Компонент огня

      В ранний предрассветный час масочник медленно открывает глаза и долго рассматривает полумрак знакомого окружения, сокрушаясь от ноющей головной боли. Первые ярко-алые лучи солнца несмело проникают сквозь прорези жалюзи, придавая спальне в нейтральных бежевых цветах багровый оттенок. Рядом с ним тихо посапывает Лиа, свернувшись калачиком на постели, а на её предплечье спит Кибикино. Ута с удовольствием наблюдает за их умиротворением и с радостью провёл бы с ними весь день.       Но нехотя вспоминает, что ему нужно идти.       У него слишком много дел.       Нужно успеть так много, что едва ли это кажется возможным.       Парень медленно садится, справляясь с усиливающейся тяжестью боли и головокружением. Кибикино, чуткий на движения людей, просыпается и поднимает голову к Уте, а тот коротко кивает в сторону двери, намекая на утреннюю прогулку. Пёс смотрит на него, словно на умалишенного, и ложится обратно.       Масочник ухмыляется и поднимается с кровати. Он замечает, что проспал во вчерашней одежде всю ночь, но не спешит переодеваться, боясь потревожить сон Лии — вместо этого он выбирает свежую одежду с полки шкафа, суёт её под мышку и спускается вниз, где в прихожей лежит у комода его рюкзак. Парень кладёт одежду внутрь, обувается и уходит, оставляя машину у дома на случай, если девушка захочет куда-нибудь выбраться.       Привычным движением он отпирает мастерскую, погружаясь в кромешную темноту кажущейся безлюдной студии. Включает свет, проходит на кухню и ставит на конфорку порцию кофе, а пока тот закипает, быстро принимает душ — точнее, пытается, но полуголым ему приходится возвращаться к шипящему и готовому выкипеть на плиту кофе. Пока пена опускается вниз, Ута в последний раз вытирает голову полотенцем и затягивает влажные волосы в высокий пучок, обнажая неформально выбритые виски и затылок. После надевает заготовленную одежду, наполняет свежим кофе кружку и направляется в мастерскую, где его ждёт целая шеренга болванок на высоком столе.       С середины лета и до середины осени его студия становится невероятно востребованной: многочисленные летние фестивали плавно перетекают в праздничные костюмированные выступления и ярмарки по случаю возвращения к учёбе. Обычно он устанавливает определённый лимит на количество заказов, но сейчас ему требуются деньги, и перспектива ночёвки на работе кажется меньшим, что он может сделать. Для содержания ребенка, вне всяких сомнений, требуется много затрат, о большей части которых, честно говоря, Ута имеет слабое представление.       Отхлёбывая кофе, он пристально смотрит на подсохшие гипсовые слепки, раздумывая, с чего начать работу: сегодня нужно закончить вышивку на кремово-розовой сердцеподобной маске, лежащей на дальнем краю стола, и закрепить её на жёстком основании, а восемь гипсовых масок, покоящихся рядом, необходимо довести до ума к завтрашнему вечеру. Парень решает начать с гипсовых слепков.       Эти едва начатые маски без прорезей для глаз должны быть выполнены в белом цвете с глянцево ровной поверхностью — для антикафе, торжественно празднующего свой юбилей и желающего по этому поводу поднять игру в «мафию» на новый уровень. Ута бережно обрабатывает болванки мелкой наждачкой, избавляясь от излишней шероховатости, и покрывает основой, а пока маски высыхают, берёт в руки сердце.       Его заказала девушка-подросток для костюма на время продаж на летней ярмарке — жёсткое, но лёгкое нежно-розовое сердце с градиентом розовых разводов, непременно вышитых гладью. Спустя пару дней к масочнику с похожими заказами обратились ещё двое: мужчина, пожелавший карикатурную пятиконечную звезду, и ровесник девушки с маской-облаком, но им придётся подождать до конца недели. Если через недельку-полторы — в конце июля — выдастся немного свободного времени, ему бы очень хотелось посмотреть, что продают эти люди в подобных по-детски забавных нарядах.       А пока он включает в одном наушнике любимый плейлист и садится на высокий стул поближе к разложенному в градиенте ряду мотков ниток. Заправляет нитку в иголку и продолжает едва начатую вышивку, руководствуясь сделанными вчера отметками на ткани.       Спустя полтора часа, когда кофе в кружке наконец заканчивается, хотя холодный напиток давно перестал доставлять удовольствие, Ута разминает затёкшую шею и откладывает маску. На настенных часах он видит время: половина девятого — самое время будить своего гостя.       Ута поднимается с места и проходит обратно на кухню, прихватив свою кружку. Высыпав остатки молотого кофе в турку, он готовит две порции напитка, а после проходит в импровизированную спальню, где, удобно распластавшись на полузаправленном раскладном диване, с удовольствием сопит Йомо.       — Вставай, дружище, — говорит Ута, ставя вторую кружку кофе на табурет рядом, — опоздаешь на работу.       Прилагая нечеловеческие усилия, парень открывает глаза.       — Сколько время? — Хрипит он.       — Без двадцати девять, — отзывается масочник.       Йомо хмурится, тяжело привстаёт на постели и садится на край, затем берёт кружку и отпивает.       — А ты что здесь делаешь в такую рань? — Бубнит он в кружку.       — Работаю, — усмехается Ута.       — А разве мастерская не открывается в десять?       — Открывается, — его улыбка становится ещё шире.       Не доставляя Уте большего удовольствия, Йомо прекращает череду вопросов о работе масочника, сменяя другим:       — Как вчера всё прошло?       — Ты был великолепен, — парень тянется за телефоном, — я записал маленький кусочек, но, думаю, и его тебе будет достаточно.       »…желать восстановить мир тоже не совсем верно, — звучит вдохновлённый голос Йомо, и нынешний Ренджи тяжело вздыхает, — это создание нового, никогда не существовавшего ранее мира, где гули и люди будут жить в гармонии — всего месяц назад мне самому это казалось фантастикой, ведь даже если опустить вопрос с личной враждой, как можно игнорировать самый простой и очевидный критерий — пропитание. И вот выясняется, что в CCG не первый год занимаются разработкой альтернативы и, насколько мне известно, последние полгода активно вовлекают в испытания гулей — методами специфическими, не спорю, но факт остаётся фактом — их методы работают, и, как я слышал, на вкус эта «еда» очень даже сносная. А теперь представьте, как настанет день, когда уже не нужно будет прятаться в тени, выходить на охоту по ночам и тщательно скрывать улики, чтобы ненароком не навести на себя следователей. Не нужно будет бояться патрулей, неловко отнекиваться от угощения знакомых людей — всё станет просто и естественно. Да, на нашем веку абсолютная гармония вряд ли будет достигнута — останутся разногласия, взаимные претензии, но уже наши дети смогут жить спокойно и благополучно, без страха обучаясь в школах и университетах…», — запись прерывается, и Ута убирает телефон обратно в карман.       — Тебя не переговоришь, — усмехается масочник.       Йомо тяжело вздыхает, растирая пальцами складку между бровями.       — Ты, наверное, единственный, кто искренне верит в возможность мира, — печально замечает Ута, — а ещё ты точно сможешь постоять за себя, если что-то пойдёт не так.       — А что насчет тебя? — Хмуро спрашивает он.       — Я… — Парень хмыкает. — Я беспокоюсь о том, к чему может привести примирение. Расследования, правосудие, санкции — что ещё выдумает Управление во имя восторжествования справедливости? Но я готов к этому, только вряд ли смогу повлиять на кого-то и уговорить смиренно опустить головы.       Йомо прикрывает глаза и в задумчивости кивает. Несомненно, произойдут перемены, но у него они вызывают скорее трепет, нежели беспокойство. Удивительно, как всё поменялось с появлением…       — Как Лиа? — Спокойно говорит Ренджи в продолжение своей мысли и замечает, как Ута удивляется, но вскоре его взгляд наполняется теплотой, и с лёгкой улыбкой он говорит:       — Храбрится. Даже если что-то не так, она не даст знать.       — Джузо отстранил её от службы, — холодно замечает Йомо.       — Я знаю, ему явно известно больше, — Ута хмурится, отпивая кофе, — не хочу давить на Лию. Ей нужен покой и отдых.       — Не думал позвонить Джузо?       — В последнюю нашу встречу он выглядел крайне раздражённым, боюсь нарваться на неприятности, — масочник усмехается, — и Лиа вряд ли одобрит такие методы.       Йомо лишь хмыкает, пряча слова в кружке с кофе. Боится? Не одобрит? Ренджи хочет думать, что друг лишь притворяется несерьёзным, пряча за этим твёрдость намерений и решимость. Полгода пройдут очень быстро, и Ута станет отцом — свыкся ли он с этом мыслью? То, как много он работает — явно хороший знак, только деньги — это не всё, чем нужно обеспечить ребёнка.       Ута встаёт с табурета, и тот отзывается неприятным скрипом.       — Если планируешь оставаться, то у меня найдётся для тебя папье-маше, — полушутя предупреждает Ута и выходит из комнаты.       Йомо в два глотка допивает кофе и отставляет кружку на табурет. Голова раскалывается, а поясница ноет из-за неудобного матраца — и когда он только успел стать таким изнеженным? Парень поднимается, разминает шею, плечи и спину, до упора наклоняясь вперёд и в стороны. Затем он проходит в тесную ванную и умывается, стараясь придать лицу хотя бы отголосок свежести.       Интересно, в какой момент Ута решил, что делает достаточно? Йомо прикрывает глаза, уверенный, что не хочет думать об этом дальше, но против воли продолжает: вне сомнений он берёт пример с Ату. Йомо хорошо помнит, как девушка работала на нескольких работах, стараясь обеспечить необходимым брата. Она не появлялась дома неделями, а когда объявлялась, то под грузом усталости непременно ругалась с Утой или как минимум бросалась колкостями. Она считала, что достаточно того, что брат обеспечен едой, водой и крышей над головой.       Только Ату никогда не делала выбора. Ей вручили обязанности по надзору за Тринадцатым и Четвёртым районами, и, как оказалось, самые большие — за братом, и она справлялась с этим так, как справлялась. Мало кто пробовал осуждать её методы.       Йомо всегда восхищался ей и страшно за неё боялся. Он видел, как неделями, а то и месяцами она практически не спала и не ела, посвящая всю себя работе, берясь за всё и сразу, а после непременно исчерпывала себя, опустошала без остатка, впадая в бессилие — он старался быть рядом в это время, которое исчислялось днями, реже — неделями. И всё повторялось вновь.       Он много думал о том, зачем в ту ночь она сражалась со следователем на близкой дистанции, когда была особенно сильна на дальней. Что если тогда она просто оказалась опустошённой?       — Тебе принести полотенце? — Врывается в его мысли голос Уты.       Йомо промаргивается и глубоко вздыхает, прогоняя лишние мысли — к чему они сейчас?       — Нет, — отвечает он, — дай мне минуту.       — Окей.       Что было, то прошло. Пора уже отпустить.       Влажными пальцами он зачесывает растрёпанные волосы и выходит из ванной. В мастерской, заняв место у противоположной от входа стены, сидит масочник, кропотливо продолжая вышивку гладью. Он коротко смотрит на друга и возвращается к работе.       — Кофе кончился, — говорит он, — а вино Итори принесёт ближе к вечеру.       — Думаешь, у Розельвальдов не найдётся своего?       Масочник пожимает плечами:       — Кто знает, лучше принести такую диковинку с собой, а то Итори божится, что больше не притронется к изготовлению кровавого вина, раз речь зашла о примирении.       Йомо хмыкает, но не уходит, неловко переступая с ноги на ногу. Ута с подозрением наблюдает за ним, отложив пяльце на стол.       — Ты же в курсе, что скоро станешь отцом? — Неожиданно говорит Йомо.       — Конечно, — усмехается Ута.       Парень вдумчиво кивает и проходит к выходу.       — До встречи, — вслед бросает масочник, прежде чем дверь отворяется с перезвоном колокольчиков и вновь закрывается. Впрочем, он привык к немногословности друга.       Спустя время Ута заканчивает вышивку и откладывает маску, вновь проходясь взглядом по шеренге гипсовых болванок, покрытых основой. Пару минут он раздумывает, какой способ покраски подойдёт больше: тонкий слой из баллончика или более толстый, способный загладить мельчайшие неровности, слой водоэмульсионной краски. Поразмыслив, он выбирает первый вариант, решая передать задачу по выглаживанию хорошему слою лака, который заодно придаст требуемую зеркальность.       Он берёт одну из болванок и пробует распылить краску из баллончика, но тот не выдаёт ни капли, хотя явно полон. Ута со вздохом откладывает маску, достаёт растворитель и ватные диски и протирает забившуюся в носик краску. Увлёкшись, он случайно нажимает на кнопку распылителя и брызгает толстым слоем на ладони. Выругавшись, Ута быстро стирает краску растворителем, пока та не въелась в кожу.       После он тонким слоем покрывает болванки и откладывает на место, а прежде чем вернуться к маске-сердцу, открывает высокое окно для проветривания. На улице уже слышится шум от проезжающих машин и отдалённые голоса людей. С любопытством он смотрит на часы: половина одиннадцатого.       Ута хмыкает и опускает взгляд к маске, с видом эксперта вглядываясь в стежки и проглядывающую нежно-розовую ткань — он специально выбрал этот цвет, чтобы мельчайшие прорехи не были заметны, но сейчас ему кажется, что было бы неплохо добавить к вышивке бисер. Он не утяжелит заготовку, не потребует слишком больших временных затрат, но придаст маске более законченный вид и — если считать маску атрибутом ярмарочного ларька с продукцией для детей — сделает её более привлекательной и заметной.       Парень делает фотографию и, отталкиваясь от бисера, что у него есть, фотошопит украшения к картинке и отсылает заказчице. Пока он ждёт ответ, достаёт подготовленную заранее болванку из папье-маше, которую хочет использовать для каркаса маски-сердца. Такая основа лёгкая и менее хрупкая, чем гипс.       Ута садится на стул и принимается крупными ножницами вырезать из болванки форму сердца.       Когда он заканчивает, с тихим перезвоном колокольчиков отворяется дверь студии, впуская гостя. Ута поднимается с места, намереваясь встретить посетителя, но слышит голос:       — Ты здесь?       Голос Тори.       — Да, я в мастерской, — отвечает он громче.       Девушка торопливо шагает в направлении голоса и быстро оказывается в дверях с большой художественной сумкой для планшетов, перекинутой через плечо.       — Невероятно, я уж думала, что мастерская закрыта насовсем.       Ута усмехается:       — Боюсь, это повлечёт за собой большие убытки.       — Я же не помешаю? — Смущённо спрашивает она. — А то опять заявилась без звонка...       — Конечно нет, мольберт на своём месте — справишься сама?       — Ага, — энергично кивает Тори и сбрасывает сумку под ножки ближайшего стула, после достаёт заткнутый между стеной и стеллажом с материалами мольберт и расставляет его на небольшом расстоянии от масочника, попутно оценивая его работу: — Какая прелесть! — Умиляется она маске-сердцу. — Это для какой-нибудь детской пьесы?       — Нет, это на летную ярмарку, — отвечает Ута с усмешкой.       — Надо будет заглянуть, — отзывается Тори, водружая на мольберт широкоформатный планшет и бросая на узкую полочку пару карандашей и ластик.       С ухмылкой Ута рассматривает зачатки чертежа едва заметными карандашными линиями. Тори открывает на телефоне фото здания в классическом стиле матия, на котором у крыльца стоит человек с огромной геодезической линейкой. Ухмылка Уты становится ещё шире, и он нескромно наклоняется к телефону Тори, рассматривая абсурдное фото.       — Что это? — Спрашивает он.       Тори тяжело вздыхает.       — Обмерная практика. Отталкиваясь от этой фотки, мне нужно сделать чертёж здания — дурость, правда? Будто чертежа этого фасада не существует, — она пожимает плечами, — но сегодня предпросмотр, и нужно принести хоть что-то.       — А почему ты занимаешься им одна?       — Остальные заняты другим — нужны ещё рисунки и отчёт. Я не очень хороша в рисовании, как и в литье воды для отчёта по практике, так что занимаюсь этим.       — Выглядит не очень увлекательно, — комментирует масочник.       — Не то слово, — сдаётся она, но тут же берет себя в руки, — так, хватит меня отвлекать.       — Всё, всё, — смеётся масочник, поднимая ладони, и возвращается к маске.       Сквозь шум фена Тори слышит настойчивую мелодию своего мобильного и с сомнением откладывает фен. Она не ждёт звонков и заранее утверждается в мысли, что это очередной опрос, реклама или навязчивый оператор, но на дисплее значится имя Джузо. Сердце тут же сбивается с ритма, вторя волнительным воспоминаниям, но Тори берёт себя в руки, убеждая себя, что обижена на него за долгое молчание, и поднимает телефон:       — Привет? — Невольно прорывается наружу сомнение.       — Привет, Тори, — чересчур строго начинает следователь, — я тут подумал, не хочешь ли ты переехать ко мне?       — Чего? — Ужасается девушка.       — Ну, есть свободная комната, которую ты можешь занять, и мне так будет спокойней, зная, что ты не бродишь по вечерам по улице в поисках пристанища, — спокойно и даже хладнокровно делится мотивом парень, исключая всякий романтический подтекст.       — А, — резко остывает Тори, — ты об этом, — она мгновение собирается с мыслями, вновь чувствуя необъяснимое разочарование, и, словно защищаясь, подшучивает: — ты же женатый человек, не стыдно тебе предлагать такое?       — Я в разводе, — с прежним спокойствием сообщает он, — вчера подал бумаги.       — Вот оно как, — неловко смеётся Тори, ощущая дискомфорт от этого странного разговора и ещё более странного поведения парня, — прости, но я откажусь. Спасибо за предложение.       — Как знаешь, — легко отзывается он, — пока.       Тори вздыхает, откладывает карандаш на узкую полочку мольберта, но не отводит взгляд от чертежа, спрашивая у Уты:       — Ты уже сделал предложение Лии?       Он усмехается, откладывая маленькие ножницы, которыми ровнял вырезку из папье-маше, и говорит:       — Ты же сказала не отвлекать тебя.       Девушка всё же поворачивается, и Ута видит серьёзность на её лице.       — Нет, ещё не сделал.       — А чего ты ждёшь?       — Я не хочу торопиться.       Тори хмурится так сильно, что между бровями появляется складочка, а в глазах читается непонимание и растерянность. Она вздыхает, открывает рот, готовясь что-то сказать, но передумывает и смыкает губы. Затем отводит взгляд, хмыкает, цокает, вновь открывает рот и снова меняет решение. Отбросив мысль, девушка берёт в руки карандаш и линейку, продолжая работу над чертежом.       Спустя полминуты она всё же говорит:       — Ты же в курсе, что Лиа беременна, да? И то, что ты скоро станешь отцом, правда ведь?       — Конечно.       — И ты боишься поспешить, да? — Уточняет она.       Парень сконфуженно сжимает губы. Тори застала его врасплох.       — А опоздать ты не боишься? Нет, ну серьёзно, ты должен был упасть на колено сразу после новости о поданном заявлении на расторжение брака, — с запалом продолжает она.       — Это не так просто, как тебе кажется, — уязвлённо отвечает он.       Тори пожимает плечами.       — Я бы на месте Лии страшно обиделась, — она возвращает взгляд к чертежу, — и расстроилась. Хотя расстроилась бы больше, — замечает девушка.       Тори продолжает работу, а Ута задумывается, подперев ладонью подбородок. Ведь правда, Лиа, оказавшись в таком нежном положении, должно быть, чувствует себя уязвлённой от того, что он не торопится с предложением. Последние пару дней они толком не виделись, и Ута не знает, как чувствует себя девушка.       Сегодня он обязан вернуться пораньше.       По инерции он пытается отпить кофе из кружки, но та оказывается пустой. С досадой Ута вспоминает, что это был последний кофе, и поднимается с места.       — Я схожу за кофе, — говорит он Тори, — тебе что-нибудь нужно?       — Нет, — она равнодушно качает головой.       Парень машет ладонью на прощанье и покидает мастерскую, на ходу надевая солнечные очки, потому что солнце разошлось не на шутку, что заметно даже в полуподвальном помещении с высокими окнами. Как и обычно, Ута оставляет дверь незапертой и направляется в ближайший супермаркет, где с разочарованием обнаруживает только растворимый кофе, и ему приходится идти в следующий, находящийся в паре кварталов. Он думает над тем, что, возможно, дверь стоило запереть, хотя с другой стороны, Тори же даст знать, если зайдёт посетитель?       Оплатив покупку и держа в руке привычный молотый кофе, Ута направляется обратно в мастерскую и на полпути встречает Итори, в беспокойной задумчивости смотрящую только себе под ноги, из-за чего масочнику приходится её окликнуть.       — Привет, — отрешённо реагирует она, — я оставила вино в мастерской.       — Что-то случилось? — С сомнением спрашивает он.       — Не уверена, — она хмурится, — то есть я понимаю, что грядет перемирие и мы должны отринуть всё прошлое, но я не думала, что это настолько срочно. Я, кажется, впервые увидела, как Лиа теряет контроль — слегка жутко, знаешь ли.       В голове масочника мелькает множество вопросов, но он останавливается на главном:       — Лиа ещё в мастерской?       — Нет, она ушла чуть раньше меня.       В кармане начинает вибрировать телефон, и Ута достаёт его, сразу принимая вызов.       — Спасибо тебе, — бросает он Итори, поднося телефон к уху, и проходит мимо в сторону мастерской.       — Ута, — строго начинает Тори, — приходила Лиа и после встречи с Итори ушла страшно расстроенная, — она удручённо вздыхает, — ты мне скажи, вы что, вообще не разговариваете?       — Что случилось? — Взволнованно спрашивает он, пытаясь прикинуть, куда могла уйти Лиа, потому что машина оказывается припаркованной у мастерской.       Вариантов немного: он не знает адресов её подруг и вообще есть ли они, сомневается, что она могла пойти домой, если сильно зла на него, поэтому остаётся один вариант — работа. По наитию он идёт в направлении первого района, вслушиваясь в слова Тори:       — Случилось то, что вы, похоже, разучились решать проблемы словами через рот, — она вздыхает с ещё большей досадой.       — Тори, — просит он.       — Ладно, — сдаётся она, — ты вёл себя странно: заваливался домой поздно ночью пьяным, не брал трубку и что-то там ещё, и Лиа начала подозревать, что ты ходишь налево, а пока мы говорили об этом, очень вовремя пришла Итори с бутылкой вина и тоже, честно говоря, вела себя крайне подозрительно. В общем, Лиа ушла — не могу сказать куда, но я бы на её месте пошла плакаться кому-нибудь в жилетку. Есть предположения?       — Скорее всего, — отзывается масочник, переходя на бег и чутко вслушиваясь в окружающие звуки, — спасибо, — благодарит он и отключается.       Сначала он раздумывает позвонить Джузо, но осекается, сомневаясь, что девушка успела добраться до работы. Возьмёт ли она трубку, если он позвонит? Сомневаясь, он набирает номер Лии и вновь прикладывает телефон к уху, выбегая на аллею и едва не врезаясь в молодую пару с ребёнком.       — Да? — Отвечает Лиа в трубку, но на мгновение раньше он слышит её голос в стороне и бежит в его направлении.       — Я иду к тебе, — с улыбкой проговаривает он, слыша в ответ лишь тихий вздох, и уже через пару секунд оказывается перед девушкой.       Лиа бросает на него растерянный взгляд, убирая телефон, и неуверенно опускает глаза.       — Только будь со мной честен, — тихо просит она.       Ута садится перед ней на корточки, вылавливая хмурый взгляд и мягко обнимая колени девушки.       — Лиа, — с тёплой нежностью начинает он, — нет ни одной девушки, которая могла бы увлечь меня больше тебя. И никогда не будет.       Но печальное разочарование не уходит из её взгляда.       — Это очень сильные слова, — говорит она, — объясни мне, что происходит?       Ута поджимает губы, раскаиваясь в трусости, которую ещё часом ранее мог оправдать в своих глазах. Он мягко обхватывает ладони Лии, но та осторожно отстраняется.       — Я боялся беспокоить тебя, но этим заставил волноваться ещё сильнее, — признаётся он с сожалением, — были сомнения о кандидатуре для переговоров с Розельвальдами — я был на стороне Йомо, — Лиа хмурится, и Ута спешит добавить, не сдержав улыбку, — обычно он выглядит очень сдержанным и немногословным, но у него есть особенность: когда выпивает — становится крайне красноречивым. Но для начала следовало проверить, что вообще может рассказать Йомо, что и произошло вчера вечером.       — И как? — С сомнением интересуется Лиа.       — Великолепно, — с улыбкой говорит масочник, — сложно найти того, кто сможет с такой искренней верой рассказать о плане, как это делает Ренджи. Я уверен, что он сможет не только склонить Розу к прощению, но и убедить их в важности примирения.       — Тогда и звонки, и вино Итори…       — Это была подготовка, — подтверждает Ута, — хочешь, я включу тебе отрывок из вчерашней пламенной речи Йомо?       Девушка поддаётся его мягкости и со слабой усмешкой отвечает:       — Не нужно, я верю тебе. Возможно, меня действительно не просто так отстранили от операции, — с тоской признаётся она.       — Ты расскажешь мне? — Осторожно интересуется масочник, боясь оказать давление.       Лиа отводит взгляд, сомневаясь в ответе: парень непременно распереживается, а ей бы этого не хотелось, но с другой стороны, было бы справедливо ответить честно на его искренность. Она решает остановиться где-то посередине:       — Ририко — девушка, что ведёт меня по программе CCG — беспокоится о течении беременности и настаивает на начале другой терапии, — осторожно говорит она, — есть проблемы с её согласованием, и задача облегчится, если будут хоть какие-нибудь подвижки с всеобщим перемирием.       Ута догадывается, что дела обстоят куда серьёзней, раз Лию отстранили от работы. Тем более он хорошо помнит, что случилось в эти выходные.       — Как ты себя чувствуешь? — Спрашивает он, не особо рассчитывая на искренний ответ.       — Намного лучше, чем все считают, — со тихим возмущением говорит она.       Ута не сдерживает усмешки от детской досадливости девушки, она в ответ смотрит на него с притворной обидой.       — Давай я отвезу тебя домой, — мягко предлагает он, не пряча улыбки, но опасаясь дать Лии самой сесть за руль.       — Дома ужасно скучно, — жалуется она, — дай мне остаться с тобой. У тебя ведь куча работы в мастерской, а я смогу чем-нибудь помочь.       — Так и есть, — подтверждает он, — но я не хочу, чтобы ты дышала всем тем, с чем я работаю.       Девушка печально вздыхает.       — Давай я сегодня вернусь пораньше, и мы сходим прогуляться? Куда ты захочешь, — ловя её угрюмый взгляд, предлагает Ута. — Мне нужно закончить с одним заказом, и я смогу отложить работу.       — Чтобы завтра уйти невесть во сколько? — Предполагает Лиа.       — Возможно, — нехотя подтверждает Ута, — но сегодняшний вечер проведём вместе.       Девушка не спешит с ответом, с беспокойством глядя на парня. Ей хочется спросить, зачем он так много работает, но ответ кажется до смешного очевидным, и она прячет в себе и сам вопрос, и попытки отговорить масочника от изнуряющего количества работы.       — Хорошо, — соглашается она.       — Отлично, — Ута широко улыбается и встаёт, мягко держа Лию за руку, и она встаёт вслед за ним.       Не выпуская ладонь девушки из своей, он медленно идёт позади неё по узкой тропинке, пока они не выходят на широкую аллею, где могут идти бок о бок.       — Может, ты хочешь чем-нибудь заняться? — Рассуждает он, но встречает лишь непонимание в глазах девушки. — Дома, — уточняет он, — изучить что-нибудь, обрести новое хобби.       — А, — Лиа усмехается, ведь её желания далеки от какого-нибудь рукоделия. — Не знаю, кажется, я и забыла, что такое хобби.       — Не хочешь попробовать? Например, освежить навыки в рисовании.       — Ох, — девушка хмурится, легко вспоминая, как много усилий требуется для того, чтобы просто сесть за рисунок: подготовка материалов, места, защита одежды, — я очень давно не бралась за это, и мне кажется, что уже не смогу получить удовольствие от рисования.       — Не может такого быть, — смеётся он, — это же очень широкое направление: живопись, графика или… Хм, где-то лежит графический планшет — когда-то мне казалось, что я могу работать и дома, — он вновь смеётся, — но если вдруг ты решишь попробовать что-то новое, я обязательно его найду.       Лиа задумчиво хмыкает. Это очень хорошая идея, решающая все трудности с реальными материалами, да и неплохой способ обучиться какой-нибудь новой программе и, может, уйти в чуть более сложные профильные системы и попробовать себя в моделировании.       Пока девушка погружается в раздумья, на телефон масочника приходит уведомление, отдающееся вибрацией в заднем кармане джинсов. Он достаёт телефон, читая сообщение от Тори:       «Надеюсь, что не сильно беспокою, но мне нужно бежать — как быть со студией?»       Ута набирает ответ:       «Оставляй дверь незапертой, я скоро буду».       Отправив сообщение, он замечает ещё несколько уведомлений, среди которых есть ответ от заказчицы маски-сердца:       «Только хотела вам написать — сегодня не успеваем подготовить ларёк к открытию, я подойду к вам завтра около двух, хорошо? Идея мне очень нравится, но вы успеете до завтра?».       Парень широко улыбается, набирая рядовой ответ: «Конечно, к часу будет готово». В этот же момент приходит «Окей» от Тори. Он убирает телефон обратно в карман и поворачивается к Лии, вдумчиво вспоминающей все программы по 3D моделированию, что хотела изучить за годы проектирования, но не смогла найти время.       — Куда ты хотела бы пойти? — Спрашивает он и с лукавой улыбкой добавляет: — Прямо сейчас.       — Сейчас? Так у тебя же работа, — недоумевает девушка.       — Заказчица перенесла срок на завтра, — радостно сообщает он, — я закрою студию, и можем ехать куда пожелаешь.       Замешательство быстро сменяется радостью, и девушка широко улыбается.       — Я хотела посмотреть на открытие летней ярмарки, — признаётся она, — до выходных, наверное, не всё откроется, но я так не люблю столпотворения.       Ута усмехается, на мгновение представляя встречу сразу с тремя своими заказчиками. Если так, то это будет скорее забавно, к тому же он сможет утолить любопытство о назначении их ларьков.       — Конечно, — соглашается он, — поехали.       Лиа улыбается и крепче сжимает его ладонь.