Oreo

Сехун любил запах черного крепкого кофе, но как ни странно, сам напиток ему не нравился. Горький вкус черной жижи вызывал отвращение, но сам аромат его успокаивал и дарил чувство уюта, что было необходимо ему вдалеке от собственного дома. Покидая Корею, он отчего-то полагал, что он избежит судьбы тоскующего по дому студента, однако реальность тяжело ударила его по голове, говоря о том, что нехуй выебываться было. Мама ведь права была — с китайцами себе дороже водиться, да и Сехун никогда не мог похвастаться мега коммуникабельностью и способностью располагать к себе людей. Цветок без запаха, кофе без вкуса, роза с избытком шипов. Озябшие пальцы впиваются в стаканчик с дешевым пойлом, жалкой пародией на кофе. Мутная вода обжигает даже через пластиковую преграду, но Сехуну все равно. Внутрисердечные ожоги гораздо сильнее и с легкостью перебивают эту пародию на боль. Выжженные с внутренней стороны слова стабильно омываются кровью, не давая буквам затянуться, а боли отупеть. Слова каждый раз повторяются и создают причудливый рисунок, изысканный узор одного имени. Сехун смотрит в окно. Нет, в отличии от этих шаблонных героинь дешевых романов, он смотрит не с непонятной и размытой грустью из окна, а с ненавистью в окно, с вполне понятным, твердым, словно гранитная скала, чувством. В окне тонкая белая ручка мягко дотрагивается до слегка кривоватых длинных смуглых пальцев, подобно лунному свету, что падает на темный бархат ночи. В окне прекрасные алые губы, слегка дотрагиваются до мочки аккуратного уха, усыпанного серьгами и что-то нашептывают, что-то обещают, чем-то манят. В окне большие светящиеся глаза заглядывают с надеждой и любовью в темные омуты кошачьего разреза, что-то находя там обнадеживающее и превращаются в милые полумесяцы. Если уж смотреть на все это совершенно отрешенно, то это даже забавно — твоя точная женская копия делает что-то о чем ты и мечтать не смеешь. Как будто ты в параллельной вселенной в которой все хорошо. Сехун не ненавидит сестру. Сехун почти не ненавидит Тао. Сехун ненавидит себя, свое тело, свою пустоту, что у других зовется душой. Сехун ненавидит природу за член между ног, ненавидит себя за зависть, ненавидит за любовь. Сехун устал ненавидеть, но если и этот огонь погаснет, то что у него вообще останется? Тао вздрагивает, словно почувствовав взгляд Сехуна. Поворот головы и их взгляды пересекаются. Во взгляде Тао все еще дурман от близости с его сестрой, во взгляде Сехуна рутинная радость встречи. Он быстро машет рукой, одним глотком допивает кофе, выбрасывает пустой стаканчик в урну перед кофейней и быстро забегает в заведение, привычно перепрыгивая ступеньки. Вместе с Сехуном в уютный зал врывается холодный ветер зимы, нарушая идиллию на несколько секунд. — Привет, иди проходи, сейчас я тебя согрею, — бросает с улыбкой Тао, проходя к стойке и закатывая рукава рубашки. Сехуну хочется сказать, что его согреть уже никто не сможет, хотя быть может, в какой-то той параллельной вселенной Тао действительно его согревает. Сехун проходит в зал, огибая маленькие милые столики с маленькими милыми диванчиками. Пастельные, теплые тона мебели, мягкий свет ламп, тихо играющий блюз на фоне — Сехун чувствует себя чужим в этом олицетворении слова «тепло». — Как дела? Я слышала, ты нынче на хорошем счету у преподавателей, ударился в учебу? — Сынхи мягко улыбается и смотрит с теплотой на брата своими невозможными глазами. Ангел. Сехун чувствует себя грязным. — Ага, хочу поднажать и добиться перевода в Англию. — Далеко. Что, сбежать от нас хочешь? — на ее смех поднимает голову Тао. — Ты что, ему уже рассказала? Не смей ничего говорить без меня! — кричит китаец. — От вас сбежишь, как же, — сестра и не подозревает насколько она попала в точку и насколько честен он в своем ответе. — О чем это он? Тао ставит перед ним чашку его любимого черного, как его душа, кофе. — Как ты пьешь эту гадость? Может все-таки с молоком? — Странно слышать это от баристы и нет, не стоит портить черный кофе белым молоком. Так и о чем вы там хотели мне сказать? Сехун смотрит на то, как взгляды самых дорогих ему людей пересекаются, смотрит как сестра в волнении сжимает смуглую руку и хочет остановить время. Он знает, что услышит, все к этому шло, но боль от новых ожогов не станет меньше, даже если ты знаешь, что скоро появится новая метка. — У нас скоро будет ребенок и поэтому мы решили сыграть свадьбу пораньше. Ну знаешь, пока живот еще не сильно большой, иначе я потом просто не залезу в свое платье, — смеется сестра и Сехун знает, что Сынхи ждет и его смеха. Он уверен, она раз сто представляла, как сначала ее жених, а потом и он отреагируют на ее слова. Сехун хорошо умеет играть, а новая реплика не так уж и сложна. — Так значит я скоро стану дядей, а я ведь слишком молод для этого, — с грустью выдает и тут же с нежностью смотря в глаза на против. — Поздравляю, я очень рад за вас. Сехуну уже привычно осознавать, что у его инь другой янь. Сехуну уже не больно. Перестало болеть внезапно и так вовремя. Как будто и нет больше ни ожогов, ни сердца, ни пустоты. Он делает глоток черного яда и в первые жизни вкус ему нравится больше, чем запах.