Отказ в увольнении

Недолгая встреча с Хельми Сунден оставила после себя тяжелый осадок, и в управление Волландер вернулся в мрачном настроении. Мелькнула даже мимолетная мысль разыскать Найберга, поговорить с ним, как тот и предлагал, но в конечном итоге старая привычка носить все в себе победила. Сварив полную колбу кофе и перетащив к себе в кабинет все текущие дела Мартинссона, Курт углубился в чтение. Одновременно, щурясь от резкого контраста между приглушенным освещением в комнате и ярким экраном компьютера, он сверялся с записями Магнуса, которые тот вел прилежно и подробно. Каждое из ведущихся расследований Волландер изучал пристально и с особым тщанием. Если Мартинссон распутывал их, исходя из состава преступления, улик, подозреваемых и свидетелей, то Курт смотрел под совершенно иным углом. Среди разнообразных материалов следствия, он искал хоть малейшие намеки на то, что кто-то из всей массы замешанных в них людей мог неадекватно отреагировать на действия молодого инспектора. Пока что ничего такого ему не попадалось. Он не кривил душой, когда сказал Лизе Холгерссон, что в текущих делах Мартинссона не было ничего, что могло бы привести к его исчезновению. Волландер взял себе за привычку отслеживать, чем Магнус был занят. Он не хотел, чтобы некоторые преступления какое-то время попадали на стол младшего коллеги, и отсеивал их из общей массы, занимаясь ими сам или передавая Анне-Бритт. Спустя четыре часа Курт встал и, прихватив с собой кружку с остывшим кофе, отошел к окну. За это время он детально ознакомился с последними актами вандализма среди подростков, изучил досье на местных карманников и воришек, специализирующихся на туристах, сдержанно посмеялся над несколькими особо занимательными показаниями свидетелей и продрался через целую кипу жалоб и кляуз на соседей. Последними должны были заниматься участковые, но когда один из них уходил в отпуск, его почту почему-то упорно оставляли в ящике корреспонденции следственного отдела. Все это было скучно, нудно, неинтересно. И Курт мысленно аплодировал выдержке Мартинссона, упорно и без споров тянущего эту неблагодарную лямку. Он сам бы уже давно устроил начальству образцово-показательный скандал, и было непривычно осознавать, что Магнус был способен на такую выдержку. Особенно, учитывая, что Волландер всегда воспринимал его, как человека довольно несдержанного на слова и излишне эмоционального. В последние же часы Курт медленно, одно неожиданное открытие за другим, начал осознавать, что Мартинссон был в действительности ничуть не несдержаннее той же Анне-Бритт. Обвинения в болтливости также не имели за собой оснований. Те же патрульные по части сплетен могли дать фору любому инспектору хотя бы по той простой причине, что у следственного отдела обычно не было времени на бесцельные разговоры. Магнус не был исключением, он зашивался на этой дьявольской работе так же, как и сам Курт. Но на фоне обычного ледяного спокойствия Мартинссона, любая вспышка темперамента, любые сказанные сгоряча слова моментально запоминались и надолго отпечатывались в памяти. Волландеру уже давно пора было это заметить и понять. Иначе гроша ломаного не стоило его обычное внимание к деталям, наблюдательность, умение читать свидетелей, если он провалился в элементарном понимании своего коллеги. Человека, с которым бок о бок работал фактически каждый день на протяжении уже нескольких лет. Курт стоял у окна, глядел в непроглядную ночь и запивал горькие мысли холодным черным кофе. Немного передохнув, он снова вернулся к просмотру следственных материалов и в какой-то момент задремал. А проснулся оттого, что кто-то легко тряс его за плечо. С трудом разлепив тяжелые веки и поморгав, чтобы узнать Лизу Холгерссон в расплывающемся туманном пятне перед собой, Курт хрипло спросил: - Который час? - Полшестого утра, - тихо ответила она, затем перевела взгляд на разложенные перед ним папки. - Нашел что-нибудь? - Нет, - мотнул он головой, выпрямляясь и почесывая щеку, на которой чувствовался след от ночного пролежня, - но я еще не все просмотрел. Она только молча кивнула. - Что ты здесь делаешь в такую рань? - запоздало удивился Волландер, глядя в темноту за окном. - Бессонница, - пожала Лиза плечами. - Решила, что лучше уж займусь делами, чем буду ворочаться с бока на бок. Инспектор устало потер лицо ладонями, с трудом подавил зевок - в присутствии женщин в нем еще иногда просыпались почти забытые хорошие манеры. - Знаешь что, Курт, - неожиданно мягким, почти кошачьим движением она коснулась его плеча, - езжай-ка ты домой. Выспись, отдохни. В том состоянии, в каком ты сейчас находишься, много не наработаешь. А ты мне сегодня еще понадобишься. - Понадоблюсь? - нахмурился он, решив не спорить с ней об очевидном. - В полдень я официально объявлю Мартинссона пропавшим без вести. В два приглашу журналистов для короткой пресс-конференции, думаю, тебе тоже стоит там быть. - Да, конечно. Кстати, что с нашей текучкой? - Я хочу, чтобы ты занялся исключительно поисками Мартинссона. Во всяком случае, в ближайшие несколько дней. Анне-Бритт возьмет на себя твои дела, остальное придется на время отложить в долгий ящик. Ты ведь, как всегда, против дополнительной помощи из центра? - Против, - подтвердил он, начиная понемногу просыпаться; достаточно для того, чтобы доехать до дома. - Да, это будет идеально. Еще я бы хотел, чтобы Найберг в случае чего был на подхвате. В любое время дня и ночи. - Я его предупрежу, - кивнула она. - Езжай, Курт, тебе нужно поспать. Увидимся днем. Лиза ушла, а Волландер поднялся, сложил папки в аккуратную стопку и запер их в сейфе. Дежурный в приемной, услышав на лестнице его шаги, сонно махнул рукой. Спокойной ночи он ему не пожелал, видимо, понимал, что инспекторам следственного отдела вряд ли скоро удастся нормально поспать. На улице было промозгло и холодно, все так же моросил дождь. После расставания с уже теперь бывшей женой Курт переехал в небольшое бунгало в самом центре Истада. Он там жил и сейчас. Несколько месяцев назад у него появилась идея перебраться куда-нибудь поближе к природе, но так и заглохла, не получив продолжения. Работа, как всегда, захватила его целиком, и ни на что другое сил уже не оставалось. Дорога по ночному городу с мигающими желтым светофорами заняла от силы несколько минут, а дома он заснул почти мгновенно, едва его голова коснулась подушки. Разбудила Курта громкая трель мобильного, и, резко вынырнув из сна, он несколько секунд не мог понять, где находится. Нащупав телефон на тумбочке, он успел ответить, прежде чем звонившего перекинуло на голосовую почту. - Пап, ты где? - Линда? - сонно прохрипел он, поморщившись от звука ее громкого голоса. - Я тебя жду уже полчаса! - раздраженно воскликнула она. - Мы же договорились, что ты встретишь меня на вокзале. Вздохнув, Курт только молча провел ладонью по лицу. Встреча с дочерью совершенно вылетела у него из головы. Они собирались вместе съездить на могилу его отца, Повела Волландера, умершего всего-то несколько месяцев назад. Раньше все как-то не складывалось: то у него завал по работе, то Линды не было в Швеции. - Пап? Ты меня слушаешь? - Да... прости... - Ты снова совсем про все забыл, - тоном, полным сарказма, закончила она вместо него. - У нас... - он запнулся, не желая говорить о пропаже Мартинссона вот так, по телефону; словно такая будничность передачи информации могла каким-то образом сделать его исчезновение и все, что чувствовал из-за этого сам Курт, менее значимым. - У нас сложное дело. Я вернулся домой только пару часов назад - немного поспать. Линда какое-то время молчала, затем уже спокойнее спросила: - Ты уже завтракал? - Нет, я только проснулся, - признался он. - Твой звонок... - Ясно. Хорошо, никуда не уходи. У меня уже подходит автобус, буду у тебя минут через десять. За время, которое ей понадобилось, чтобы добраться до его дома, Волландер успел встать, наскоро принять душ и одеться. Он как раз сушил волосы полотенцем, когда Линда отперла входную дверь своим ключом и вошла внутрь. Раньше ее появление всегда приносило ему радость, делало все, происходившее в его жизни, терпимее. Стоило только увидеть ее улыбку, ясные, умные глаза, доброжелательное лицо, в линиях которого в равной степени смешались как его черты, так и черты ее матери. Словно природа уже тогда знала, что им не быть вместе и заранее поделила все поровну. Чтобы никому не было обидно. Но не сегодня. Сегодня он смотрел на нее и думал только о том, что вот стоит его дочь. Живая, светлая, родная, единственная. Его ребенок, которого у него уже два года, как могло не быть, если бы не Мартинссон. Он был обязан Магнусу жизнью Линды. У таких долгов нет срока давности, и их нельзя вернуть назад с процентами. Наверное, что-то случилось с его лицом в этот момент. Линда бросила сумку на пол и быстро приблизилась к нему, с тревогой заглядывая в глаза: - Папа? Пап! О, Господи, да ты весь серый. Она взяла его под локоть и помогла сделать несколько шагов до кресла, в которое он практически тут же упал: - Когда ты ел в последний раз? Нахмурившись, Курт попытался вспомнить: - Вчера утром? - неуверенно предположил он. Линда видимо хотела сказать что-то очень нелестное, но передумала, ограничившись: - Сиди здесь, я сейчас поставлю кофе вариться и сделаю тебе пару бутербродов, - она вышла на кухню, и до него донеслось ее сердитое ворчание: - Что такого ужасного могло случиться, что нельзя хоть что-то перехватить между делом? Зла на него иногда не хватает! И почему-то это показалось Курту таким несправедливым. Неправильным. Ему не хотелось, чтобы она так сердилась сейчас, когда еще не знает, что... - Мы потеряли Магнуса, - тихо сказал он. Или думал, что тихо, потому что шум на кухне резко прекратился, и Линда вновь появилась на пороге комнаты. В руках нож, в глазах - удивленное непонимание. - Что? - Мартинссон, мой коллега, - попытался он снова, - да ты помнишь его. Он пропал, и мы нигде не можем его найти. И я хожу кругами, и ничего, ни одной зацепки, ни следа... и он был сиротой - я не знал... и слоник... этот чертов дурацкий слоник в кармане... Слова внезапно стали слишком неуклюжими и чужими; они царапали острыми коготками ему горло, сухим песком собирались в глазах, затуманивали их, заставляли слезиться. Он с трудом сглотнул, взглянул на Линду, и в ее ответном взгляде расширенных, наполненных непролившейся влагой глаз можно было увидеть его точное отражение. Заметив, что она все еще сжимает рукоять ножа, Волландер встал и приблизился к дочери. Он мягко разжал ее пальцы, отбирая нож, и положил его на журнальный столик. - Нет... - вдруг тихо сказала Линда. - Нет, этого не может быть! Пап, ну скажи, это ведь неправда, а? Он же мне жизнь спас, пап! Ну как он мог пропасть? Курт всей кожей почувствовал нарастающую в ней истерику и быстро притянул к себе, крепко обнял. Он и представить себе не мог, что Линда так глубоко отреагирует на плохие новости. Ведь по сути, ну кто такой для нее Мартинссон? Коллега отца. А что застрелил маньяка, который намеревался ее убить? Так работа у него такая. Ему за это деньги платят. А ведь поди ж ты. Переживает. Неожиданно Линда в его объятиях напряглась и еле слышно прошептала: - Как это могло случиться? Я же его буквально вчера видела... Остатки сна с него как рукой сняло, в голове внезапно стало кристально ясно; воздух словно пропитался напряженным, практически наэлектризованным ожиданием, и Курт, взяв лицо дочери в ладони, заглянул ей прямо в глаза: - Когда ты его видела? - Вчера ночью, - ответила она уже спокойнее, часто моргая, чтобы отогнать навернувшиеся слезы. - Мы с ним случайно встретились в городе. - Когда? - После полуночи, - Линда отвела взгляд, и это было верным признаком, что она что-то скрывала. - Магнус предложил проводить меня до машины, и я согласилась. Волландер решил пока не заострять на этом внимание, вместо этого сконцентрировавшись на следующем вопросе: - И во сколько вы расстались? - Около часа, - нервно прикусила она нижнюю губу. - Я глянула на приборный щиток, когда заводила машину. Волландер прикрыл глаза, пытаясь унять бешеный стук сердца в груди, и позволил губам растянуться в кривой, дерганой улыбке. Он нашел своего первого свидетеля. * * * Тревожный, неспокойный сон резко оборвался, и Магнус вынырнул в серую реальность тускло освещенного подвала. Ткань матраса под его щекой была влажной от набежавшей слюны, и он инстинктивно мотнул головой, чтобы вытереть уголок рта. На это простое движение по-прежнему скованные за спиной руки отозвались тянущим напряжением в локтях и предплечьях. Вместе с этим пришла новая, острая дергающая боль, родившаяся где-то в области правой лопатки и неумолимо ввинчивающаяся в его нервные окончания. По сравнению с ней, неприятное жжение вокруг запястий было практически незаметным. Магнус не сдержал слабого стона, когда все же приподнял голову от матраса и осмотрелся. Он был снова один. Под ним был на удивление чистый матрас, чего он никак не ожидал от своего похитителя, однако рубашка на нем оказалась настолько сильно разорванной, что фактически можно было сказать, что из одежды на нем оставались одни лишь джинсы. Мартинссон нахмурился. Да, он помнил драку с Ларсом, помнил неудавшуюся попытку побега... Его взгляд скользнул по помещению, и он заметил небольшой стол у дальней стены, на нем пустую бутылку из-под водки. На полу рядом - осколки... Почему-то в горле встал тугой комок, сердце судорожно и громко забилось в груди; Магнус с каким-то отстраненным удивлением осознал, что начал задыхаться, не в силах сделать новый вдох, отвести взгляд от небольшой кучки битого стекла. И из абсолютной пустоты в его памяти один за другим стали всплывать рваные образы воспоминаний о минувшей ночи. Граненый стакан, это был граненый стакан. Когда Магнус пришел в себя в первый раз, он уже лежал на этом же самом матрасе, а Ларс сидел за столом на табурете, обломки которого... он посмотрел в другую сторону - да, вот они, совсем рядом, в ближнем к нему углу. Этот табурет просвистел совсем близко над его головой, когда в пьяном угаре похититель запустил его в своего беспомощного пленника. Магнусу тогда с трудом удалось увернуться, и только отлетевшая от табурета ножка больно ударила его в плечо. Но это будет потом. А тогда Ларс сидел, молча пил водку из граненого стакана и смотрел на своего пленника тяжелым мутным взглядом. Заметив, что Магнус снова в сознании, он обнажил зубы в злобном оскале: - Очнулся, птенчик? Это хорошо. Я уже начал скучать, - когда же инспектор ничего на это не ответил, продолжил: - Знаешь, а твои чудесные приятели-легавые особо не чешутся с поисками. Вокруг тишь да гладь, да божья благодать. Тебя даже в розыск не объявили, птенчик. А потом мужчина с силой разбил об пол стакан, встал и, покачиваясь, направился к нему. В руках преступника откуда-то появился нож, и инспектор в ужасе попытался хоть как-то от него отползти. Но это было бесполезно. Сейчас, в настоящем, Магнус закрыл глаза, пытаясь успокоиться, не дать злым обиженным слезам снова навернуться на глаза. А воспоминания накрывали его волна за волной, подавляя собой его волю, мешая дышать от жгучего чувства стыда и собственного бессилия. Птенчик. Ларс звал его так всякий раз перед тем, как сделать что-то новое, вырвать из него очередной крик боли, подавить даже то слабое сопротивление, на которое Магнус был еще способен. Ларс не стал развязывать ему ноги, а вот рубашку разрезал так, что она лоскутами сползла до самых скованных запястий. Затем, не обращая внимания на протесты, расстегнул на Магнусе джинсы и стащил их вниз до самых колен. Закончив с этим, похититель перевернул его на живот, подсунув под бедра матерчатый валик. Дальше для Магнуса начался сплошной кошмар. Он не знал, сколько преступник измывался и мучил его, тогда ему казалось, что это не кончится никогда. Но даже сейчас, стоило ему закрыть глаза, как он всей кожей ощущал чужие пальцы на своем теле и внутри него. Магнус молился, чтобы пьяный преступник поскорее закончил с ним и отрубился, но это было уж слишком оптимистично. Даже в таком состоянии Ларс помнил много приемов, чтобы оттянуть момент развязки как можно дольше. Впрочем, тогда инспектор и понятия не имел, что это было еще не все, что уготовил для него насильник. Сейчас, когда ночь осталась позади - а может, это был день или следующий вечер, Мартинссон уже давно потерял ощущение времени, - его пустой желудок снова начал корчиться от сухих спазмов. Тогда, после первого раза, его вырвало одной желчью, и еще долго продолжало выворачивать наизнанку, хотя уже было нечем. Магнус помнил отвратительное ощущение собственной теплой рвоты, стекавшей по подбородку без возможности как-то ее стереть, сохранить хоть какие-то, пусть крошечные, остатки человеческого достоинства. Это был один из немногих моментов, когда Ларс оставил его в покое, не стал дожимать своего пленника до конца. А Магнус знал, что именно в те минуты он мог окончательно и безнадежно сломаться, потерять себя, раствориться внутри своего сознания, оставив насильнику играть с пустой оболочкой, в которой никого больше не было. За годы работы в полиции он несколько раз видел в таком состоянии подростков, подвергшихся крайней степени насилия. Он знал механизм - как это в теории работает, когда человек оказывается настолько не готов к происходящему с ним, что прячется, уходит в другой мир, полностью теряя связь с реальностью. Магнус, правда, никогда не думал, что сам окажется на такой грани. Ларс тогда вдруг проявил неожиданную человечность. Он ненадолго вышел из подвала, но вскоре вернулся с полотенцем и небольшим тазиком с теплой водой. В движениях насильника, пока тот обмывал Мартинссону лицо и шею, не было ставшей уже привычной грубости. Мужчина даже почистил запачканный матрас и положил под голову пленника сложенное вчетверо сухое полотенце. Впрочем, на этом лимит его добросердечия оказался исчерпан. И снова была разрывающая боль во внутренностях, были широкие грубые ладони, сжимавшие его бедра с такой силой, что наверняка сегодня там уже появились синяки; было жаркое, пропитанное запахом спирта дыхание в затылок. Был тонкий ремень, с каждым толчком, с каждым влажным шлепком чужой плоти по его коже все туже и туже затягивавшийся на шее. Пока наконец его дыхание не перешло в сдавленный хрип, а легкие не стали разрываться от недостатка воздуха. В конце концов Магнус все же ненадолго отключился, только чтобы прийти в себя от жуткой боли. Чтобы рвануться, не понимая еще, что с ним происходит; подавиться безумным криком, чувствуя, как ладонь Ларса на затылке без труда удерживает его на месте, впечатывает лицом в матрас. На деле эта новая пытка длилась всего несколько секунд, ему же казалось, что прошли годы. Когда Ларс наконец его отпустил, и боль снизилась до терпимого уровня, Магнус слабо приподнял голову и сразу же почувствовал запах горелой плоти. А его мучитель с улыбкой, совершенно не сочетавшейся с пустым, бесчеловечным выражением глаз, показал ему раскаленный тонкий металлический прут с утолщением на конце. Клеймо. Ублюдок не просто надругался над его телом, взял то, что ему не принадлежало и могло быть отдано только добровольно. Ларс оставил на нем свою метку; нестирающееся напоминание о себе, с которым инспектору теперь предстояло ходить всю жизнь. Насильник, резко потеряв интерес, почти сразу оставил его одного, а Магнус все еще не мог стряхнуть с себя отупляющее ощущение шока. Когда же оно схлынуло, его охватила дрожь, которую никак не удавалось остановить. Магнуса бросало то в жар, то в холод, желудок сжался в тугой комок из постоянно пульсирующих спазмов боли и позывов к рвоте, по щекам беспрерывным потоком текли горячие едкие слезы. Он не слышал, как снова вернулся Ларс и с тяжелым вздохом поставил на пол ведро с чистой водой. И никак не отреагировал, когда насильник мягкими, почти ласковыми прикосновениями намоченной губки обмыл его, а затем подтянул и снова застегнул на нем джинсы, кое-как обернул плечи в превратившуюся в лохмотья рубашку. Ларс опустился рядом с ним на матрас и, преодолев первое за долгое время явное сопротивление, обнял Магнуса, прижал к себе и начал гладить по голове, ладонями стирать со лба выступившую испарину, пока тот пытался не утонуть в накатывающем на него волна за волной безумии. Это было последнее воспоминание. И при мысли о том, что он заснул в объятиях своего мучителя, позволил себе принять от Ларса эту тошнотворную пародию на заботу, Магнус глухо застонал. Не от боли. От стыда и горькой, неугасающей обиды. На себя самого и на весь мир. Он до последнего надеялся, что его найдут, что они успеют, что ему не придется проходить через все это. Магнус так часто видел, как Курт совершает порой кажущиеся невозможными чудеса, что начал надеяться, почти поверил. Зря. Вместо спасения в его ушах все еще шелестел тихий, безликий шепот убаюкивающего его Ларса: - Понимаешь, мальчик, дело не в тебе, ты просто игрушка и даже не моя. У меня счеты к Волландеру, а ты... чужие игрушки ведь так приятно ломать. * * * Стремительно ворвавшись в следственный отдел полицейского управления, Волландер сбавил шаг и остановился у стола Анне-Бритт. Женщина-инспектор внимательно читала документы и обратила на него внимание только, когда он легко коснулся ее плеча. Слегка вздрогнув, она подняла на него взгляд. - Пойдем, ты мне срочно нужна, - тихо, с нотками нетерпения в голосе приказал Курт вместо приветствия. Она удивленно вскинула брови: - У тебя новости по делу? - Не здесь, - ровно, стараясь не привлекать лишнего внимания к их разговору, ответил Волландер и указал ей на дверь из отдела. Кроме них, в этой же комнате сидели участковые и сержанты патрулей, и ему не хотелось обсуждать в их присутствии детали расследования, которое касалось их общего коллеги. Анне-Бритт едва заметно кивнула, закрыла папку и положила ее на стопку других, точно таких же. Они вышли из комнаты, спустились по лестнице на один пролет, и Курт остановился на площадке между этажами. Убедившись в том, что они одни, он произнес: - У меня в одной из следственных сидит свидетельница, которая видела Мартинссона после того, как тот ушел с работы. - Как ты ее нашел? И зачем тебе нужна я? - недоуменно уставилась на него Анне-Бритт. - На меня сейчас столько дел свалилось, что на одно только ознакомление с делами Магнуса и твоими уйдет пара дней как минимум. - Ты мне нужна для снятия свидетельских показаний, - от нарастающего нетерпения Курт постепенно начал повышать голос. - Я не имею права допрашивать собственную дочь! Хоглунд молча, но очень выразительно уставилась на него широко распахнутыми глазами. - Да, это Линда, - коротко бросил Волландер, а затем, окончательно потеряв терпение, подхватил Анне-Бритт под локоть и продолжил спуск на первый этаж управления. - Так, все, хватит время терять. Пошли, я тебе по пути все объясню. Когда они подошли к комнате для допросов, полицейская уже была в курсе основных событий. Линда встретила ее нервной улыбкой, напускным спокойствием и слегка влажным рукопожатием. Было заметно, что она сильно встревожена и даже шокирована. - Так как Курт твой отец, официально снимать свидетельские показания буду я, - присаживаясь за стол напротив Линды, произнесла Анне-Бритт. - Он также может задавать вопросы, но обязательно в моем присутствии, чтобы я могла в случае чего засвидетельствовать, что ты отвечала не под давлением и без постороннего влияния. - Да, конечно, - кивнула Линда. - Я готова. - Замечательно, тогда начнем, - улыбнулась ей инспектор и включила настольный диктофон. Внеся в протокол необходимые личные данные, Хоглунд предложила девушке для начала просто пересказать ее встречу с Мартинссоном. Ни она, ни Волландер не прерывали рассказ о той ночи, хотя чем больше Линда вспоминала подробностей, тем сильнее Курт мрачнел. У Анне-Бритт не было никаких сомнений в том, что позже между отцом и дочерью состоится не самая приятная беседа. Когда рассказ девушки подошел к концу, Анне-Бритт переглянулась с Куртом, предоставив ему право первого вопроса, но тот только мрачно отрицательно качнул головой. - Как Мартинссон был одет в тот вечер? - спросила полицейская. Определить, возвращался ли он домой перед тем, как поехать в город, было достаточно важно. Если да, то до его встречи с Линдой вполне могло случиться еще какое-то, неучтенное ими событие, о котором им было ничего не известно. Возможно, важное событие. Линда вкратце описала, в чем Магнус был одет, а затем подтвердила свои показания, когда ей предъявили увеличенное фото, снятое с одной из записывающих камер в вестибюле управления. Домой пропавший инспектор в тот вечер все же не возвращался. Но оставался еще необъяснимый промежуток в полчаса между зафиксированным камерой временем, когда он ушел с работы, и их случайной встречей. Волландер неожиданно встал и, не сказав ни слова, стремительно вышел из комнаты, оставив женщин недоуменно переглядываться. Впрочем, отсутствовал он недолго. Вернувшись, он первым делом разложил перед дочерью подробную карту Истада: - Можешь точно показать место, где ты увидела Мартинссона? Вот самое первое мгновение: ты торопишься, за тобой кто-то идет следом и тебе страшно, и вдруг впереди знакомый человек. Где конкретно он был в тот момент? Несколько секунд Линда рассматривала карту, а затем, слегка поколебавшись, ткнула пальцем в короткую улочку: - Здесь. - Он шел тебе навстречу или от тебя? - немедленно спросил Волландер. - От меня, но гораздо медленнее, - пояснила она. - А где живет подруга, у которой ты была в гостях? - задала вопрос Анне-Бритт, но это было, скорее, для полноты протокола, чем имело какое-то серьезное значение для следствия. Линда замешкалась, но все же указала. Курту не понадобилось пристально изучать карту, чтобы узнать район. Но он не хотел спрашивать дочь подробнее, боясь, что это можно было принять за наводящий вопрос. Хоглунд тоже сообразила, над чем он так усиленно думает, глядя куда-то мимо Линды, поджав губы и выстукивая пальцами быструю дробь по столу. - Мы, скорее всего, и сами, своими силами, сможем подтвердить или опровергнуть эту версию, - заметила полицейская, глядя на мужчину. - К тому же ее показания будут играть роль только в том случае, если разойдутся с другими фактами. Тот моргнул, обрывая течение мыслей, вздохнул и сделал пригласительный жест рукой. Если уж они собрались задавать свидетелю наводящий вопрос, то лучше это делать нейтральному инспектору, а не близкому родственнику. - Линда, - мягко обратилась к девушке Анне-Бритт, - тебе ничего не показалось странным в поведении Магнуса? - В каком смысле? - недоуменно приподняла та бровь. - Ты смогла бы определить, был ли он пьян? - прямо спросила полицейская. - Он совершенно точно не был пьян, - не колеблясь, покачала голой девушка. - Где-то выпил, это да. Но вряд ли больше дозволенного. - Как ты можешь это с такой уверенностью утверждать? - Мы шли рядом, разговаривали. Магнус намного меня выше и постоянно наклонялся, чтобы что-то сказать или когда слушал меня. В его дыхании слегка чувствовался запах алкоголя и тмина. Может, он пил перед этим датский аквавит или что-то на него похожее, - предположила Линда. Полицейские переглянулись. Из этого уже можно было что-то выжать: обойти все бары в том районе - наверняка Мартинссон после работы заехал в один из них, - показать барменам его фото; могло оказаться так, что кто-то из них его запомнил и мог дополнить информацию, полученную от Линды. - Хорошо, оставим пока это, - снова посмотрела на девушку Анне-Бритт. - Давай вернемся к тому человеку, который за тобой шел. Ты бы смогла его опознать, если бы снова увидела? - Нет, - чуть ссутулилась Линда. - Был темно, и он держался в тени. Но я прекрасно слышала шаги и видела его силуэт. За мной совершенно точно кто-то следил. Она стала заметно нервничать, и Курт сам положил ладонь на руку дочери, успокаивая ее: - Мы тебе верим, но нам обязательно нужно найти этого человека. Вполне возможно, что именно он и причастен к исчезновению Мартинссона. И нам важно знать, не запомнила ли ты хоть каких-то деталей, которые пригодились бы в его опознании. - Извините, - с сожалением покачала головой Линда. - Но я правда ничем не могу помочь. - Ну, хорошо, - вздохнул Волландер, чуть подавшись вперед и глядя ей прямо в глаза, - давай зайдем с другой стороны. С чего ты взяла, что это был мужчина? Линда задумалась. - Он был высоким, - наконец ответила она. - Это не показатель, у нас в отделении полно женщин-полицейских, которым я буду по плечо, - натянуто усмехнулся Курт. - Ну, он был, - Линда развела руки в стороны, - большим. Широким в плечах. Женщины так не выглядят, если они не чемпионки по бодибилдингу, - и с первой за все время добродушно-ироничной ухмылкой добавила: - Даже очень высокие. - А как он шел? Ты сказала, что слышала его шаги. Какими они были: медленными, быстрыми, в такт твоим, семенящими? - Гораздо медленнее моих. - Но при этом он не отставал? - Мне так не кажется, - покачала она головой. - Да или нет? - Нет! И я действительно больше ничего о нем не помню, - жалобно протянула Линда, и Волландер устало кивнул ей, бросив полицейской: - Запиши: высокий мужчина, с развитой верхней частью туловища. Анне-Бритт внесла эти данные в протокол, в очередной раз поражаясь тому, как Курт мог из казалось бы совершенно расплывчатых свидетельских показаний выжать хоть какое-то рациональное зерно. - Этот человек, он следил за вами всю дорогу до твоей машины? - поинтересовалась Хоглунд. - Только до тех пор, пока я не встретилась с Магнусом. Потом он куда-то делся, не знаю. Там было много подворотен и боковых улочек. Да и мы разговаривали, и могли его просто не заметить, если он шел в отдалении. Полицейская постучала колпачком ручки по протоколу, формулируя следующий вопрос. Волландер тоже молчал. Линда сидела перед ними, усталая и серая от волнения. - Думаю, на этом все, - наконец обратилась к Волландеру Анне-Бритт. Тот не ответил, над чем-то размышляя, затем поднял вверх указательный палец: - Один последний вопрос: машина Мартинссона. Ты не знаешь, где он ее оставил в тот вечер? Линда наморщила носик и отрицательно покачала головой: - Где-то неподалеку от того места, где мы встретились, и не по пути со мной. Ему пришлось возвращаться обратно после того, как он проводил меня. - Может, он сделал какой-то жест, махнул рукой в ее направлении? - Даже если и так, я не обратила внимания, - пожала плечами его дочь, поочередно глядя него и Хоглунд. После того, как Анне-Бритт закончила с оформлением протокола свидетельских показаний, Волландер поблагодарил ее, и полицейская вышла, оставив их наедине. Некоторое время они молчали, пока наконец Линда не выдержала: - Пап, этот разговор, его обязательно проводить и к тому же именно сейчас? Курт зажмурился, сильно потер лицо ладонями и взглянул на нее покрасневшими от усталости и недостатка сна глазами: - Я не знаю, - тихо ответил он. - Ты скрыла от меня это происшествие, и, наверное, я это понимаю. Ты не хотела меня беспокоить. - Все ведь обошлось, - кивнула Линда, доверчиво заглядывая ему в глаза. - Пап, я знаю, что сглупила и что ты мне сотню раз говорил не ходить одной так поздно по старому городу. И мне, наверное, очень повезло, что там оказался Магнус... - она помолчала, но все же решилась спросить: - Как ты думаешь, он пропал из-за меня, да? Это должна была быть я, так? Волландер очень долго не отвечал, и ей показалось, что он так ей и не ответит. Отец сидел, сгорбившись, прикрыв глаза и не мигая глядя в пол сквозь ресницы. Со стороны казалось, что он заснул в этой неудобной позе прямо посреди разговора, но в конце концов Курт потерянно пожал плечами и еще тише повторил: - Я... не знаю. Линда помолчала, затем поднялась, обошла стол и присела рядом с ним на свободный стул, полуобняв его за шею одной рукой: - Пап, не сердись на меня, ладно? Он отстраненно кивнул и похлопал ее по затянутому в джинсу колену своей широкой теплой ладонью. - Слушай, пап, мне сейчас нужно бежать, - поднявшись, Линда подхватила с пола свою сумку, подошла к двери и взялась за ручку, - но я забегу еще часика через три, принесу тебе чего-нибудь поесть. Договорились? Волландер поднял голову, взглянул на дочь и впервые за долгие часы улыбнулся, ласково и очень устало: - Договорились. Она уже приоткрыла дверь, но, вспомнив что-то, снова прикрыла ее и серьезно взглянула на него через плечо: - Ты ни разу не назвал Магнуса по имени. Все это время, и только по фамилии. Мартинссон. Курт удивленно прищурился, пытаясь вспомнить, так ли это на самом деле. Ведь Анне-Бритт он постоянно звал именно так. Анне-Бритт. Он хотел окликнуть дочь, но ее уже не было в комнате.