Отказ в увольнении

Утро наступило слишком рано и довольно неожиданно. А ведь казалось, что за окном еще царит глубокая ночь. Вопреки тому, что Волландеру практически не удалось сомкнуть глаз, сон был недостижимой роскошью. Работу никто не отменял. Голова была тяжелой, но причиной этому вовсе не было легкое похмелье после красного вина, целую бутылку которого Курт как-то незаметно в одиночку выпил. Он даже не пытался как-то справиться с охватившей тело апатией, просто медленно поднялся с кресла, в котором провел ночь. С легкой гримасой потянулся, чтобы размять затекшие плечи и спину. С силой растер лицо ладонями, отгоняя остатки сна. Пора было начинать новый день. Принятый душ не помог Курту прояснить мысли. Только сделал их еще более беспорядочными. Краем сознания старший инспектор понимал, что находится в состоянии эмоционального шока. Понимал, но не пытался как-то избавиться от охватившего его потрясения. У него перед глазами все еще бесконечно, одной длинной вереницей образов, проплывали страницы истории болезни Мартинссона. Курту было невероятно тяжело просто даже читать перечень повреждений, с которыми Магнус был доставлен в больницу два месяца назад. А ведь каждое слово в этом документе, каждая строка переводились на язык боли. Сломанные ребра, ушибы, перфорированное легкое. Об этом Курт знал. Но были и другие записи. Длинные строки, заполняющие один лист за другим. Медицинский жаргон, который за годы работы в полиции Волландер научился разбирать с легкостью и переводить в понятные ему обороты. Смысл, которых заставлял сердце болезненно сжиматься. Спустя столько времени наконец-то с кристальной ясностью осознать, через какой ужас в действительности пришлось пройти Магнусу?.. Даже для себя самого у Курта не находилось подходящих слов, чтобы выразить весь свой гнев, всю ярость, отчаяние, невозможность отмотать время назад, исправить случившееся. Да что там. Волландер сомневался даже в том, что вообще до конца осмыслил весь ужас произошедшего. Мартинссон же с этим жил. Носил в себе, не в силах ни избавиться от этой неподъемной ноши, ни, по крайней мере, поделиться ею с кем-то. И так каждый проклятый день. Это не укладывалось у Курта в голове. Пока инспектор ехал на работу по все еще темным улицам просыпающегося Истада, он словно наяву слышал тихий, наполненный невысказанным ужасом голос Роберта Модина: "Я бы не смог такое вынести. Сбрендил бы..." И Курту почему-то очень хотелось хоть как-то выместить душившую его бессильную ярость. На себя самого, на жестокую насмешку судьбы, на Ванга, на весь этот чертов мир, в котором все еще есть место такой ужасающей несправедливости. Магнус не заслужил ничего из того, что с ним случилось. И то, что сейчас он тихо сходил с ума в полупустой одинокой квартире, было попросту нечестно. Добравшись до работы, Волландер первым делом заварил себе крепкий кофе. Ему было едва ли не жизненно важно прояснить голову, заставить мозги сосредоточиться на делах хотя бы в следующие несколько часов. Анне-Бритт приходила теперь позже обычного - после развода ей приходилось каждое утро отвозить детей в садик. А вот Лиза с недавнего времени, наоборот, появлялась рано, но Курт пока не разобрался, чем это было вызвано. Словно почувствовав, что о ней думают, Холгерссон присоединилась к нему на кухне, и Волландер воспользовался моментом, чтобы отпроситься с работы на вторую половину дня. Она отстраненно кивнула, занятая своим кофе, но затем обернулась: - Какой это уже раз по счету? Четвертый? Пятый? И все за один последний месяц? Волландер пожал плечами с видимой небрежностью: - Дела накопились. Ты не поверишь, но даже у меня есть какое-то подобие личной жизни. Начальница чуть нахмурилась и повернулась к нему, оперлась о столешницу небольшой офисной кухни, задумчиво отхлебнула горячий кофе из оранжевой пузатой кружки с какой-то полустертой от времени эмблемой: - Это ведь не имеет отношения к Мартинссону? - Причем тут он? - недоуменно нахмурился старший инспектор. В действительности, от этого неожиданного вопроса у него сердце едва не выпрыгнуло из груди. Пару мгновений задумчиво помолчав, Лиза качнула головой: - Извини, не обращай внимания. В этот момент распахнулась дверь, и в помещение вошла Анне-Бритт, на ходу снимая шапочку и намотанный вокруг шеи длинный пушистый шарф. Заметив начальство, она улыбнулась и приветственно махнула им рукой. A Курт решил, что пора было заканчивать короткий разговор с Лизой: - Я пойду, столько всего еще нужно успеть. - Не забудь, в одиннадцать планерка начальников отделов. На это старший инспектор лишь молча кивнул уже по пути к себе. Все время перед намеченной планеркой Волландер провел с бумажной волокитой. Количество документов, отчетов и форм, требующих заполнения для формальной отчетности обычно нарастало, как снежный ком. И чтобы не оказаться полностью погребенным под грудой бумаги, периодически приходилось посвящать этому скучному делу несколько часов. Прервался Волландер только раз. Он вызвал в кабинет Анне-Бритт и дал ей несколько поручений, касающихся текущих дел. Кроме того, его по-прежнему тревожил недавний самоубийца. По сути, дело нужно было закрывать за отсутствием состава преступления, но Курт не хотел торопиться. Хотя и был уверен, что позже еще услышит пару ласковых по этому поводу от начальства. Небольшую паузу, чтобы сходить на кухню за кофе, старший инспектор потратил мысленно составляя план действий на несколько следующих дней. Он не мог отодвинуть текущие дела на задний план, но урвать немного времени тут и там, чтобы побольше узнать о погибшем молодом человеке, было вполне в его силах. Ровно без двух минут одиннадцать Волландер отправился к Холгерссон. У самой двери в комнату для совещаний его нагнал Найберг. Эксперт приветственно кивнул, окинул Курта долгим внимательным взглядом, но ничего не сказал. И даже рядом не сел, предпочтя умоститься у самого окна и следить за происходящим оттуда. Планерка началась. Минуты тянулись медленно, обсуждаемые административные проблемы мало касались Курта, и его мысли сами собой вновь вернулись к тому, о чем он весь день усиленно старался не думать. Глубоко задумавшись, инспектор совершенно отрешился от происходящего, и к реальности его вернул громкий звук задвигаемых стульев. Начальники других отделов расходились. У самой двери Холгерссон была вовлечена в какую-то оживленную дискуссию с шефом полицейского автопарка. Затем они тоже ушли, так и не обратив внимания на то, что он остался в комнате один. Посидев пару минут в тишине, Курт решил, что ему тоже нужно идти. Он уже какое-то время боролся с сильной слабостью, да и сердце как-то слишком громко билось в его груди - каждый стук отдавался едва ли не в горле. Но у него на остаток дня были планы, отменять которые он не собирался. А вечером еще нужно было успеть заскочить в магазин до закрытия. Он заметил позавчера, что у Мартинссона заканчивается хлеб. И нужно было еще купить молока. Чего-нибудь вкусного к чаю. Сладкого. Или сыра. Сыр ему можно. Нежирный. И не очень много. Мысли стали путаться, и Курт мотнул головой, пытаясь разогнать внезапно сгустившийся в сознании туман. Опершись о стол, попытался встать, но тут комната поплыла перед глазами, закружилась... И кто-то сильный подхватил его под мышки, не давая упасть. - Черт, Курт! - прошипел совсем рядом знакомый голос Найберга. - Обязательно было себя снова доводить до такого? Ты меня слышишь? Волландер слабо кивнул, а эксперт сунул ему небольшую плитку шоколада: - Ешь. Не весь, маленькими кусочками. - Но... - Сейчас можно. Нет, даже нужно, - скривился Свен. - И давай скорее, пока ты у меня тут в оборок не грохнулся. Следующие несколько минут в комнате царила тишина, нарушаемая лишь тихими вздохами неодобрительно глядящего на Курта эксперта и шорохом обертки. - Как ты?.. - слегка придя в себя, попытался задать вопрос Курт. - Да вот мне, скорее, интересно, как это другие не заметили, в каком ты состоянии? - перебил его Найберг и сварливо продолжил: - Я только не знал, ты собирался ухнуть в гипогликемическую кому прямо тут или все же сначала планировал геройски дотащиться до своего кабинета. - Спасибо. В комнате снова повисла тишина. Спустя десять минут Найберг поинтересовался у Курта, как тот себя чувствует. - Лучше. - Тогда пошли ко мне. - Зачем? - нахмурился Курт. - Затем! - прикрикнул на него Свен. - Проверю, как у тебя с сахаром в крови, и заодно смерю давление. - Может не стоит? - Может, мне прямо сейчас сходить за Лизой, чтобы она лично высказала все, что о тебе думает? - выдвинул встречное предложение Найберг. Курт потупился, пряча легкую ухмылку, и отрицательно покачал головой. Вскоре они сидели в небольшой комнатушке, которую Свен приспособил под свой офис. Курт медленно ел бутерброд, пожертвованный ему экспертом, и пил мелкими глотками крепкий чай. С человеком, сидящим напротив, ему всегда было хорошо просто молчать. Уютно. Спокойно. Даже безмятежно. Только не сегодня. Не находясь под прицелом слишком внимательного взгляда, подмечающего каждую, даже самую незначительную деталь. И сегодня он, казалось, вглядывался Курту в самую душу. - Что произошло? - тихо спросил Найберг. - Ты и раньше выматывался, выкладывался по полной, но ни разу с того самого первого случая не доводил себя до такого состояния. Кусок бутерброда сухим камнем встал в горле. Волландер попытался сглотнуть, но в груди уже разливалось горячее тепло, в глазах резко защипало. Он резко отвернулся к стене, чувствуя приближение слез, а когда они все же потекли по щекам, быстро их смахнул. Курту совершенно не хотелось расклеиваться при Найберге, но он ничего не мог поделать, чтобы остановить изливающуюся буквально из самого сердца соленую горечь. - Мартинссон? - тихо, моментально все поняв, спросил эксперт. - Ты прочитал... Волландер только беспомощно, не глядя на него, кивнул. Губы дрожали - нет, - его всего била мелкая дрожь: плечи, пальцы, даже дыхание перешло в затрудненные хрипы и вибрировало глубоко в легких. Живот сводило судорожными холодными спазмами. - Ванг его изнасиловал, - отстраненным, каким-то совершенно чужим, незнакомым Курту голосом произнес Найберг. - Скорее всего, неоднократно. Так? Курт дергано мотнул головой, подтверждая. - Надеюсь, он не изменил своей привычке использовать презервативы? Скажи это кто-то другой или не таким абсолютно лишенным эмоций тоном, и Волландер бы уже впечатал кулак в лицо мерзавца. Но Свену удалось каким-то непостижимым образом подобрать именно те единственно верные интонации, которые с бесстрастностью робота лишь озвучивали уже известные Курту факты. Не доверяя своему голосу, Волландер отрицательно качнул головой в ответ. В отчете лаборатории указано было только отсутствие инородного биологического материала в первом анализе и наличие смазочных веществ, присущих презервативам марки "Дюрекс", во втором. Первичные анализы на венерические заболевания были негативными. - Нет, - с удивлением услышал Курт чей-то хриплый голос, и ему понадобилось какое-то время на то, чтобы сообразить, что это заговорил он сам. - Ванг его ничем не заразил, - пояснил он и поднял на сидящего напротив мужчину взгляд. Найберг кивнул. - Не понимаю, - прошептал Волландер, - как я не сообразил... как не заметил? Все это время, а мне даже в голову... - Ты не хотел это замечать, - оборвал его эксперт. - Признай, Курт, тебе было необходимо увидеть это написанным на бумаге. Черным по белому. Ты ведь знал. Так же как и я, ты все это знал и видел. На подсознательном уровне. У тебя достаточно опыта, чтобы сложить полную картину из разрозненных мелких деталей. Ты сам был в том чертовом подвале, в котором мы нашли Мартинссона. Нужно было быть слепым и глухим, чтобы, зная все детали досье Ванга, не догадаться, чем же это его настолько привлек наш парень, чтобы заставить отказаться от планов на твою дочь. - Когда ты понял? - глухо спросил Курт, выслушав всю эти тираду. Свен понурился, теперь уже сам отвел взгляд к стене: - Еще там. Ты держал его у себя на коленях. Мартинссон был в шоковом состоянии, и ты пытался хоть как-то его согреть, накрыл своей курткой. И он неосознанно вздрагивал каждый раз, как ты касался его правого плеча. - Клеймо. - Да. Я ведь тоже был на летучке, когда ты вводил нас в курс старого расследования и повадок Ванга. - И ты позволил мне отпустить его одного на "скорой"? Ладно я, слепой дурак, но ты-то все уже понял! Почему ты не вмешался? - Я думал, ты тоже все понял. Поэтому и обращался с ним так... - Найберг замешкался, подбирая слова. - Как? - Словно он сделан из фарфора, и ты его сломаешь одним неверным движением! - уже громче и с напором ответил Свен. - Что еще я должен был думать? - внезапно он ссутулился, сжал губы в тонкую линию досады на самого себя. - Потом Лизе позвонили из больницы. Выяснилось, что медики подрались с Мартинссоном по дороге туда, и его без разговоров положили на операционный стол. А утром ты поехал его навестить и больше ни разу там не появлялся. Чем больше я за тобой наблюдал, тем очевиднее становилось, что ты живешь в счастливом неведении о всем этом дерьме. В точности так, как хотела Холгерссон. Волландер уже не знал, на кого ему сердиться. На Найберга, на себя самого, на весь мир? Единственный, кто действительно был виноват во всем случившемся, был мертв. Застрелен им самим. А дальнейшее уже - ничего более, чем обычная человеческая глупость и стечение обстоятельств. - Холгерссон, - внезапно сообразил Курт. - Она делилась с тобой материалами дела? - Нет. Она лично вела расследование, и все детали были под ее жестким контролем. Даже экспертиза проводилась не у нас, а в Мальмё. Мы только собрали вещественные доказательства. Волландер помолчал, заново осмысливая действия начальницы, затем одобрительно кивнул: - Лиза сделала все от нее зависящее, чтобы защитить Магнуса даже от нас самих. Чтобы, когда он вернется на работу, мы все могли смотреть друг другу в глаза. На это Найберг невесело усмехнулся: - И как? Думаешь, у тебя получится? Смотреть ему в глаза? После всего, что ты теперь о нем знаешь? Курта словно окатило водой, бросило из жара в холод. Вернулась дрожь в пальцах, а вместе с ней пришло понимание, что он не знает, как теперь вести себя с Магнусом. Совершенно не представляет, ни что ему говорить, ни как. Если раньше он пытался разговорить парня, снять с него так некстати возникшую немоту, то сейчас Курт не был уверен, стоит ли ему это делать. Он не был специалистом по душам человеческим и до ужаса, до всепоглощающего животного страха боялся сделать хуже, чем уже есть, толкнуть Магнуса еще глубже в депрессию. - Я... О господи, мне ведь сегодня к нему нужно! Как?.. Что я ему скажу? - Курт задохнулся от охватившей его паники, от внезапного осознания, что в его ладонях лежит чужая и такая хрупкая жизнь. И любое неосторожное слово, любой жест, любое касание могут разрушить установившееся между ними, пусть малое, но все же доверие. Внезапно Найберг резко схватил его за плечи и хорошенько встряхнул. - Прежде всего, реши для себя, хочешь ли ты в это ввязываться, - и в ответ на совершенно потрясенный взгляд Волландера продолжил: - Я задавал тебе раньше это вопрос, но тогда ты не знал в точности, какую обузу собираешься повесить себе на шею. Курт сердито отпихнул его от себя. Для самого инспектора Магнус был кем угодно, но только не обузой. - Если ты мне предлагаешь оставить парня на произвол судьбы, то иди к черту! - Пойми, - вздохнул Свен, снова садясь за стол, - я просто хочу быть уверенным, что ты не отступишься от него на полпути. Это будет гораздо хуже, чем если ему просто придется привыкнуть снова, с самого начала, полагаться только на самого себя. У тебя не самый лучший послужной список заботы даже о близких родственниках. Магнус же тебе никто, - продолжал гнуть свою линию эксперт, - но если ты в какой-то момент по какой-то причине его бросишь, последствия разгребать придется именно тебе. И из петли его вытаскивать, случись что, тоже будешь ты. Последние слова Найберга резанули Курта по самому сердцу. Ему вспомнился недавний самоубийца, задохнувшийся угарным газом в собственной машине, припаркованной в безлюдном месте. Внезапно лица смешались в его сознании, и вот они уже достают из промерзшего салона старенького фиата Магнуса. Его светлые волосы слегка развеваются от ветра, пепельно-серое лицо без малейшей кровинки, глаза закрыты, губы посинели и сжаты в тонкую горестную линию. У него ледяные пальцы. Почти такие же, как в том подвале. Только тогда их еще можно было согреть своим теплом... Курт моргнул, отгоняя наваждение, и почувствовал, как с ресниц сорвались вниз новые слезы. - Я ему нужен, - медленно, словно заново пробуя эти слова на вкус, заговорил он и перевел взгляд на Найберга, - а он нужен мне. И ты знаешь, что я никогда себе не прощу, если с ним что-то случится по моей вине. - Так просто? - Нет, - Волландер отрицательно качнул головой, - не просто. Правильно. Брови Найберга удивленно взлетели вверх. - Не спрашивай, - с невеселым смешком махнул рукой Курт, - я сам не до конца понимаю. Но я его не брошу. Помолчав какое-то время, эксперт кивнул. Без одобрения, но и не осуждая, скорее, просто констатируя обещание Волландера, как факт. - Как ты себя чувствуешь? - спросил Свен, словно решив, что хватит с них на сегодня проникновенных разговоров. - Сносно, - пожал плечами Курт. - Мне еще нужно сегодня успеть к одному человеку заехать. К так называемому психологу, который вел Мартинссона, пока тот лежал в больнице, и отказался от парня при первой возможности. Хочу посмотреть этому засранцу в глаза. И спросить, что же мне теперь делать? Как помочь Магнусу и как с ним теперь себя вести? Хмыкнув, Найберг скривился, всем своим видом выражая отношение к подобным непрофессиональным поступкам: - Самое главное, не смей его жалеть, - тихо произнес он. - Ему это не нужно. Что бы Мартинссон ни делал, как бы тебе самому ни было плохо. Не смей. Его. Жалеть. * * * Диск закончился. В квартире ненадолго воцарилась мертвая тишина, неуютная и холодная. Магнус со вздохом отложил книгу и встал с дивана; подошел к башенке с музыкальными СД, присел на корточки перед ним, разглядывая корешки тех, что стояли в самом низу. Ему бы не помешало послушать что-нибудь легкое, незамысловатое, может даже, бессмысленное. В годы учебы в университете Мартинссон привык учить именно под такую музыку и сейчас, годы спустя, обнаружил, что под нее, видимо, по привычке, по-прежнему хорошо думается. Сменив диск, Магнус хотел было вернуться к чтению, но бросил взгляд за окно, отметив, что день клонился к закату. Солнце висело еще довольно высоко, но сумерки были уже близко. Мартинссон слегка нахмурился, досадливо и с легким беспокойством, признаваться в котором ему самому очень не хотелось. Однако вот он - стоит, смотрит на улицу, по которой проезжают редкие машины, волнуется о том, что ему, возможно, придется провести еще один вечер в одиночестве, и думает о Курте. Забавно. В самые первые месяцы, когда Магнус только пришел на работу в истадское полицейское управление совсем еще зеленым выпускником академии, он звал своего начальника вслух исключительно по фамилии. Волландер. С обязательным уважительным "инспектор". В мыслях же это было всегда простое "Курт". Сколько раз он пробовал это имя на языке, но не решался произнести вслух? Не сосчитать. Для старшего инспектора он был всегда и неизменно: - Мартинссон... Равнодушно, безлико. - Мартинссон. Раздраженно, нетерпеливо. - Мартинссон! Гневно, с презрительным подрагиванием изысканно тонких губ. Магнус до сих пор вспоминал покойного Сведберга с неизменной благодарностью. Тот помог ему каким-то образом не свихнуться в течение первых же месяцев работы. Терпеливо, спокойно и благожелательно разъясняя молодому инспектору, что и где он сделал не так; помогая с бумажной волокитой, с бесконечными формами, в номерах которых легко можно было запутаться. Калле заново познакомил Магнуса с Истадом, с его темными сторонами и неприглядными обитателями, которые днем практически не показывались на улице, потому что сами были частью ночных теней. Именно в тот период Магнус наконец-то начал звать начальника так, как ему уже давно хотелось - просто Куртом. Только вот в мыслях тот теперь стал настороженным и напряженным "Волландером". И лишь недавно, какой-то месяц назад Магнус стал медленно приводить к общему знаменателю действительность с желаемым, в котором был один лишь Курт Волландер. Курт. Пусть хотя бы пока в мыслях, раз вслух не получалось. Магнус вернулся в реальность, покосился в сторону лежавшей на полу страницами вниз книги, но направился все же на кухню. Погода менялась, и его начало клонить в сон. Только спать на закате - верное приглашение для ослепляющей головной боли. После недавней травмы его мучили постоянные мигрени, порой просто тупо ныло в затылке или ломило виски. Врачи заверили его, что со временем боли уменьшатся и станут не такими частыми. И это хоть немного, но обнадеживало. Последствия ушиба мозга на самом деле могли быть гораздо хуже, и он еще довольно легко отделался. На кухне Магнус достал пакет с душистыми обжаренными зернами, вставил новый фильтр в кофеварку. Руки совершали привычные действия, а вот мысли снова обратились к тому, что волновало молодого человека уже давно. Домой из больницы его подвезли знакомые ребята прямо на патрульной машине. Ни Лиза, ни Анне-Бритт, чаще всего навещавшие его, не появились. В том, что Курт также не придет, Мартинссон к тому моменту даже не сомневался. Квартира встретила его промозглой сыростью выключенного отопления, пылью и пустотой. После того как днем и ночью его опекал персонал госпиталя, это было одновременно и облегчением, и новым испытанием. Тишиной. Одиночеством. Казалось, никому не было больше до него дела. И в одночасье он стал так же забыт и заброшен, как его собственное жилище. Магнус даже не помнил, чтобы сознательно взялся за уборку. Просто в какой-то момент его мозг неожиданно включился, отметив, что пол в прихожей можно помыть еще раз, а вода в ведре уже давно остыла. Остановился он только, когда за окном окончательно стемнело, и в желтом электрическом свете ламп стало плохо видно. На следующий день все повторилось. И на следующий. И на следующий. У него не получалось сказать себе "достаточно", всегда находился уголок, о котором он еще не думал. Или местечко, которое снова успело каким-то образом запачкаться. И Мартинссон понимал, что это уже переходит в одержимость, но желание отчистить хотя бы то, что его окружает, было абсолютно всепоглощающим. Пусть хоть так, раз уж не в состоянии точно так же отскрести собственную испачканную душу и тело. Иногда отчаянно хотелось сорваться, перестать сдерживать ставший уже привычным комок где-то в груди, рядом с сердцем, и расплакаться. Пусть по-детски, пусть стыдно, пусть не по-мужски. Хоть как-то избавиться от давящего осознания собственной внезапной ненормальности. Навязанной ему ущербности. И, может быть, тогда он сможет наконец снова смотреть на себя в зеркало. Магнус только начинал понимать, что в те первые дни после возвращения из больницы он все глубже и глубже погружался в непроглядный мрак тяжелой депрессии до тех пор, пока не стало трудно дышать. Пока у него на спине не выступали капли холодного липкого пота от одной только мысли о том, чтобы выйти на улицу из спасительного убежища квартиры. Встретить других людей. Посмотреть им в глаза. И увидеть в ответных взглядах знание о том, через что его заставил пройти Ванг. Если он сам не мог посмотреть на себя в зеркало, как другие люди могли смотреть на него? Что они в нем увидели бы? Почему-то Магнусу казалось, что любой мог теперь узнать о его позоре, едва лишь бросив на него мимолетный взгляд. И ему было стыдно выйти на улицу. До дрожи в коленях, до истерики, до отчаянного хриплого воя стыдно. Впрочем, Магнус все равно пытался. Каждый день он надевал куртку, проверял документы во внутреннем кармане, ключи, телефон, открывал дверь и выходил на лестничную клетку. Каждый день он возвращался спустя несколько минут, взмокший от пота, задыхающийся, с бешено колотящимся сердцем. И наконец Магнусу стало казаться, что вот он, настоящий ад, только рукой подать. Не ад Ванга, беспощадный, обжигающий и жестокий. А холодный ад, убивающий его медленно, день за днем. Ад человека, который должен был умереть, и теперь не знает, почему ему все-таки позволили выжить. Ведь не для того же, чтобы продолжать мучить дальше, только на этот раз забвением, одиночеством и ненужностью. А потом однажды в его квартиру позвонили. И Мартинссон даже не сразу понял, что кто-то к нему пришел. Для него время растянулось в кажущуюся бесконечной серой полосу, и он не знал, сколько на самом деле прошло времени: пара дней, неделя, месяц... Где-то в этом промежутке времени - он ясно это помнил - ему хватило ясности сознания, чтобы написать письмо Лизе Холгерссон с просьбой об увольнении. Может, это была она? Но послышались тяжелые удары в дверь, и Магнус отмел эту мысль. На пороге обнаружился вечно недовольный Волландер. Стоял там, окруженный ярким светом, несколько долгих мгновений молча пялился в полумрак прихожей на Магнуса, а затем угрюмо буркнул: - Может, пригласишь меня внутрь? Волландер вернулся в его жизнь, и выгнать старшего инспектора из нее совершенно не представлялось возможным. Когда-то, когда Магнус был фактически влюблен в своего нового начальника, такое внимание было бы верхом его мечтаний. Тогда. Да. Теперь же молодой человек собирал в кулак все свое терпение и ждал, когда же Курту надоест притворяться и играть в благотворительность. Слишком больно оказалось помнить о целом месяце на больничной койке, когда Волландер даже о нем не вспоминал. Слишком свежа и глубока была обида. Но Волландер не отставал. Он приходил по вечерам, как часы, практически в одно и то же время, приносил продукты, совал свой нос в холодильник и шкафчики, проверял, что закончилось. Даже пытался пару раз сообразить какой-то нехитрый ужин. Конечно, можно было выставить бывшего начальника за дверь, можно было выкинуть в мусорку хлеб, намазанный тонким слоем меда - как Магнус действительно любил, - можно было продолжать на него злиться. Но Волландер сумел его удивить одним простым поступком. Он согласился принять у Магнуса деньги за продукты. Наглядно доказал, что он здесь по собственному желанию, а не по приказу Лизы Холгерссон. Что ему почему-то вдруг оказалось не все равно. И кристальная искренность Волландера оказалась оружием, против которого все обиды Магнуса были бессильны. Мартинссон не отдал ему деньги, но вместо этого принял его помощь. Согласился понимать ее так, как она и подразумевалась - как простой акт поддержки, протянутая ему рука. Ни больше, ни меньше. Это был новый, непривычный и совершенно незнакомый Магнусу Курт. Тот, кто мог тихо смеяться, рассказывая какой-то смешной случай, приключившийся с ним на работе; кто мог стоять над душой, как большая наседка, и комментировать предпочтения Мартинссона в еде, в шутку обзывая его суповым набором; кто мог без стеснения залезть к нему в книжный шкаф и одолжить без спроса книгу. Такого Волландера было даже интересно узнавать заново. И пусть их общение было пока затруднено, но за прошедшие несколько недель Магнус узнал о нем больше, чем за все долгие несколько лет, что они работали вместе. И ему нравился этот новый Курт. Нравился настолько, что в мысли даже порой закрадывалось полное надежды сомнение, стоит ли ему действительно увольняться с работы? Но затем приходило понимание, что Курт снова рассказывает от том, как медленно, но верно Анне-Бритт учится грамотно распределять рабочее время и дела; как с каждым днем все увереннее становятся присланные на помощь управлению стажеры; как прекрасно они все справляются без него, Магнуса. И тяжелое решение, принятое в момент необыкновенного душевного опустошения, снова казалось оправданным и единственно верным. Однако главным было все же то, что Курт раз за разом возвращался к нему. И Магнус с удивлением начал осознавать, с какой надеждой, каким радостным ожиданием предвкушает эти вечерние визиты. Ведь можно будет тогда снова сидеть на маленькой кухоньке, тянуть ароматный черный кофе и позволять голосу Курта обволакивать его, внушая спокойствие. Можно будет расслабиться, погрузиться в умиротворенную полудрему, позволяя гостю касаться его плеч и накрывать горячими сухими ладонями его собственные холодные пальцы. И можно будет не удивляться, как это Волландер так запросто дотрагивается до него? Словно не знает о всей той грязи, обо всем удушающем стыде, что скопились в душе Магнуса. Такой Волландер подкупал. Его хотелось узнать получше. И У Мартинссона не нашлось сил, чтобы признаться ему, какие в действительности чувства вызывает у него аквавит. Курт так радовался, когда приехал из Дании и поставил на кухонный стол красиво упакованную бутылку тминного аквавита. Правда, они открыли ее не в тот же вечер, а спустя несколько дней. И не сделали ни единого глотка из своих стопок. Волландер - потому что особо не любил. Магнус - потому что боялся не справиться со всеми противоречивыми чувствами, который вызывал у него этот напиток. Как объяснить Курту, что даже запах аквавита напоминает теперь Магнусу о тех минутах двухмесячной давности, которые стали последними в его нормальной обычной жизни? Жизни, которой у него больше никогда уже не будет. Осталось только выжившее нечто, эмоционально изуродованное до неузнаваемости, исковерканное и сломанное, способное только с болью и комком в горле вспоминать, как это - быть нормальным, не бояться выйти на улицу, не просыпаться каждую ночь от навязчивых и ярких кошмаров. Как это - смотреть на себя в зеркало и не стыдиться своего отражения. Как это - заглянуть в глаза человеку, который внезапно стал ближе всех, и не бояться того, что может в них прочитать. Резкое шипение кофеварки разорвало поток его мыслей. На кухне заметно потемнело, но не настолько, чтобы пришлось включать свет. Налив в кружку свежесваренный кофе, Магнус отошел к окну и пару секунд размышлял, стоит ли отправить смс-ку Волландеру, чтобы спросить, зайдет ли тот сегодня в гости. И передумал. Слишком не хотелось так откровенно признаваться в том, насколько он стал зависим от Курта; от его присутствия, рассказов и голоса; от редких прикосновений его теплых ладоней; от излучаемой им доброты, в которую порой хотелось завернуться, как в кокон, и остаться там до конца своих дней. Магнус не отправил смс. Он стоял у окна, пил кофе, ждал. И пока что большего ему было не нужно. * * * - Носки, носки... Черт, и на этих дырки. Проще выкинуть и новые купить, - бурчал под нос Волландер, копаясь в ящиках низкого комода. Выбранные им две пары, описав короткую дугу в воздухе, приземлились внутрь большой спортивной сумки, стоявшей на кровати. Волландер позвонил в дверь отдельно стоявшего дома, дорожка к которому была очень аккуратно расчищена о снега. Мужчина, который ему открыл, был совершенно не таким, каким он его себе представлял. Психотерапевт виделся Курту низеньким и щуплым, с лысеющей макушкой, тщательно прикрытой редкими волосками, скорее всего, в очках с толстыми стеклами, в чопорном костюме-тройке и со старомодным дешевым галстуком-бабочкой. Вместо этого перед ним стоял симпатичный парень лет тридцати пяти, практически ровесник Магнуса, светловолосый и голубоглазый. Настоящий скандинавский тип. На его лице лежал ровный загар, а слегка обветренные губы выдавали любителя зимних видов спорта. Наверняка, недавно вернулся с горнолыжного курорта. Курту был знаком этот тип молодых профессионалов с высокой зарплатой и разнообразными дорогими хобби. - Добрый вечер, - ровно поздоровался инспектор, хотя внутри у него все переворачивалось от едва сдерживаемой неприязни к стоявшему перед ним мужчине. - Господин Эльд? Тот кивнул, слегка нахмурился. - Курт Волландер. - Здравствуйте, инспектор, - протянул ему руку психотерапевт, но Волландер ее не пожал, только сильнее поджал губы, боясь сорваться на этого человека прежде, чем получит ответы на все свои вопросы. - Я с частным визитом, - покачал головой Курт, - вы позволите войти? - Да, конечно, простите, - стушевался мужчина, на его щеках выступил легкий румянец. - Проходите. У меня не убрано... Вы не возражаете, если мы устроимся на кухне? - Так о чем вы хотели поговорить, инспектор? - спросил хозяин, впустив гостя в дом. - Я же сказал... - Да-да, с частным визитом, - махнув рукой, Эльд чуть ворчливо продолжил: - Это всего лишь означает, что вы пришли ко мне явно по собственной инициативе и не желаете ставить об этом в известность свое прямое начальство, - и тут же легко улыбнулся: - Да вы снимайте куртку, а то запаритесь. Я люблю, чтобы зимой в доме было жарко. Курт фыркнул, но послушался. - Чай, кофе? - не прекращал говорить между тем хозяин, открывая один за другим кухонные шкафчики и бегло осматривая их содержимое. Было ясно, что на собственной кухне он был не частым гостем. - Кажется, в холодильнике оставался сок... - Эльд достал пачку апельсинового сока, с сомнением проверил срок хранения и поморщился: - Сок отменяется. - Я здесь по поводу Магнуса Мартинссона. Эльд замер, помрачнел и нахмурился. Рассеянно поставил пачку с соком на столешницу, позабыв, что намеревался ее выбросить. И на кухне наконец-то воцарилась тишина. Курт придирчиво изучил снятые с вешалок рубашки. Некоторые были мятыми, некоторые заношенными едва ли не до протертых до полупрозрачности локтей на рукавах. А о наличии других он даже не догадывался. То ли Линда решила обновить его гардероб, то ли он сам купил и благополучно о них забыл. Следом за ними в сумку отправилась тонкая шерстяная безрукавка, которую можно было надеть под пиджак. И настоящий норвежский свитер из Ван Дале, подарок от коллег на сорокалетие. Волландер не знал, чья это была идея, но помнил, как Анне-Бритт шушукалась со Сведбергом, а сидевший на столе рядом с ними Мартинссон с невероятно ехидным видом потирал лоб и ухмылялся. Джинсы... Курт проверил все полки в шкафу, не нашел их и озадаченно фыркнул. Куда, интересно, он умудрился запихнуть совсем новую пару? - У нас нет врачей, специализирующихся на сложных случаях, подобных этому. В такой маленькой коммуне, как наша, в них просто нет потребности. В случае нужды, пациенты ездят в Мальмё, Копенгаген, Лунд. Естественно, что к нам ради одного человека никто не поедет. Если бы запрос прошел официально от полицейского управления - другой разговор, но ваше начальство слишком уж старательно заметало это дело под ковер, - господин Эльд, которого, как узнал инспектор, звали Феликс, неодобрительно покачал головой. - Но вы же могли ему хоть как-то помочь, - вспыльчиво возразил Курт. - Это ведь ваша профессия, доктор! Как вы могли просто вышвырнуть его за порог, ничего не объяснив, не посоветовав альтернативу? Вы вообще представляете, что с ним творится сейчас? Эльд прикрыл глаза ладонью, склонил голову, молча признавая вину. - Я буду с вами предельно откровенен, инспектор, - начал он. - По хорошему счету, я не имею права обсуждать с кем бы то ни было моих пациентов, но Магнус - сам по себе исключение. Надеюсь только на вашу порядочность и на то, что все останется строго между нами. Волландер кивнул, и этого Феликсу показалось достаточно. - Вам что-нибудь известно о когнитивно-поведенческой терапии? Чертыхаясь, Волландер ползал по полу и пытался нащупать под кроватью коробку со вторыми ботинками, которую он туда запихнул еще осенью. Как-то не хотелось брать с собой старые, вконец разбитые, с потрескавшейся кожей и грубыми заломами на носках. И еще нужно было не забыть пояс. Одолжить чужой будет проблематично. Слишком разные у них размеры и не в удобную для Курта сторону - просто проколоть лишнюю дырку не выйдет. - При работе с пациентами я использую технику повтора и - порой измененного - пересказа событий, - терпеливо и, можно сказать, на пальцах принялся объяснять Эльд. - Она заключается в том, что пациент раз за разом в подробностях вспоминает случившееся с ним трагическое, шокирующее, вызвавшее повышенную эмоциональную реакцию событие. Раз за разом углубляясь во все большие детали, вытаскивая на поверхность забытые мелочи, рассматривая случившееся с микроскопической точностью. Идея заключается в том, что если повторить рассказ несколько раз, затопить мозг детальным описанием, то воспоминания о полученной травме притупится, станет не таким страшным. Мозг будет просто не в состоянии уследить за таким количеством информации, поддерживать ее яркость. Другими словами, "устанет". И кабинет психотерапевта - это то самое безопасное место, в котором созданы все условия для того, чтобы начать излечиваться от травмы. Со временем пациент подключает к пересказу близких и друзей. Чем больше, чем чаще, чем детализированнее рассказ - тем лучше. Эта методика прекрасно себя зарекомендовала в терапии самых разнообразных ситуаций, в том числе и для людей, подвергшихся нападению. По ней работают с детьми, которых избивали родители или преследовали в школе. Но только не с жертвами изнасилований. И не сразу же после случившегося. Только я об этом тогда не знал. Эльд замолчал, уставившись немигающим взглядом в чашку с кофе. Волландер его не торопил. В ванной Курт долго рассматривал свое отражение. Отчетливо заметные морщины: глубокие, перечертившие лоб, мелкую сетку у уголков глаз и рта. Губы, излишне тонкие и с каждым годом истончавшиеся все больше. Светлые волосы, пепельные, в которых седина в равной пропорции смешалась с его естественным цветом. Слишком длинные. Ему уже давно пора было постричься. В небольшой пакет легла электробритва, туалетная вода, зубная щетка. Он долго стоял, подбрасывая на ладони бутылочку с шампунем, но затем поставил ее на место. Если что, купит новый, в конце концов, у него не было определенных предпочтений. Брать или не брать банный халат? С одной стороны, Курт уже и сам забыл, когда пользовался им в последний раз. С другой - вдруг нужно будет встать посреди ночи? Холодно. Да и неудобно как-то. Эти мысли напомнили ему, что надо бы захватить с собой смену постельного белья. На всякий случай. И найти так и не распечатанный пакет с теплой байковой пижамой, которую ему подарила Линда еще года два назад. Чем не замена халату? - Понимаете, я уже использовал эту методику и раньше в работе с пациентами, страдающими от посттравматического стрессового расстройства. У меня не было абсолютно никаких сомнений в том, что она сработает и с Магнусом. К сожалению, тогда я понятия не имел, что существует форма расстройства, специфичная для жертв изнасилований. У нее свои особенности, для работы с такими пациентами нужен опыт и специальная подготовка. Я же... Я не имел права начинать работать с Магнусом, не поинтересовавшись изначально его историей, не проработав стратегию поведения, не приготовившись к тому, что это надолго. Работа с жертвами изнасилований может занять месяцы, а то и годы. На кухню Волландер пришел, вооружившись еще одной большой сумкой. Наученный неприятным опытом того, что не следует оставлять продукты в холодильнике, если собираешься уехать на бог знает сколько времени, он решил забрать с собой все, что только получится. А остальное безжалостно выбросить. В итоге гора продуктов, которым он еще мог найти применение, получилась довольно внушительной. Покидав все в сумку, Волландер вывалил оставшееся в мусорный мешок. Он не любил выбрасывать продукты, но сейчас попросту не видел иного выхода, так как не знал, когда снова сможет вернуться домой для того, чтобы остаться, а не только полить сад и забрать почту. Напоследок Курт отключил все приборы от электросети и перекрыл краны с водой. У него мелькнула мысль о том, чтобы написать записку Линде на тот случай, если она неожиданно решить зайти в гости без предварительного звонка. Но сказал себе, что обязательно ей позвонит сам. К тому же давно уже пора было бы объявиться, пока дочь не устроила ему очередную промывку мозгов, с привычной патетикой вопросив в пространство: "Что нам еще нужно сделать, чтобы этого оказалось достаточно, пап? Умереть? Этого тебе хватит?" И между ними снова повиснет недосказанное: "Чтобы помнить о нас". - "Расскажи, как это случилось?", "Ты точно все запомнил?", "Может, были какие-то детали, что ты упустил?", "Повтори свой рассказ". Феликс сгорбился, закрыл лицо ладонями, словно в попытке спрятаться от Курта. Потом выпрямился, вытер со лба выступивший пот. В доме было действительно жарко, но Волландер чувствовал, как его начинает бить нервный озноб. Он сидел напротив человека, который, вместо того, чтобы помочь Магнусу, фактически едва его не сломал. Курт с кристальной ясностью осознавал, что тоже не без вины, но психотерапевт был тем, кто еще в самом начале мог поддержать Мартинссона. Вместо этого Эльд причинил больше вреда, чем пользы. - Магнус отличался от моих обычных пациентов. С ним нужно было обращаться очень осторожно. Я этого тогда не понимал. Зная, что его мучают кошмары, что он не может перестать думать о случившемся, мне хотелось как можно скорее начать терапию. И я не стал пытаться для начала узнать его получше. Да и вообще мало что о нем знал. Я фактически начал его овеществлять, видел перед собой проблему, а не человека. Он же это чувствовал и с каждым сеансом замыкался в себе все больше, с каждым пересказом событий, что я заставлял его делать, погружался глубже и глубже в депрессию. Все признаки были налицо, но я их не видел. Или не хотел видеть. Ведь передо мной был такой редкий и интересный случай. - Не навреди, - тихо сказал Волландер, не спуская глаз с сидевшего напротив него мужчины. Феликс замер, а затем медленно кивнул, соглашаясь. Курт прошелся по дому, проверяя, хорошо ли закрыты окна и форточки. Отключил отопление, спустил воду из труб, чтобы их не разорвало, если ударят сильные морозы. Проверил, взял ли с собой лекарства и все нужные документы, не оставил ли чего-нибудь важного, что могло срочно понадобиться. Зашел к соседу и отдал ему связку с дубликатами ключей. Волландер вышел из дома, запер за собой дверь, напоследок окинув внимательным взглядом крышу, бросил сумки на заднее сидение и сел в машину. Дал задний ход, выезжая на дорогу. - Вы должны понимать, инспектор, что любой случай изнасилования - это ужасное испытание вне зависимости от пола его жертвы. Мы видим ушибы, переломы и кровь, синяки и кровоподтеки. Но настоящие раны скрыты от наших глаз, они невидимы, но наносят гораздо больший ущерб. Синяки сойдут, перелом зарастет, но как вернуть чувство безопасности? Как убедить кого-то, кто прошел через подобное, что это никогда не случится с ним или с ней снова? Что они все еще смогут когда-нибудь выйти на улицу, не опасаясь нового нападения, не ожидая ежесекундно удара из-за угла? - Феликс молитвенно сложил ладони, в его глазах стояли слезы искреннего сострадания. Волландер пришел к этому человеку, будучи вне себя от гнева, но разговор с Эльдом заставил его понять, какой это на самом деле сложный труд - работать с людьми, подвергшимися насилию. Это накладывает отпечаток не только на самого пациента, но и на врача, который с ним работает, пропускает чужое горе, боль и страх через себя. Пытается помочь и, да - иногда оступается. И живет потом долгие годы с незаживающей раной на сердце, с неизбывным чувством вины за то, что не смог, не справился, не оказал помощь. Или - что ужаснее - сделал хуже. - Что мне делать? Чем я в силах ему помочь? - В идеале было бы найти ему опытного психотерапевта, который бы точно знал, с чем имеет дело. Этим вы уже сделаете очень многое. - И этого слишком мало. Эльд склонил голову, соглашаясь: - Не оставляйте его, дайте ему понять, что ему не обязательно бороться с этим в одиночку. Ему страшно выходить на улицу? Пойдите с ним. Будьте рядом. Не пугайте его, вряд ли он любит сюрпризы, не важно, приятные или нет. Не принуждайте, не толкайте вперед, не торопите. Он найдет свой собственный путь и темп. Верьте в то, что он справится. Вопреки. Знаете, иногда ведь достаточно и такой малости. Курт отъехал всего-то до поворота, когда резко затормозил. Вольво, взвизгнув покрышками, дала задний ход, снова остановившись у подъездной дорожки. Волландер вышел из машины, отпер входную дверь и скрылся в доме. Спустя несколько секунд он снова вышел, неся в руках стул из кухни. * * * Кофе давно остыл. Солнце тоже уже часа три как село. За окном темноту лишь время от времени разрезал яркий свет от фар проезжающих мимо машин. Пошел снег, закружился в воздухе плотными вихрями. Зябко поежившись, Магнус вышел из кухни в спальню, натянул растянутый у горла, старый и бесформенный, но все еще теплый свитер. Волландера сегодня можно было больше не ждать. А жаль, он так надеялся. Магнус вернулся в гостиную, включил там свет и снова устроился на диване с книгой. Да и не заметил, как уснул. Из тревожного серого сна его выдернул пронзительный звук дверного звонка. Это было настолько неожиданно, что молодой человек еще несколько долгих секунд продолжал лежать, спросонья недоуменно пытаясь понять, что происходит. Курт сегодня уже совершенно точно не появится, больше никого другого Магнус не ждал. Звонок продолжал раздражающе громко трезвонить на всю квартиру. Со вздохом встав, Мартинссон вышел в прихожую, привычно не включил там свет. Точно по той же причине проигнорировав глазок, Магнус распахнул дверь и удивленно уставился на стоявшего на лестничной площадке Волландера. Тот на секунду встретился с ним взглядом, и в глазах старшего инспектора Мартинссон за привычной усталостью заметил неясную тревогу. А затем Магнус посмотрел вниз, заметил несколько объемистых сумок у ног Курта и совершенно перестал что-либо понимать. Конец второй части