Компонент огня

«Это не серьёзно, это меньше, чем ты был Это не серьёзно, ведь я больше, чем ты стал» Лиза Громова

      Внутренние терзания непременно перемежаются с нежеланием встречаться взглядом со своими друзьями, потому что ни одна выдуманная версия не кажется ей правдоподобной. Тори готова провалиться сквозь землю, только бы соседка по комнате не задавала лишних вопросов, а одногрупники — не расспрашивали о произошедшем днём ранее. Именно по этим причинам девушка возвращается в общежитие ближе к ночи, сводя общение с Миюки к минимуму, спешно снимает строгую одежду и укладывается спать, не забывая сослаться на усталость и тяжесть прошедшего дня. А после — на следующий учебный день — уходит обедать в одиночестве.       Прошедшая пара по типологии зданий не задерживается в памяти Тори, сейчас с трудом вспоминающей тему сегодняшней лекции. Хорошо, что у неё остались конспекты Лии. Она тяжело вздыхает. Воспоминание о подруге, пусть и такое короткое и неуловимое, вновь погружает девушку в тоску и сожаления. Она не верит в произошедшее, хотя и прекрасно понимает, что это только одна из стадий принятия.       С тихим вздохом Тори заходит в ближайшую к университету пекарню. Сладкий запах выпечки тут же пробуждает в девушке аппетит, который остальное время не даёт о себе знать, перебиваемый тягостными мыслями. За стеклянной витриной на нескольких полках выставлены притягательные сладкие слойки, посыпанные сахарной пудрой, и булочки с аппетитной гладкой золотистой корочкой. Взгляд Тори мечется среди представленной выпечки, и в итоге девушка выбирает объёмную слойку с персиками, на воздушном тесте которой аккуратными тонкими дольками выложен сладкий фрукт. Взяв также небольшую бутылочку сока, она оплачивает покупки и выходит из пекарни, шурша бумажным пакетом в руках.       Одно из немногих мест, где можно присесть и насладиться перекусом, — скамейки по сторонам мощёной аллеи через дорогу от основного корпуса университета. Тори никогда раньше не задерживалась там, предпочитая обедать в кругу студентов в местной столовой, но на сегодня это лучший вариант.       Она проходит до середины аллеи и садится на деревянную скамью, спрятанную от посторонних глаз густой растительностью, которая также обдаёт место прохладной тенью, укрывая от солнца. Тори укладывает лёгкую сумку с конспектами рядом и принимается за сладкую выпечку, окидывая взглядом симпатичную дорожную плитку и расцветающие на кустах мелкие цветки. Изредка мимо проходят люди, прогуливаясь по аллее, но не обращают на неё никакого внимания, не замечая девушку за низко опадающими ветвями ивы и густыми кустами по обеим сторонам скамьи.       Тори думает, что это к лучшему — посторонние взгляды никогда не способствуют аппетиту.       Но неожиданно она слышит знакомый смех: лёгкий, мелодичный и без сомнения принадлежащий её подруге. Тори с ужасом оглядывается, но растительность мешает обзору, а потом она и вовсе решает, что сходит с ума, пока метрах в семи от неё не проходит нестройная шеренга следователей в узнаваемых удлинённых пиджаках с красной повязкой. Тори чудом не давится слойкой, наблюдая за неспешной поступью Ретты и Джузо в окружении незнакомых ей следователей.       Ретта общается с высоким юношей, искренней улыбкой реагируя на его слова и иногда заходясь звонким смехом. Вместо ожидаемой злости Тори вдруг окутывает мягкая ностальгия, а чувство, что перед ней находится именно Лиа, не отпускает её. Та же манера речи со знакомыми ей жестами артикуляции, тот же лёгкий широкий шаг и неизменный слегка старомодный вкус в одежде: белая классическая рубашка в красную полоску, светло-кремовые прямые брюки с выглаженными стрелками и чёрный пиджак, который кажется совершенно неуместным в светлом образе.       Внезапно её озаряет ужасающая своей неправдоподобностью мысль: а что если это и есть Лиа? Тори игнорирует любые поползновения здравого смысла, находя в девушке всё новые качества подруги. Когда следователи отходят, Тори спешно доедает обед и встаёт со скамьи, чтобы торопливо пойти в сторону университета, где вместо конспектирования необходимых на экзаменах лекций проведёт несколько часов, поглощая всю доступную информацию о следователе по имени Лиаретта Кофетуа.       Стоя у самого края аллеи, Тори оглядывается и вспоминает, что на противоположном конце аллеи находится здание Центрального управления CCG. Должно быть, следователи часто здесь прогуливаются во время обеда.       Мрачность студии всегда навевает гнетущую душу печаль, если для этого есть хоть малейший повод; возможно, именно поэтому Ута нечасто сидит на своём рабочем месте, если только не расположен к подобным тяжёлым настроениям. Например, как сегодня, или как вчера, или как будет ещё много дней, словно он вновь вернулся на полтора года назад, когда потерял сестру и съедал себя заживо невысказанными сожалениями. Может, он проклят? Может, ему суждено терять самых близких?       Очередной набросок хрустит в руках масочника, превращаясь в неказистый ком бумаги, и отправляется в мусорку.       Колокольчики над входом в студию громко и обрывисто звенят, когда гость резко распахивает дверь. Ута медленно оборачивается и видит, как Тори аккуратно прикрывает дверь одними пальцами, состроив виноватое лицо. Масочник с интересом наблюдает за ней.       — Привет, — жизнерадостно здоровается она и подбегает к столу.       — Я явно что-то пропустил, — комментирует он, глядя на счастливое лицо девушки.       — Я должна тебе кое-что рассказать, это очень важно, — нетерпеливо говорит она и садится в кресло, смирно устраивая ладони на коленях.       Искренняя жизнерадостность девушки медленно проникает в его окутанное льдом сердце, чему нет никакого желания сопротивляться. Ута хмыкает и поднимается со стула, чтобы взять с полки над столом незаконченную маску.       — Я выслушаю тебя, если ты мне поможешь, — говорит он.       — Чем я могу помочь? — С тем же азартом спрашивает она и встаёт.       Парень указывает на свой табурет, и девушка послушно садится на него.       — Мне нужно подогнать маску под голову школьника, ты как раз подойдёшь, — отвечает он и заходит за спину Тори.       — Мне уже двадцать, — бурчит она.       — Ага.       Девушка шумно вздыхает.       Ута надевает маску на её лицо, протягивает ленты, временно заменяющие полноценные крепления, от середины маски над ушами к затылку и закрепляет их булавкой.       — Говори.       — Мой универ соседствует с Центральным управлением CCG через длинную аллею, — начинает она, и Ута слышит, как с каждым сказанным словом её улыбка становится шире, — я сегодня обедала на этой аллее и заметила гуляющих Ретту и Джузо с отрядом. Так вот, в последнее время Ретта стала очень сильно походить на Лию.       Ута обречённо вздыхает.       — Если ты только сейчас заметила, что они похожи, у меня для тебя плохие новости.       — Нет же, — насупливается она. — Я провела анализ привычек Ретты до Нового года и после. Правда, до того как их обязали вести соцсети, информации не очень много, но на всех фотографиях, что я нашла, Ретта всегда одевалась в чёрное и что-то повседневное, типа джинсов и кофт — в CCG наверняка нет строгого дресс-кода — а сейчас она носит эти причудливые рубашки и брюки, которые всегда страшно обожала Лиа, да и цвета стали гораздо разнообразнее — вот я и подумала: что если это действительно Лиа? Что если с ней что-то сделали и поставили на место Ретты, которая на самом деле не пережила вашей встречи? Ты можешь сходить со мной на эту аллею в обед и взглянуть на неё?       — Подожди, что? — Тормозит он Тори, не поспевая за темпом её речи, неспешно проходит к ней спереди и заглядывает в глаза через прорези маски. — Ты хочешь сказать, что Ретта может быть не Реттой, а Лией, только потому, что она любила все эти серьёзные наряды?       Тори кивает. Ута вновь вздыхает и принимается загибать излишек ткани на маске у подбородка девушки и закреплять залом булавками.       — Ты же понимаешь, как это звучит: Ретта всего лишь сменила гардероб, а ты уже строишь такие причудливые догадки.       Пальцами он поднимается к верхней части маски, зачёсывает густую челку Тори назад, не утруждая себя спросить разрешения, и начинает закреплять излишек ткани, также закалывая булавками.       — Нет, ты не понимаешь, — продолжает настаивать Тори, — я наблюдала за ней. За тем, как она говорит, как водит руками в это время — и это точь в точь, как вела себя Лиа. То, что они выглядят одинаково, ещё не значит, что они должны вести себя так же.       Закончив, она прикрывает глаза и вздыхает. Ута снимает с неё маску.       — Не знаю, может, мне просто хочется верить в это, — с тихой грустью признаётся она, поправляя чёлку. — Может, мне хочется верить, что ты действительно тогда убил Ретту и её роль играет Лиа, — говорит она с тоской, проникновенно глядя в глаза Уты, — но, пожалуйста, сходи вместе со мной и посмотри на неё в обычной жизни: на её привычки, на поведение и на эти серьёзные наряды, — она печально усмехается.       Глядя на поникшую девушку, цепляющуюся за любую крошечную возможность, Ута неожиданно понимает, что смотрит на самого себя, впервые потерявшего дорогого и любимого гуля — свою сестру: он так же отрицал очевидное — от неправдоподобной возможности того, что Ату пощадила следователя, до пойманного им яркого и сильного запаха сестры, единственным источником которого могла быть только кровь и в большом количестве. Если бы тогда он наткнулся на девушку, обладающую хоть сотой долей привычек Ату, её голосом или вкусом в одежде — он бы уверил себя в чём угодно.       Возможно, известие о смерти Лии он принял слишком легко — хватило лишь слов Йомо и её прощального письма — он и не пытался убедить себя в обратном и никогда бы не узнал о её заточении в Кокурии, если бы под Новый год друг не подсунул ему годовой отчёт CCG. Сомневайся он и не находи себе места, вероятно, он мог бы узнать о Лии раньше, подкупив нужного информатора или человека из управления, но он смирился и сейчас зачем-то пытается склонить к этому Тори. Пусть его сердце вновь будет растоптано, пусть он снова собственноручно разгромит мастерскую, но он хочет почувствовать крошечные проблески надежды на то, что его любимая жива и невредима. Он хочет верить в это вместе с Тори.       — Я схожу с тобой, — тихо говорит он и видит, как лицо девушки озаряется счастьем, — где, говоришь, находится эта аллея?       Всего пара недель отделяет тяжёлый и загруженный май от жаркого и ленивого июня, но солнце греет так, будто бы сейчас разгар лета. Ута жалеет, что надел чёрные джинсы, рваные дыры на которых никак не спасают от распоясавшегося солнца, и то и дело берётся за тонкую ткань ворота пальцами, оттягивая от себя и загоняя под просторную футболку больше воздуха, но это тоже не особо спасает положение.       Парень поднимает голову, оглядывая уставшую крону плакучей ивы, и начинает сомневаться, в то ли место пришёл, но в это время слышит приближающийся торопливый шаг, и вскоре перед ним появляется Тори. С тяжёлой громоздкой сумкой наперевес она спешно подходит к скамье, плавно снижая скорость, затем глубоко вдыхает, успокаивая сбившееся дыхание, и поправляет тонкую юбку голубого цвета, ткань которой забилась под сумку.       — Долго ждёшь? — Спрашивает она, шелестя бумажным пакетом из Макдоналдса.       — Да не особо, — отвечает масочник и щурится от окружающего девушку яркого света, — но я думал, мы договорились встретиться раньше, — он снимает с ворота футболки солнечные очки и устраивает на переносице.       — Прости, — Тори тихо смеётся, — ужасно хочется есть, надеюсь, я не слишком смущу тебя? — Она устраивает сумку с планшетом на сиденье скамьи, облокачивая о спинку, и садится рядом.       — Да нет, — говорит он и переводит взгляд на мощёную аллею.       Тори достаёт из пакета картонную упаковку с картофелем по-деревенски и подстаканник с двумя бумажными стаканчиками: кофе и газировка.       — Я и для тебя взяла, — она протягивает стакан с кофе масочнику.       — Как мило, — говорит он с усмешкой и принимает напиток, — спасибо.       Тори кивает, ставит газировку на перекладину, а пакет выбрасывает в мусорку рядом со скамьей и принимается за картофель. Ута поднимает стакан к носу и принюхивается, выискивая лишние компоненты, но не находит их и отпивает кофе.       Пусть и недостаточно густой, но приятный терпкий вкус оседает на языке, заставляя расслабиться и на время отвлечься от раздражающей жары. Парень глубоко вдыхает, наслаждаясь примесью кофейного аромата в сладком запахе девушки рядом и расцветшей растительности по сторонам аллеи. Он оглядывается на Тори, с удовольствием уплетающую пряный картофель, и смотрит на сумку с планшетом за её спиной. Люди хрупкие и слабые, но, несмотря на этот очевидный факт, девушка продолжает носиться с громоздким и тяжёлым планшетом.       — Зачем ты таскаешься с ним? — Спрашивает парень.       — Сегодня у меня только две пары, — говорит она и облизывает пальцы, — не успеваю закончить курсовой проект, приходится носить из универа домой и обратно.       — Ты не можешь заниматься с ним только дома?       — Нет, конечно, — Тори усмехается и выбрасывает упаковку в мусорку. — Преподы потом ни за что на свете не поверят, что я сделала его сама, да и согласовывать нужно на каждом этапе, — она вздыхает, смахивая с юбки крошки, — да ты и сам же в универе учился, должен понимать.       Он хмыкает и вновь переводит свой взгляд на аллею.       — Никогда не учился в универе.       — Серьёзно? — Удивляется девушка. — Может, колледж?       Парень качает головой.       — А как же студия? Как ты ведёшь бизнес? А маски? — С каждым заданным вопросом она неосознанно придвигается ближе.       Ута усмехается.       — Всё пришло с опытом, — просто отзывается он и поправляет очки. — Помещение студии когда-то служило местом сбора с моими соратниками, так что я просто слегка приукрасил это место, а маски… — Игривость тона испаряется, уступая мягкой тоске. — Маски всегда нравились моей сестре, раньше я делал их только для нас двоих, а потом слегка расширил клиентскую базу, — он тихо усмехается.       Тори внимательно смотрит на профиль парня, ставшего совсем слегка более серьёзным от воспоминаний о сестре, и впервые задумывается о том, какой была жизнь масочника. Её жизнь была простой и беззаботной, не считая двух нападений гулей, а его? Если людям угрожают только гули, то им самим приходится бороться и со следователями, и со своими сородичами.       — Какой она была? — Спрашивает девушка. — Твоя сестра.       Ута переводит на Тори удивлённый взгляд, наблюдая, как девушка достаёт резинку, чтобы убрать длинные русые волосы в высокий хвост.       — Неужели тебе вправду интересно? — Спрашивает он.       — Ну да, а почему нет? — Недоумевает она. — Я не очень хорошо представляю ваш уклад жизни, и мне интересно, — честно признаётся Тори, — интересно узнать твою историю, если это не сложно для тебя, конечно.       Парень расплывается в улыбке. Кто бы мог подумать, что девушке, дважды пережившей нападения гулей, будет интересно узнать о жизни одного из них.       — Ты невероятная, Тори, — он смеётся, слегка опустив голову, а затем вновь выпрямляется, глядя перед собой. — Ату — так её звали — она… всегда была очень сильной во всех смыслах. Когда мне было десять, родители не вернулись с охоты, и все заботы взяла на себя сестра. Может, порой она была вспыльчивой, и методы воспитания у неё были своеобразные, — Ута усмехается, вспоминая, насколько часто их словесные перепалки перерастали в драки, когда он был подростком, — но она никогда не позволяла себе опустить руки. Ату делала всё, что было в её силах, и я очень ей за это благодарен. — Парень тепло улыбается и снимает очки, вновь закрепляя их на вороте футболки. — Но как бы она не старалась делать вид, что произошедшее в прошлом ей безразлично, она продолжала выяснять, что случилось с нашими родителями, и однажды вышла на гуля, замешанного в этом. Ату хотела разобраться с ним, взяла самых приближенных к себе гулей и ушла, не сказав мне ни слова, — он вздыхает, опуская взгляд к коленям, — ничем хорошим это не закончилось: практически все погибли, а Ату попала в лапы того садиста. Я чудом смог отыскать её, но… этот маньяк издевался над ней, и даже когда она полностью восстановилась, то больше не могла видеть.       Тори не сдерживает изумленного вздоха, и Ута коротко оглядывается на неё, легко прочитывая её вопрос.       — Да, я тогда тоже впервые узнал, что подобное возможно. Удивительно, — он тихо усмехается, — мы можем отрастить заново потерянные конечности и заштопать сквозные ранения, но, если наш противник будет достаточно упорным, чтобы из раза в раз наносить однотипные повреждения, то это определённым образом влияет на наши тела — даже не знаю, как это лучше объяснить… — Он хмурится, подбирая слова.       — Типа остаётся шрам? — Предлагает Тори.       — Не уверен, что это так, — Ута хмыкает, — я не встречал ни одного гуля, имеющего шрамы, но, наверное, это самое близкое сравнение. Я видел тех, кто неоднократно терял руки и… Они приобретают несколько другую форму, меняются. Что-то похожее произошло в тот вечер с моей сестрой.       — Она теряла… глаза? — Полушепотом спрашивает девушка с нескрываемым ужасом.       — Да, и очень много раз, — тихо признаётся он. — Глаза восстановились и внешне нисколько не отличались от прежних, но она больше не видела. После… прошло ещё два года, очень тяжёлых для нас обоих. Для Ату я всегда был младшим братом, которого нужно оберегать и защищать, а я же после произошедшего, наоборот, пытался стать для неё опорой и защитой. В то время я сделал очень много вещей, о которых жалею сейчас, и последний вечер, проведённый с ней, не стал исключением — тогда мы пошли на охоту и попали в западню следователей. Уверен, что вместе мы бы справились, — с тенью сожаления говорит он, мысленно поражаясь, как не смог предугадать действий Ату, — но ей, как и всегда, не требовалось моё мнение: сестра свернула мне шею и оставила восстанавливаться в безопасном месте, а сама ушла. Это был последний раз, когда я видел её. — Он опускает глаза к стаканчику с кофе и взбалтывает его содержимое. — Она умерла от рук Ретты, — тихо заключает Ута, — так спустя полгода я и встретил Лию в попытках отыскать следователя, что убила мою сестру.       Он залпом опустошает стаканчик, этим жестом завершая свой долгий рассказ. Тори поражённо глядит на него, не зная, что нужно сказать. Неожиданно ей кажется, будто с масочником они знакомы много лет — до того резко их отношения стали настолько близкими.       — Я думала, вы познакомились с Лией в каком-то баре, — неуверенно говорит Тори, поднимая со скамьи стакан с газировкой, — после вашего собеседования Лиа говорила, что у неё сложилось впечатление, что вы где-то встречались.       Ута хмыкает.       — Ну, одно другому не мешает, — признаётся он с неожиданной искренностью, и Тори давится газировкой, искоса глядя на масочника. Тот коротко смеётся.       Перед его глазами слишком легко появляется лицо девушки, отражающее недоумение и любопытство, когда он толчком повалил её на диван в комнате для персонала бара Итори. А её игривая улыбка и бархатное «Неужели?» в ответ на его озвученные мотивы навсегда отпечатались в памяти, истязая желанием увидеть это выражение снова, как и услышать озорной тон и заметить, как непринуждённо спокойная синева исчезает из глаз, уступая черноте какугана. Тогда он испугался этих метаморфоз, понял, что обознался, но сейчас многое бы отдал, чтобы увидеть всё это снова, даже если вновь окажется для Лии простым незнакомцем, встреченным в баре.       — Сегодня я расположена к чему-нибудь сладкому, — неожиданно слышит он до боли знакомый голос и поднимает глаза к густым кустам с правой стороны. — Может, взять молочный коктейль?       Из-за цветущей растительности неспешным шагом выплывают следователи, отвлечённо беседуя о предстоящем обеде. За спиной Тори и Уты шумит ветер, и один из его порывов бьёт им в затылки, обдавая тело долгожданной прохладой. Тори придерживает сумку с планшетом рукой, всерьёз опасаясь, что она упадёт под силой ветра, а внимание парня в это время полностью сосредоточено на Ретте, которая действительно стала слишком сильно походить на Лию: на её лице играет та же будничная улыбка, а в пальцах тлеет сигарета, которая наверняка имеет тот же запах, что помнит Ута. Бежевые классические брюки, полупрозрачная блуза с рюшами на груди и сжатый в руке удлинённый пиджак — именно так могла бы выглядеть Лиа, придя в этот жаркий день на работу.       Ута хмурится, наблюдая, как Ретта спорит с Джузо о самом лучшем вкусе молочного коктейля и задумчиво потирает подбородок пальцами, на одном из которых ярко сверкает на солнце обручальное кольцо. Его вид отталкивает масочника от рассуждений, что это могла бы быть Лиа, словно она никогда бы не вышла замуж за этого человека. Но порыв ветра затихает, погружая едва остывшее тело в душную жару, и в то же время даёт почувствовать исходящий от людей аромат. Сердце Уты останавливается от парализующей смеси восторга и испуга: в сладком и пьянящем запахе человеческого тела присутствует лёгкая и едва уловимая терпкость, присущая гулям. Этот запах не идентичен аромату Лии, но оказывается вторым на памяти масочника, представляющим собой эту диковинную смесь.       И он бы уверился в предположении Тори, если бы шеренга следователей не прошла мимо них достаточно быстро и не позволила разглядеть на спине Ретты, скрытой полупрозрачной блузой, размашистый шрам между лопаток.       «Я не встречал ни одного гуля, имеющего шрамы», — несколько минут назад говорил он сам.       Сердце гаснет в груди, а челюсти неосознанно сжимаются от переполняющей досады.       — Это не она, Тори, — тихо говорит Ута.       — Что? Почему? — Изумляется та, всё это время наблюдавшая за его реакциями. — Я же видела, что ты что-то почувствовал.       — Да, я… — Он поджимает губы, раздумывая, может ли аромат быть следствием того, что следователи носят при себе куинке. — Я почувствовал похожий запах, но, вероятно, этому есть другое объяснение. У неё на спине шрам.       Девушка недоверчиво смотрит на него.       — А что если у неё забрали кагуне? — Хмурясь, продолжает она. — И остался шрам.       — Что значит «забрали»? — С недоумением переспрашивает он.       — Ну… — Она вспоминает злополучный конкурс и мужской голос из рации следователя. — Из кагуне Лии делают куинке. Прямо сейчас, в лаборатории.       Ута тяжело выдыхает и на несколько секунд прикрывает глаза. Не существует ни одного гуля, при жизни которого изготовили бы куинке из его какухо. И о чём он только думал? Разве мог существовать способ, благодаря которому Лиа могла бы играть человеческую роль?       — Тори, это… — он опускает взгляд к разгорячённому асфальту, — это значит, что её больше нет.       Тоска медленно подбирается к его душе, леденя внутренности и разнося по коже мурашки. Возможно, спустя время он встретит это куинке так же, как встретил куинке из какухо своей сестры. От одной возможности этого злость и отчаяние примешиваются к прохладной тоске, вскоре перекрывая её жарким гневом. Будь он в мастерской, пострадали бы тяжёлые пьедесталы и легкие гипсовые слепки, но он на улице, в окружении ничего не подозревающих людей и особенно смелой девушки, пугать которую ему совершенно не хочется.       Ута встаёт со скамьи, заглушает бушующие эмоции и поворачивается к Тори.       — Пойдём, я подвезу тебя до общежития, — говорит он ровным голосом и поднимает с лавки сумку с планшетом, устраивая её на плече и не давая девушке пойти на попятную. А затем разворачивается и начинает шагать в направлении припаркованной машины, по дороге надевая солнечные очки.       — Подожди, — нагоняет его Тори, — неужели нет никаких способов извлечь кагуне, не убивая гуля?       — Возможно, и есть, — хрипло отвечает он, — но я не слышал, чтобы такое кагуне использовали для куинке. И дело даже не в этом, — он останавливается и смотрит в глаза девушке, — как все эти месяцы Лиа могла бы играть человека? Она всё-таки гуль, и ей нужно есть человеческое мясо, — отчётливо проговаривает Ута, наблюдая, как на лице Тори проступает страх, как она вспоминает, рядом с кем находится. Да, это именно та реакция, которой он ждал. Пусть Тори испугается и уйдёт, пусть продолжит жить своей человеческой жизнью вдали от такого чудовища, как он, когда сам он вновь останется один, наедине со всеми терзающими душу мыслями.       Он отводит от девушки взгляд и продолжает путь. Тори после секундного замешательства нагоняет его и выравнивается, шагая бок о бок, несмотря на все попытки Уты отдалиться.       — Ты же пытаешься меня испугать, да? — С показной решимостью проговаривает она. — Но я не испугаюсь. Мне больше некому доверять и не к кому идти, если ты сейчас отвернёшься от меня, то я останусь совсем одна, — с каждым сказанным словом решимость испаряется из её тона, вместо неё наполняясь грустью.       Ута останавливается.       — Дай мне пойти с тобой, — просит она шёпотом, — потому что если я сейчас вернусь в общежитие, то ни за что на свете не смогу объяснить своей соседке по комнате, почему плачу, — она поджимает дрожащие губы.       Парень внимательно смотрит на Тори и мысленно мечется между желанием прогнать девушку и страхом потерять последнее, что связывает его с Лией.       — Тори! — Громко окликает девушку задорный тон, и она непроизвольно оборачивается.       Миюки мчится к ней, оставив хмурого Котаро наблюдать издалека, и, когда оказывается совсем близко, говорит:        — Препод по проектированию сожрёт тебя с потрохами, если к среде не переделаешь расчётку, — она всучивает подруге толстенную тетрадь, поднимает взгляд к масочнику и проговаривает с шутливым показным негодованием: — Я понимаю, что у вас тут шуры-муры, но хотя бы иногда возвращай нашу милейшую Тори пораньше.       Тори заливается густым румянцем и разворачивается к подруге.       — Миюки, что ты…       — Я учту твои пожелания, — неожиданно отзывается Ута с ухмылкой и снимает очки.       Миюки на секунду теряется под взглядом парня, а затем быстро проговаривает:       — Тогда больше не смею вас задерживать.       И с тихим смехом отбегает к ожидающему Котаро, помахивая ладошкой на прощание. Когда подруга оказывается далеко, Тори вновь поворачивается к парню и проходит вперёд.       — Зачем ты ей подыгрываешь? — Шикает она, перебарывая смущение.       Ута усмехается.       Она никогда не привыкнет к тёмной прохладе студии, кажущейся ещё более холодной после жаркой и залитой солнцем улицы. На коже Тори невольно появляются мурашки, и она ёжится, едва переступив порог, пока Ута проходит дальше и ставит её сумку у стены.       — Если тебе нужен мольберт или кисти, то всё в мастерской, — говорит он, хотя сам прекрасно понимает, что девушка всё знает, — подумываю прикупить кульман специально для тебя, — он тихо смеётся.       Тори усмехается.       — Не стоит, у нас даже в универе их нет.       Ута пожимает плечами и садится за рабочий стол, чтобы продолжить работу над начатой маской. Тори же неспешно проходит через зал и заворачивает в маленькую кухню — казалось бы, эти два помещения разделяет от силы метра полтора узкого коридора, но атмосфера в них разительно отличается: главный зал мрачный, возможно, даже зловещий из-за монохромного интерьера и обилия холодного электрического света, а кухня — в нейтральных тонах, залитая лишь тёплым солнечным светом из высокого окна — кажется по-домашнему уютной, отчего даже воздух в ней будто бы более тёплый.       Тори достаёт из верхних ящиков кофе и турку, набирает в ёмкость воду и ставит на конфорку, а затем засыпает внутрь кофе — её мастерство далеко до идеала, но масочник всё равно никогда не отказывается от её стряпни. Пока закипает кофе, девушка опирается о тумбу бёдрами и начинает прикидывать, с чего начать перерасчёт колонн, который так не понравился преподавателю по проектированию — та не удостоила её чести написать на полях тетради рецензию с конкретными ошибками, вынуждая Тори тыкать пальцем в небо. Может, написать в групповой чат? Может, кто-нибудь уже сдал этот расчёт?       Кофе шумит за её спиной, и она резко оборачивается, хватая турку за горячую ручку. Шипение кофе заглушает шипение девушки от образовавшегося болезненного ожога. Отставив кофе на столешницу, она машет рукой, охлаждая ладонь, а затем подставляет под прохладную воду из-под крана. На мгновение ей в голову приходит мысль спросить у масочника, нет ли у него мази от ожогов, но затем она вспоминает, что вряд ли он нуждается хоть в какой-то аптечке.       — Ну да, — тихо бормочет она и выключает воду.       — Что-то случилось? — Звучит за её спиной голос Уты, и девушка вздрагивает от неожиданности. Она оборачивается и смотрит на парня, привалившегося плечом к дверному косяку. — Я не пытался тебя испугать, — он поднимает ладони.       — Обожглась, — тихо отвечает она и размышляет, что из-за шума воды не услышала его шагов.       Он делает шаг к ней и берёт за тонкое запястье. Тори напрягается всем телом, пока он поднимает её ладонь к лицу. Он замечает скованность девушки.       — Я только взгляну, — говорит он, разжимая её пальцы своими, — вы, люди, чертовски хрупкие.       Она хмурится в немом укоре в ответ на его слова.       — Неужели ты боишься? — Усмехается он. — В любую секунду, что ты находишься здесь, я могу наброситься на тебя и сожрать, а ты испугалась лишь сейчас? — Взгляд Уты становится хитрым, изучающим.       — Я не боюсь тебя, — с писанной решимостью говорит она.       Его губы растягиваются в ухмылке.       — Даже если я сделаю так? — Он тянет ладонь девушки ещё ближе и прикусывает фалангу указательного пальца. У Тори перехватывает дыхание от страха, мощной волной бьющего в голову — неожиданно все те моменты, что она сталкивалась с гулями в своей жизни, проносятся перед глазами. — Как я и думал, — довольно протягивает он с улыбкой и отпускает её руку.       Тори резко тянет ладонь на себя и прижимает к груди. Ей хочется выругаться, обозвать Уту самыми непристойными оскорблениями, что ей известны, но тело не перестаёт бить дрожь — ей действительно ужасно страшно.       — Я пошутил, — отзывается он в ответ на её реакцию, — как и обещал, я не трону тебя.       Парень делает шаг назад и тянется к кружкам на верхних полках, в которые затем наливает горячий кофе. Будничность его движений успокаивает бушующую внутри девушки панику, и Тори прикрывает глаза, повторяя мысленно все те слова, что говорила масочнику полчаса назад, затем глубоко вдыхает и медленно выдыхает, а после усилием воли опускает руки.       — Дурак, — только и разоряется она.       — Возможно, — усмехается он с тем же простодушием и протягивает кружку девушке. Тори несмело обхватывает её ладонью и притягивает к себе. — Только не обожгись, — напутствует он, с лукавым прищуром глядя на гостью, которая давно уже чувствует себя в его студии как дома.