Отказ в увольнении

Пресс-конференция началась ровно в полдень в вестибюле полицейского управления. В толпе журналистов были видны знакомые Волландеру по старым делам лица; несколько человек показались незнакомыми, и он постарался запомнить их получше. На всякий случай. Он вообще в последние часы делал очень много из того, о чем раньше даже не подумал бы, именно из этого самого "всякого случая". Перестраховывался, проверял и перепроверял. Курт и раньше уделял много внимания деталям, но сейчас это уже начало отдавать манией. И все же... он не мог, не имел права на ошибку. Волландер был по-прежнему убежден в том, что молодой инспектор все еще жив. Но так же он был уверен и в том, что отпущенное им время стремительно подходит к концу. Официальное заявление о пропаже без вести одного из полицейских инспекторов сделала Лиза Холгерссон. Она же в очень скупых выражениях заверила прессу в том, что расследование уже ведется и у них уже есть предварительная версия; нет, они не могут пока поделиться деталями следствия; да, позже вечером по местному телевидению будет показано обращение к жителям округа о помощи. Пока Лиза говорила, Курт просто с мрачным видом стоял рядом и изо всех сил пытался подавить нестерпимое желание высказать все, что он думает по поводу собравшейся перед ним стаи гиен, жаждущих крови. Обычно он достаточно спокойно общался с пишущей братией, но сегодня они его раздражали. Ему хотелось закричать: "Что вы сюда пришли?! Зачем вы здесь?! Узнать, что один из нас пропал? Растрезвонить об этом по всему городу? Разнести новые сплетни о том, что полиция не способна защитить своих собственных людей, что уж от нее ожидать в отношении обычных граждан?" Он понимал, что на самом деле несправедлив, что люди имеют право знать о том, что происходит в их городе, округе, стране... Но сегодня это было особенно невыносимо. Поэтому он молчал, хмуро смотрел на них из-под насупленных бровей и надеялся, что Холгерссон не придет в голову предложить прессе задать ему пару вопросов, как ведущему следствие инспектору. Не пришло. Однако, прежде чем он успел отправиться в центр города, она задержала его и попросила зайти к ней в кабинет. - Обязательно нужно было стоять с таким мрачным видом, словно мы их на похороны позвали? - с недовольной гримасой спросила Лиза, усаживаясь за стол. - А что я должен был делать, ласково им улыбаться? - огрызнулся Курт и переплел руки на груди. - Я вообще не понимаю, зачем было настаивать на моем присутствии, если говорила только ты. - Затем, что мы должны были показать общественности, что выступаем единым фронтом. - Не репетируй на мне новую речь, - поморщился он от того, как сухо и официально прозвучала ее фраза, бегло взглянул на часы: - Мне нужно идти. Он успел сделать только шаг по направлению к выходу, когда Лиза жестким тоном позвала его, останавливая: - Курт, ты ведь понимаешь, что журналисты к вечеру снова вытащат на белый свет убийство Сведберга? Ты осознаешь, что в нас посыпятся упреки со всех сторон - как же, за два года теряем уже второго инспектора. - Мы его еще не потеряли! - гневно перебил он, уперев руки в стол и нависнув на ней. - И если ты прекратишь демонстрировать этой самой общественности нашу расчудесную сплоченность, может быть даже отыщем вовремя. А не когда будет уже слишком поздно! Лиза отпрянула от Волландера, потрясенная тем, с какой яростью он буквально выплюнул ей в лицо последние слова. Собрав в кулак всю свою выдержку, она со всем возможным спокойствием произнесла: - И я на это очень надеюсь. По крайней мере, при Мартинссоне тебе всегда было на ком срывать свое дурное настроение. - Я не... - стушевался он от такого неожиданного отпора, но Холгерссон заставила его замолчать одним, совершенно разъяренным взглядом. Он и понятия не имел, что эта спокойная, мягкая женщина могла быть настолько страшной, когда по-настоящему сердилась. - Ты не? - с издевкой повторила она за ним, потом чуть склонила голову набок, с каким-то едва ли не любопытством разглядывая его. - Мне всегда казалось, что Мартинссон подставляется сознательно, прикрывает нас собой, чтобы остальные могли с тобой нормально работать. Слишком вовремя он оказывался поблизости, когда ты приходил в управление в особенно поганом настроении. А теперь, когда Магнус пропал без вести, ты упорно твердишь всем, что он жив, хотя и ты, и я, мы оба понимаем, что это будет настоящим чудом, учитывая все обстоятельства этого дела. Ты так бесишься, кидаешься на всех вокруг и не желаешь ничего слушать, словно у тебя совесть не чиста. Подумай над этим, Курт, считай это не приказом, а дружеским советом. Несколько томительных мгновений Волландер был настолько шокирован такой откровенной отповедью, что был способен только молча открывать и закрывать рот. А когда голос наконец вернулся к нему, в дверь кабинета постучали. Лиза приподняла бровь в немом вопросе: "Мы закончили?"; Курт, слегка поколебавшись, сжал губы в тонкую линию и едва заметно кивнул: "Да". - Войдите. В кабинет зашла Анне-Бритт: - Извините, это срочно, - она положила перед Лизой несколько документов на подпись, насколько мог судить Курт, различные ордера. - Я могу идти? - спросил он, пока Холгерссон бегло просматривала бумаги, и та отстраненно кивнула, уже полностью уйдя мыслями в другие свои неотложные дела. Волландер ненадолго заглянул к себе в кабинет, снял со спинки стула куртку и прихватил со стола распечатку со списком всех пивных заведений, которые работали допоздна в районе, где пропал Мартинссон. Когда он пересекал общую комнату, его остановила Анне-Бритт: - Курт, подожди. Инспектор остановился и с ясно читаемым на лице нетерпением повернулся к ней. - Патрульные прочесали все районы вдоль Большой Сырной улицы, но машину Магнуса не нашли. Нахмурившись, он на секунду задумался над этой информацией, затем качнул головой: - Пусть проверят еще раз. - Но они совершенно точно... - Пусть. Проверят. Еще. Раз, - с нажимом на каждом слове повторил Курт. - Я неясно выражаюсь? Анне-Бритт быстро потупилась и, больше не споря, немного нервно ответила: - Нет-нет, я передам им. Курт несколько мгновений смотрел на нее, ожидая чего-то еще, каких-то слов - он и сам не знал. Но именно в эту минуту ему внезапно до боли в груди захотелось увидеть привычную недовольную гримасу на лице Магнуса, услышать неизменное тихое ворчание, с которым тот принимался за исполнение тех приказов начальства, с которыми был не согласен. Все что угодно, только не это покорное, едва ли не боязливое подчинение Хоглунд. Раньше он как-то не замечал за ней такого поведения, а может, просто не обращал внимания. Все его силы уходили на недовольство и незримое противостояние с Мартинссоном, одержав очередную победу над которым, Курт обычно пребывал в более благосклонном настроении, чем до этого. Придя к этому выводу, Волландер поморщился от неприятного осознания - в словах Лизы все же было рациональное зерно. Несколько смущенно кивнув на прощание Анне-Бритт, он вышел из отдела и спустился по лестнице на первый этаж. В приемной управления он, к своему удивлению, увидел раскрасневшуюся Лизу Холгерссон, которая пыталась успокоить едва ли не истерически кричавшую на нее другую женщину. Та была примерно одного возраста с Лизой, довольно хорошо одета, и ее можно было даже назвать красивой, если бы не исказивший черты ее лица безудержный гнев. - Вы мне обещали! Обещали, что я больше никогда не увижу этого ублюдка! - кричала она. Волландеру женщина показалась смутно знакомой, и он сбавил шаг, взглядом спрашивая Лизу, нужна ли его помощь, но начальница едва заметно покачала головой, жестом показав ему на выход. * * * Зачем он вернулся в квартиру Мартинссона? Волландер вряд ли смог бы найти прямой и честный ответ на этот вопрос. После нескольких часов безрезультатного хождения по всем питейным заведениям старого города, бармен в последнем опознал Магнуса, как частого клиента, и смог подтвердить, что полицейский ненадолго заходил тем вечером, чтобы спокойно пропустить стопку аквавита. Без традиционного пива; впрочем, по словам бармена, для Мартинссона это было нормально. Большего из парня выжать не удалось, и Волландер покинул бар с ощущением, что очередная, кажущаяся прочной ниточка расследования истончается прямо у него на глазах. Ему нужно было отдохнуть. И подумать. Почему он не поехал к себе домой? Почему он позвонил в диспетчерскую и попросил дежурного выслать по адресу Мартинссона патрульную машину, чтобы открыть уже опечатанную квартиру? И все это только для того, чтобы фактически упасть в уютное кресло в рабочем кабинете, в которое он буквально влюбился еще в прошлый осмотр, и невидящим взглядом уставиться в выключенный темный экран компьютера. В голове не было ни одной мысли - такая стерильная бескрайняя равнина пустого сознания. Чтобы хоть как-то стряхнуть с себя это состояние, он вытащил мобильный и набрал номер Анне-Бритт. Та ответила на четвертом гудке: - Хоглунд. - Волландер. Есть какие-нибудь новости по машине Мартинссона? - Патрульные проверили заново все прилегающие улицы, с особой тщательностью прошлись по всем кварталам вокруг того бара, в который заходил Магнус. Ответ все тот же: его машины в старом городе нет. - Хм... - Курт потер глаза кончиками пальцев, сжал большим и указательным переносицу, где уже начала рождаться пока еще слабая головная боль. - Спасибо. Думаю, его машины вообще нет в Истаде. Кто бы ни напал на Мартинссона, наверняка позаботился, чтобы мы не нашли его машину. Спрятал ее где-нибудь, а потом, вероятнее всего уже днем, вернулся за своей. Анне-Бритт согласилась с его теорией, и он отключился, снова очутившись в полной тишине. Волландер встал из-за стола, покружил по комнате, провел пальцем по корешкам книг в шкафу и тут вспомнил про коробку с фотографиями. Достал ее, поставил на стол и снова уселся в кресло. Аккуратно, чтобы не помять конверты, Курт вытаскивал стопки распечатанных снимков и медленно рассматривал их один за другим. Камни, море, скалы, песок, деревья... Магнус фотографировал природу с таким же необыкновенным упорством, с которым его собственный отец, Повел Волландер, рисовал пейзажи. И ни на одном из снимков не было людей. Вообще. Словно Мартинссону они были неинтересны. Курт достал из коробки следующий конверт и открыл его. Возможно, он ошибался. Фотографий было совсем немного, все сделанные с разных ракурсов; люди на них совершенно определенно специально не позировали, чтобы получиться лучше, чем они есть на самом деле. Во всяком случае Курт уж точно бы запомнил, если бы Мартинссон попросил у него разрешения снять его на фотокамеру. Но вот он стоит, задумчиво смотрит в окно, куда-то вдаль, туда, где волны разбиваются о набережную и причалы порта, а может еще и дальше. Рядом с ним нет никого, он совершенно один; на его лицо падает яркий солнечный свет, и он немного щурится. Снимок совершенно не приукрашивал Волландера. Морщины, казалось, пролегли еще глубже, чем он видел в зеркале, отчетливо был виден его заметно выросший за последние годы после развода живот. Фотограф был кристально откровенен и снял его таким, какой он есть. И в то же время было что-то в повороте его головы, в том, как светлая челка отбрасывала мягкую тень ему на лоб, делая его похожим на давно забытого им самим мальчишку. Снимок сохранил редкий для Курта момент спокойного созерцания мира, который его окружал. Избавил от ставшей привычной для него нервной энергии, казалось бурлившей у него под кожей. Волландер не мог не признать, что за долгие годы это была лучшая его фотография - безжалостная к его внешним недостаткам, честная до обнаженного откровения его одиночества и вместе с тем пронзительная своей чистотой, внутренним светом, который Магнус каким-то образом смог в нем увидеть. И не только увидеть, но и бережно его сохранить. Волландер отложил свою фотографию в сторону и начал медленно рассматривать остальные из этой тонкой стопки в его ладонях. Анне-Бритт смеется над какой-то шуткой, привычная челка смешно растрепана и стоит дыбом; Лиза Холгерссон высоко приподняла брови, наигранно чему-то удивляясь и растянув губы в незнакомой ехидной ухмылке; Найберг курит у приоткрытого окна, держа сигарету медицинским зажимом и не сняв заляпанные чем-то неприятным перчатки; Сведберг смотрит куда-то вбок, на его лице замерло выражение тоски, на спинке стула рядом с ним висит куртка Волландера. На остальных фотографиях была Хельми Сунден, и Курт, быстро пролистав их, положил обратно в конверт. Только снимок, на котором Магнус поймал его самого, он бережно положил в прихваченную с работы папку, между фотографией самого молодого инспектора и свидетельскими показаниями бармена. Может быть, Лиза была и права, когда предположила, что Магнус прекрасно видел, что Курту порой просто было необходимо найти выход скапливающемуся в нем нервному напряжению. И сознательно подставлялся. Почему? Зачем? Это уже знал только он сам, но если задуматься о самых ярких их ссорах... Действительно, все складывалось так, словно Мартинссон делал это если не специально, то на интуитивном уровне чувствуя, что Волландеру это нужно. Просто необходимо найти себе врага; хоть ненадолго, найти кого-то, на кого можно было бы выплеснуть всю горечь и ярость из своего собственного сердца и души. И Курт с неизменной готовностью вцеплялся зубами в брошенную ему кость. Его трясло от того, что какая-то девочка сожгла себя прямо у него на глазах? И некому выговориться, потому что он никогда ни с кем не говорил о том, что его беспокоило? Был Магнус, который так вовремя мог поинтересоваться рациональностью траты времени на суицидальных подростков. Никто не мог или не желал выразить одну единственную простую мысль, которая фактически свербила у каждого из них в мозгу, но они молчали с истинно европейской политкорректностью? Мартинссон с наигранным сарказмом удивился за них всех: "Сведберг трахал трансвестита. Вау...", - и в этот самый момент Курт был способен думать только о том, как же отчаянно хотелось дать этому молодому бесчувственному ублюдку по морде. Он ограничился только тяжелым мрачным взглядом. В отделе произошла утечка информации, и Курту просто необходимо найти виноватого, козла отпущения, на которого можно было бы свалить все грехи? Магнус не мог не понимать, что старший инспектор окрысится на первого, кто открыто начнет с ним препираться. И ведь, если задуматься, женщины тогда тоже вступили в спор. Позже. Но человеком, который в итоге лишился доверия Курта, оказался именно Магнус. И Волландер совершенно не скрывал своего отношения к нему. Наоборот, ему доставляло какое-то садистское удовольствие заявлять о своем недоверии к парню открыто, у всех на глазах, словно ставя незримую стену: вот на этой стороне мы, честные люди, а на той ты - тот, кто меня предал. Их было больше, таких моментов. Слишком много, слишком выверено и именно тогда, когда ему это было необходимо. И только сейчас Курт понял, что же свербило у него в груди весь день - ему не хватало Магнуса, его молодости, его энергии, даже его ошибок, сарказма и кривой обиженно-усталой складки в уголке рта. Он достал из кармана каменного слоника, поставил перед собой на стол и откинулся на спинку кресла, пристально глядя на маленькую фигурку. Внезапно вспомнились слова Линды, сказанные с только теперь ставшей ему понятной горечью и разочарованием: "Ты ни разу не назвал Магнуса по имени. Все это время, и только по фамилии. Мартинссон". Она была права, и он это знал. Но как объяснить ей, что он просто не может позволить себе называть Магнуса по имени вслух. Лучше уж отстраненно называть его Мартинссоном, и можно было попытаться обмануть себя, представить, что он расследует пропажу какого-то незнакомого ему человека с такой же фамилией, как у его коллеги. Но каждый раз, когда Курт называл его по имени, в сердце словно что-то отдавалось слабой резью. Он помнил, как впервые сказал вслух страшное: "Мы потеряли Магнуса", - и как внезапно сжалось горло, мешая дышать; как в животе собрался холодный тугой комок, вымораживая внутренности, превращая то, о чем все в полицейском управлении так старательно молчали, в слепящую жестокую реальность нового дня. Нет, он не мог звать Магнуса по имени. Слишком больно. И страшно. И ему больше не списать эту режущую пелену в глазах на морось дождя. * * * Телефон звонил, и звонил, и звонил. Одна издевательски жизнерадостная трель за другой. Этот звонок прорывался к Волландеру словно издалека, и пробуждение походило на подъем с большой глубины - когда с каждым метром все меньше давление на уши, все ярче свет над головой, все ближе поверхность, лишь рукой подать. Он слепо пошарил вокруг; его ладонь наткнулась на вибрирующий пластиковый корпус мобильного, и Волландер сонно пробормотал: - Слушаю... - Пап, ты где? - ворвался в его еще затуманенное сознание голос дочери. - Я через полчаса буду в управлении. Если хочешь, могу заехать к тебе домой, захватить чистую рубашку. Сомневаюсь, что ты туда скоро вернешься. - М-м-м... - он отчаянно пытался продрать глаза и начать соображать достаточно ясно для того, чтобы ответить на такие простые вопросы. - Ты что, спал? - Хм... да, извини, я еще не вполне проснулся, - признался он. - Так ты все же дома? - Нет, я... не важно. На другом конце ненадолго повисла тишина. - Линда? - Да, я здесь. - Я буду в управлении через полчаса. - Хорошо, давай считать это свиданием, - Курт, даже не видя ее лица, услышал в голосе дочери вымученную тревожную улыбку. В телефоне раздались короткие гудки, и Курт тоже отключился. Во время беседы с Линдой он окончательно проснулся и наконец сообразил, где находится. Он все еще был в квартире Мартинссона. И, что было воистину странно, намного лучше выспался в его офисном кресле за каких-то коротких сорок минут, чем за несколько часов дома, в постели. Курт взял со стола каменного слоника и снова бережно положил фигурку в карман пиджака, убрал коробку с фотографиями на место и, убедившись, что не оставил никаких следов своего пребывания, вышел из комнаты. У подъезда стояла патрульная машина, офицеры о чем-то лениво переговаривались, открыв окна и явно в пол-уха слушая местную радиостанцию. Волландер сдержанно им кивнул по дороге к припаркованной чуть дальше личной вольво. Уже выруливая со стоянки, в зеркало заднего вида он увидел, как полицейские скрылись в подъезде дома, чтобы снова закрыть и опечатать квартиру Мартинссона. Ровно через тридцать минут он входил в полицейское управление. Причиной задержки была авария на шоссе, ведущем в центр от спального района. Линда еще не приехала, и Волландер укрылся в тишине и уединении своего кабинета от суеты разгара рабочего дня. Он любил смотреть в окно на море. Ему так лучше думалось. Проще было прогонять в мыслях уже известные факты, сопоставлять их, искать расхождения в показаниях свидетелей, продумывать дальнейшие шаги следствия. Прокручивая в голове события последних двух дней, Курт и не заметил, как быстро пролетело время. Отвлекся от этого занятия он только, когда вокруг его плеч внезапно обвились тонкие руки неслышно вошедшей дочери: - Привет, пап, - она чмокнула его в щеку и вернулась к столу, на котором, прежде чем подойти к нему, оставила пакет с обещанной чистой рубашкой и едой. Они устроились за его столом, сидя друг напротив друга. Такие посиделки были для них довольно редки, но и нельзя было сказать, что никогда не случались. В такие моменты они обычно обсуждали учебу Линды, но на этот раз заговорили о планах Курта переехать куда-нибудь за город и завести собаку. При упоминании о последнем дочь разобрал неконтролируемый смех, и она честно призналась, что не может себе представить то несчастное существо, которое будет зависеть от него. Он же совершенно не понимает, что это такое - заботиться о ком-то, думать о ком-то другом, как о себе самом. Собака - это не комнатное растение, которое можно оставить на неделю, зарывшись в очередное тяжелое дело, а потом о нем вспомнить. Он же клинически не способен поставить кого-либо впереди своей работы, будь то человек или собака. Из всей этой тирады Линда сделала довольно неожиданный вывод: - Лучше заведи кошку. Они самодостаточны. - Нет, в этом-то и дело, - покачал он головой. - Мне нужен друг, а не существо, которое позволяет мне жить с ним рядом. Никогда не доверял котам. - Это все предубеждения, - не согласилась с ним Линда, у которой в студенческой квартире обосновалась симпатичная кошечка персикового цвета, но дальше спорить с ним не стала. Некоторое время они сидели в тишине, а потом она робко спросила: - Ты ведь его найдешь, да? Курт опустил взгляд, кусок внезапно застрял в горле, и он отложил бутерброд в сторону. - Не знаю, - признался он, и никогда еще правдивые слова не было так тяжело произнести вслух. - Просто не знаю, - повторил он. - В делах с исчезновением первые сутки - самые важные, но мы вообще сообразили, что он пропал, только спустя двенадцать часов после того, как это случилось. А официально следствие началось лишь сегодня в полдень. И я ни за что не могу зацепиться достаточно для того, чтобы потянуть, вытянуть наружу и размотать этот чертов разлохмаченный клубок ниток. И мне так хочется верить, что он... - Курт сделал над собой неимоверное усилие, поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза, выговорив подрагивающими губами имя, которое запретил себе произносить, - что Магнус еще жив. Но вся правда в том, что я... просто не знаю. По щекам скользнули к подбородку горячие дорожки слез, и он торопливо вытер их рукавом пиджака, стыдясь своих чувств. - Ох, пап, - вздохнула Линда и, быстро встав и обойдя стол, порывисто обняла его за плечи. А потом жарко зашептала в самое ухо: - С ним обязательно все будет хорошо. Ты только не останавливайся и ищи. Я знаю это точно, пап. Ты ведь у меня самый лучший сыщик, и ты его обязательно найдешь. Курт улыбнулся сквозь слезы этим наивным, но таким искренним словам и кивнул, целуя дочь в висок: - Хорошо. Я постараюсь. - Нет. Не старайся, - серьезно посмотрела она на него, и ему на секунду стало жутко от того, сколько в ее глазах было от ее матери, Инги. - Делай. - Хорошо, - повторил он. В ответ Линда грустно улыбнулась, прогоняя наваждение, и с сожалением пожала плечами, подхватив с пола свою сумку: - Мне пора бежать. Ты не раскисай, пап. И звони. Волландер кивнул, все еще не в силах говорить так, чтобы его голос не начинал дрожать, и провел ладонями по лицу, проверяя, не осталось ли на щеках предательской влаги: - Подожди, я тебя провожу. Выйдя из кабинета в общий зал, Волландер быстро пересек его, открыл и придержал для дочери дверь, когда сообразил, что она не последовала за ним. Вместо этого Линда стояла рядом со столом куда-то отошедшей Анны-Бритт, пристально вглядываясь в экран ее компьютера. Курт недоуменно нахмурился и вернулся к дочери, одновременно с ним со стороны офисной кухни показалась инспектор Хоглунд с кружкой горячего кофе в руках. - Что-то не так? - поинтересовалась она, глядя на обоих Волландеров с явным удивлением. - Этот человек, - пальцем указала на экран Линда, - когда была сделана эта фотография? Волландер внимательнее присмотрелся к записи криминальной картотеки, с которой как раз работала Анне-Бритт. Фотография преступника на экране всколыхнула в его памяти какие-то полустертые воспоминания, но он не мог зацепиться ни за что конкретное. - Пятнадцать лет назад, - ответила полицейская, бросая вопросительный взгляд на Курта поверх головы наклонившейся поближе девушки. Тот только пожал плечами. - Ты его где-то видела? - спросил он дочь, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. - Недавно? - Да, - кивнула та. - Совершенно точно. Только... можно как-то его немного состарить и укоротить волосы? Я помню лицо этого человека, но никак не могу сообразить, откуда я его знаю. Извините, если отнимаю время, но мне почему-то кажется, что это важно. - Вот тот случай, когда нам очень не хватает Магнуса, - пробормотала себе под нос Хоглунд, открывая программу графического редактора, разработанного специально для нужд полиции. - Эта штука для меня слишком заумная, - и кивнула на свободный стул: - Присаживайся, Линда, да и ты, Курт, не стой над душой. Я, к сожалению, не волшебница, а только учусь. Это у Мартинссона раз-два и готово, ловкость рук и никакого мошенничества, а я так не умею. Спустя десять минут она показала Волландерам результат своих мучений: - Что-то в этом роде? Линда пристально вглядывалась в обработанную программой фотографию на экране и, казалось, ее не слышала: - Он был там, - прошептала она. - Этот человек стоял на лестничной площадке в доме, где живет моя подруга. В тот вечер, когда пропал Магнус. Я не сразу вспомнила, потому что он держал на руках кошку, и я решила, что один из жильцов просто вышел покурить или проверить почтовый ящик. - Стоп, - резко выдохнул Волландер, - ты хочешь сказать, что... - он не договорил и практически рухнул на стоявший рядом с ним стул, на который упрямо отказывался садиться до этого. - Мы нашли нашего подозреваемого, - закончила за него Анне-Бритт, снова переключившись на картотеку и быстро пробегая глазами по строчкам текста в досье преступника. - Кстати, Курт, ты должен его помнить. * * * Магнус больше никогда не будет задаваться вопросом, каково рыбам жить в ограниченном пространстве аквариума. Все его существование сузилось до четырех серых обшарпанных стен, тонкого матраса и ведра с водой, которое он уже однажды опрокинул, пытаясь хоть как-то утолить жажду, и заработал несколько пинков в живот и по ребрам. После тех самых первых мучительных часов преступник не оставил его в покое. Ларс периодически спускался в подвал: когда просто, чтобы постоять в дверном проеме, мрачно разглядывая его, когда для того, чтобы удовлетворить очередную потребность в насилии. Как бы отвратительно и больно это ни было, Мартинссон заставлял себя расслабиться и не сопротивляться. Его задачей было продержаться достаточно долго для того, чтобы его нашли. А в том, что его ищут, он не сомневался. Конечно, были моменты, когда отчаяние, казалось, было готово поглотить его с головой. И тогда к горлу снова подбиралась ставшая почти привычной тошнота, тело снова начинало трясти неконтролируемой мелкой, рождавшейся где-то внутри дрожью. И даже когда приступы паники сходили на нет сами собой, его по-прежнему бросало то в жар, то в холод, а в голове словно бил большой колокол истадского монастыря. Инспектор понимал, что его время понемногу выходит. С каждым разом Ларс становился все более неуправляемым; если раньше в его взгляде часто появлялось пугающее пустое выражение, то сейчас там словно горело пламя безумия. И Магнус не знал, что было кошмарнее: абсолютная, ничем не заполненная пустота или непонятная одержимость, сжигающая этого человека дотла. Когда насильник наваливался на него всем своим весом; с силой, грубо гладил его испещренную синяками кожу; трогал покрывшийся волдырями ожог на плече; одним рывком входил внутрь, стараясь причинить как можно больше боли, Магнус каждый раз закрывал глаза и пытался представить, что это происходит не с ним. "Это только тело, только тело, только тело", - снова и снова твердил он мысленную мантру, стараясь не скатиться в откровенную истерику. Сомнений в том, что Ларс не выпустит его отсюда живым, у Магнуса абсолютно не было. Может, поначалу, но не сейчас - слишком много удовольствия получал насильник, причиняя ему боль, сжимая его горло до тех пор, пока он практически не терял сознание от недостатка воздуха. В последний раз преступник даже разрезал изоленту, стягивающую ноги Магнуса, и, положив рядом тяжелый молоток, пригрозил, что раздробит ему колени, вздумай он сопротивляться. Ларсу хотелось видеть его лицо, смотреть ему в глаза и видеть в них свое отражение... - Как жаль, что я не встретил тебя, когда ты был моложе, - прошептал в тот раз насильник, схватив его за волосы и пресекая все попытки увернуться от мокрых поцелуев. - Ты, наверное, был настоящим ангелочком. С этими кудряшками, голубыми глазами, нежными губами... Скажи, когда ты начал себя трогать? Магнус тогда только тихо заскулил от острой боли, когда Ларс сжал в кулаке его мошонку и с нажимом провел острым ногтем вдоль ненапряженного члена. Насильнику не нужны были его ответы, ему просто нравилось слушать звук собственного голоса и хриплое, сбивчивое дыхание своей жертвы, перемежающееся всхлипами и стонами. Не от удовольствия, а от мучительной агонии, охватившей нервные окончания. - Знаешь, у меня была бы для тебя отличная пара, - продолжал Ларс, оставляя языком на его шее влажную дорожку слюны. - Истинный дьяволенок, кусался и вопил каждый раз, когда я брал его поиграть. Я наряжал его в платьица, покупал ему куклы. А он свято верил, что пока на нем красивое платьице и он похож на девочку, я его не трону. Впрочем, так оно и было. Интересно, где он теперь. - Как... его звали? - нашел в себе силы прохрипеть Магнус. Если где-то был человек, прошедший когда-то через подобный ад и оставшийся в живых, инспектору было необходимо о нем знать. Может быть, когда все это останется позади, если его спасут, он сможет спросить того человека, как тот не сошел с ума, как сохранил себя? Потому что Магнус уже не был уверен, что, даже если его и найдут, часть его не останется навсегда запертой в этом подвале наедине со свихнувшимся маньяком. И он не был уверен, что сможет носить в себе это всю оставшуюся жизнь. - Акэ, - широко ухмыльнулся Ларс, ускоряя темп, нависая над ним и вглядываясь ему в лицо, чтобы не пропустить ни одной, даже самой незначительной гримасы, - но мне нравилось называть его Луизой. От внезапного осознания, о ком говорит его мучитель, Магнус расширил глаза. Первой его реакцией было неверие - таких совпадений не могло быть... и все же инстинктивно Мартинссон понимал, что тот ему не лгал. Значит, от этого монстра не спасся никто. И ощущая, как медленно умирает в нем надежда на то, что он когда-нибудь окончательно вырвется из этого ужасного места, Магнус прошептал: - Два года назад... я пустил ему пулю в лоб, - а когда лицо Ларса исказила гримаса совершенно нечеловеческой ярости, мстительно добавил: - Как бешеному псу.