Отказ в увольнении

Аннеке Янссон плакала не переставая. Она не стеснялась сидевшего напротив Волландера, не прятала горе за напускной маской спокойствия, как часто бывало с родственниками покойных. Ненакрашенная, с торчащими в разные стороны седыми космами, неряшливо одетая - она казалась гораздо старше своих шестидесяти с небольшим. Сейчас она выглядела древней старухой. Аннеке смахивала безостановочно текущие по ее щекам слезы широкими морщинистыми ладонями, часто моргала и растерянно хмурилась, словно все еще не могла принять до конца несчастье, случившееся с ее сыном. Волландер терпеливо ждал, когда она немного успокоится. Он и так сделал все, что мог - принес ей воды, подержал за руку, надеясь, что прикосновение другого человека сможет как-то вывести безутешную мать из затянувшейся истерики. В конце концов он решил, что ему будет лучше уйти. Дать женщине еще день. Может, тогда с ней можно будет спокойно поговорить. В том состоянии, в котором она была сейчас, госпожа Янссoн ничем не могла ему помочь. Чуть сжав напоследок ее ладонь, Курт поднялся из-за стола и вышел в прихожую. Он уже надевал куртку, когда неожиданно послышался звук поворачиваемого во входной двери ключа. Переступившая порог женщина была гораздо моложе хозяйки. Она в удивлении уставилась на инспектора, но затем ожила: - Кто вы такой? Что вы... - и, услышав доносившиеся из гостиной рыдания госпожи Янссoн, сердито нахмурилась, вытаскивая из расстегнутой сумочки мобильный: - А ну-ка выметайтесь отсюда, пока я не позвонила в полицию! - Подождите, - выставил перед собой руки Курт. Медленно, чтобы еще больше не пугать женщину, глаза которой в панике широко распахнулись при виде кобуры у него на поясе, он вытащил удостоверение из кармана пиджака и представился: - Инспектор Волландер. Пришел поговорить с госпожой Янссон по поводу ее покойного сына, но видите, в каком она сейчас состоянии. Уже собирался уходить, и тут вы, - закончил он с извиняющейся невеселой улыбкой. - Добрый день, - уже доброжелательнее кивнула ему женщина. - Нора Хольт, племянница Аннеке, - она покосилась в сторону гостиной, и Курт отступил в сторону, чтобы не стоять у нее на пути. - Вы не будете против, если я задам вам пару вопросов? - спросил Волландер, последовав за ней. - Ни капли, только дайте мне немного успокоить тетушку. Нора начала хлопотать вокруг госпожи Янссон: принесла с кухни лекарство, помогла пожилой женщине его принять, а затем увела ее в другую комнату. Инспектор отошел к окну, чтобы не мешать, и молча наблюдал. Было очевидно, что Нора была здесь частой гостьей - она свободно ориентировалась в квартире, знала, что где лежит, и вела себя с хозяйкой, как хорошая подружка. Наконец госпожа Хольт вернулась, на ее лице застыло выражение сдержанной грусти и сочувствия, но не более. Особой скорби по поводу смерти двоюродного брата она явно не испытывала. - Задавайте ваши вопросы, - без предисловий кивнула она, усаживаясь на то же место, где совсем недавно сидела Аннеке Янссон. Волландер не стал комментировать такую удивительную прямоту, только уселся напротив, почесал переносицу, собираясь с мыслями: - Как я понял, вы с Олле Янссоном родственники, - и, дождавшись нетерпеливого утвердительного кивка, продолжил: - Насколько хорошо вы его знали? - Не то чтобы очень, - безразлично пожала плечами Нора. - Между нами большая разница в возрасте да и наши матери жили одно время довольно далеко друг от друга. Сами понимаете, совместное поедание торта пару раз в год на дни рождения - это еще не повод для близкого знакомства. Курт по достоинству оценил попытку уйти от прямого ответа и слегка усилил нажим: - Может, вы что-то слышали от матери? Или госпожа Янссoн, с которой, мне кажется, вы в хороших отношениях, что-то про него рассказывала? Пожав плечами, на этот раз не безразлично, а с видимым дискомфортом, Нора спросила: - Это все обязательно? Вам правда это все нужно: ворошить чужое белье, лезть в жизнь нашей семьи? Олле мертв, какая теперь разница? Тон ее голоса, то, как были сказаны эти слова, подняли в Волландере глухое раздражение. Он резко подался вперед, глядя женщине прямо в глаза: - А что, вас саму это совершенно не трогает? Человек мертв. Ваш двоюродный брат мертв. А моя работа заключается в том, чтобы понять, почему это случилось. Почему, если у него были проблемы, Олле Янссон не обратился к кому-то за помощью? И я буду совать свой нос в чужое грязное белье и ворошить прошлое вашей семьи до тех пор, пока не буду знать на сто процентов, что это было решение самого Олле Янссона - уйти из жизни. Глаза женщины на секунду потемнели от гнева, но затем она осознала последние слова инспектора и нахмурилась: - Подождите, вы хотите сказать, что Олле могли убить? Что он не сам?.. Сердито фыркнув, Волландер ответил уже гораздо спокойнее: - Я всего лишь хочу убедиться в том, что ему не помогли умереть. Считайте это небольшой прихотью полицейского инспектора, которому, когда было обнаружено тело вашего брата, пришлось вылезти из уютной теплой постели в шесть утра и потом еще полтора часа мерзнуть на морозе. Плечи госпожи Хольт поникли, она кивнула, сдаваясь: - Хорошо, я отвечу на все вопросы. * * * Волландер вернулся в полицейское управление намного раньше, чем предполагал. До запланированного в полдень совещания у Холгерссон было еще далеко. А вот времени на то, чтобы уже спокойнее обдумать все, что произошло вчера, наоборот, оказалось предостаточно. И приходилось признать, что снова, в который раз, им в первую очередь двигали эмоции и лишь затем разум. Курт был все еще уверен, что решение пожить какое-то время у Мартинссона было отличным. О чем он не подумал - это как парень воспримет такое внезапное вторжение в его квартиру, наверное, в последнее оставшееся место, где тот чувствовал себя в безопасности. Прошедшим вечером Магнус был слишком обескуражен появлением Курта с вещами на пороге и не сильно сопротивлялся. А сам Волландер слишком устал за целый день волнений и беготни, сил на долгий разговор у него попросту не нашлось. Но это было вчера. Сегодня же Мартинссон уже наверняка достаточно отошел от шока, чтобы потребовать объяснений. Закономерно, что от беседы вечером Курту было не отвертеться, но осознавать это он начал лишь сейчас. Так часто с ним бывало, когда какая-то идея захватывала его целиком и без остатка, и он посвящал себя всего ее реализации. Порой бездумно, с риском для себя, не заботясь о последствиях, о том, как это скажется на окружающих его людях. И, если задуматься, чаще всего такие идеи не приводили в итоге ни к чему хорошему. Чего только стоила его давнишняя попытка без поддержки, без напарника сунуться подслушивать разговоры людей, подозреваемых в хладнокровном убийстве иностранца, приехавшего с ближнего востока, чтобы заработать немного денег для семьи. Закончилось все довольно плачевно: чередой событий, воспоминания о которых преследовали его и по сей день. Курту пришлось открыть огонь на поражение. А потом, чуть позже, в припадке какого-то слепого самоуничтожительного импульса встать на пути вооруженного пистолетом мерзавца, который вместе с подельниками зверски убил пожилую семейную пару фермеров. После же он снова пошел на поводу у своих эмоций и, вместо того, чтобы обратиться за профессиональной помощью к полицейскому психологу, предпочел положить на стол начальницы удостоверение и оружие. Он просто сбежал. От себя, от мира, от близких ему людей. И бежал до тех пор, пока судьба не догнала его и не швырнула обратно, наглядно доказав, что быть полицейским - это не работа. Это призвание, судьба. А от последней, как известно, не сбежать. Тогда Курту просто нужно было вернуться, чтобы жизнь постепенно начала снова налаживаться, входить в проторенную колею, с которой он на какое-то время по собственной глупости свернул. Сейчас все было иначе. Прежде всего из-за того, что теперь в его руках была чужая судьба и он не имел права на ошибку. Ужасно не хотелось лгать Мартинссону, но Курт чувствовал себя так, словно у него не было большого выбора. И было поздно признаваться в том, что знает дословно, до каждой запятой и точки в истории болезни, через что Магнусу пришлось пройти. Если бы он узнал хоть немного раньше, когда это только случилось или пока парень лежал в больнице, может, они могли бы просто об этом поговорить. Или помолчать. Но прошло уже больше двух месяцев, и Волландер был уверен, что время упущено. Так как же объяснить внезапное желание не оставлять Магнуса одного? Какие слова подобрать, чтобы прикрыть ложь и при этом не чувствовать себя так, словно предает такое хрупкое доверие Мартинссона? Ведь если тот когда-нибудь поймет, что Курт скрывал от него правду, ответная реакция может быть совершенно непредсказуемой. И к слову о лжи... Волландера прошиб холодный пот, когда он понял, что все это время носил с собой историю болезни. Хорошо, что у Мартинссона не было дурной привычки копаться в чужих вещах. По-хорошему, от распечатки нужно было давно избавиться - пропустить через уничтожитель документов или сжечь, - но он никак не мог заставить себя это сделать, хотя и выучил уже ее содержание практически наизусть. Курт отошел от окна, у которого все это время стоял, погрузившись в размышления и глядя, как лениво перекатываются темно-зеленые волны замерзающего моря. Распечатка лежала среди кипы обычных следственных материалов в сумке, которую он утром все же не забыл прихватить с собой на работу. Волландер вытащил все документы и, не глядя, положил их в личный сейф. Позже он еще все просмотрит и рассортирует на срочное и не очень. Он едва успел снова запереть сейф, как к нему заглянула Анне-Бритт: - Почти двенадцать. Ну конечно, совещание. - Да, уже иду. Волландер подхватил со стула сброшенный пиджак, натянул его поверх тонкого безрукавного свитера - в кабинете у Холгерссон зимой было холодно и гуляли жестокие сквозняки. Начальнице все было нипочем, а вот ее посетителям приходилось страдать и бороться с простудами, подхваченными во время таких вот обычных рабочих встреч. - Ты неважно выглядишь в последнее время, - с заметным беспокойством в голосе сказала Хоглунд по дороге в кабинет Лизы. - Все в порядке? - Да, - отмахнулся Волландер, - обычное дело: устал, не высыпаюсь, много дел навалилось. Анне-Бритт с улыбкой кивнула: - Зимой всегда так. Вроде бы поспокойнее, туристов меньше, но отсутствие солнца сказывается. Уходишь на работу в темноте, приходишь домой - потемки. Это давит на психику. Неудивительно, что в стране такое количество самоубийств. У нас еще ничего, а на севере, в условиях полярной ночи, еще хуже. - Да, я знаю статистику, - отстраненно ответил Волландер, неторопливо шагая рядом с ней по коридору. - Курт, - Хоглунд замялась, видно было, что она не знает, как заговорить на интересующую ее тему, - Лиза сказала, что ты часто видишь Мартинссона. - Да. - Он ничего не говорил, когда собирается возвращаться? Волландер резко затормозил и, нахмурившись, повернулся к тоже остановившейся Хоглунд. Она явно была не в курсе происходившего. Получалось, что о просьбе об увольнении знал только Магнус, Лиза Холгерссон и он сам? Как интересно. Курт решил остановиться на нейтральном: - Магнус еще не до конца оправился после больницы. А в чем дело? - Я надеялась взять отпуск на пару недель, - пожала плечами Анне-Бритт. Она старалась казаться не особенно заинтересованной, но ей это не особо удавалось. - Сам понимаешь, после развода у меня остается не так уж много времени на детей. Курт был одним из немногих, кто знал о том, что женщина-инспектор недавно рассталась с мужем. Она пыталась не приносить свои домашние проблемы на службу, но в полиции это не всегда удавалось и личная жизнь зачастую слишком тесно переплеталась с работой. - Подожди еще немного, месяц, может, чуть больше, - Волландер слегка сжал ее плечо в попытке хоть как-то ее поддержать. - А там либо Магнус выйдет на работу, либо я научусь сосуществовать со стажерами и возьму их на себя. Анне-Бритт благодарно кивнула: - Да, хорошо. Месяц - это уже что-то конкретное. Да и знаешь, я практически скучаю по Мартинссону. Сначала Калле, потом Магнус... у нас стало слишком тихо. Курт не ответил, только еще раз сжал пальцы на ее плече и зашагал дальше по коридору. Он был согласен с Хоглунд, в их следственном отделе действительно стало очень безлюдно. А еще зима только началась. На улице было холодно и темно. Промозглый мрак всеми силами пытался пробраться в душу, но сегодня Волландер впервые улыбнулся - у него было к кому возвращаться домой, он не был один, его кто-то ждал. И от этих мыслей ставилось легче и теплее. * * * В последние несколько недель почти каждое утро начиналось для Магнуса Мартинссона практически одинаково. Ему никуда не нужно было торопиться. Не нужно было беспокоиться, что зловредный будильник снова не сработает, и он, к ставшему привычным раздраженному неудовольствию Волландера, снова опоздает на работу. Не нужно было лихорадочно соображать, какие поручения ему дало вчера начальство и - что главное - какие из них он не выполнил вчера в надежде доделать утром. Магнус просыпался медленно, он вообще любил - особенно зимой - понежиться в теплой постели, но раньше такое ему удавалось только в редкие выходные. В остальные же дни даже стандартный звонок мобильного каким-то образом звучал нетерпеливо и сердито, если на другом конце линии был Волландер. И в какой-то момент Мартинссону надоело раз за разом проговаривать один и тот же диалог: "Нет, я не должен был быть на работе полчаса назад. Да, у меня тоже иногда бывают выходные. Разбудил, но если это что-то важное и срочное..." Как оказалось, у Курта все было важным и неотложным. Конечно же, Магнус пытался сопротивляться давлению требовательного начальства, отчаянно не желая уступать контроль над еще одним аспектом своей сугубо личной жизни. Но Курт умел убеждать, находить совершенно убойные аргументы и в итоге поворачивать спор так, что обычно после таких дискуссий Мартинссон чувствовал себя едва ли не бесчувственным социопатом. Так было раньше. Но вот уже недели три он просыпался лишь, когда лучи запоздалого зимнего солнца начинали делать попытки пробиться сквозь плотные шторы внутрь спальни. И все равно, даже поздно встав, Магнус чувствовал себя уставшим, разбитым, не готовым встретить новый день. Отчасти оттого, что его все еще беспокоили недавно зажившие сломанные ребра. Отчасти из-за преследовавших его ночных кошмаров, после которых он просыпался в холодном поту, задыхаясь и с бешено колотящимся сердцем, а потом еще долго ворочался с бока на бок. К рассвету Магнус выматывался настолько, что проваливался в мутное тяжелое забытье без сновидений только для того, чтобы вынырнуть из него через какую-то пару часов. И потом еще долго ходил по квартире, борясь со ставшими уже практически привычными головными болями. Врачи предупредили его, что в первые месяцы, если не годы, они будут частым явлением. Но определенно сказать, сойдут ли эти боли со временем на нет или ему так и придется с ними жить до конца своих дней, никто не мог. Этим утром все было, как обычно, и в то же время не так. Магнус устало и сонно потер уже начавшие ломить виски. Решив, что лучше все же встать, выпить лекарства и уже после решать, нырнуть обратно в уютный полумрак спальни или все же встретить новый день, он откинул одеяло. Каждый вечер Мартинссон отключал отопление, чтобы сэкономить на плате за газ, и за ночь квартира успевала изрядно остыть. Настолько, что сейчас ему было неприятно ступать босыми ногами по холодному линолеуму в коридоре. В ванной, на первый взгляд, ничего не изменилось, но только на первый. Душем уже явно пользовались, на стенках душевой кабины еще высыхали капли воды; на решетке отопления висело влажное полотенце; на дне раковины осели небольшие островки сбритой щетины и явно не его. Магнус наконец вспомнил, что так его беспокоило, что не давало сомкнуть глаз практически всю ночь. Точнее, кто. Волландер... Курт. Наскоро умывшись, только чтобы разлепить все еще заспанные глаза, Мартинссон метнулся в гостиную. Да, вчерашний вечер не был очередным продуктом его фантазии, появление Волландера в довольно поздний час ему не приснилось. На диване лежала подушка, небрежно брошенное одеяло сползло почти к самому полу, простыня сбилась в с трудом поддающийся опознанию мятый комок; застелить свою постель Курт не догадался. Магнус заметил, что на полу, почти под самым диваном что-то темнело, и вздохнул: убрать или хотя бы кинуть в корзину с грязным бельем носки Волландер тоже не подумал. Наверное, чтобы радость хозяина жилища была воистину полной. Пройдя на кухню, Мартинссон уже примерно знал, чего ожидать. И был прав. В раковине стояла грязная тарелка и стакан с остатками растворимого кофе, на плите обнаружилась сковорода с подгоревшей половиной яичницы. И непонятно было: то ли Волландер решил поделиться с ним завтраком, то ли - что, по мнению Магнуса, было наиболее вероятно - Курт был не способен даже элементарно поджарить себе пару яиц, не превратив процесс приготовления пищи в действо с глубоко трагическим финалом. Снова, еще глубже, вздохнув, Магнус, как был, прямо в пижаме, начал прибираться в квартире. Он аккуратно сложил постельные принадлежности на диване, выбросил остатки испорченной яичницы и залил сковородку кипятком, вымыл посуду. Однако точку в его бурной утренней активности поставили грязные следы от ботинок, видневшиеся буквально повсюду в прихожей. Создавалось ощущение, что там прошел не один Волландер, а минимум потопталась половина полицейского управления Истада. Причем сначала туда, а потом обратно. "Ну, конечно, - вспомнил Магнус, - вчера был снегопад, и улицы обильно посыпали солью. А Волландеру пришлось сделать несколько ходок до машины, чтобы принести все его вещи. Отсюда и следы, и грязь, и такое чудовищное количество и того, и другого". Еще неделей раньше Магнус бы без колебаний, даже не задумываясь над своими действиями, принялся бы за уборку. Но этим утром в нем совершенно неожиданно что-то словно треснуло и нет, не сломалось, а наоборот, стало цельным. Он еще раз окинул взглядом затоптанную прихожую, а затем решительно бросил тряпку обратно в ведро и с коротким смешком покачал головой. Почему-то раньше, когда он убирал за собой, его новоприобретенная зацикленность на чистоте не так бросалась в глаза. Но становиться домработницей для Волландера Магнус абсолютно не собирался. Все в нем буквально протестовало против такого положения вещей. И Курту придется зарубить себе на носу одно простое правило: сам насорил, сам и убирай. Причем, не завтра, не через пару дней или неделю, а сразу же; жить в свинарнике Мартинссон не собирался. Конечно, еще оставался вопрос того, насколько Курт вообще вздумал у него обосноваться. Не то чтобы Магнус был против. К постоянному присутствию рядом Волландера оказалось настолько легко привыкнуть, что без участия этого человека, без его помощи, без взгляда его внимательных глаз, казалось бы, подмечающих каждую мелочь, Мартинссон не был уверен, что смог бы существовать и дальше. Вот только он с ужасом осознавал то, что когда-нибудь наступит такой момент, когда ему заново придется учиться полагаться только на себя. Рано или поздно Курту наскучит эта затянувшаяся благотворительность; о том, что станется тогда с ним самим, Мартинссон не хотел даже задумываться. Пока же было необходимо как-то узнать у Волландера, чем вызвано такое неожиданное переселение и сколько тот собирался у него прожить. Конечно, дело могло быть в банальной утечке газа в собственном доме Курта или еще в чем-то настолько же обыденном. Даже если это было так, в глубине души Мартинссон был рад, что Волландер подумал именно о нем, когда выбирал себе временное пристанище. С другой стороны, количество вещей, с которыми Курт объявился на пороге его квартиры, наводило Магнуса на мысли о том, что начальник был полон решимости по меньшей мере у него перезимовать. И это одновременно и волновало, и страшило, и наполняло Магнуса тайным предвкушением чего-то, что он и сам-то до конца не понимал. Вчера Волландер только обессиленно махнул рукой: - Завтра, все вопросы завтра, хорошо? Я устал, как собака. И Мартинссон сжалился над ним, на время умерив свое любопытство. Но сегодня им обязательно нужно будет поговорить. Перемены надвигались на него с инерцией тяжелого товарного состава. Магнус чувствовал их приближение всей кожей, всем своим существом, и не собирался больше быть беспомощным наблюдателем того, как меняется его жизнь, повинуясь чужим прихотям и желаниям. * * * Как оказалось, просто валяться на диване и читать книжку - намного интереснее, чем с утра до вечера заниматься уборкой. Периодически Мартинссон делал вылазки на кухню, чтобы заварить чай или приготовить пару бутербродов, а в одном из шкафчиков даже нашлась нераспечатанная пачка песочного печенья, явно купленная Волландером. Только проведя день в блаженном валянии дурака, Магнус начал осознавать, как далеко зашла его тяга к чистоте. Ему и раньше не особо уютно было жить в запыленной квартире, но обычно он приходил домой настолько усталым, что сил оставалось только на то, чтобы раздеться и рухнуть в постель, сразу же проваливаясь в глубокий сон. Однако после возвращения из больницы нежелание мириться с грязью переросло в самую настоящую манию. Тот случай, когда Курт заметил, в каком ужасном состоянии были его руки, Магнус спустил на тормозах; только благодарно принял купленные Волландером резиновые перчатки и взял за правило всегда надевать их перед уборкой. Дальше игнорировать такое явно ненормальное поведение или, более того, слепо подчиняться подсознательным импульсам Мартинссон не хотел. Было немного странно осознавать, что, не появись Волландер у него на пороге прошлым вечером, и ничего бы не изменилось. Во всяком случае, в ближайшее время. Мартинссон слышал, что очень часто люди, у которых слишком много на душе, начинают тянуться к тому, чтобы их хотя бы окружали порядок и чистота. Видимо, с ним случилось что-то в этом роде. Все же он вряд ли мог похвастаться душевным спокойствием. Хотя... если задуматься... Месяц назад ему хотелось умереть. Хотелось, чтобы просто все закончилось, чтобы вокруг него прекратили сновать люди в белых халатах, латая его тело, когда сильнее всего болела душа. После выписки из больницы он погрузился в муторное существование, когда каждый день тянулся бесконечно долго, когда воспоминания все еще были настолько яркими, что ему даже не нужно было закрывать глаза - он и так словно наяву чувствовал на коже чужие липкие прикосновения. И все вокруг было настолько невыносимо серым, что хотелось выть. А потом в его жизни снова появился Курт, и со временем Магнусу окончательно расхотелось умирать. Он так до сих пор до конца и не понял, почему Волландер неожиданно сменил гнев на милость или, если быть точным, равнодушие на внезапно проснувшийся жгучий интерес. Мартинссон помнил, как первые дни просто бездумно ждал, когда же начальнику надоест с ним возиться. У Курта была одна единственная страсть - его работа, он отдавал ей всего себя практически без остатка и ничего не просил взамен. Но когда служишь чему-то с такой преданностью, на все остальное сил уже не остается. Мартинссон несколько лет наблюдал за тем, как медленно дрейфуют разные люди мимо Курта, лишь изредка задерживаясь рядом, чтобы вскоре снова продолжить свой собственный путь. Жены у Волландера больше не было, дочь навещала изредка, но и ей было нелегко соперничать с работой. Немногочисленные романтические интересы либо заканчивались трагически, либо просто незаметно исчезали, не в силах смириться с тем, что для Курта они всегда будут на втором месте. Поэтому Магнус просто терпеливо ждал того момента, когда Волландер больше не придет. Но день шел за днем, и ничего не менялось. Курт приходил практически каждый вечер, приносил продукты, болтал о всяких незначительных пустяках, рассказывал анекдоты, какие-то веселые случаи. И Магнус терял себя в звуках его голоса. И можно было без конца убеждать себя в том, что это не значило ровным счетом ничего; что нельзя было доверять; что не стоило принимать эту так нужную и настолько же тяжкую помощь и поддержку. Что потом будет только тяжелее. В конечном итоге Магнус все равно оказался совершенно беззащитен перед Куртом, которого раньше словно не знал. И насколько же увлекательно оказалось исподтишка за ним наблюдать. Можно было бесконечно следить за сменой эмоций на подвижном лице Волландера, за тем, как тот активно жестикулирует, описывая очередной забавный случай из жизни; как закрывает глаза, сделав первый глоток горячего ароматного кофе; как в редкие моменты словно вспыхивает изнутри какой-то беспричинной затаенной радостью; как устало подпирает щеку ладонью, мимолетно о чем-то задумавшись или умолкнув ненадолго, потому что по радио играла любимая мелодия. Это неторопливое, расслабленное существование могло продлиться еще довольно долго, если бы вчера Курт снова не доказал, что у него была просто феноменальная способность удивлять окружающих. Убедившись, что Волландер вроде бы планирует обосноваться в его жизни надолго, Мартинссон начал даже задумываться на тем, к чему это все идет? Вернется ли все на круги своя, как было, если Курт однажды посчитает, что Магнус достаточно оправился после истории с Вангом? Или, может быть, их беседы перейдут в нечто большее, возможно даже в дружбу? Он не был уверен, что представляет себе, как это - дружить с Волландером. Да и были ли вообще у того друзья? Когда-то ему казалось, что Курт был довольно близок к Сведбергу, но время показало, что он ошибался. Калле считал их друзьями, Волландер - всего лишь хорошими знакомыми. В этот момент ожил мобильный телефон, подав сигнал нового СМС, и Магнус закрыл книгу и положил ее на журнальный столик. Сообщение оказалось от Волландера. <Внеплановое совещание. Буду позже обычного>. Недовольно покривившись, Магнус быстро набрал ответ: <Ок. Не думай, что разговор отменяется> <И в мыслях не было>. "Ну да, конечно, - скептически подумал Мартинссон. - Верить Курту в таких делах - себя не уважать". Если был хоть мизерный шанс отвертеться от неприятной или не очень уютной беседы, тот обязательно им бы воспользовался. Но сегодня Волландеру не повезло. Магнус все еще был хозяином в собственной квартире, и ему до чертиков было любопытно, чем было вызвано вчерашнее появление Курта с вещами. Триумфальное воцарение второго стула на кухне тоже требовало скорейшего объяснения. До этого Мартинссон был уверен, что Курт практически сжился с его офисным креслом из рабочего кабинета и был всем доволен. Немного запоздало пришла новая мысль, и Магнус довольно долго колебался, прежде чем отправить новое СМС. <Приготовить тебе ужин?> А потом хлопнул себя по лбу в тихом отчаянии, понимая, как глупо, должно быть, этот вопрос воспринимается со стороны. И Курт наверняка... <Да. Спасибо, дорогая. ))> ... не замедлит поупражняться в остроумии на эту тему. Ну-ну. Магнус недобро усмехнулся, решив, что обязательно придумает, как отыграться на Волландере. Такими шуточками тот буквально сам напрашивался на неприятности. Решив особо не мудрствовать, Магнус приготовил спагетти с красным соусом из обжаренного фарша и шампиньонов. Готовилось блюдо за двадцать минут и его было проще простого разогреть. В особо тяжелые недели он просто делал соус на несколько дней вперед, и потом оставалось только сварить пасту. Закончив, Мартинссон снова устроился на диване с книгой. До финала истории было четыре главы, и ему не терпелось узнать, правильно ли он угадал, что убийцей все же окажется старушка божий одуванчик, старательно симулировавшая старческий маразм на протяжении всей истории. Магнус погрузился в детектив, но периодически все же поглядывал на наручные часы. Ему оставалось всего несколько страниц, когда из прихожей послышался звук открываемого ключом замка. Часы показывали без четверти девять. Отложив книгу и быстро встав с дивана, Мартинссон вышел в коридор. Волландер как раз устало стягивал куртку, но все же нашел в себе силы приветливо улыбнуться. - Привет. Не думал, что Лиза промаринует нас целых три часа. Магнус пожал плечами, давая понять, что начальство любит устраивать сюрпризы подчиненным, и его это не удивляет. Курт между тем, приподняв бровь, смотрел в угол рядом с вешалкой для верхней одежды. Наконец он поинтересовался: - Ведру здесь стоять положено, или я чего-то не понимаю? Рассерженно фыркнув, Магнус сходил в гостиную за блокнотом и быстро написал в нем: "Ты ведь не думаешь, что я буду за тобой убирать?" Он взглядом указал на пол и с удовольствием понаблюдал за тем, как Волландер краснеет. Не сильно, только вспыхнули розовым щеки да слегка заалели уши. - Извини. Да, свинарник, не спорю, но я не хотел тебя будить. "По утрам ты можешь хоть из пушек здесь палить, я сплю мертвым сном", - проинформировал его Мартинссон. - Ладно-ладно, - не стал препираться Курт, - я все уберу. Надо же, какой ты, оказывается, бываешь занудный. Дай только перекусить чего-нибудь, пока я у тебя тут в обморок не рухнул. Найберг пожертвовал мне половину шоколадки, но это не еда. Магнус оценил воспаленные глаза старшего инспектора, чуть более заметную сетку морщин, как тот слегка сутулится. Вздохнув, он поманил Курта за собой на кухню. Обед разогревался, мужчины сидели друг напротив друга за небольшим столом, в воздухе повисла неуютная тишина. Первым не выдержал Курт: - Я понимаю, что в буквальном смысле свалился тебе на голову, но другого выхода, кроме как на время пожить у тебя, не вижу. "?" Словно вопросительного знака в блокноте было недостаточно, Мартинссон пристально уставился на Курта. Тот даже не догадывался, что парень может так смотреть - напряженно, практически не мигая, казалось, видя насквозь. Волландер чувствовал себя так, словно был на допросе с применением детектора лжи. - Не буду ходить вокруг да около, но один ты сейчас не протянешь, - заявил Волландер и едва ли не ткнул Магнусу в нос выставленный указательный палец, потребовав: - Не перебивай и не спорь! На это Мартинссон возмущенно закатил глаза. - Скажешь, что неправда? - тут же спросил Курт. - Хорошо, сам напросился. Когда ты в последний раз был на улице? Крыть было нечем, и Магнус потупил взгляд, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Было стыдно, что за столько времени ему так и не удалось перебороть себя и страх, который в буквальном смысле держал его на привязи внутри собственного дома. Самым обидным было то, что, по сути, как считал сам Мартинссон, никакой уважительной причины для этого страха не было - он не страдал агорафобией, - но при этом никак не мог стряхнуть с себя липкую панику каждый раз, когда оказывался за порогом своей квартиры. Курт был прав на все сто процентов, один Магнус бы не справился. - Так вот, - Волландер удовлетворенно кивнул сам себе, увидев, что выпад достиг цели и он может продолжать. - Я не могу разорваться между работой, домом и тобой. Хотел бы, но не могу чисто физически. Я устал, Магнус, я не могу жить в таком ритме, совершенно при этом не представляя, когда пройдет кризис и можно будет немного расслабиться. Но при этом бросать тебя без поддержки совершенно не собираюсь. Мне нужно было решение проблемы, и я его нашел. Мартинссон выслушал его, больше не пытаясь прервать, посидел немного, обдумывая сложившуюся ситуацию, и пришел к выводу, что Волландер был прав. Этот вариант устраивал всех. Оставалось только узнать некоторые детали: "Надолго?" - Не знаю, - развел руками Курт. - Наверное, пока ты не войдешь в норму или хотя бы ее подобие. Покивав в знак согласия, Магнус решил все же окончательно прояснить один момент: "Я не собираюсь за тобой убирать. Мой дом - мои правила; ты наследил - ты моешь пол". - Ну, наконец-то, - облегченно улыбнулся Волландер и потрепал его по плечу своей широкой горячей ладонью, - я уж думал, тебя еще от излишней тяги к чистоте придется лечить. Магнус с мрачной решимостью пообещал ему: "Не придется". - Это все, или еще какие-то условия есть? - поинтересовался Курт. "Все. Добро пожаловать. Mi casa es tu casa". Улыбнувшись, Мартинссон поднялся и выключил огонь под стоявшей на плите сковородкой. Не стоило слишком уж перегревать спагетти с соусом, это не самым лучшим образом сказывалось на их вкусовых качествах. Напряженная атмосфера, воцарившаяся с самого прихода Волландера с работы, наконец-то развеялась. Ужин был готов. * Mi casa es tu casa - (исп.) Мой дом - твой дом.