Дурное, злое дежавю: я задержалась на распутье настолько, что на нем живу. Вера Полозкова Когда перед тобой откроется несколько дорог, и ты не будешь знать, какую выбрать, не полагайся на случай, а просто сядь и подожди. Не двигайся, помолчи и прислушайся к своему сердцу. А когда оно заговорит, встань и пойди туда, куда оно скажет. Сюзанна Тамаро
Пёнволь и так был озабочен состоянием здоровья своего сына, его даже не столь сильно беспокоили дела бизнеса. Но отсутствие Тенши в постели уже не шло ни в какие ворота. Два часа ночи, а омеги все нет. Можно было бы отключиться без памяти перед тяжелым трудовым днем, но все равно что-то не давало покоя. Альфа со вздохом поднялся с кровати. Казалось, они с супругом поменялись ролями: раньше Тенши точно так же дожидался его возвращения и беспокоился. Теперь же настал черед беспокоиться Пёнволю: начиная с взволнованного звонка Тенши о лихорадке Джеджуна, заканчивая нездоровой апатией супруга. Тот ничего не ел, не пил и был весьма неразговорчив. Заперся в своем кабинете и утонул в кипе макулатуры. Хрупкая фигура омеги почти не шевелилась, освещаемая лишь светом монитора ноутбука. Казалось, будто Тенши настолько глубоко погружен в свои мысли, что окружающий мир перестал для него существовать. Омега даже не заметил тихого приближения, уставившись в маячащий курсор на экране монитора. — Пойдем в постель, — позвал его Пёнволь. — Без колыбельной не спится? — иронично выдохнул омега и быстренько напечатал какое-то предложение в текстовом документе. Хотелось бы ответить сарказмом, но что-то удержало. Что-то витающее в воздухе, назойливо вклинивающееся в подсознание. — Уже поздно, бросай это все, — настоял мужчина. — У меня большой проект: боюсь, могу не вложиться в срок, — не отрываясь от своего занятия, протянул Тенши. В это мгновенье, создавалось впечатление, будто он жил своим вдохновением, и присутствие супруга, хоть и любимого, ему несколько мешало. — О чем ты? — сонно вздохнул Пёнволь. — Сейчас уже глубокая ночь. Пойдем. Ты за эти несколько часов ничего путного не придумаешь. — Глубокая ночь — идеальное время для творчества. Тенши упорно что-то печатал, изображая перед супругом бурную деятельность. Он даже ни разу не оглянулся на альфу. А тому совершенно не нравилось то, как старательно омега пытается избегать его присутствия. Что-то в их отношениях пошатнулось, где-то появилась брешь, давшая трещину. Пёнволь не мог отделаться от чувства, что если ничего не предпринимать, все может рухнуть в один прекрасный момент совсем неожиданно. Но отследить ту самую отправную точку, когда же все началось, когда именно все пошло наперекосяк, ему не удавалось. Что это было? Выходки Джеджуна? Фонд? Требование родить еще одного ребенка? Но что в этом, такого, если они обзаведутся общим малышом? Как раз и время подходящее. — Мстишь за мои поздние визиты домой? Хорошо, я тебя понял: больше делать так не буду. А теперь я требую подъем. — Посмотри на это все, — омега рукой окинул свой рабочий стол наваленный бумагами и фото. — Весь этот материал мне предстоит обработать. Но Пёнволь уже был уверен в том, какой материал хочет обработать именно он. Инстинкты напомнили о себе, а неповиновение супруга порядком раздражало. Но мужчина старался держать себя в руках, чтобы не спугнуть птичку, ставшую его целью. — Ты собрался всю ночь здесь просидеть? Я должен повысить голос, чтобы ты меня услышал? Тенши тяжело вздохнул: кажется, на этот раз так просто избежать общения не выйдет. Он внимательно посмотрел на нависший над ним силуэт супруга, светящийся бликом на пижамном шелке от слабых лучей монитора. Впервые за долгое время омега чувствовал близость, чувствовал, что этот человек ему родной. Этот альфа хоть и бывает упрям и настойчив, но именно поэтому так страшно его потерять. А тревога в сердце Тенши усиливалась с каждым днем все больше. Он надеялся, что сможет преодолеть все то, что свалилось ему на голову, но нервы сдавали с каждым разом все увереннее. Он места себе не находил, чувствовал себя таким бесконечно виноватым перед супругом, так боялся упасть в его глазах. Боялся смотреть ему в глаза: в конечном итоге, любовь к ребенку оказалась сильнее любви к альфе; желание защитить оказалось сильнее желания быть защищаемым. Это как две крайности, и Тенши стоит на распутье, а за его спиной пылают мосты — назад дороги не будет. Омега выудил из какой-то стопки лист бумаги с таблицей и протянул его супругу. — Как только объяснишь мне, как я должен ориентироваться в этих цифрах, я тут же встану и пойду с тобой в кровать, — категорично прозвучал его голос. Тенши честно пытался не выдать себя, не пустить слабину в треснувшую интонацию. Пёнволь недовольно взял в руки лист и бегло просмотрел документ. Его мужчина узнал с первых строк: в таблице отражался финансовый оборот фонда, которым теперь управляет Тенши. — В этих суммах нужно разбираться как минимум неделю, ты издеваешься? — Я должен разбираться в этих суммах за минуту. Если у тебя нет никаких упрощенных схем, иди спать, а я продолжу работу. — Чтобы отследить инвестицию и откат тебе не хватит и недели. Текучка очень большая. Я не смогу тебе этого объяснить за пять минут. Давай, сейчас мы пойдем в постель, а завтра ты придешь на работу, и я наглядно тебе все продемонстрирую? — Завтра на работе я должен уже знать, как их проверить, а не учиться. Тенши вновь отвернулся к экрану и продолжил перебирать пальцами по клавиатуре, составляя буквы в слова. Вот, значит, где собака зарыта? Пёнволь еще раз тяжело вздохнул: он уже всерьез начал сомневаться в том, что не стоило обременять супруга. Мужчина выудил из стакана цветной маркер. Он четко очертил несколько полей, вывел стрелками на другие строки, иным цветом он тоже что-то выделил и снова вычертил стрелочками развилки. И так он проделал с каждой графой в таблице и с каждой строчкой. Затем мужчина протянул листок к глазам Тенши. — Моя упрощенная схема. Идем. Альфа потянул супруга за руку, насильно вытаскивая его из-за стола. Тот нехотя встал, а Пёнволь упорно направился к выходу, ведя омегу за собой. — Постой, нужно выключить... — За ночь с ним ничего не случится, — настоял альфа, не позволив супругу вернуться в кабинет: точно не сейчас; еще одной минуты отстраненности супруга Пёнволь не выдержит; нет, его небольшую ладошку нужно держать как можно крепче, чтобы не отпустить милое беззащитное создание, переживающее обо всем на свете. Он вошел в спальню, развернулся и принялся в спину подталкивать Тенши вглубь комнаты. Тот плелся нехотя, явно витая в своих каких-то тяжелых грозовых тучах. И даже не сразу заметил, что они внезапно остановились посреди спальни, а ладони альфы переместились с плеч на талию. Очнулся Тенши лишь, почувствовав уверенный поцелуй в шею. Его супруг уже глубоко дышал, прижимаясь всем своим горячим телом, прижимаясь губами к чувствительной к ласкам коже, несильно всасывал ее и водил кончиком языка, вызывая в теле мелкую дрожь. Тенши балансировал на грани истерики и удовольствия. Его рассудок приказывал сохранять спокойствие, а чуткие пальцы супруга уверенно подбирались к обнаженному животику под тканью джемпера, в то время как острые зубки уже сжимались на мягкой мочке и скользили по ней увлажненной шальным язычком. — Ты за этим меня звал? — М... — поглощенный своим занятием Пёнволь продолжал настойчиво ласкать подушечками пальцев показавшиеся твердые горошины сосков на налившихся холмиках ореол, его язык вычерчивал узоры по шее омеги в самых разных местах, сцеловывал влагу губами, прихватывая кожу. Еще чуть-чуть и Тенши издал бы первый стон. Все же, это чудесно чувствовать себя желанным и хрупким в сильных руках своего альфы. Хотелось бы, чтобы это длилось вечно. Хотелось забыть обо всем, вернуться к беззаботной прежней жизни. А если уж и с заботами, то лишь приятными. Как же непостоянен этот обманчивый мир полный сюрпризов! И от этого было больно вдвойне: Тенши не мог позволить себе наслаждаться поцелуями супруга, зная правду. Малейшее прикосновение нежных губ — удар жгучей плетью. Тем временем звякнула металлическая пуговица на его джинсах, а затем раздался вжик молнии. — Я не в настроении, Пёнволь, — честно признался Тенши, а тот развернул его к себе лицом, будто куклу. — Твое тело кричит об обратном, — утробно прошептал альфа в губы и тут же впился в них подчиняющим поцелуем. Его руки бесцеремонно тянулись везде, где могли достать, вызывая в теле омеги томные импульсы. Жаркий поцелуй едва не лишал рассудка. Тенши падал в бездну с каждым витком влажного языка. Они терлись и толкались, щекотали, где дотрагивались, уста сжимались на мягких подобно зефиру губах. Пёнволь без предупреждения потянул узкие джинсы вниз по стройным бедрам, кончиком языка вычерчивая спираль, щекоча раскрытые губы. Безжалостно альфа стянул легкий джемпер и вышвырнул его на пол. Будто пальцы пианиста они нажимали на всех необходимых клавишах тела омеги, заставляя того извиваться и подставляться горячим губам. — Может, все же отоспимся? Я, правда, не настроен, — жалобно всхлипнул Тенши, чувствуя влажный язык, вычерчивающий какие-то особенные надписи на шее. — Ты этого хочешь, — Пёнволь уверенно покачал головой, кончиком носа щекоча по щеке омеги, а его палец плавно проник во влажный мягкий вход. Он не мог заполнить собой горячую пустоту, даже когда аккуратно оглаживал внутри. Но тот барьер, который выстроил Тенши, не позволял просить о большем, не позволял даже желать. — Послушай меня, это ничего не значит, — Тенши попробовал попятиться назад, но альфа все же сильнее. Он вжался бедрами, удерживая ладонями за ягодицы, и ловко скользнул меж приоткрытых лепестков уст языком. Нет, Пёнволь не изнасилует, даже если будет злиться, но он так отчаянно жаждет овладеть телом супруга, что каждая секунда промедления, малейший отказ — практически нестерпимая мука. — Хорошо, ладно, — сдался омега в поцелуй, пощадив благоверного: противиться ему будет предательством, будет горькой несправедливостью. Он с трудом отстранился от супруга и подошел к тумбочке. Нашел там коробочку, а из нее извлек конвертик. Тенши вернулся к альфе и тихо попросил: — Надень его. Пёнволь поглядел на презерватив, шелестящая фольга которого блеснула в свете уличного фонаря. — Ты разве не помнишь? — То, что ты хочешь ребенка, я помню прекрасно. Я не готов. Хочу быть уверен, что полностью здоров. Я еще не успел обследоваться. И нам не помешает обратиться в центр планирования семьи. — Ты планировал Юнхо? — на грани между интимным и строгим тоном уточнил Пёнволь, накрывая руку супруга своей ладонью. — Что? Мне было семнадцать! О каком планировании может идти речь? Это самый настоящий залет. Альфа придвинулся теснее, выкручивая конверт из пальцев Тенши. — А я Джеджуна планировал. Хотел альфу, а получил маленькую фурию с несносным характером, — он впился поцелуем в податливые уста и легко подхватил омегу на руки, вынудив его обхватить талию ногами. — Хах!.. — выдохнул Тенши, как только почувствовал упругую плоть, плавно проникнувшую почти до упора. В темноте он пытался разглядеть лицо супруга, затаив дыхание. Омега прислушался к своим ощущениям, немного непохожим на все предыдущие. Его альфа такой сильный, властный и так крепко держит, что и в самом деле не чувствуется под ногами земли. В минутном замешательстве, подкрепленном неким вожделением, приправленным толикой восхищения, Тенши успел позабыть предмет их разговора. — Неправда: он — хороший, — сам потянулся к жарким устам, крепче прижимаясь к своему альфе. — Хах! — вырвалось с первым толчком. — Никто же не спорит, — улыбнулся в губы мужчина. То, что всегда удивляло — секс на весу. Альфе нужна недюжинная физическая сила, чтобы удержать омегу, еще и умело совершать фрикции. Но у Пёнволя в этом плане было всё в порядке: и сила, и сноровка, и нежность. Он крепко держал своего омегу, а тот цеплялся за него всеми своими конечностями. Жаркое дыхание, жаркие поцелуи только дополняли друг друга. Тенши не мог сдержаться, чтобы не всхлипывать и тихонько поскуливать прямо в губы альфе. Он едва ли ни впервые чувствовал его настолько глубоко в себе. И угол совсем другой, и давление больше, движения совсем на ином уровне. И ощущение собственной значимости. Как можно быть таким нежным и страстным одновременно? И в прямом смысле носит на руках, придерживая за ягодицы, за талию. Его пальцы везде, на всех бороздочках, на всех эрогенных зонах, его губы целуют так сладко, что закрываются глаза и в душе наступает нирвана. Обнаженная спина Тенши уперлась в колонну между нижним и верхним ярусом в комнате. И без какого-либо перехода толчки усилились, в поцелуи подмешались укусы. А голос приобрел низкую хрипотцу. Но Тенши старался не стонать на всю округу, а так, чтобы это мог слышать лишь его альфа: это было только для него одного. Совсем скоро Пёнволь содрогнулся всем телом, рыкнув в уста омеги. Экстаз накрыл его с головой. Он не чувствовал усталости, хоть и покрыт был бисеринками испарины, хоть и удерживал супруга на руках. Он и не спешил отпускать Тенши, скрепляя их связь узлом. Тот не противился, лишь отвел лицо, а губы альфы отследили соскользнувшую соленую каплю на мягкой щеке. — Ты так сильно не хотел этого? — виновато шепнул Пёнволь, отнимая омегу от колонны. — Я боюсь, чтобы не вышло как с Юнхо. Вдруг это я передал ему диабет? — Эй, ты ни в чем не виноват. — Мужчина поднес супруга к их ложу и аккуратно опустил на прохладные простыни. Узел еще не стих, и Пёнволь не хотел навредить. — Но уверен, твое настроение сегодня подпорчено чем-то другим. Что это? — он поправил прядку волос Тенши и поцеловал его в висок. — Тебе честно или соврать? — Если правда меня не убьет, то честно. — Юнхо... Поставил меня перед фактом: он встретил истинного. — Даже не знаю, как реагировать, — призадумался Пёнволь, осторожно выскальзывая из омеги, но тут же навис над ним. — Я своего истинного встретил только в сорок. — Интуитивно альфа кончиком пальца очертил узор небольшой метки, прячущейся на внутренней стороне правого бедра Тенши, переходящую на саму промежность. — Вот и я не знаю... — Может, отнестись к этому проще: в восемнадцать лет любой, кто улыбается в твою сторону, кажется истинным. Пёнволь уже более бодро накрыл тонкую шею Тенши поцелуем, а затем проложил дорожку вниз на ключицы, на грудь, на налившиеся соски, чья восприимчивость возросла в тысячу крат в такой пикантный период, как первый день течки. Пёнволь не мог оторваться от горошинок, вынуждающих омегу извиваться и тихо поскуливать. Альфа не мог насытиться шелковистой кожей, подрагивающей под его языком и губами, особенно на мягком животике. Но манила его очень интимная зона, пахучая, привлекательная. От одной мысли уже будоражит. От чего Пёнволь не мог удержаться, это — от того, чтобы не коснуться там. Кончик языка пощекотал расселину, тщательно вылизывая ото всех соков: и своих, и Тенши. Он любовно изласкал чувствительную кожу под собственной меткой — ее появления Пёнволь ждал с особым нетерпением в их редкие с омегой свидания, когда они могли заниматься любовью. На бледной коже истинной пары уже после второго соития появилось едва заметное тусклое пятнышко — лишь очертания, намеки на будущий узор. И с каждой новой встречей, с каждым их тайным событием оно становилось все ярче до тех пор, пока наконец не сформировалось. Так счастлив был Пёнволь только в день появления на свет Джеджуна. Хоть и стеснительно, но омега раскрылся языку, впуская так глубоко, как только возможно вообразить. Позволяя щекотать, где вздумается. Наконец, Тенши отпустил себя, позволил пружинящему возбуждению захватить сознание, погрузился в это состояние целиком. Он содрогнулся, издав протяжный тихий стон. — Если не понесешь от этой течки, мы обратимся в генетический центр, согласен? Только без хитростей, идет?***
Все детки хорошенькие, особенно, когда спят зубами к стенке. Даже поумиляться можно беззаботностью на симпатичных личиках. Радует, что слюнки не текут, но все равно отделаться от ползущей по лицу улыбки не так просто: нежные лапочки всегда вызывают необъяснимое тепло в сердце, даже если этих лапочек порой хочется прибить. Ну, или придушить. Одного такого лапочку Тенши уже выпроводил в спортивный лагерь. Теперь осталось разобраться с другим лапочкой, обрушившимся на его хрупкие плечи непосильным грузом своей внезапной хворью. На цыпочках Тенши подкрался к постели, стараясь не нарушить мальчишеского сна раньше времени. Кончиками пальцев он осторожно сдвинул упавшие на лицо пасынка волосы, а тот невольно поморщился от щекотки и сонной, еще дискоординированной рукой почесал носик. Не делая лишних движений, мужчина сунул в открывшееся аккуратненькое ушко термометр. Джеджун все еще лихорадит, но уже не так сильно, что доказывает правильность метода лечения. Тенши облегченно вздохнул и присел на край кровати. Он ласково погладил свернувшийся клубочек по спине и по руке. — Просыпайся, — шепнул мужчина в ушко. — Ммм… — Открывай глазки, — Тенши легонько похлопал подушечкой пальца по кончику носика Джеджуна. — М-м! — тот попытался оттолкнуть приставучего гада и лицом глубже зарылся в подушку, подставляя целое поле для деятельности. Тенши не удержался и легонько пощекотал мальчика вдоль ребер. — Подъем, — нараспев протянул он в ушко, продолжая пальчиками перебирать ребрышки. Юная тушка завибрировала и немного начала извиваться под шаловливыми ручонками омеги. — Вставай… — Тенши похлопал мальчишку по выставленной попке, а тот попытался столкнуть его руку и все же открыл глаза. — Подъем. Несколько секунд Джеджун приходил в себя, разглядывая омегу странным сонным взглядом. Он сам себе не верил: как такое может быть, чтобы Тенши пришел к нему и стал будить? — Вставай, — настоял тот, снова гладя по руке. С тихим стоном Джеджун снова зарылся лицом в подушку, стараясь не реагировать на очередную порцию щекотки. — Хочешь, я приготовлю тебе пудинг? — Но мальчик стоически отказывался поднимать голову. — Клубничный смузи? — Никакой реакции. — Какао? — Будто услышав кодовое слово, Джеджун поднял глаза на отчима. — Какао? — уточнил тот на всякий случай. — Я в школу опаздываю? — Тебе нужно принять лекарства. — А нельзя их принять после того, как проснусь? — К сожалению, нет, мой юный господин, — Тенши картинно пожал плечами, поджав губы в ниточку. — Лекарства принимаются строго по времени. — Перенеси время на два часа позже, — мальчишка вновь уткнулся лицом в подушку и едва не подпрыгнул от более интенсивной щекотки. — Никак нельзя: ты принимал таблетки вчера вечером, а прошло уже семь с половиной часов. Тридцать минут запаса на завтрак. И получится прием препаратов ровно через восемь часов. Ты же не хочешь свое мягонькое место подставлять укольчикам? — заговорщицки шепнул Тенши прямо в ушко Джеджуну, пощупав его попку. — Пудинг, смузи и какао, — выдохнул тот, нехотя поднимаясь в постели. — Договорились, — омега не скрывал своей ликующей улыбки. Он поставил поднос на колени мальчику и ложкой зачерпнул жидкую манную кашу. Без комочков. — Я зубы не почистил. — Поверь мне, твоему желудку до одного места. Скажи: «А-а!». — Но мальчик и не подумал подчиняться. — Мне тоже все равно. У тебя ни из каких мест не воняет. Тенши все же изловчился сунуть ложку в приоткрытый ротик. Кто же знал, что навыки кормления грудных детей придется применять и на повзрослевших юношах. Нужно отдать должное его терпению и сговорчивости Джеджуна: небольшими порциями кашу таки одолели, как мальчишка ни супился, как ни воротил носом. Договор есть договор, и мужчина покорно отправился на кухню готовить обещаный десерт. В то время, как Джеджуну хотелось плакать. Такого отношения к себе мальчик не испытывал давно, а вернее сказать, вообще никогда. Всю свою сознательную (да и бессознательную тоже) жизнь он был на попечительстве прислуги. А слугам, как правило, глубоко наплевать на богатенького отпрыска: им важно, чтобы хозяин зарплату вовремя платил и претензий не предъявлял. Если его родители претензии предъявляли лишь касательно уборки, то маленький монстр того и добивался, устраивая беспорядки и капризничая направо и налево. И он отчетливо чувствовал, что его терпят исключительно из-за денег отца. За всю историю его не такой уж и длинной жизни ни один из наемных работников не стремился найти к нему подход, лишь аргументировали требованиями родителей и угрозами быть наказанным. Еще ни разу Джеджун не просыпался от ласкового и нежного прикосновения. Он привык к будильникам и настойчивым требованиям горничных. Никто не пытался разбудить его объятиями и вкрадчивым шепотом. Да и на переговоры никто не шел, не говоря уже о предложенной вкусняшке к обеду. Нехотя мальчишка сполз с постели и отправился в душ. Тугие струи, которые должны были его взбодрить, как-то ненавязчиво разморили ослабевшее тело. Приведя себя в относительный порядок, юноша, не задумываясь, направился на ароматы. Присутствовала некая странность в домашнй ауре: по пути ему не встретилась ни одна домработница, а на кухне обнаружился Тенши, венчиком что-то взбивающий в мисочке. Джеджун забрался с ногами на свободный стул, облюбовав наблюдательный пункт из-за барной стойки. — Это ты так придерживаешься постельного режима? — улыбнулся Тенши и склонился к плите, чтобы отрегулировать огонь. — Я не присмерти, — фыркнул мальчишка. — У тебя температура с самого утра. Возвращайся в постель — я все принесу. — Тебе в чем-нибудь помочь? — игнорируя распоряжение взрослого омеги, уточнил Джеджун, поднявшись со своего места. — Нет, у меня почти все готово, — нараспев протянул Тенши, вливая какую-то жижу в небольшую емкость. Он вздрогнул от внезапно приблизившегося мальчишки, заглянувшего через плечо в тарелку. — Это будет пудинг, — непонятно, зачем попытался пояснить омега свои действия пасынку. — Малиновый? — тихо уточнил тот, уложив подбородок ему на плечо. Мужчина невольно оглянулся на милое создание, глядящее на него по-детски наивными глазами. — И персики, — заговорщицки шепнул Тенши, улыбнувшись. Он отворил дверцу духовки, откуда выскочила волна жара, и установил на противень мисочку. Стоило закрыть печь и развернуться, как он угодил в трепетные объятия мальчишки. — Надеюсь, ты не подготовил мне очередной сюрприз? На что Джеджун лишь крепче прижался сквозь мелкую дрожь, которую почувствовал даже Тенши. — Всего на минуту, — тихо попросил юноша, носом уткнувшись в шею мужчине. — Можно? Тому ничего не оставалось, как притянуть мальчика к себе. Тенши задумчиво погладил его по волосам, щекой прижался к мягкому шелку ухоженной юношеской шевелюры. Через мгновенье он почувствовал влагу на своей шее. — Джеджун? — Не спрашивай, — хрипло попросил тот. Единственное, что мог видеть и чувствовать в этот момент Тенши — это запутавшегося, израненного ребенка, явно нуждающегося в любви и заботе. Он понимал, что все капризы и козни мальчишки проявились из-за нехватки должного внимания и теперь вошли в привычку. От этого было больно и тоскливо. — У тебя течка? — неожиданно донеслось до слуха Тенши удивление пасынка. — К сожалению… — Я думал, она у тебя позже. — В этот раз началась раньше. — Вкусно… — мужчина насторожился: последний раз, когда Джеджун так говорил, он очень по-хамски себя повел. — Я начинаю понимать отца… — М, какой прогресс! — картинно восхитился омега, взъерошив волосы на макушке пасынка. — Члены моей семьи на пути к взаимопониманию. — Можно без сарказма? — не выпуская его из своих объятий, недовольно фыркнул Джеджун. — Без сарказма: твой какао сейчас убежит, — Тенши высвободился, обеспокоенно оглядываясь на плиту. Он вовремя успел приглушить огонь, чтобы молоко не выскочило из кастрюльки. Затем мужчина взял банку с коричневым порошком и всыпал несколько ложек с горкой в молоко. — Мешать нельзя, — предупредил омега, заметив заинтересованный взгляд мальчика. — Почему? — тот искренне на него поглядел, разрывая все барьеры по отношению к чужому ребенку. В это мгновенье Тенши хотел назвать юношу своим сыном. — Будут комочки. Ты же не хочешь какао с комочками? — заговорщицки шепнул он. Симпатичная мордашка сморщила носик. — Но разве получится какао, если его не мешать? — Порошок должен осесть самостоятельно, иначе образуются капсулы, и комки станут липнуть к ложке и стенкам. А нам этого не нужно, верно? Добрая улыбка с лица мужчины не сходила даже, когда он принялся помешивать молочную, кофейного цвета смесь. Из духовки приятно пахло сладкими фруктами, и запах этот мешался с ароматом омеги. Он точно попал в свою стихию, что не могло не восхищать посторонние взгляды. Только Джеджуну от этого легче не становилось. Умом он понимал, что Тенши это делает по доброте душевной, а сердце билось в агонии, желая иного внимания. Странное настроение пасынка Тенши заметил не сразу: его привлекла молчаливость и пристальный взгляд мальчишки, который следил не за процессом приготовления, а наблюдал за выражением лица. — Тебе плохо? Джеджун в ответ лишь покачал головой, не отрывая взгляда. — Иди, приляг… — Все нормально, — не сводя своего странного задумчивого взора, запротестовал юноша. — Как только приготовится, я все принесу… Но Джеджун нетерпеливо перебил: — Я это уже слышал. Ты не должен носиться со мной. — Я хочу носиться с тобой. — Рискуешь, — незнакомым голосом произнес мальчик, не отрывая своих глаз от приоткрытых губ мужчины. — Ну, пожалуйста, мистер Я-Справлюсь-Со-Всем-Один, позволь мне на старости лет заработать стакан воды, — Тенши поглядел на пасынка картинным умоляющим взглядом, надув губки. — Ты расписан с моим отцом — твоя старость уже обеспечена, даже если вы разведетесь. Омега растерял всю свою прежнюю непринужденность, отбросив испачканный половник. — И не надоело тебе твердить об этом? Хочешь побольнее меня ужалить? — он гневно взглянул на пасынка, надвигаясь на его хрупкую тушку. — Брезгуешь стоять рядом? Естественно, я же не вырос в шелках! Да и школы престижной не оканчивал. Мои интеллектуальные способности развивались иначе: на работе. И от детства в заднице отказаться пораньше пришлось. Куда же мне до тебя, белый человек! Отхватил себе мужика побогаче, присосался к нему клещом, чтобы жизнь себе обеспечить до конца дней. А сопляк его будто муха навозная кусает со всех сторон. Ну, ничего: муху прихлопнуть несложно. Только, какого черта я стою у плиты?! Дыхание Тенши сбилось, он с шумом втянул воздух, отворачиваясь от мальчишки — боялся показать свою слабость, свои слезы. Он быстро поморгал, не позволяя хрустальным каплям скатиться по щекам, насильно заставляя себя сделать очередной вдох более ровным. Омега упустил тот момент, когда Джеджун кончиками пальцев посмел коснуться его плеча. — Извини, — тихо прошептал юноша. Он подергал Тенши за рукав, словно маленький ребенок. — У тебя пудинг горит. — Да пусть оно все горит синим пламенем, — процедил мужчина и потянулся к телефону. — Пора бы мне привыкнуть вливаться в ряды светского зоопарка. — Он наспех набрал по памяти какой-то номер и приставил телефон к уху. — Знаю, обещал вам выходной. Планы изменились. Возращайтесь к работе полным составом, — коротко распорядился Тенши. Он уже готовился отключить связь, как перепуганный Джеджун выхватил трубку из его руки. — Никому не рыпаться! Если увижу хоть одного, к чертям уволю всех до единого! — юноша мстительно поглядел на отчима, отключая телефон. — Ты мой заложник до конца дня. Обещанный мне пудинг сгорел, какао уже убежал, а смузи еще не готов. Но… — он на секунду задумался, делая шаг к мужчине. — У меня лихорадка, и я не могу отвечать за свои действия. — Он приблизился еще на шаг. — Вырос в шелках капризной стервой, которая творит, что хочет со всеми ей неугодными в этом доме. — Джеджун замолчал, приблизившись вплотную к отчиму, благоухающему весьма заманчивым, пленительным ароматом. — Я прощу нарушение твоей части договора по твоей же вине. Если… — мальчишка очень внимательно поглядел в изумленные глаза, в которых на самом дне тихо плескалась паника. Красивые глаза, изумительные приоткрытые губы, и Джеджун уже даже знает, какие они мягкие. И они совсем близко, чтобы попробовать на вкус. — …ты проведешь со мной остаток этого дня так, как мы его начали. Без слуг. Без статусов. Только ты и я… Юноша дернулся, когда почувствовал прикосновение ласковых пальцев к своей щеке. Только, почему-то он не мог видеть стоящего перед собой Тенши сквозь застилающую пелену. Зато он смог ощутить нежный поцелуй мягких губ, накрывший открытый лоб. — У тебя однозначно лихорадка, — чуть дрогнувшим голосом заключил мужчина, щекоча чувствительную кожу губами. — Я даже брежу. — Парню казалось, будто он умирает каждую секунду, проведенную под устами омеги, и возрождается вновь в его исцеляющем обаянии и аромате. — Похоже на то. Я приготовлю другой пудинг, только сначала мы проветрим кухню от этих углей. Сердце стучало где-то в горле, и уже давно хотелось провалиться сквозь землю, но Джеджун порывисто кивнул. Сам не мог поверить в то, что сдержался, сложно было прийти в себя от того, что он едва не натворил. Тенши уже хлопотал над печкой, настежь распахнул все окна, а юноша продолжал стоять будто вкопанный, пытаясь оклематься.***
Тенши оглянулся на приоткрывшуюся дверь в его спальню. За ней определенно кто-то есть — замок сам по себе не провернется в скважине. О том, что дверь захлопнулась, омега помнил отчетливо. — Когда-нибудь избавишься от привычки входить без стука? — продолжая растирать крем по своим кистям, протянул Тенши. По своим очень изящным и красивым кистям, сквозь тонкие пальчики которых вплетались и рассеивались лучи яркого солнца, проникающие через открытые окна. Джеджун виновато опустил голову и все же втиснулся в комнату, уверенно проходя к туалетному столику отчима. Без разрешения он взял в руки крем, который использовал Тенши и скептически повертел его в руке. — Какая гадость. — Эй! — Я серьезно. Почему ты не пользуешься нормальными кремами? — Это хороший крем. Поставь его на место. — Ты, видимо, не знаешь, что такое «хороший». Как только выйду из дома, куплю тебе. — Не нужно мне ничего покупать. Верни, — Тенши протянул свою хрупкую ладошку к мальчику. Тот склонился к ней и втянул аромат. — Пахнет ничего, согласен. Но здесь нет натуральных компонентов. Выбрось. — Джеджун вложил в руку отчима тюбик, а затем принялся изучать все баночки, стоящие на столике. — Тоже выбрость, — на колени Тенши отправился крем для лица: и дневной, и ночной. — В топку, — там же оказалась маска для лица. — У тебя даже бальзама для губ адекватного нет, — Джеджун по-хозяйски сгреб всю косметику в урну, стоящую подле туалетного столика. — Эй, ты что творишь?! — Сейчас принесу, — настоял мальчишка и шустро метнулся к выходу из комнаты. Тенши не успел даже дыхание перевести, как тот вернулся с охапкой каких-то тюбиков. — Прекращай самодеятельность, — настоял мужчина. — Так, — не обращая внимания на требование, выдохнул юноша. — Дезодорант, — он продемонстрировал еще запакованный флакон. — Маска, — тоже еще не раскрыто. — Спрей для лица. Универсальный. Скраб для лица. Крем для пяток. И… — мальчишка снял защитную пленку, разрывая упаковку. — Бальзам для губ… — он открыл тюбик и взял немного на палец. — Иди ко мне, — Джеджун притянул отчима за подбородок и быстренько смазал его губы бальзамом. Правда, взглядом задержался на приоткрытых сочных лепестках. — Остальное куплю позже… — он убрал свою руку с губ Тенши, но пальцы его остались на гладком подбородке. — Чувствуешь? Уже действует. — Омега не мог не заметить, как сбилось дыхание Джеджуна, все еще неотрывно разглядывающего его лицо, и в большей степени губы. — Кислородом питает в отличие от того шлака, который я обнаружил… — юноша замолчал. Будто сбрасывая наваждение, Джеджун тряхнул головой и оставшимся на подушечке пальца бальзамом смазал свои губы. Если раньше Тенши не испытывал никаких ощущений от косметики, то сейчас он почувствовал какую-то ненавязчивую свежесть. Даже никаких вопросов не возникает: мальчишка отдал ему свои запасы. Но почему-то от этого его присутствия становилось неловко. То ли слишком интимно, то ли Тенши не привык к такому вниманию со стороны пасынка, которое больше походило на обольщение, нежели на дружбу. Некую скованность развеял неожиданный звонок мобильного Джеджуна. Мальчишка тут же соединился, махнув рукой в экран: — Приветик, — он разулыбался самой искренней и доброй улыбкой. — Что с тобой? — обеспокоенно уточнил Джунсу в дисплее, к нему рядышком теснился Ючон. — Болею, — кокетливо выдал Джеджун. — В этой преисподней, наконец, стало тихо, а тебя нет, — недовольно запричитал Ючон, что мальчишку развеселило еще больше. — Ты точно болеешь или «косишь»? — настоял Джунсу. — Все вместе! Зачем мне идти в преисподнюю, когда все черти уехали на гастроли? Без них скучно, — хохоча, выдал Джеджун, затворяя за собой дверь в спальню Тенши. Мужчина, наконец, выдохнул. Он оглядел мини армагеддец, устроенный пасынком. Мелкая заноза произвела ревизию по своему усмотрению, еще и новых скляночек подбросила. Ну да, если сравнить состав на флаконах, то получится весьма недурное расхождение в ингредиентах. По какому-то капризу Тенши поднял глаза на свое отражение и ахнул. Конечно, будет ложью сказать, что он не узнал себя, но настолько соблазнительно алыми его губы еще не выглядели. Этот бальзам однозначно усиливает приток крови и совершенно не блестит, делая красоту губ естественной.***
Джеджун застал Тенши в гостиной, мирно полулежащим на канапе и листающим журнал. Яркие лучи солнца вплетались в его волосы, создавая некий ореол нимба над головой. Беззаботное лицо омеги приковывало взгляд, острая коленка подогнутой стройной ножки придавала изящество фигуре. Оголенные стопы с рельефными жилками выглядели, по меньшей мере, сексуально, что дополнял свисающий браслет, соскользнувший вниз по лодыжке. Идеальный образ для написания картины, даже с декорациями все в порядке: цветы, кожаный диван с резными ножками и спинкой, чашка горячего кофе на низеньком столике и журнал в руках. Джеджун написал бы эту картину, если бы умел… Если бы был талантлив… — Подойди, — Тенши поманил его рукой, откладывая журнал. Мальчишка подчинился, а омега немного приподнялся и притянул его к себе, мягко накрывая его лоб поцелуем. — Кажется, у тебя растет температура. — Не растет, — запротестовал юноша, но отстраняться не спешил. — Может, дать тебе жаропонижающее? — Не нужно. — Да нет, как раз таки нужно, — тяжело вздохнул Тенши, поднимаясь на ноги. — Растворю тебе порошок. — Эй! — Не капризничай, — омега покорил пальцем, а затем указал на кресло. — Сиди и жди или отправишься в постель. Без слов юноша подчинился, плюхнувшись в глубокое кресло, где тут же утоп в подушках. В ожидании он принялся листать недавние фото: Тенши на кухне, Тенши в спальне, даже на канапе — успел, пока не засекли. Джеджун спохватился, когда тот подошел к его креслу с подносом в руках. Мужчина сунул парню чашку с теплым раствором и приказал выпить. Как бы того не желал, Джеджун все же подчинился, недовольно сморщив носик. Он передернулся от неприятного вкуса, и вернул пустой стакан. — Думаю, тебе нужен травяной чай. — Фу… — Он полезен, — настоял Тенши. — Терпеть его не могу. — Зато быстрее поправишься, — омега снял крышечку с небольшой кружечки, и по комнате разлился приятный аромат пахучих трав. — Не буду. — Бери. — Там кипяток. — Уже настоялся — нет кипятка. Снова эти его самопожертвования. Первым выявил температуру, первым назначил лечение. И даже без предупреждения чай заварил. Наверняка вкусный. Юноша тяжело вздохнул и нехотя подчинился. Он снова втянул благоухающий пар и пригубил напиток. Вкус действительно оказался приятным. — Почему ты остался со мной? — разглядывая гербарий на дне чашки, тихо уточнил Джеджун. — Не льсти себе, — хитро улыбнулся Тенши. — Сегодня я работаю на дому. И еще пробуду дня три-четыре. В твоих же интересах за это время очухаться. — Ласковые пальцы взъерошили волосы на макушке взгрустнувшего мальчика. — Тебе ничего выучить не нужно?***
Даже когда солнце село за горизонт Джеджун украдкой наблюдал за Тенши, сосредоточенно печатающим очередную статью. Стройная фигура омеги тонула в завалах макулатуры: книг и газет вперемешку с журналами; кофе давно позабыт — так в грустном одиночестве и остыл. Юноша испуганно подпрыгнул, когда в его руке завибрировал мобильный телефон, заранее отключенный от звука. На эту вибрацию отреагировал Тенши, оглянувшись, но преследователь успел скрыться. Джеджун мысленно выругался и на цыпочках подбежал к своей комнате, тогда только принял звонок в разрывающемся сотовом. — Чего тебе? — Внезапно осознал, что без твоих капризов здесь до одури скучно, — раздалось в динамике телефона. Притом звук смазывался из-за противного постороннего писка. Джеджун оторвал телефон от уха и поглядел на дисплей. Он досадливо вздохнул. — На второй линии пытается дозвониться мой парень. Вынужден отключиться — вы же в одном лагере. Через секунду послышался шорох в трубке, а затем гневный голос Юнхо: — Эй, глуши трубу! Дай с братом нормально поговорить. Я скажу, когда мы закончим. — И уже совсем другим, елейным тоном он проговорил Джеджуну: — Все легко поправить: мы же в одном лагере. Омега сам того не заметил, как невольно заулыбался, вплывая в свою комнату. Омежка боялся признать, но факт оставался фактом: подсознательно он ждал звонка. Это, наверное, единственный звонок, которого он так сильно ждал весь день. Они не попрощались, и от этого Джеджуну было тяжело, хоть он и старался не думать об этом. Да уж, достаточно отвлекающих факторов произошло за целый день. — Лекарства все принял? — Было одно очень действенное… — М, какое же? — Весь день мы с Тенши только вдвоем, — мечтательно протянул омега, забираясь в кровать. — Он хлопотал вокруг меня, целовал в лоб, совал термометр и пилюли, даже грозился кормить с ложечки. — Мелкое чудовище, все же использовал момент в свою пользу, — беззлобно выдохнул Юнхо, а Джеджун интуитивно почувствовал улыбку на том конце. — Ты забыл добавить: хитрое чудовище…