнуться от земли и перепрыгнуть ближайшее здание. Едва коснувшись асфальта, она отбрасывает юношу и прижимает рану здоровой рукой. — Тебе повезло, что он попал в свободную руку, иначе валялся бы сейчас вместе с ней, — тяжело проговаривает она, не справляясь с дыханием. Недостаток питания даёт о себе знать, и её шатает на ходу. Канеки, едва оправившись от приступа тошноты, чувствует, как его поглощает вина за случившееся, всё его существо готово выслушать любой упрёк со стороны девушки, но она не произносит ни слова, чтобы уколоть его. Подняв взгляд, он видит, как она медленно ступает по дороге, а с её левой руки капает кровь, оставляя алые разводы на сером асфальте. Юноша встаёт и быстро нагоняет Ату, подстраиваясь под её тихую поступь. Он благодарен темноте за то, что не видит рану. — Простите, — шепчет он и подхватывает девушку на руки. Она не сопротивляется и кладёт правую руку на плечи Канеки. — Прокатимся с ветерком? — Усмехается она. Он усмехается в ответ и бросается к Антейку. — Они опаздывают, — нервозно отзывается Тока. Гули, как и три часа назад, стоят у чёрного входа в кофейню, с одним лишь отличием — сейчас их четверо, а не шестеро. Тока волнуется за Канеки, а Ута за Ату — опаздывать не в духе обоих, и волнение вполне оправдано. — К чёрту, — ругается Нишики, — мне завтра рано вставать, — и разворачивается в направлении оживлённой улицы. — Тока, расскажешь мне всё завтра. Отвечать ему, как и останавливать, никто не решается, и его лишь провожают взглядом. Йомо ощущает нарастающее волнение масочника и готов в любое мгновение броситься вместе с ним в ночь разыскивать девушку. Ута же чувствует что-то похожее на дежавю: поздняя ночь, разборки с гулями и опаздывающая Ату, которая ушла в бой без него — совсем как два года назад. Зачем он только отпустил её одну? Снова. Ещё минута, и он отправится вслед за ней. Но они слышат звук быстрого шага, приближающегося к ним. Обернувшись, компания замечает силуэт юноши с телом на руках. Как только их освещает уличный фонарь, Ута видит покрытый кровью изорванный рукав девушки и бросается навстречу. — Что случилось, Ату?! — Взволнованно спрашивает он, беря девушку на руки с рук Канеки. — Всё в порядке, я могу ходить, — отвечает она с улыбкой, — и мне так больно вообще-то, — она указывает на покрытую сукровицей рану на руке, что почти затянулась и которую так усердно прижимает к себе Ута. — Прости, — он ставит её на ноги. — Вижу, у тебя прекрасное настроение. — Ревность проскальзывает в его голосе, когда он переводит взгляд на Канеки. — Да, Канеки очень быстро бегает, хотя у меня, кажется, запутались волосы. — Она смеётся. — Что случилось, Ату? — Спрашивает подоспевший Йомо. — Может, мы войдём внутрь? Я была бы не против подкрепиться и выпить кофе, — устало улыбается она и направляется к кофейне. — Да, конечно, — соглашается Йомо и достаёт ключи от двери. — В общем, после того, как я разобралась с девчонкой, мы встретили одного следователя, — рассказывает Ату в перерывах между жеванием мяса, — и он был нам не особо рад. Меня чутка зацепило. Ута уверен, что эти слова правдивы лишь наполовину, и с подозрением косится на Канеки, который, скорее всего, и виновен в случившемся. Ату ловко орудует столовыми приборами, не замечая молчаливого давления масочника на юношу, но последний очень скоро не выдерживает и признаётся: — Это всё моя вина! — Выпаливает он, краснея. — Мне стало плохо при виде той мёртвой девушки, и Ату пришлось вернуться за мной, прежде чем бежать, — с каждым словом его голос становится всё тише и тише, — из-за этого её ранили. — Ох, Йомо, твой кофе восхитителен, — комментирует Ату, нарочито не обращая внимания на слова юноши, который вновь готовится к любым оскорблениям в свой адрес. — Ты спасла чью-то жизнь? Да я ни за что не поверю в это! — Говорит Тока, вскакивая со своего места. — Дорогая, за какого же монстра ты меня принимаешь? — Отвечает Ату, с подозрением хмурясь. — Таких пацифистов, как вы, конечно, ещё поискать надо, но и я не настолько жестока, как тебе кажется. — Канеки, какое же ты ничтожество, — слишком спокойно для таких жестоких слов проговаривает масочник, — я оставил Ату с тобой в надежде, что ты поможешь ей видеть, но в итоге ей пришлось спасать твою жалкую жизнь, когда тебе приспичило блевать при виде убитой девки… — Брат! — Обрывает его Ату, лишь на мгновение опередив Току, и толкает Уту настолько сильно, что он точно повалился бы на пол вместе со стулом, если бы ловко не соскочил с него. Стул всё же с грохотом падает, разрезая напряжённую тишину. — Ты не имеешь права говорить таких слов! — Продолжает девушка всё громче. — Я не могла оставить его там! — Она вскакивает со своего места и подходит к брату. — Почему ты считаешь, что все должны спасать только меня?! — Да потому, что ты важнее всего в моей жизни! — Неожиданно громко кричит Ута. Ату замирает на месте, застигнутая словами масочника врасплох. Тока и Йомо чувствуют накрывающую их волну неловкости, сконфуженные пониманием того, что эти слова они никогда не должны были услышать. Канеки же понимает, сколько неприятностей он принёс в эту, как всем казалось, простую операцию и сколько физической боли причинил Ату и душевной — Уте. — Мы уходим, — коротко сообщает масочник, подхватывая сестру на руки. — Стой! Да опусти же ты меня на землю! — Сопротивляется та.