Stains of Time

      Солнце легко коснулось глаз Фрэнка, заставив его проснуться. Его длинные ресницы защекотали грязную кожу, а запах пота с прошлой ночи всё ещё не прошёл, будто прилип к нему. Тогда Фрэнк учуял вонь своего тела и вспомнил, какую херню сотворил вчера. Он учуял пот, секс и похоть, а самым тошнотворным из этого квартета был всё ещё не выветрившийся парфюм Дженни. Он полностью открыл глаза и посмотрел в сторону. Там она и была — дьявол во плоти. Она всё ещё была голой, а замызганная белая простынь всё ещё ниспадала с её загорелого тела. Она лежала на спине, её запутанные, лохматые волосы лезли ей в лицо и распластались по подушке, образуя рисунок в виде щупалец осьминога. Фрэнк подумал, что животное, на которое были похожи её волосы, иронично олицетворяло саму Дженни. Она была осьминогом — цеплялась хоть за что-то и сжимала жертву до тех пор, пока она не могла функционировать. Это точно была Дженни, и прошлой ночью она мёртвой хваткой вцепилась в Фрэнка своими щупальцами.       Фрэнк знал, что то, что произошло прошлой ночью, не было только её виной. Он снова трахнул её. Он согласился и позволил Дженни снять с себя одежду, она надела на него презерватив и позволила выебать себя. Он согласился на всё это, однако это он трахал её, пока не кончил. Фрэнк медленно покачал головой, вспоминая конкретно этот момент. Он был вынужден перевернуть её на живот и трахать в задницу, чтобы наконец достичь пика. Он вздохнул, пробегая рукой по волосам, и уставился в гипсокартонный потолок, пожелтевший от сигаретного дыма. Потому ли, что Дженни не была достаточно узкой там, ему пришлось воспользоваться её задницей? Все знали, что Дженни не была самой узенькой девушкой в мире, даже если ей было всего семнадцать. Вокруг находилось много парней, которые значительно растянули эту область. Хотя у Фрэнка создавалось ощущение, что трахай он любую девчонку — даже девственницу, — ему бы всё равно пришлось развернуть её, чтобы добраться до финиша. Было ли это только потому, что Фрэнку нравилось только так? Возможно, но опять же, за этим стояло нечто большее. Фрэнк знал, что причиной всех его действий был Джерард. Когда он трахал Дженни, он думал о Джерарде, и кончить его заставила уж точно не поза, а картинка в голове. Но тогда Фрэнк не желал думать о нём. Было слишком больно.       Не было смысла избегать или скрывать это. Он изменил Джерарду. Что ж, Фрэнк не знал, можно ли это действительно было назвать изменой, ведь их разделяло стекло и они никогда официально не заявляли, что были вместе. Беседа по поводу того, чтобы «встречаться» казалась Фрэнку глупой и бессмысленной. Он знал, что им с Джерардом никогда она не понадобится, и они были чрезмерно трусливыми засранцами, чтобы поднять тему с обязательствами. Они просто наслаждались временем, проведённым вместе, и особо не задумывались. Только вот теперь он ещё как об этом думал. Даже если Джерард не вырезал на камне определённые правила для них, Фрэнк знал, что совершил нечто плохое. Он переспал с кем-то ещё, а из всего рода человеческого этим кем-то оказалась Дженни.       Фрэнк вспомнил их беседу с Джерардом. В то время она, казалось, ничего не значила, особенно когда оба осмелились поехать в Париж и испечь торт с начинкой из инструментов, однако теперь слова обрели смысл в голове Фрэнка. Джерард признался, что заставил нового сокамерника отсосать ему. Фрэнк вспомнил ощущения и укол ревности, когда вскрылась эта правда, однако он никак не озвучил своё смятение. Он отбросил его и решил, что всё нормально. Он знал, что Джерард сделал это лишь для того, чтобы проучить Берта, и секс был только оральным, и это вообще произошло до того, как Фрэнк вернулся в тюрьму. А ещё Фрэнк был почти уверен, что Джерард не сделал этого снова, особенно теперь, когда Фрэнк навещал его каждый день. Фрэнк почувствовал себя дерьмом, осознав это, и ощущение начало медленно снедать его изнутри. Джерард в тюрьме боролся со своими желаниями, если они вообще у него были, лишь чтобы оставаться с Фрэнком через чёртово стекло. Но Фрэнк, кажется, не мог сдержаться и на пятнадцать грёбаных минут. Прошлой ночью он превратился в блядское животное и поддавался на любые возникшие позывы. Он сам в себе разочаровался и был противен себе.       Фрэнк снова взглянул на Дженни. Во сне она перевернулась и случайно частично скинула с себя простынь. Она упала с её левой груди, оголив мягкую плоть. Фрэнк пялился лишь секунду, после чего понял, что делал. От вида груди Дженни, да и вообще любой груди, у него появлялись рвотные позывы. Он быстро прикрыл её срамоту, как и сделал бы любой хороший секс-партнёр, однако слегка по другим причинам. Он встал с кровати, быстро схватил свои боксеры, валявшиеся посреди комнаты Джеффы в куче вещей парня. Неожиданно Фрэнк задумался, вдруг прошлой ночью Джефф заходил и увидел парочку трахающихся приятелей (если их вообще можно было так назвать, потому что тогда ты должен быть другом человеку, с которым трахаешься, а Фрэнк даже не хотел считать её подругой) в своей кровати. Фрэнк надеялся, что он не заходил, потому что он меньше всего хотел ещё сильнее бесить Джеффу. Но, по крайней мере, если он видел Фрэнка вместе с Дженни, он мог слегка притормозить со своими гейскими комментариями. По меньшей мере, на пару дней, пока Фрэнк снова не увидится с Джерардом.       «Блять», — подумал Фрэнк, когда мысль о Джерарде сама по себе всплыла у него в голове. Сегодня ему снова придётся увидеться с Джерардом. Он виделся с ним каждый день ровно в час дня. Это он и делал. И он хотел этого. И не то чтобы он не хотел этого сегодня, возможно, желал даже сильнее, только вот теперь в воздухе повиснет напряжение. Фрэнк утаивал вину, которую собирался привнести в их встречу. Вину своих маленьких любовных игр прошлой ночью, о которых Джерард не знал. Фрэнк не знал, хотел ли он рассказать Джерарду или нет. Что ж, он был в курсе, что не хотел, но проблема была в том, должен ли он это делать или нет. Фрэнк не знал. Всю свою жизнь он едва ли прислушивался к своей совести, и прямо тогда казалось, что этот крохотный сверчок был глухонемым. Возможно, даже окончательно умер. Фрэнк хотел, чтобы этот мелкий показался и сказал ему, что делать, потому что Фрэнк считал себя пустоголовым. Ему пришлось бы быть пустоголовым, чтобы трахнуть Дженни.       Фу, подумал он про себя. Просто, блять, фу. Он больше не мог думать как следует. Все мысли превращались в животные звуки, очень похожие на те самые прошлой ночью. Фрэнк бросил взгляд на Дженни из дверей комнаты и скривил губы в отвращении. Существовала причина, по которой он любил эту девушку в прошлом, это была правда. Но была причина, по которой он её ненавидел. И прямо тогда ненависть наполняла его сильнее всего. Ему нужно было выбраться из комнаты. Он оставил Дженни гордо обнажённой под простынями, даже не заморачиваясь с запиской.       Фрэнку не пришлось долго бродить по дому, чтобы наткнуться на очередное нежеланное знакомое лицо.       — Эй, ковбой, — окликнул его Джефф. Кажется, Джефф с Фрэнком поменялись спальными местами на ночь. Джеффа свернулся под тем же стёганым одеялом, под которым Фрэнк привык греть ноги. Прямые волосы парня скатались в клубок и разметались по его лицу. Друг Фрэнка потянулся и, особо не заморачиваясь прикрыть рот рукой, зевнул. Он лениво почесал затылок, пока всё ещё стрелял глазами в Фрэнка. Тот едва ли смотрел на него, почти потерявший нить мыслей, когда его позвал Джеффа. Фрэнку никогда не давали прозвища, никогда не называли его теми или иными кличками. Хотя кличка Джеффы была странной, однако Фрэнк понимал её смысл ещё до того, как он пояснил подтекст. Но Джефф всё равно объяснил двусмысленность фразы, не упустив такой возможности. — Кому-то повезло прошлой ночью.       — Наверно... — наполовину согласился Фрэнк, замолкнув. Сама идея о том, что Дженни осчастливила его, казалась насмешкой. Он нервно переминался с ноги на ногу, пока Джеффа просто сидел и пристально разглядывал его. Фрэнк хотел уйти прочь, но не знал, куда податься. Однако он продолжил нервно перебирать ногами в надежде, что Джефф заметит это, отпустит его и даст заняться своими делами.       — Наверно? — шокировано переспросил Джеффа, вскинув бровь. Теперь было ясно, что он не замечал страданий Фрэнка, продолжая подкалывать друга. — Я зашёл домой и услышал стоны и крики, а потом, когда я наконец понял, что это вы трахаетесь в моей комнате, вы уже закончили и уснули, — Джефф улыбнулся Фрэнку. Тот не ответил ему тем же.       — Прости, что в твоей комнате, — извинился Фрэнк, надеясь отдалиться от того факта, что он трахнул Дженни.       — Да ладно, вообще, без проблем, — успокоил его Джефф, размахивая руками в воздухе. — Я рад, что смог помочь отвергнутому педику, ты вроде как устроил своему члену каникулы. — Джефф начал смеяться над показавшимся ему остроумным замечанием, пока Фрэнк лишь одарил его многозначительным взглядом с разинутым ртом. Джеффе нужно было сморозить такую херню, будто бы Фрэнк и так не был достаточно потрясён.       — Отвергнутому педику? — повторил Фрэнк слова, затронувшие его до глубины души. Фрэнк ожидал, что педиковатые замечания прекратятся, особенно после того, как он трахнул Дженни. С этого момента Фрэнк даже начал к ним привыкать. Как бы то ни было, это замечание, брошенное в его и без того потрескавшуюся оболочку, задело его глубже, чем планировалось. — Что ты имеешь в виду?       — Отвергнутый педик! — раздражённо ответил Джеффа, закатывая глаза и размахивая руками. Он вёл себя так, будто это Фрэнк был тормознутым, потому что не понял его юмора. — Ну, тебя отвергла голубизна. Ты выбрался из тюрьмы, так что тебе больше не нужно долбиться в задницу. Но ты всё ещё хотел. Мы все видели это у тебя в глазах. Но это в прошлом! Теперь ты, наконец, снова натурал. Дженни помогла пройти тебе небольшой тест, — Джефф в последний раз закатил глаза, вёл он себя так, будто пересказывал знания, полученные в колледже.       — Что? Тест? — кашлянул Фрэнк, каждое слово всё глубже и глубже доставало до струн его уважения, которого уже не существовало. — Дженни, соблазнившая меня, была проверкой?       — Ага, вроде того, — заметил Джефф, всё ещё раздумывая над этим. — Я имею в виду, мы не подговаривали её, но она начала сомневаться в тебе. Как и мы. Ты вышел из тюрьмы и всё ещё ни с кем не переспал! Ты постоянно ходишь проведывать своего «друга»? — Джефф показал кавычки пальцами и скорчил чрезмерно обеспокоенное лицо, когда сказал «друг» перед тем, как продолжить. — Ну же, Фрэнк. Мы не тупые. Было ясно, что у тебя проблемы. Дженни лишь помогла.       И Джефф снова улыбнулся. Он думал, что спас положение. На самом деле, он только что разрушил мир Фрэнка. И хотя Фрэнк смог пройти этот тест, прямо тогда он лажал по всем остальным статьям.       — Что за херня? — рявкнул Фрэнк на своего друга, приближаясь к дивану. Он драматично размахивал руками, выискивая ответы. Хоть что-нибудь. Фрэнк не был непосредственно взбешён, хотя эта эмоция циркулировала по его сосудам. Эти волнения и тревога заставляли его вести себя так. Его друг заметил его проблемы? В последнее время у Фрэнка в голове находились тёмные демоны, однако они были по отношению к Джерарду и бессилию, которое он ощущал перед тем, как увидеть его. У них с Джерардом всё было хорошо. Что ж, пока Фрэнк всё не испоганил. И его друзья хотели подставить его. Они хотели, чтобы он облажался и переспал с Дженни, думая, что это всё исправит.       Вы не можете исправить что-то, если это не сломано. Ты лишь окажешься в расстройстве и в ещё большем беспорядке, чем то, с чего начал. Но вместо того, чтобы его друзьям помочь ему, Фрэнк остался один с метлой и шваброй, чтобы убирать осколки прошлой жизни.       — Что, чувак? — спросил Джефф, неудоумённо глядя на Фрэнка. В тот момент Джефф думал, что он был всемогущим духовным наставником, изливавшим ценные знания, предварительно вычленив их из десятков часов обучения. Он не знал, почему его пациент вёл себя так безрассудно. — Мы оказали тебе блядскую услугу! Теперь, когда Дженни трахнула тебя, тебе больше не нужно думать о внутритюремных правилах заднеприводного траха!       — О мой Бог! — вскрикнул Фрэнк, на этот раз злость победила. Он поднялся со своего места на уровне глаз Джеффы и начал топать, пока говорил. Фрэнк был сыт по горло отношением «всезнайки» своего друга к месту, где тот никогда не бывал. Фрэнк хотел проучить их, но единственное, как он умел это делать, так это тем самым методом, которому Джерард научил его. Почему-то Фрэнк не думал, что этот способ не закончится ничем хорошим, так что он продолжил врать. — Что вообще заставляет тебя думать, что там трахаются в задницу? Каким боком ты тюремный эксперт?       Тогда лицо Джеффы осунулось. Он опустил глаза и нацепил серьёзное выражение лица. Он взглянул прямо на Фрэнка, который замер, увидев, как медленно поменялся его друг. Фрэнк уставился на глубокую дыру в виде разинутого рта Джеффы, когда тот мирно заговорил.       — Мы не тупые, Фрэнк. И не слепые.       Слова, хоть и расплывчатые, обрели ясный и прямой смысл для Фрэнка. Его друзья знали. Они знали, что Фрэнк с Джерардом были любовниками, что бы это ни значило. Они знали, что Фрэнк становился педиком в переводе на их язык. Они знали, что всё это происходило с Фрэнком и что всё это ему нравилось. И прямо тогда Фрэнк ощутил, будто его секрет раскрыли перед всеми вокруг. Было нормально, когда Дуг и другие заключённые знали всё, потому что они видели подобное и раньше. Некоторые даже переживали подобное. Но Джефф и Дженни? Нет, они никогда не видели и не переживали подобного. Им было это чуждо, и им был чужд тот новый человек, которым становился Фрэнк. Отродьем, грешником и педиком. Фрэнк был для них теперь лишь ярлыком. Фрэнк мог не отвечать на вопрос Джеффы. Он вообще больше не мог отвечать ни на какие вопросы, даже на те, что задавал сам себе. Ему нужно было выбраться. Он больше не мог этого выдерживать.       Без единого звука Фрэнк поднялся и вышел из дома, оставив Джеффу наслаждаться тем фактом, что он был прав всю дорогу. Фрэнк не знал, был ли он не прав из-за того, что был прав его друг. Но, Господи, всё казалось именно так. Всё казалось таким несправедливым, и создавалось ощущение, что невозможно больше было быть правым.       Как бы то ни было, если быть правым означало быть как Джеф с Дженни, то Фрэнку хотелось ошибаться.       Фрэнк зашёл в тюрьму без накинутой на плечи куртки. Снаружи было так холодно — от ещё не высохшей росы на траве веяло холодом, однако Фрэнк ничего не чувствовал. Всё, что он ощущал, так это жар внутри своего тела. Абсолютный жар из-за бурление крови. Фрэнк был зол на Джеффу, и на себя, и на Дженни, а ещё на всё существующее. Единственным, на кого он не был зол, был Джерард, однако эмоции, следовавшие после мыслей о нём, были в десятки раз хуже.       Фрэнк почувствовал, как сердце упало ему в пятки, так что он наступал на него, разбивая всё сильнее с каждым шагом, приближавшим его к тюрьме. Фрэнк попытался вдохнуть прохладный воздух, чтобы успокоиться, но это лишь ранило его. Он не мог дышать, не мог думать, не мог, блять, функционировать. Но всё это изменилось, когда он вошёл в тюрьму — свой второй дом.       Сегодня он пришел рано, было только десять утра. Но Фрэнку было всё равно, он попытался увидеть Джерарда, и если не получится, то он посидит и подождёт в стенах тюрьмы, пока они не разрешат им увидеться. Когда он был в исправительном учреждении, будто какая-то аура просочилась в его организм. В этом месте лажать было нормально. Было нормальная злиться, напиваться, слетать с катушек, грустить или даже отчаиваться. Было нормально быть собой и не быть собой. Здесь от тебя, чёрт подери, этого и ждали. Фрэнк мог быть дерьмовейшим человеком на земле, и никто не смотрел бы на него свысока. Даже охранники, мимо которых он проходил и с которыми разговаривал, даже они были лучше людей снаружи. В пищевой цепи они находились выше Фрэнка, но он знал, что если будет вести себя как надо, то они будут хорошо с ним обращаться. Этим-то Фрэнк и занимался. Он верно воспользовался ситуацией и смог зайти раньше, чтобы встретиться с Джерардом даже раньше, чем ожидалось. И когда его впустили в помещение для свиданий с другой стороны тюрьмы, он столкнулся с ещё одним приятным сюрпризом. Оказалось, что Джерард тоже знал, как воспользоваться ситуацией правильно. Он смог переговорить с Дугом и спустя несколько дней и уговоров смог выпросить комнату для них с Фрэнком на следующий раз, когда придёт его возлюбленный.       Теоретически это должен был быть для них удачный день. У них была комната, а Фрэнк даже пришёл пораньше. Это должен был быть идеальный расклад, однако Джерард и понятия не имел, что у Фрэнка была заготовлена ложка дёгтя.       Когда Фрэнк услышал, что их с Джерардом сразу же отправят в комнату, эмоции переполнили его. Первой была радость, ведь он снова сможет прикоснуться к Джерарду. Обнять, поцеловать и... рассказать ему вслед за этим, каким мудаком он был прошлой ночью. Фрэнк подумал, что будет достаточно сложно признаться во всём грустном событии через стекло, не говоря уже о том, как тяжело это будет сделать лично. Однако затем несколько секунд Фрэнк размышлял над новой ситуацией и решил, что испытывает облегчение. Рассказать Джерарду лично было лишь к лучшему. Так, когда Джерард взбесится и впадёт в истерику после новостей, Фрэнк сможет быть рядом с ним. Он сможет не дать Джерарду убежать, пока того наконец не захлестнёт слезами и он не позволит Фрэнку вновь прикоснуться к себе. Фрэнк сможет успокоить своего возлюбленного объятиями и шептать ему на ухо извинение за извинением. И возможно, если у Фрэнка хватит сил и мотивации, он даже признается Джерарду в любви. Последнее мероприятие имело мало шансов на успех, но Фрэнк хотел попробовать. У них с Джерардом было столько заветных мечт, и большинство из них были невозможными из-за тюремных решеток, за которыми его держали. Однако признание в любви было вполне возможно.       Однако возможное и сделанное — два совершенно разных понятия.       Но у Фрэнка больше не оставалось времени обдумать эти проблемы, когда Дуг выкрикнул его имя в коридор, где он сидел и ждал. Вначале Фрэнк медленно подошёл к охраннику, который держал дверь открытой нараспашку. Однако когда Фрэнк заглянул в помещение и увидел синюю тюремную робу и слегка полноватого мужчину под ней, то буквально забежал в комнату. Дверь быстро закрылось за ним, и он остался наедине со своим возлюбленным, Джерардом.       Джерард стоял посреди комнаты с кулаком во рту, зажав плоть в зубах, прикусывая её, и нервно суетился. Он переминался с ноги на ногу с каждой тревожный мыслью, пробегающей в его голове. Джерард тоже переживал по поводу встречи, однако, очевидно, по иным причинам, чем Фрэнк. Беспокойство Джерарда было полностью невинным и почти что легкомысленным. Он переживал, что Фрэнк не захочет его видеть, что он лишь говорил милые вещи, потому что снова хотел заполучить доверие среди сокамерников. А ещё Джерард волновался по поводу того, что как только они окажутся наедине в одном помещении, всё уже не будет как прежде. Он переживал, что они с Фрэнком потрахаются, и тот осознает, что он не гей и ему не нравятся члены. А затем Фрэнк оставит его снова. Только это будет в десять раз хуже, потому что Фрэнк не захочет быть с Джерардом по собственной воле, а не потому что не сможет. Джерард знал, что его переживания были глупыми, однако ничего не мог поделать с беспокойными мыслями. Он чувствовал себя как девочка-подросток, которая не могла перестать думать о мальчишке, который ей нравился. Это бесконечно доставало его, но Джерарду больше не нужно было справляться с этим. Теперь Фрэнк был здесь, в комнате. В комнате, которая предназначалась только им двоим.       Когда Фрэнк вбежал внутрь, он буквально замер по центру комнаты, как и Джерард. Двое посмотрели друг на друга, по большей части изучая глаза. Глаза Фрэнка терзала боль, однако она почти сразу исчезла, как только он увидел свет в глазах Джерарда. Его там никогда не было, даже когда Фрэнк навещал Джерада через стекло, свет там был выключен, или же его не было видно через грязное стекло. Теперь всё было видно, и Боже, для Фрэнка это было настолько прекрасно. Фрэнк знал что сам являлся причиной этого сияния, и это заставляло все его внутренности разбухнуть от любви. Единственный раз в жизни он знал, что мог назвать это любовью. Это была любовь, ничто иное. Ничто не могло сравниться с этим. Это была любовь. Должна была быть, потому что Фрэнк ещё никогда не чувствовал себя настолько запутавшимся, однако хотел почувствовать это ещё. Даже после всего дерьма, которое Фрэнк сделал Джерарду, а тот сделал в ответ ему, ничего не имело значения, как только он посмотрел ему в глаза.       Прошла лишь секунда, пока двое стояли так, однако казалось, будто вечность. Они так долго не видели друг друга без грязи на стекле. К этому моменту уже около месяца. Однако эта секунда гляделок быстро исчезла, как только двое осознали, что это было не единственным способом вновь познакомиться друг с другом. Они буквально столкнулись, обвили друг друга руками и ещё сильнее прижались друг к другу. Джерард сразу же ощутил холод от тела Фрэнка из-за непогоды на улице и притянул его ближе, сильными руками растирая его спину снова и снова. Тогда Фрэнк осознал, насколько замёрз и позволил Джерарду гладить его. Фрэнк уткнулся в изгиб шеи, вдыхая знакомый аромат мужчины. Его запах сплетался из сигарет и тюремного мыла. Это был лучший в мире аромат, нечто, словно наркотик, приносящее вместе с собой все воспоминания. Большинство из них были из душа, где повсюду было мыло. Он вспомнил, как тогда впервые взглянул на Джерарда, золотистый свет в комнате переливался на его влажном теле. Он вспомнил все те разы, когда они трахались на влажном кафеле, и все те разы, когда лишь целовались. Тогда Фрэнк вспомнил всё и ощутил, как его лицо исказилось, он готов был заплакать.       Фрэнк не знал, почему он плакал. Он просто ощущал подступающие слёзы. Он подумал, что это из-за вины, которую он испытывал в связи с Дженни, однако эта мысль находилась далеко в глубине. Она исчезла, как только он увидел блеск в глазах Джерарда. Теперь Фрэнк был с Джерардом, и больше ничего не было важно. Количество времени, затраченное двоими на то, чтобы оказаться там, где они сейчас были, также могло вызвать слёзы, которые сдерживал Фрэнк. Это могли быть слёзы радости и печали от столь долгого ожидания, но и от понимания, что они, возможно, больше никогда не смогут встретиться так близко. Но на самом деле Фрэнк не знал, и ему было плевать, что вызвало его слёзы. Всё, что ему нужно было знать, так это что он был в объятьях Джерарда.       Двое слегка отстранились друг от друга; тела всё ещё оставались прижатыми друг к другу в тепле, а руки каждого крепко обнимали другого. Изменились лишь их лица, сфокусировавшиеся друг на друге. Взгляд Джерарда, казалось, блуждал от выдающегося подбородка Фрэнка к его выразительной челюсти, к его чувственным губам, его тёмным глазам и, наконец, ко лбу. Затем глаза Джерарда спустились обратно к губам парня и закончили путешествие, когда он накрыл его губы своими. Вначале поцелуй был медленным, Джерард с прерывистым дыханием посасывал губы Фрэнка, а его язык вытанцовывал на входе. Фрэнк позволил Джерарду делать всё за него, а сам он лишь двигал губами в такт своему возлюбленному. Однако он уже начал стонать, хотя язык Джерарда едва ли погрузился в его рот, а сам он едва пытался двигать своим. Парни целовались медленно, спокойно и тепло, и казалось, будто это никогда не закончится. Джерард переместил руки и теперь гладил Фрэнка по коротким каштановым волосам одной рукой, а вторую положил ему на шею, чтобы ещё сильнее вжаться в него. Фрэнк поддался Джерарду, его руки блуждали по изгибам, по которым он так скучал.       И хотя Фрэнк не хотел сравнивать, он бессознательно это делал. Тело Дженни было не таким хорошеньким, как у Джерарда, по мнению Фрэнка. Несмотря на то, что Дженни была женщиной и у неё были изгибы, она была слишком худенькой, чтобы её плоть скрывала острые углы костей. Однако Джерард был другим. Он был полнее большинства мужчин, однако он во всех смыслах не был жирным. Фрэнку нравился этот лишний вес. Из-за него он казался сильнее, крепче и было в десятки раз легче ухватиться за него. Фрэнк помнил, как столько раз хватался за его потную плоть, когда кончал. Последовательность событий перед оргазмом всегда была одна и та же. Фрэнк в экстазе приоткрывал рот, его глаза начинали закатываться, и он откидывал голову назад. Он всегда закусывал губу, чтобы не упасть от наслаждения, поступающего с обоих концов. Когда тело Фрэнка сжималось до кульминации за доли секунды до того, как прольётся семя, он всегда находил какую-либо часть тела Джерарда, чтобы вцепиться в него. Иногда Фрэнк хватал его за руку, за плечо или даже за загривок. Чаще всего за талию. Фрэнк сильнее и сильнее сжимал плоть в то время, как ощущения наполняли его чресла. Когда он наконец кончал, его хватка тут же усиливалась, а затем ослабевала, однако Фрэнк никогда не отпускал его. Фрэнк никогда не хотел его отпускать. Даже в первые минуты после секса, когда ощущение невесомости исчезало, а реальность возвращалась, Фрэнк отказывался его отпускать. Он всегда хотел прикасаться к Джерарду после секса, чтобы убедиться, что он всё ещё был рядом. И несмотря на то, сколько раз они трахались, Фрэнк всё ещё не мог в это поверить. Он желал ощущать чувственные округлости, доказывавшие это, и Джерард каждый раз позволял ему.       Воспоминания, нахлынувшие на Фрэнка, успокаивали его, и он начал всё крепче и крепче сжимать его. Вначале он схватился за бока, ощутив, как Джерард слегка вжался в него в этот момент. Затем Фрэнк переместил руки на спину и начал перебирать в руках протёршийся материал тюремной робы. Мозолистые пальцы Фрэнка коснулись разгорячённой кожи Джерарда, и по его телу будто взорвался фейерверк. Он слегка отстранился из-за этого, удивлённый и шокированный. Он давно не чувствовал такой энергетики. Прошлой ночью с Дженни Фрэнк не ощущал подобного. Он лишь чувствовал возбуждение. То, что он ощущал вместе с Джерардом, превосходило обычное возбуждение. Это действительно было нечто настоящее. Это было...       Джерард слегка отстранился от губ Фрэнка, прислонился головой к его лбу и медленно втянул воздух в лёгкие, отходя от поцелуя.       — Я так чертовски сильно скучал по тебе, — выдохнул Джерард, его горячее дыхание опалило нос Фрэнка. Тот готов был ответить, когда Джерард вновь набросился на его губы, на этот раз более агрессивно. Поцелуй ускорился, и Фрэнк едва умудрялся поспевать. Фрэнк знал, что оба они были взволнованы, и со временем, как они стояли там, обнимаясь и целуясь снова и снова, их промежности, очевидно, были прижаты друг к другу. Фрэнк хотел сделать что-то с этим, по крайней мере, ради Джерарда. Фрэнк всё ещё стыдился даже думать о своей эрекции. Его член побывал внутри Дженни, а не Джерарда. Он буквально был опорочен, и Фрэнк не хотел, чтобы Джерард касался его, не говоря уже о том, чтобы видеть. Это казалось Фрэнку неправильным, однако это не значило, что Джерард не должен был страдать.       Джерард, казалось, согласился с мыслями Фрэнка, когда также заметил значительно возрастающее напряжение между ними. Джерард опустил руку к месту, где сконцентрировался жар возбуждённых тел, и начал исполнять манёвры. Он начал с брюк Фрэнка, расстёгивая пряжку. Джерард изумился, когда сделала это, по большей части потому что он годами не видел пряжек, не говоря уже о ремнях. В тюрьме все штаны были на резинках. Фрэнк согласился с этой мыслью — ему нравились штаны на резинках, их было проще снимать, — и немного приспустил брюки Джерарда с его округлых бёдер, засунув руку полностью вовнутрь. Он хотел отвлечь своего возлюбленного от собственных брюк, пока тот не снял ничего, кроме ремня. Схватить Джерарда за вставший член, казалось, сработало, потому что он бросил всё, чем занимался, и вжался в прикосновение Фрэнка. Джерард положил руку ему на плечи и приблизился губами к уху.       — Быстрее... — пробормотал Джерард, буквально трепеща от блаженства. Фрэнк особо ничего не делал, просто держал его за член, однако этого, казалось, никто не делал тысячу лет. Джерард дрочил по ночам, но его рука совсем не была похожа на руку Фрэнка. Никто не был похож на Фрэнка. И тогда Джерард хотел овладеть им полностью.       Фрэнк подчинился словам Джерард и начал водить рукой, сжатой в кулак так быстро, как только мог, но стоя это было очень неудобно. И хотя Фрэнк хотел остаться в этом положении — они прижимались друг к другу лбами настолько близко, что ощущали дыхание друг друга, а их губы время от времени встречались в страстном поцелуе, — но он знал, что им была необходима кровать для больших возможностей. И Фрэнк также надеялся, что, передвинувшись к постели, Джерард забудет о его стояке.       Фрэнк резко убрал руку из его штанов, отчего Джерард захныкал из-за утраченного тепла, однако вскоре вновь возрадовался, когда увидел, куда вёл их Фрэнк. Они легли на кровать, и Джерард усадил Фрэнка поверх себя, пока тот вернул руку на место. Фрэнк продолжил ласкать член Джерарда сильнее и быстрее, исполняя его требование. Пока Фрэнк был занят этим, он оглядел комнату и возбудился ещё сильнее оттого, где всё это происходило. Это помещение было предназначено только для женатых пар и их свиданий, но, несмотря на это, здесь были они вдвоём. Мысль о браке с Джерардом, совершенно нереальная в штате Джерси, до бесконечности пугала Фрэнка. Он видел, как они с Джерардом проживают остаток жизни вместе и превращаются в старых геев. Фрэнк видел, как они всё ещё касаются друг друга и трахаются в задницу, несмотря на предупреждения доктора о переломах тазобедренных костей. И Фрэнк видел, как они сидят в приёмной местной больницы в ожидании лечения, улыбаются и держатся за руки, пока объясняют молодому врачу, чем они занимались, когда переломали друг другу кости. Тогда Фрэнк буквально видел всё это. Он видел их с Джерардом вместе навсегда, и это не казалось такой уж плохой идеей. Если бы только Джерард выбрался из этой Богом забытой тюремной камеры, они могли бы вместе сбежать. Они бы могли поехать в Канаду. Фрэнк слышал, что там разрешены однополые браки. Он мог организовать побег для Джерарда при помощи этого торта, который, он мог поклясться, что точно принесёт. Они будут ехать без остановки, пока темнота не поглотит их, и в конце концов будут вместе. Даже если их будут преследовать сирены полицейских машин, это станет саундтреком к их любви. Там будут и другие звуки, как те, что издавал Джерард, когда Фрэнк начал целовать его шею, посасывая кожу слишком сильно и оставляя маленькие синячки. Фрэнк был слишком взволнован своими мечтаниями, чтобы вообще заметить собственный стояк. В тот момент для него был важен лишь Джерард. И хотя Джерард наслаждался каждой минутой, он всё ещё не понимал. Он был немного ошеломлён тем фактом, что они с Фрэнком не начали сразу трахаться, хотя в каком-то смысле Джерард был этому рад. Их расставание было слишком долгим, чтобы вот так просто запрыгнуть во что-то настолько серьёзное. Им нужно было притормозить, несмотря на то, что Джерард вечно стонал «быстрее». Джерард знал, что у них была куча времени. У них появилось несколько совместных часов, и они собирались воспользоваться каждой минутой.       — Ох, Фрэнк, — застонал Джерард внезапно. Его лицо покраснело и искривилось от удовольствия; он закусывал нижнюю губу. — Скоро. Чёрт возьми, скоро.       Фрэнк кивнул своему возлюбленному, однако неожиданно снизил скорость. Джерард снова захныкал, не желая, чтобы его мучали, однако, когда он увидел, как Фрэнк склонил голову, он снова расслабился, прикрыв глаза и вплетая пальцы в его волосы. Фрэнк взял в рот головку его члена, уже покрытую приличным слоем предъэякулята. Фрэнк начал медленно сосать, не желая, чтобы Джерард кончил так скоро. Тогда Фрэнк хотел возбудить Джерарда; воспоминания первого раза вернулись к нему. Фрэнк никогда на самом деле не понимал, почему в ту ночь оказался перед Джерардом раздетым, стоя около раковины. Фрэнк никогда не думал, что ему нравились парни, не говоря уже о Джерарде. Но опять же, Джерард был не просто парнем. Он был мужчиной — мужчиной, к которому тянуло Фрэнка. Но в то время Фрэнк не знал о всей боли Джерарда. Всё, что он знал, так это что он хотел её чувствовать. Однако Фрэнку было невдомёк, что он уже тоже её ощущал, но в ином обличии. И что он ощутит её ещё сильнее в течение следующего месяца.       Фрэнк знал, как Джерард реагировал на все события в своей жизни, даже если он не переживал всё тоже самое. В конце концов, Джерард рассказал ему о своей боли, а когда Фрэнк вышел на свободу, он, казалось, стал ощущать эту боль в десятки раз сильнее. Джерард не был мёртв для Фрэнка, как Майки для Джерарда, но смерть была практически освобождением. Знать, что любимый человек находится где-то там и занимается неизвестно чем, ранило куда сильнее любой смерти. И Фрэнк знал это теперь, наравне с Джерардом.       И неожиданно Фрэнк осознал, почему любил Джерарда. Они оба были одинаково ебанутыми и запутавшимися. Они оба испытывали боль. Оба были ранены. У обоих было лишь по половине сердца. Половину сердца Джерарда унесла смерть Майки, а Фрэнк был уже рождён не с целым. Вот почему большую часть жизни Фрэнк был таким придурком. Фрэнк всегда был злым и наполненным ненавистью, потому что у него никогда не было целого сердца, чтобы почувствовать себя иначе. Эта половина сердца и была той самой причиной, почему Джерард не мог продолжать жить свою жизнь после смерти Майки. Но когда эти двое нашли друг друга, они будто бы стали друг для друга недостающим кусочком пазла. Вначале они ненавидели друг друга, потому что знали, как сильно были похожи. И как только они переступили черту, они смогли достичь кульминации более, чем в одном смысле. Тогда Фрэнк любил Джерарда, потому что мог любить его. Наконец, это было возможно. Джерард заполнил своё сердце, тем самым заполнив его. Это была идеальная партия, это была идеальная любовь.       Фрэнк только оправился от влюблённых мечтаний, когда стоны Джерарда сменились его же семенем у него во рту. Вначале Фрэнк подавился и закашлялся, однако быстро оправился, сглотнув всё, что мог. Неважно, сколько бы раз он ни позволял Джерарду кончить в рот, он никогда не мог проглотить всё. Неважно, было ли много или мало, Фрэнк попросту не мог. Семя было настолько ужасно на вкус, и неважно, сколько бы раз он ни пробовал, у него просто не получалось. Однако он пытался ради Джерарда, но у него был личный предел. Хотя Фрэнк скоро оправился и начал прокладывать дорожку из поцелуев вверх, а в конце концов устроился рядом с опустошённым мужчиной. Глаза Джерарда были прикрыты, и он тяжело дышал. И хотя ласки были лишь оральными, это было лучшее ощущение для обоих за несколько недель разлуки. Фрэнк лежал лицом к шее Джерарда, на боку, и водил кончиками пальцев по вздымающейся груди мужчины. Мысли Фрэнка вновь вернулись к вопросу любви, однако к другой его стороне. Если они с Джерардом так сильно любили друг друга, то почему Фрэнк трахнул Дженни прошлой ночью? Тогда Фрэнк почувствовал смятение, осознав всю искренность своих чувств. Если бы он сделал эти же выводы прошлой ночью, возможно, он не трахнул бы Дженни. Фрэнк дал себе мысленный пинок под зад за свою тупость. Умная мысля, чёрт возьми, всегда приходит опосля.       — Прошлой ночью мне снился странный сон, — провозгласил Джерард в тишину комнаты. Его дыхание стало менее хаотичным, однако на его теле всё ещё присутствовали признаки недавнего оргазма. Волосы были взъерошены, а капли пота блестели на бровях. Его черты были искажены, однако Фрэнк не был уверен, от заявления или же от оргазма.       — Хорошо... — Фрэнк улыбнулся и рассмеялся над его заявлением. Оно было таким необдуманным, особенно учитывая то, что только что произошло. — И что сделало его странным?       — Ты был в нём, — ответил Джерард. Он всё ещё лежал на спине, лицом в потолок. Он не отгораживался от Фрэнка, однако не чувствовал необходимости посмотреть на парня рядом с собой, который всё ещё гладил его по груди.       Фрэнк фыркнул на мнимое оскорбление.       — Значит, это я сделал твой сон странным? — Он щёлкнул Джерарда пальцами по груди, а тот лишь оттолкнул его руку с дружелюбной улыбкой. Джерард всё ещё глядел в потолок, продолжив.       — Нет, не это. Просто... — Джерард замолк, пытаясь придумать способ выразить свои мысли. — Просто мне обычно не снятся люди. Последним, кого я видел во сне, был Майки... — И тогда Джерард перевёл взгляд на Фрэнка, его глаза были до краёв наполнены болью. Фрэнк выдержал его печальный взгляд и мрачно кивнул. Он положил руку Джерарду на щёку и притянул его для невинного поцелуя.       — И чем мы занимались во сне? — спросил Фрэнк после поцелуя, и тишина заполнила комнату.       — Мы были в Париже, — Джерард лучезарно улыбнулся, позабыв об унынии. — Мы нашли Эйфелеву башню и срубили её. Небо заволокло тучами, и начался дождь. Он всё шёл и шёл, а мы не промокали. Затем мы взяли спички и подожгли останки Эйфелевой башни. Мы наблюдали за пламенем и за дождём, но ни то, ни другое не касалось нас. Мы целовались, а затем... Затем я проснулся. — Джерард взглянул на Фрэнка, его брови были слегка вскинуты вверх, будто бы он ожидал одобрения своего сна. Фрэнк ощущал, как его сердце разрывалось на кусочки от каждой детали сна. Он был таким идеально ироничным. Это было настоящим искусством, которое Фрэнк никогда ранее не видовал. Джерард нарисовал это в своей голове яркими красками, однако никто, кроме них двоих, никогда этого не поймёт.       — Это один из лучших снов, о которых я когда-либо слышал, — серьёзно заявил Фрэнк, однако смягчил выражение лица улыбкой. Фрэнк собирался в очередной раз поцеловать его, однако тот подтолкнул его к этому, сильной рукой схватив его за шею и притянул к себе. Их языки встретились практически моментально, и невинный поцелуй, что случился ранее, был заткнут за пояс, пока их языки исполняли танец страсти на границе двух ртов. Хлюпающие звуки стали более различимыми, а дыхание участилось. Фрэнк ощущал, как пульсировал его стояк, и, как бы он ни пытался забыть о нём, это было сложно, потому что он вжимался в тесные джинсы, словно рвущийся на прогулку щенок. Джерард слышал его мольбы и приступил к окончанию того, что начал ранее, снимая штаны Фрэнка. Он задохнулся, когда ощутил раскат электричества, прокатившийся по всему телу, когда Джерард коснулся его, и также почувствовал накатившую волну вины. Фрэнк разорвал поцелуй и попытался отодвинуться, но недалеко.       — Что ты делаешь? — спросил Фрэнк, его зрачки расширились непонятно от какой эмоции.       — Теперь твоя очередь... — соблазнительно ответил Джерард, наклонив голову и попытавшись сократить расстояние между ними. Он снова потянулся к его штанам, однако там его встретили руки Фрэнка, удерживающие его на месте. Джерард нахмурился и наконец разглядел в глазах Фрэнка помимо похоти загадочную боль. Боль, с которой Джерард не был знаком. — Что не так?       На простой вопрос, слетевший с губ Джерарда, не существовало простого ответа. Фрэнк даже не знал, с чего начать. Вместо этого он перевёл взгляд на спутанное одеяло, беспечно скомканное на кровати. Он ослабил хватку на пальцах Джерарда, однако тот всё ещё крепко сжимал его руку. Слишком крепко. Тогда Джерард держался за свою жизнь. Фрэнк был его жизнью, и Фрэнк был в беде. Джерард точно знал.       — Что случилось? — повторил вопрос Джерард, его голос становился всё более обеспокоенным. Когда ответом послужило лишь то, что Фрэнк сидел и пялился вдаль, Джерард стал нетерпеливым и начал всё больше беспокоиться о своём измотанном партнёре. Его голос стал более резким в то время, как заданный прежде вопрос превратился в утверждение. — Скажи мне, что случилось.       — Я не могу... — Фрэнк заикнулся, воздух попросту не проходил в лёгкие. Слёзы брызнули из его глаз, но прямо тогда он был настолько эмоционально истощён, что всё осталось на месте. Даже кислород в воздухоносных путях.       — Нет, ты можешь, — потребовал Джерард, его голос становился всё более и более обеспокоенным с каждой секундой. Когда Фрэнк снова не ответил, Джерард закричал: — Скажи мне, что, чёрт возьми, не так, Фрэнк!       — Я не могу... — повторил Фрэнк, с каждым разом слова становились всё тише. Джерарда начало тошнить от всего действа. Если это было настолько ужасно, что Фрэнк пребывал в таком состоянии, должно быть, это было нечто плохое. И если это всплыло, пока Джерард был рядом, то было ясно, что это было связано с ним. Эта мысль пугала его сильнее самой новости, хотя он всё ещё пытался разузнать её. Ему нужно было знать. Внутри него всё ещё слабо теплилась надежда, что он сможет спасти Фрэнка.       Как бы то ни было, очень сложно спасти человека от самого себя.       — Блять! Скажи мне сейчас, Фрэнк! — в последний раз рявкнул Джерард.       — Я переспал с Дженни, — выпалил Фрэнк. Сказав это, он широко распахнул глаза — так же широко, как был открыт его рот. Он прикрыл рот рукой, будто пытаясь смягчить слова, однако это было бесполезно. Слова превратились в пули, и теперь они свободно могли попасть в цель. Фрэнк всегда плохо целился. Когда он был младше, он всеми силами избегал спорт, потому что никогда не справлялся со зрительно-моторной координацией. Однако теперь, когда он меньше всего хотел быть хорошим атлетом, он попал прямо в точку. Прямо в чёртов центр сердца Джерарда.       — Что? — спросил Джерард. Его голос был тихим и приглушённым, а нижняя челюсть отвисла так же, как и у Фрэнка. Его глаза уже не глядели на возлюбленного, но Фрэнк всё ещё видел их. В них больше не было света. Тогда сердце Фрэнка оборвалось. В его глазах не только не было света, но он не был зол. Джерарду нужно было хорошенько разозлиться, чтобы излечить рану. Но Джерард, казалось, не злился. Как бы то ни было, он также не был счастлив — он будто находился в состоянии неопределённости. Джерард не знал, что чувствовать. Как он должен был чувствовать? К этим отношениям будто больше не существовало инструкций, да и были ли они когда-либо. Как он должен был реагировать, когда только что узнал, что его возлюбленный только что трахнул свою бывшую, пока не навещал его в тюрьме? Ситуация уже была довольно ебаной, не говоря уже о том, как чувствовал себя Джерард. И впервые он не чувствовал ничего. Он лишь сидел и глядел вдаль, прожигая дыру в пространстве перед собой.       — Я переспал с Дженни, — повторил Фрэнк, хотя знал, что его возлюбленный услышал его с первого раза. Фрэнк хотел исправить ситуацию. Прямо тогда он хотел сказать «Я люблю тебя», но он знал, что Джерард посчитает это оправданием, очередной его ложью. Но в кои-то веки Фрэнк был самым искренним человеком на планете Земля. Но Фрэнк всё ещё не объяснился, а пробормотал скомканное: — Мне жаль.       Неожиданно для обоих Джерард медленно кивнул, принимая извинения. Он постепенно встал с кровати. Какое-то время он стоял посреди комнаты, его лицо было озадаченным, и очевидно, он был погружён в свои мысли. Джерард начал медленно обходить комнату; всё было погружено в тишину. Громкость абсолютной тишины и нереальность происходящего сводили Фрэнка с ума, если он уже не свихнулся.       — Мне так жаль, — снова с трудом произнёс Фрэнк. Он даже не заметил, но в его глазах начали собираться слёзы. Он ощущал, как они готовы были вот-вот хлынуть, но как и своё признание в любви, он сдержал их, подумав, что это лишь удешевит ситуацию. Будто его извинение уже этого не сделало.       Джерард снова кивнул и продолжил ходить. Казалось, это всё, что он мог делать. Фрэнк хотел, чтобы он заговорил, Фрэнк хотел, чтобы он сделал хоть что-нибудь — что угодно, пусть даже разозлился бы и накричал на него, но ничего не происходило. Тогда Джерард полностью закрылся. Он был роботом. Мрачной безжизненной оболочкой, стоявшей перед Фрэнком. Джерард кружил и кружил по комнате, задыхаясь воздухом, однако не издавал ни единого звука. Наконец Джерард прекратил мерить комнату шагами, остановившись спиной к Фрэнку. Для парня это было хуже удара в голову. Фрэнк ощутил, как что-то внутри него оборвалось.       — Поговори со мной! — неожиданно вскричал Фрэнк, удивившись, что слова слетели с его собственных губ. Он звучал более взбешённо, чем Джерард. Это была удивительная ирония, учитывая, что это Фрэнк совершил ужасный поступок.       — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — спросил Джерард, всё ещё стоя спиной к Фрэнку. Он закрывал лицо руками, но, вздохнув, уронил их. Он развернулся, и его поприветствовало искажённое и искривлённое лицо Фрэнка. Джерард вновь вздохнул, осознав, насколько он устал. Нет, он не устал. Он был вымотан. Прошлой ночью Джерард хорошо выспался, но всё остальное, что было не связано со сном, выматывало его. Тюрьма выматывала его. Фрэнк выматывал его. Он любил Фрэнка или, по крайней мере, думал, что любил. Он провёл слишком много часов, раздумывая над этим, боясь этого. Он хотел любить Фрэнка, но он боялся полностью в этом признаться. Он боялся испытать боль, как это было с Майки. А теперь, когда он даже не признал этого, он испытывал боль. Фрэнк переспал с Дженни. Джерард всё это время знал, что это произойдёт. Джерард, чёрт возьми, знал и всё равно позволил себя в это втянуть. Это имело для него негативные последствия. Это было слишком. Джерард чертовски устал. Он больше не мог с этим справляться. Слишком много эмоций накинулись на него за раз. Так много, что он уже не чувствовал вокруг себя всё.       И Фрэнк был для него всем.       — Я не знаю... — ответил Фрэнк на вопрос Джерарда. Он усиленно думал, блуждая глазами по комнате, пытаясь найти видимый ответ. Но его не было. — Я просто хочу, чтобы ты сказал что-нибудь. Хоть что-то. Что угодно... — Фрэнк остановился, осознав, что он действительно хотел услышать от Джерарда и что сам же хотел сказать.       — Я хочу, чтобы ты сказал, что любишь меня... — Фрэнк позволил словам соскользнуть с языка, однако затем он зажмурил глаза, готовясь к худшему ответу.       Джерард лишь вздохнул на просьбу парня. Она лишь ещё сильнее выматывала его, будто каждая буква была щепоткой дрёмы, которая загоняла Джерарда всё дальше в его оцепенение.       — Как я должен сказать то, в чём даже не уверен? — обыденно спросил Джерард; слова ударили Фрэнку в уши и закололи внутри. Фрэнк знал, что Джерард чувствовал то же, что и он. Он просто знал это. Он не мог сказать, но тот факт, что даже Джерард не мог этого произнести, заставило внутренности Фрэнка свернуться в клубок и иссохнуть. Фрэнк был опустошён. Просто чертовски опустошён. Вот и всё, с чем оставили его отношения, как и Джерард остался с усталостью. Но Фрэнк знал, что это можно было изменить. Это должно было измениться. Пустоту можно было заполнить, а сонливость — спугнуть. Это было возможно.       Но в тюрьме всё бессмысленно. Невозможное случается, а про возможности забывают.       — Думаю, тебе пора, — резко заявил Джерард, уставившись на дверь вместо Фрэнка. Сердце парня настолько быстро упало в пятки, что он едва ли смог подобрать слова от удивления.       — Я не уйду, — сообщил он, его голос дрожал. — Ты хочешь, чтобы я был здесь. Я тебе нужен.       — Но я не нужен тебе, — ответил Джерард, встретившись глазами с Фрэнком. После этого тишина между двумя, хоть и короткая, оказалась настолько холодной, что в комнате едва ли не наступил ледниковый период.       — Нет, нужен! — взвизгнул Фрэнк. Он вскочил с кровати и попытался подойти с Джерарду, но его ноги отказали. Фрэнк упал на колени, оказавшись в позе просящего. Он подполз к Джерарду и начал цепляться за его колени. Он выглядел словно голодающий ребёнок, который выпрашивал пропитание у социального работника с серьёзным выражением лица, посланного, чтобы проверить его, лишь потому что так сказало государство. Фрэнк чувствовал себя грязным и отвергнутым, ползая по полу. Стоя на коленях, он чувствовал себя униженным, но он знал, что заслуживал этого. Ему было плевать, насколько смешным это выглядело. Тогда Фрэнк нуждался в Джерарде сильнее чего бы то ни было.       — Тогда почему ты переспал с кем-то другим? — рявкнул Джерард на него сверху вниз; злость просачивалась сквозь бесчувствие. Фрэнк взвыл, услышав слова, отчего Джерард скривился. Ему нужно было убраться. Он не поддастся снова. Фрэнк не победит, равно как и Джерард. Слишком уж много раз они сражались в этой битве, и один из них брал верх. Либо оба противника выживут, либо оба умрут. Лишиться кого-то было слишком просто, всё должно было быть честно. Равноценно.       И всё это должно было закончиться равносильной болью для обеих сторон. Джерард хотел, чтобы всё было именно так. И неважно, насколько больно будет от этого.       — Прости меня! — вскрикнул Фрэнк в последний раз, после чего Джерард отпихнул его ногой. Фрэнк отлетел назад на несколько дюймов, но не слишком далеко. Далёким это расстояние казалось лишь у них в головах. Джерард попытался отойти и заглушить все мысли в голове, но это не помогало. Непрерывное тявканье Фрэнка наполняло его мысли каждый раз, когда он думал, что освободился.       — Фрэнк! Заткнись нахуй! — наконец закричал Джерард. Он поспешил к парню, лежащему на полу, который быстро встал на ноги. Фрэнк был прижат к стене, а дыхание Джерарда опаляло его шею. Они лишь встретились глазами, в них виднелся гнев, однако не целенаправленный. Он просто существовал. Тогда злость распространялась на всё. Большая часть злости появилась из-за того, что оба понимали, что не договорятся. Не тогда. Не в этом месте. Никогда.       — Ударь меня, — спокойно попросил Фрэнк стоящего перед ним мужчину. Глаза Джерарда казались ему такими угрожающими. Он подумал, что если Джерард выместит свой гнев любым способом, то всё образуется. Тогда, возможно, осознание происходящего не останется с ним. Тогда они вновь станут свободными. — Просто ударь меня. Я знаю, ты хочешь. Со мной всё будет в порядке. И мы сможем вернуться к тому, как было раньше. Просто ударь меня, получи, и всё будет нормально.       Глаза Джерарда прожигали дыру в Фрэнке. Джерард хотел ударить его. Действительно хотел. Он даже держал наготове сжатый кулак. В нём было достаточно гнева для удара, но, когда он впечатал кулак почти что в лицо Фрэнку, он осознал, что злился не на человека. Он злился на ситуацию, в которой они оказались и из которой не могли выбраться. Джерарду не нужно было бить Фрэнка и оставлять на его теле синяки, он уже достаточно был покалечен и изранен изнутри. Тем не менее, кулак Джерарда впечатался в стену рядом с Фрэнком, отчего тот подскочил, однако не вскрикнул от боли.       — Нет! — вскрикнул Фрэнк, осознав, что он промахнулся. Джерард опирался рукой о ту же точку на стене, куда пришёлся удар, и глядел в глаза Фрэнку. — Ударь меня, Джерард! Ударь меня, и всё будет нормально!       — Нет, Фрэнк, — поправил его Джерард; голос его совершенно не походил на истеричные вскрики Фрэнка. — Всё не будет нормально. Мы живём в двух разных мирах. Двух разных местах и очень разном времени. Я не могу быть с тобой, а ты со мной. Мы были глупцами, даже попытавшись, — Джерард замолк, оглядывая Фрэнка. Лицо парня искривилось от боли, когда мысли, которых он боялся, приобрели форму слов. Джерард просто-напросто вздохнул, зная о боли, но и понимая, что должен был это сделать. Ему пришлось продолжить: — Иди домой, Фрэнк. Живи своей жизнью. Забудь обо мне!       Тогда Джерард замолк, но их тела никогда не прекращали взаимодействовать. Джерард склонил голову, так что нависал прямо над Фрэнком. Оба чего-то ждали. Они ждали поцелуя, которого так и не последовало. Никто не решился на него, опасаясь, что он мог значить или что он мог не значить ничего. Вскоре Джерард отстранился и начал отходить от Фрэнка. Тот стоял, прижавшись к стене, не в силах сдвинуться с места. Он знал, что, как только Джерард выйдет за дверь, она закроется навсегда. Он больше никогда не увидит Джерарда. Даже встречи через грязное стекло будут не разрешены. Это было два разных места в двух разных мирах и разном времени. Ничего не могло получиться, неважно, насколько бы Фрэнк этого ни хотел. Джерард сказал ему жить своей жизнью без него. Фрэнк снова проиграл эту строчку в голове, и тогда слёзы брызнули из его глаз. Он упал на кровать — кровать, где произошла их последняя встреча, где случилась их последняя кульминация, — и заплакал. Он рыдал и рыдал, снова и снова спрашивая себя, как он должен был жить свою жизнь без Джерарда, если он и был его жизнью.