Я влюбился в брата

После скандалов с сыном Пёнволь начал замечать изменения в отношениях с супругом. Тот как будто охладел не только к Джеджуну, но и к нему, словно наказывая за невоспитанного ребенка. Но что с подростка можно взять, когда в таком возрасте живут эмоциями? Да, альфа осуждал сына за несдержанность, но так же не мог понять действий своего избранника. Ведь Тенши злится на несмышленого мальчишку. А то, что еще и его, своего законного супруга, игнорировать начал, как-то даже оскорбляло. Пёнволь придвинулся ближе в надежде, что хотя бы сегодня заполучит омегу. Но тот не ответил на поцелуй, отвернув голову. И все попытки приласкать его в других местах тоже пресек. — Извини, я не в настроении, — спокойно отстранился Тенши. Он устроился удобнее, подтягивая одеяло выше и разворачиваясь к супругу спиной. — Что-то случилось? — недовольно уточнил тот, откидываясь на подушки. — Нет. Просто мне нужно кое о чем подумать. — Надеюсь, сообщишь, когда надумаешь, — процедил Пёнволь, отворачиваясь от омеги. — Мне нужно уехать. Поступил заказ на статью, — тихо признался Тенши, чтобы не допускать ненужных скандалов. — Или ты просто хочешь сбежать? Сколько уже у нас нет секса? Сбежать? Пожалуй, да. Только от себя не сбежишь. Дни и ночи в голове омеги сидит один и тот же человек. Его взгляд, проникающий в самую душу, вызывающий гамму неоднозначных эмоций: от испуга до восторга, от отвращения до ностальгии и желания расспросить обо всем, что в голову придет. Тенши не настолько сентиментален, но все же испытал некий едва уловимый трепет от мимолетного прикосновения. Раньше их было много, и они были крепче. Омега снова чувствовал себя робким мальчишкой, хорохорящимся в присутствии других. Ему казалось, что если бы эта встреча произошла наедине, и слова сказать не смог бы. Только смотрел бы, впитывал до мелочей все детали изменившегося альфы, похорошевшего, возмужавшего. И очерствевшего. Почему-то последняя мысль навеяла лишнюю тоску. В клане все черствеют, и это было неизбежным. Останься Тенши с семьей, у него не было бы такой относительно спокойной жизни, не было бы замечательного супруга и милых детей. Он бы не смог выплеснуть своих родительских инстинктов, был бы бесчувственным, резким. Сухим. Стервецом. — Овуляция на следующей неделе; я успею вернуться, — тихо проговорил омега, не надеясь, что его слышит супруг. — Теперь мне можно прикасаться к тебе только в период овуляции? У нас не получилось зачать, и теперь ты бережешься? — Пёнволь все же развернулся, не выдержал. — И меня бережешь заодно, чтобы вхолостую не стрелял, да? Он смотрел на силуэт невозмутимого омеги. Тот даже не пошевелился. Но и не ответил. Пёнволь откинулся на спину, уставившись в потолок, и тяжело вздохнул. Что ему нравилось в семейной жизни с Тенши, так это отзывчивость при первом требовании. У омеги никогда не болела голова и не было других отговорок, к которым обычно прибегают, чтобы избежать интима. Пёнволь — альфа, иногда ему секс необходим исключительно ради самого секса, даже не из пылающих чувств и страсти, а только для того, чтобы избавиться от напряжения, чтобы забыться. И Тенши всегда это давал. Но теперь он постепенно стал превращаться в невыносимого и скучного омегу. Искать кого-то на стороне — пройденный этап, и Пёнволь решительно не хотел возвращаться к такому образу жизни. Но это требование омеги ждать еще неделю, просто выводило из себя. — Черт, — выдохнул альфа, стукнув кулаком по простыням. — Мне нужен муж, а не инкубатор, — строго проговорил он в сторону Тенши. — Я настолько опротивел тебе? — Давай просто поспим? — спокойно выдохнул омега, не оборачиваясь. Его голос таил в себе какую-то печаль, едва уловимую тоску и горечь. Тенши говорил так, словно кого-то оплакивал. — Завтра я уеду, — строго предупредил Пёнволь. — Спи хоть сутки напролет. — Извини, — тем же бесцветным голосом попросил омега. Альфа промолчал. Такого напряжения в их постели еще не было, и он даже терялся, как на это реагировать. Да, они ссорились и раньше, но такого категорического “нет” его благоверный не выражал. — Спасибо, что не куришь, — недовольно просипел Пёнволь. — Слушай, ты меня уже достал! — Тенши резко развернулся к супругу, подпрыгивая в кровати. — Чего ты хочешь? Секса? — Он поднялся и резво оседлал бедра альфы, навис над его лицом, улавливая сбившееся дыхание. Губы Тенши подарили сухой поцелуй растерявшемуся супругу, а руки его тем временем стянули с бедер пижамные штаны. Как будто на работе, омега скользнул ниже, изредка цепляя тело альфы губами. Он поймал в горячий рот мягкую плоть супруга, вынудив того всхлипнуть от неожиданности. Но нет, Тенши не был аккуратным и обходительным, вылизывая головку пениса и ствол. Совсем не осторожничал, всасывая поглубже. И не заботился о зубах, скользящих по нежной кожице. Но даже во всем этом выглядел великолепно. Убедившись, что плоть Пёнволя достигла удовлетворительного состояния для сношения, омега выпустил ее изо рта, наспех избавился от своих штанов. — Погоди, — альфа перехватил его руку на середине движения, когда она уже направила член во вход. Тенши замер. — Я не хочу так. — Либо так, либо никак. Он резко насадился, утробно зашипев от дискомфорта в неподготовленном анусе. Даже о смазке напрочь забыл, спеша отработать свой супружеский долг, чтобы его больше не грызли. Но, несмотря на это, Тенши все равно двинул бедрами — альфе ведь не больно. Если раньше Пёнволь принимал активную сторону в любых позициях и ситуациях, то на этот раз ему показалось, что имеют именно его, остервенело прыгая сверху и тараня напряженный вход. Альфа отчетливо чувствовал, как его стискивает внутри. Если говорить исключительно о физиологии, ему безумно нравились эти ощущения тугого и узкого нутра, но, беря во внимание эмоции, никуда не девалось чувство, будто Тенши себя наказывает. До слуха альфы доносились вырывающиеся всхлипы и даже передавалась дрожь в руках омеги, упирающихся ему в грудь, — иногда пальцы впивались в кожу ногтями при особенно резких движениях. Но последней каплей для Пёнволя стало то, как на него упала клякса, соскользнувшая с подбородка Тенши. Альфа протянул руку к его лицу, чтобы проверить, и убедился в своей правоте: по щекам ангела катились слезы. Но тот перехватил назойливые руки с молниеносной скоростью и припечатал их к постели, продолжая насаживаться. Иногда он совершал круговые движения бедрами, но не выпускал, не отпускал альфу, продолжая орошать его грудь дождем из глаз. Это не могло расслабить разволновавшегося Пёнволя, несмотря на жар и тесноту горячего тела омеги. Его сердце рвалось из груди от волнения. — Прекрати это, — потребовал Пёнволь, но его не услышали, продолжая насиловать свой организм. — Тенши, остановись! — громче приказал альфа, а это еще больше раззадорило оного. Омега выпрямился, меняя угол проникновения, вознося своего супруга на небеса, прочащие верную погибель всех моралей и устоев. Пёнволь протяжно застонал, зажмурившись, — действительно было хорошо. И Тенши повторил движение, поддаваясь сжавшимся пальцам на ягодицах. Он терпеливо следовал за направлением своего альфы, невзирая на невыносимо саднящую, раздирающую в клочья боль. Когда тот содрогнулся, семя жгло сильнее раскаленного металла, но омега принял до последней капли. Он оставался на месте, испытывая жуткие страдания, до тех пор, пока узел не стих. Осторожно поднявшись с бедер Пёнволя, Тенши тихо проговорил: — Спокойной ночи. — Он склонился к лицу супруга и коротко чмокнул его в щеку, а затем кое-как поднялся с постели. Альфа ошарашено следил за тем, как Тенши ковылял до ванной комнаты, то и дело натыкаясь на мебель, спотыкаясь на ровном месте. — Тебе помочь? — обеспокоенно уточнил Пёнволь, но ему не ответили. Тенши тихо затворил за собой дверь, а вскоре мужчина расслышал шум воды, разбавляющийся плеском.

༺❦༺✿༻❦༻

— Недурно, — раздалось над ухом. Шим оглянулся на знакомый голос и шарахнулся в сторону, быстро пряча свое мужское достоинство в штаны. — Ёб твою мать! — заорал он, наспех застегивая молнию. — Какого хуя ты забыл в нашем туалете?! — верещал Чанмин, торопливо поправляясь под снисходительным взором омеги, стоящего у писсуара. — Твой, — невозмутимо выдал Джеджун и сдул пылинку со своих пальцев. — Где мой брат шарахается? — Черт, а более подходящего места для таких вопросов ты не мог найти? — процедил альфа. Он оглянулся на других клиентов клозета: — Какой дебил пустил сюда омегу?! Но те лишь хихикали, разглядывая счастье, которое пожаловало к ним на огонек. Многие Джеджуна так близко и не видели, не смели стоять рядом, поэтому даже несколько завидовали парню, до которого снизошел сей бриллиант своим вниманием. — Хочешь более подходящего вопроса? — омега вперился в своего заклятого соперника. — Когда ты уже, наконец, засадишь Ючону? Большие глаза тут же округлились. Шим даже выдохнуть забыл, не веря своим ушам. Он внимательнее оглядел Джеджуна на предмет того, не ударился ли тот, случаем, головой. Но нет, внешне этот самовлюбленный гад невредим. — А давай ты не будешь мне указывать, кому засаживать? —То есть, по-твоему, он непривлекателен? — буравчиками темных омутов уставился с угрозой омега. — В таком случае, что значили те сигареты? — Это было сто лет назад, — Шим обогнул настырного одноклассника и подошел к умывальнику, чтобы сполоснуть руки. — Ты что, не понимаешь, о чем я говорю? — насел на него Джеджун, преследуя по пятам. — Даю тебе один единственный шанс беспрепятственно взять одного из моих друзей и создать пару. Если ты этот шанс упустишь, больше не сунешься — даже в этой школе не доучишься, если рискнешь по окончанию срока. Неделя. У тебя ровно неделя. Если до его течки с твоей стороны не будет никаких телодвижений, то во время нее я тебя к нему не подпущу. И больше никогда не приблизишься к нему. — Я не жиголо, чтобы встречаться с твоими друзьями по твоему заказу. — А я не пай-мальчик, чтобы терпеть голодные взгляды в их сторону. Либо открыто его обожай, либо пошел вон из нашей школы. — Ючон в курсе, как ты о нем хлопочешь? — строго уточнил Чанмин, пристально разглядывая смазливого омежку с настолько же противным характером-антагонистом его внешности. — Ему не обязательно быть в курсе всех моих забот. Открытый взгляд в глаза вынудил Шима опустить голову.

༺❦༺✿༻❦༻

В огромном доме остались только они вдвоем. Прислуга справилась со своей задачей и ретировалась восвояси. Но даже ее присутствие никак не заменило бы родителей. Единогласно было принято решение не ужинать, как на смотринах, в столовой. А чего, собственно, ради соблюдать этот идиотский лицемерный этикет в отсутствие зачинщиков правил? Омега сидел на канапе в гостиной и тупо пялился в пустую стену над камином. Ну, не совсем пустую, есть там, конечно, разные предметы декора, которые мальчишке всегда казались безвкусными. Он даже не замечал молчаливого присутствия альфы, перебирающего пальцами по клавишам ноутбука. Тот развалился на кресле напротив в чересчур неестественной позе — какого-то черта выперся из своей норы и из всех мест особняка почему-то выбрал именно эту комнату. Джеджуна так и подмывало сказать: «Занято!», но он не считал Юнхо существенной помехой для своих размышлений. — Не жди его, — тихо выговорил тот, все еще изучая изображения на мониторе. Омега перевел на него изумленный взгляд, а Юнхо продолжил: — Эта поездка на два-три дня. — А ты что, не волнуешься? Совсем? — Пока он отвечает на мои звонки, не волнуюсь. Юноша развернул монитор к брату, показывая красочные пейзажи. Захватывающие дух своим величием и вызывающие панику своей небезопасностью, судя по ракурсам. — Это Тенши прислал?! — воскликнул Джеджун, подпрыгнув на месте. — Черт! Там же опасно! Он что, не мог остаться дома? С моим отцом ему можно вообще не работать. — Не паникуй, — Юнхо захлопнул крышку ноутбука. — У родителя первый разряд по альпинизму. — Разряд разрядом, но… — Высоты боишься? — подловил альфа. Джеджун замолчал. Он поджал губы и откинулся на спинку канапе, опуская взгляд на свои пальцы. — А как же… твое любимое место на крыше офиса? — уточнил Юнхо, припоминая их поцелуй. — Там есть перила. И я не смотрю вниз, а только вперед. Это же не отвесная скала. Юнхо поднялся на ноги и вопросительно посмотрел на поникшего омегу. — Тебе принести яблоко? — Все равно не понимаю, как ты можешь быть настолько спокоен. — А ты разве не наслаждаешься возможностью побыть в одиночестве? Когда можешь быть предоставлен самому себе всецело и полностью? — Я всю жизнь предоставлен самому себе, — фыркнул Джеджун, отворачиваясь. Он упал на диван, соскользнув плечом по спинке, и бездумно уставился в точку впереди себя. — И до сих пор не зарегистрирован на порно-сайтах? — картинно изумился Юнхо, насмешливо разглядывая омегу. Тот поднял на него ошарашенный взгляд, привстав на локте. — А ты что, дрочишь, когда остаешься дома один? — Почему бы и нет? Есть абсолютная уверенность, что никто тебя не застанет врасплох. Это отличный шанс посвятить время себе любимому. — Лучше бы ты с омегами трахался, — не выдержал издевок Джеджун и снова откинулся на канапе, падая головой на подушку. — Не все омеги дают, когда хочется, — сощурился Юнхо. — А ручка, — он продемонстрировал свою выручалочку, — никогда не откажет в удовольствии. — Последним штрихом был поцелуй в каждый пальчик. С жутким загробным хохотом он удалился из комнаты, оставляя братца наедине со своими мыслями. Тот поежился от этой фантазии об озабоченном альфе, натирающем себе мозоли на члене и ладони. И почему-то внезапно вспомнил его пальцы, аккуратно проникающие в попу и нежно натрахивающие чувствительную дырочку. От этого Джеджун невольно сжал ягодицы, чувствуя разливающуюся тяжесть внизу живота, и тихо хныкнул в подушку. — Эй, несчастье, — окликнул его Юнхо. Джеджун поднял на него раскрасневшееся лицо. — Чего нюни распустил? — альфа водрузил миску с яблоками на журнальный столик возле брата. И взял одно себе. — Думал, ты уже давно дрочишь, — вспыхнул омега. — А если ты меня застанешь? — картинно испугался Юнхо. — Э, нет! Тут нужна абсолютная уверенность! — он вскинул палец вверх, словно профессор на лекции. Парень со смешинками в глазах посмотрел на брата и бросил ему на диван яблоко. Стоило вернуться в кресло, как фрукт вернулся к нему метким попаданием прямо в руки. — Почему ты решил, что я твой истинный? — резко спросил Джеджун, вглядываясь в изменившиеся эмоции на лице брата. Тот не ожидал этого вопроса и растеряно поморгал. — Коль мы наедине, почему бы и не поговорить, да? — уже серьезно выдохнул Юнхо. Он удобнее устроился в кресле и задумчиво посмотрел на краснобокое яблоко в своих руках, натертое до блеска. — Я реагирую на тебя совершенно иначе. Это не… не тупое желание трахаться круглые сутки: потому что ты смазливый или возбуждающе пахнешь. Это инстинкт. Чутье. Твой ужасный характер не отменяет того факта, что мы истинные. И то, что я злюсь из-за тебя, ты меня бесишь — тоже не отменяет нашей истинности. Это не значит, что мне не нравится кто-то другой, но ты… Я будто в капкане рядом с тобой. Хочу, но не могу из него выбраться. — Кто-то другой, — Джеджун говорил так тихо, будто боялся, что его услышат, — Джунсу? Юнхо поднял на него глаза, но увидел лишь удрученного мальчишку, опустившего голову, который и не думал на него смотреть. — Я все еще помню, что он табу. — А если бы не было… табу? Сердце омеги тарахтело как ненормальное. Юнхо перестал к нему приходить по ночам, а в школе был каким-то чересчур неуловимым. Сложно было уследить за его перемещениями, его контактами с другими ребятами. Единственная возможность наблюдать за альфой была только на уроках и его тренировках. Но и там особо не поглазеешь — нет-нет, а кто-нибудь, да застанет. — Эстетически или физиологически? — ушел от ответа Юнхо. Дождавшись, когда брат поднимет на него глаза, альфа бросил яблоко, словно передавая эстафету. На автомате Джеджун поймал фрукт и повертел его в пальцах, разглядывая со всех сторон. — Я спрашиваю потому, что не знаю, правда ли мы истинные. У меня вроде как и есть альфа, но… Всю жизнь я привык любить омег. Меня они возбуждают так же, как и тебя. В отношении омег я… ориентирован на доминантную роль. С ними я — альфа, только без узла. И с течкой, — последнее слово юноша произнес с какой-то брезгливостью. — Именно она напоминает мне о том, что я… омега, который должен прогибаться под альфу. Особенно, когда чешется. — Ты не должен и не обязан ни под кого и ни перед кем прогибаться, — спокойно, даже нежно и успокаивающе проговорил Юнхо со своего места. — Прогнешься, если почувствуешь, что твое. Джеджун смотрел на него долго и неотрывно, изучая каждую черточку на лице. Если прогибаться, то только под такого, как Юнхо. Даже отец подтвердил это суждение. Какая ирония. Джеджуну вдруг стало так горько от этих мыслей, что он швырнул в альфу злосчастным яблоком. — Я — гей. — Или “би”? — Юнхо изогнул бровь и повертел яблоком на уровне своего лица. Когда омега раскрыл ладонь, чтобы принять подачу, после которой готов будет дать ответ, Юнхо не стал бросать ему фрукт. — Ну? — настоял альфа. — Давай, — Джеджун поманил рукой, ожидая броска. Но этого не последовало. Тогда он встал и подошел к брату, а тот спрятал яблоко за спину. Когда Джеджун навалился, альфа увернулся и выхватил фрукт в другую руку. Они сами не заметили, как увлеклись этой игрой. И Юнхо все еще лидировал, изворачиваясь от настырного братишки. Кое-какой перевес у альфы все же был — его рост. Он поднял яблоко над головой, а Джеджуну пришлось тянуться на носочках, чтобы достать. Но Юнхо оказался хитрым, отводя каждый раз руку в сторону и стоически снося то, как Джеджун уже вовсю вжимается в него грудью, пытаясь дотянуться до фрукта. Омега неожиданно легко сумел достать до яблока и выхватил его из пальцев. И только после этого обратил внимание на пристальный взгляд парня, осторожно обнимающего за тонкую талию и обжигающего кожу своим ровным дыханием — так близко они находились заигравшись. Джеджун осторожно стал на пятки, опустившись с носочков, трепетно сжимая в пальцах приз, и с волнением смотрел на молчаливого альфу. — В кино обычно целуются, — шепнул Джеджун, оставаясь на месте. Он почувствовал, как дрогнула рука брата на пояснице, но тот не отстранился. — Или “би”? — повторил свой вопрос Юнхо. — Мы порвали, — шепотом напомнил омега и затем от волнения сглотнул скопившуюся слюну. С сожалением он осознал, что его выпустили из объятий. Покорно, без вопросов, без скандалов. И от этого было так больно и гадко на душе, что уж лучше бы они всерьез поссорились. — Долго не засиживайся, — тихо выдохнул Юнхо. Он отступил на шаг, все еще разглядывая сведенные домиком брови и морщинку между ними на печальном красивом лице Джеджуна. — Спокойной ночи. Альфа ушел без оглядки, а омежка пораженно осел на пол, сжимая в пальцах доставшийся в схватке трофей. Сердце просилось вон из груди, а океан слез душил изнутри, норовя выйти из берегов. Он проиграл. Позорно проиграл.