Stains of Time

      Фрэнк чувствовал себя опустошённым. Он всегда был оболочкой, слишком жёстким снаружи, создавал перед всеми видимость, однако его всегда что-то наполняло. Прежде в этой клетке сосуществовали злость и обида на весь мир. Затем, когда в его жизни появился Джерард, злость начала исчезать, и её заменило нечто более невинное, всецелое и просто восхитительное. Его оболочку заполняла любовь. Однако теперь, когда душераздирающая весть о смерти Джерарда донеслась до его ушей, его прокололи, и всё хорошее, что было во Фрэнке, вылилось наружу. Все его жизненные силы высосали, оставив лишь оболочку. Внутри него не осталось гнева, чтобы заменить любовь. Было нечем заменять. Он был опустошён. Ему было больно. Он не знал, как всё это могло так быстро случиться перед его глазами, но так и произошло. Фрэнк больше не чувствовал себя человеком.       Но опять же, как он мог не чувствовать себя человеком? Джерард был мёртв. Чёрт побери, мёртв, он никогда не вернётся. И теперь Фрэнк застрял в тюрьме до конца своей жизни. Он ни за что убил Дженни. Вообще он забрал чужую жизнь, чтобы улучшить свою и быть с Джерардом, а Джерард, ублюдок, пошёл обходным путём и убил себя! Фрэнк был так зол на всё. Он был зол на Дженни за то, что она была такой сукой и позволила ему убить себя. Фрэнк бесился оттого, что она не отбивалась сильнее, не кричала и не молила о помощи. Она будто бы почти что позволила Фрэнку задушить её, горько подумал он. Когда на самом деле, по правде говоря, у неё не было выбора. Она отбивалась изо всех сил. Фрэнк был слишком сильным для неё. Именно за ним оставалось последнее слово. Фрэнк был убийцей, и этому не было оправданий. Однако Фрэнку необходимо было место, чтобы перенаправить свой гнев. И Дженни была именно той мишенью, которая не отбивалась.       А ещё Фрэнк злился на Джерарда. Лишь несколькими месяцами ранее Джерард говорил, что никогда не смог бы убить себя. Что он никогда не умрёт от собственных рук. И что, чёрт возьми, он только что сделал? Он, блять, пошёл против собственных слов. Грёбаный лжец. Фрэнк слушал всё, что вылетало изо рта мужчины, и ловил каждое слово и верил ему. Даже в его очевидно надуманные концепции об ожидании в тюрьме. Если Джерард хотел сидеть и ждать смерти, потому что за решёткой было нечем заняться, то какого чёрта он ускорил процесс? Грубые вопросы стремительно пробегали в его голове, однако его мягкая часть ухитрялась тихо шептать что-то под нос. Возможно, Джерард убил себя, потому что осознал, что то, что он ждал, никогда не случится.       Неважно, сколько Фрэнк ни испытывал гнева сейчас, больше всего он злился на себя. Он забрал жизнь. Для него это уже было тяжело, и единственное, что оправдывало его, так это мысль о возможности оказаться со своим возлюбленным. Фрэнк убил, ни за что пролил кровь на свои руки. А теперь вместо того, чтобы находиться в том месте, которое он считал домом, он находился в ебучей тюрьме. Она была такой же холодной и стерильной, как и в его первый день, однако всё вокруг казалось в десять раз более пугающим. Всё было новым и другим, хотя в то же время казалось старым и знакомым. Он больше не глядел на бетонные стены новыми глазами, он видел их прежде.       Как бы то ни было, когда его поместили сюда в первый раз, Фрэнк никогда особо не обращал внимания. Его срок пребывания там составлял всего лишь полгода. А теперь, уставившись на стены, полы и решётку перед собой, он осознавал, что будет смотреть на это всю свою оставшуюся жизнь. С этого момента это место было его грёбаной жизнью. И не было пути назад. Не было никакого испытательного срока или досрочного освобождения. Его посадили сюда пожизненно. Ему повезло, что ему не присудили смертную казнь. Однако он не чувствовал себя счастливым. Он чувствовал себя проклятым и безнадёжным. Он ощущал себя маленьким ребёнком, которые впервые попал в тюрьму и не знал, что делать. Только на этот раз будет в десять раз сложнее, потому что не будет никого рядом, кто мог бы унять его боль. Джерарда не будет рядом.       Фрэнк ощутил, как его гнев углубился. Он разливался по венам так же, как и кровь, которая, он надеялся, выльется в раковину. Но Фрэнку в то же время было больно. Возможно, ему было больно даже сильнее, чем он злился, однако он отказывался думать об этой особенной боли. Каждый раз, как он видел лицо Джерарда в своей голове и вспоминал его прикосновения, Фрэнк отталкивал эти мысли подальше. Тогда он не мог этого выдержать. Не мог с этим справиться. Каждый раз, когда его мысли заходили слишком далеко на территорию Джерарда, Фрэнку приходилось выбираться. Там была зона боевых действий. И если бы Фрэнк остановился, он бы стал инвалидом с оторванной конечностью из-за минного поля. Но если он обойдёт бомбы, проберётся сквозь пули и сможет пересечь территорию без увечий, он знал, что если останется на подольше, то больше никогда не уйдёт. Он знал, что тоже, во многом как и его бывший возлюбленный, нырнёт в пуленепробиваемые грёзы, из которых даже сам не сможет выбраться. И он уже чувствовал, как иллюзия его сердца разрывалась на части.       Фрэнк был рождён всего лишь с половиной сердца. Когда он был с Джерардом, у него была возможность иметь целый орган, совместно распоряжаясь им с любимым. А теперь, когда его возлюбленного не было, он не знал, что ему оставалось. Но, прижимая руку к груди на пути к своей клетке, Фрэнк знал, что сердца там не было. Джерард забрал последний кусочек Фрэнка с собой в темноту. И впервые Фрэнк не злился на это. Он хотел, чтобы у Джерарда была частичка его сердца, потому что этого он и желал изначально. Было неважно, что теперь Фрэнк мёртв внутри, если Джерард забрал его сердце, это значило, что он его любил. Фрэнк никогда не говорил этого ему. Он хотел, он планировал это сделать и видел много возможностей, но никогда не произносил этого вслух. И от этого факта было больнее всего, и его Фрэнк отказывался обдумывать. Но он не мог ничего с собой поделать.       Я люблю тебя, Джерард, мысленно взмолился Фрэнк. Он не знал, работала ли телепатия с мёртвыми, но Боже, он должен был попробовать. Где бы Джерард ни был, он услышит его. Фрэнку было всё равно, ответит он или нет. Он лишь хотел, чтобы Джерард услышал слова, которые у него не было шанса сказать.       Тогда это было нечто большим, нежели ошибка, это было огромным чёртовым сожалением, что Фрэнк не мог переиграть всё. Он мог лишь разговаривать с Джерардом в своей голове и молиться, что его возлюбленный знал, что он любил его.       Фрэнк оглядывал коридоры, проходя всё дальше. Там не было заключённых, все ушли на запланированную прогулку. Как бы то ни было, эта тюрьма буквально осыпала его воспоминаниями. Фрэнк бросал взгляд на каждое пятно крови, мочи и слюны на полу. И хотя это было пошло и противно, казалось, будто они рассказывали историю.       Оттого как было устроено каждое пятно, всё полотно, его форма и текстура будто бы являлись персонажами истории, которых никто не замечал. И было среди них одно пятно — один из главных героев, — которое находилось там, казалось, вечность. Оно было твёрдым, липким и втоптанным в землю. Оно было там давно, никто не знал точную дату, когда оно въелось в пол или точный источник его появления. Все видели эти пятна, и хотя они пытались оттереть их, они бросили это дело, оставив их там. В любом случае пятна добавляли загадочности этому полу, и люди были слишком ленивыми, чтобы прибегнуть к профессиональной помощи. Так что они оставались там, впечатанными в пол, став бесславной достопримечательностью, о которой все говорили.       Сбоку же, отдельно от других безликих вкраплений, образующих неинтересный узор на полу, красовалось другое пятно на полу. Оно было небольшим, однако так сильно выделялось. Оно тоже выглядело так, будто его пытались отмыть множество раз, и хотя это сработало по большей части, неотмывающиеся края всё ещё оставались на месте. Пол, на котором оно находилось, было видно, что доказывало его жёсткие очертания, однако внутри он был пустым. Пятна же были упёртыми, никогда окончательно не стирались за собой оставляли след, чтобы доказать свою нужность. И хотя эта клякса была крохотной и относительно новой, она рассказывала какую-то важную историю на полу.       Фрэнк внимательно пригляделся к двум пятнам. Проходя всё дальше, он всё отчётливее замечал два вида пятен на полу. Как бы то ни было, они, казалось, бегали и вытанцовывали, словно главы романа на бетонном покрытии. Та, что с очерченными краями, придвигалась всё ближе и ближе к неоттираемому твёрдому пятну, пока они наконец не схлестнулись в единое целое. Пятно с чёткими краями буквально полностью поглотило тёмную кляксу. Они смешались, став единым целым. Фрэнк пытался досмотреть представление, пока его вели по коридорам, однако после последнего действия всё замерло. Это был резкий конец истории, к которой Фрэнк привязался за последние несколько секунд. Фрэнку никогда не нравилось читать книги, так что этот посредственный роман, рассказанный в картинках и кляксах, был идеальным вариантом для него. Однако он желал узнать концовку, потому что это точно не могло быть последней сценой. Но не было конца, который Фрэнк мог видеть. Он тоже остановился. Тогда он уже находился в своей камере, не было времени думать об этом.       Но пятна всё ещё вытанцовывали у него перед глазами, пока охранник монотонно зачитывал ему правила. Фрэнк просто стоял у двери камеры, ожидая, когда офицер закончит. Фрэнк отчётливо видел отметины на полу, настолько отчётливо, будто они так же сильно впечатались ему в мозг, как и в пол. Фрэнк хотел придумать концовку к истории с пятнами, однако ничего не шло на ум. Возможно, этой истории не нужна была новая кульминация, возможно, остановиться на половине предложения было и неплохо. Не у всех историй был финал. Автор просто перестаёт писать, но это не значит, что сама история прекратила свой ход, прекратила дышать. Она продолжает жить. Так что, возможно, эти остановившиеся пятна были к лучшему, были продуманным ходом. Казалось, это же сделал и Джерард. Он оборвал собственный финал, однако это не значило, что его история была завершена.       Фрэнк выяснил кровавые подробности суицида Джерарда спустя несколько часов расспросов. Он знал, что не хотел этого слышать, но ему это было необходимо. До этого момента Джерард был лишь домыслом. Его смерть не имела значения, являясь лишь утверждением, парящем в воздухе. Фрэнку необходимы были детали, чтобы знать, что это правда. Ему нужно было иметь возможность вцепиться во что-то и прижать близко к сердцу, чтобы знать, что это реально. И с тех пор, как Фрэнк находился под стражей и не мог уйти (в конце концов, он был убийцей), ему нужны были подробности. Они не были осязаемыми, но это было хоть что-то.       В одиночке Джерард повесился, воспользовавшись постельным бельём. Фрэнк почти что находил эту ситуацию ироничной. Джерард задушил себя в то время, как Фрэнк сделал то же самое с Дженни. Он почти что находил это ироничным, почти. По большей части он чувствовал боль. Джерард совершил суицид за несколько минут до того, как Фрэнка арестовали и привезли в участок. И всего лишь за несколько минут до того, как Фрэнк во всём признался, кто-то нашёл его тело, обмякшее и фиолетовое, висящее на перекладине. И снова ирония возвращалась из-за того, насколько близок был Фрэнк. Он опоздал, но сделал всё вовремя. Больно. Было больно знать, что Джерард был мёртв и его больше не было, и что он был таким же посиневшим, как и Дженни.       Фрэнк прогнал мысль о трупе Джерарда из головы. Он попытался сконцентрироваться на Джерарде и только Джерарде. Он не позволит своему возлюбленному превратиться в предмет, как это сделала Дженни. Даже услышав подробности, Фрэнк всё ещё не верил в это. Он просто не мог. Этот поступок не был похож на Джерарда. Фрэнк всегда думал, что Джерард будет сидеть в тюрьме вечно. Джерард даже сам так говорил. Это должно было длиться вечность. В тюрьме существовали правила, и это было одно из них. Фрэнк был зависим от этих правил. Он нуждался в них всегда.       Но как и в жизни, люди нарушают правила. Ничто не длится вечно.       Фрэнк хотел пойти на похороны, увидеть тело, и возможно, он бы принял ситуацию, однако ему не разрешили. Для этого нужно было записаться на приём и дождаться решения суда. Фрэнк просил и умолял отпустить его, однако этого не могло произойти. В конце концов, до Фрэнка дошли слухи о похоронах. Поговаривали, что единственным пришедшим был охранник из тюрьмы, и, услышав это, Фрэнк знал, что это был Дуг. Фрэнк почти что улыбнулся при этой мысли, осознав, каким на самом деле хорошим человеком был Дуг, однако улыбка с его лица вскоре исчезла. Фрэнку рассказали, что по нему была небольшая служба, по большей части потому что всё это было за счёт властей. Никто даже не подошёл, чтобы проститься с телом. Даже его чёртовы родители. На самом деле, у Джерарда не было друзей. У Джерарда не было никого, от кого он мог зависеть, кроме Фрэнка, и тот опоздал. Чёрт возьми, опоздал.       Пока Фрэнк думал о похоронах и том, как мало людей их посетило, он осознал, насколько одиноким на самом деле был Джерард. Единственным человеком, которого он любил, был Майки, а он умер. Его родители отказались от него после этого, и для начала, у него не было друзей. Лично сам он всех отталкивал. Он никогда не хотел, чтобы они были ему близки, даже Фрэнк. Тот же не понимал, почему Джерард не подпускал его к себе. Возможно, Фрэнк мог бы каким-то образом спасти Джерарда. Фрэнк мог бы увезти его туда, где больше не было боли. Но Фрэнк знал, что такого места не существовало, неважно, сколько раз он вырисовывал его в голове. Если бы оно существовало, он бы жил там уже много-много лет. Джерард тоже знал, что такого места не существовало, поэтому и отталкивал людей. Он считал, что если никто не будет его знать, то никто никогда не будет скучать по нему так же, как и он ни по кому. Как чертовски печально, Джерард, горько подумал Фрэнк. Ты не можешь выбрать того, в кого влюбишься. Фрэнк знал, что если бы он мог вернуться назад во времени, как они с Джерардом часто мечтали, и переделать всё в этой влюблённости, он знал, что пережил бы всё заново. Он мог не выбирать влюбляться в этого мужчину, однако это было хорошее решение, и неважно, кто его принял.       Довольно долго Джерард считал, что мы не выбирали смерть так же, как и в кого влюбляться, однако и это он сумел опровергнуть. Но нельзя было изменить любовь. Это было чувство в то время, как смерть являлась действием. Было куда сложнее изменить чувства — словно пытаться сдвинуть слона зубной нитью. Он бы и не шевельнулся. Фрэнк точно не выбирал влюбляться в Джерарда. И чёрт, большую часть времени он желал, чтобы этого не происходило. Но это случилось, и ему, чёрт возьми, приходилось с этим справляться. Со смертью, болью, утратой и всем этим.       Учитывая, что это Джерард оттолкнул его, то это была его вина. Но Фрэнк не мог его винить. Джерард умер в одиночестве. Он даже находился в карцере, когда совершил самоубийство. Джерард умирал, пока рядом с ним никого не было. Он умер, и никто не услышал его последнего вздоха. Он умер, думая, что всем было на него плевать. И он умер, пока никто не сжимал его руку, доказывая обратное. Фрэнк ощущал, как внутри него всё ломалось. Джерард был не прав. Он был убийственно не прав. Фрэнку было не всё равно на него. Фрэнк чертовски сильно любил его. Однако его наполняло так много сожалений. На этот раз это были сожаления, а не ошибки. И как раз их Фрэнк хотел забрать обратно.       Фрэнк перевёл взгляд с пятен на полу снаружи клетки на стену в своей камере. Он увидел грязные часы снаружи и заприметил время. Как и обычно, время было бессмысленно, однако часы напомнили ему кое о чём. Они не работали. Они никогда не работали. У Фрэнка всё ещё была возможность воротить время вспять, как это однажды сделал Джерард. Фрэнк крепко зажмурил глаза и задумался. Он пробежался по всему плохому, что сделал, особенно по последней встрече с Джерардом. Он изменил концовку. Он заставил себя объясниться насчёт Дженни вместо того, чтобы выдать жалкое извинение. Затем он заставил себя вновь и вновь кричать Джерарду в лицо «Я люблю тебя» миллион раз. Он орал, пока голос не охрип. Он хотел, чтобы Джерард знал, даже если это было всего лишь в его мыслях. Каким-то образом он знал, что Джерард слушал.       Фрэнка наконец привели в камеру, охранник бросил его и смылся. Фрэнк довольно долго стоял посреди помещения и просто осматривался. Он хотел попасть в старую камеру, однако не получил её. В ней жил новоприбывший. Берта подлатали с того случая, и очередной светловолосый молодой человек занял место Джерарда. Внутренности Фрэнка скрутило. Никто не мог занять место Джерарда, заменив его. Никогда. Фрэнк довольно часто до этого слышал фразу «и это пройдёт», и он знал, что в конце концов всё плохое подходит к концу, однако на данный момент на горизонте не мелькало ни малейшей надежды. Лишь длинный тюремный коридор всех оттенков серого. Фрэнк скучал по своему выделяющемуся чёрному пятну.       — Фрэнк, — прошептал голос снаружи, практически заставив Фрэнка подскочить на месте. Он осматривал содержимое помещения, тяжело вздыхая и проводя мысленную инвентаризацию. Как и во всех камерах, здесь была раковина. Однако она была слегка другого оттенка белого, чем та, которую они делили с Джерардом. Казалось, раковина была таким значительным символом в отношениях этих двоих. Когда между ними что-то случалось, Фрэнк всегда оказывался около неё. Будто бы та вода, что лилась из крана и скапливалась в раковине, являлась эмоциями, циркулирующими в их сосудах. Оба мужчины были пятнами — одновременно ничем и тем, с чем люди не хотели связываться. Однако когда Фрэнк с Джерардом выражали свои эмоции, вода будто бы смывала эти пятна. Они всё ещё были собой, лишь чище, яснее. Хотя они всегда были пятнами так же, как и на полу навсегда останутся кляксы, сколько бы уборщики их ни оттирали. Здесь повсюду виделись пятна крови, слюны, пота и других человеческих выделений. Ничто не могло их смыть, неважно, сколько средства использовалось и как долго их пытались оттереть, пятна всегда оставались. Фрэнк с Джерардом также останутся, хотите вы этого или нет.       Однако это было о пятнах на полу. Фрэнк же с Джерардом, как люди, исчезали и отдалялись друг от друга, когда смерть прижала свою холодную и липкую руку им ко ртам, чтобы они не кричали.       Фрэнк наконец повернулся, чтобы увидеть, кому принадлежал голос. Он встретился с Дугом, который слегка сгорбился, пытаясь спрятаться за решёткой, на которую опирался.       — Привет... — ответил Фрэнк, замолкая. Он не видел Дуга, казалось, вечность. Мужчина постарел с тех пор будто бы на сто лет. Фрэнк слышал, что в спутанных сообщениях говорилось, что это Дуг обнаружил тело Джерарда, и Фрэнк видел то, как тот глядел на него в тот момент, и верил в эти слухи. Дуг выглядел таким опечаленным и истерзанным. Несмотря на большую и запутанную причину совершения убийства, Дугу нравился этот парень даже сильнее, нежели входило в его охранные обязанности. Дуг даже какое-то время поплакал, прежде чем сообщить о самоубийстве. Дуг знал, какое влияние это будет иметь на Фрэнка. И он волновался за парня. День смерти Джерарда стал двойным ударом для охранника. Он обнаружил обмякшее, безжизненное тело, а затем услышал ужасающие новости о том, что Фрэнк возвращался в тюрьму, на этот раз на всю жизнь. Дуг знал, что это было сделано ради Джерарда. У него болело сердце за парня. И хотя Дуг не был предписан к Фрэнку на весь день, он должен был пойти и навестить вторую половинку его любимого заключённого. К тому моменту Фрэнк стал ему словно сыном, особенно учитывая, что у Дуга не было детей. И у него было припасено кое-что, что, он надеялся, сделает всё нормальным вновь. Он мечтал.       — Эй... — снова сказал Дуг, замолкая. За спиной он держал потрёпанный блокнот, переминаясь с ноги на ногу. Никогда прежде он не имел дел со смертью настолько близко. Увидеть труп ничего не значило, однако видеть реакцию людей на труп — это совершенно другая история. — Мне так жаль, Фрэнк.       Фрэнк наклонил голову и кивнул. Голос Дуга был таким мрачным и болезненным, что он напомнил Фрэнку о ранах, скрывающихся внутри. А он не хотел о них думать.       — Всё в порядке, Дуг, — настаивал Фрэнк, говоря едва ли громче шёпота. — Ты сделал всё, что мог, — Фрэнк остановился, на минуту задумавшись. Воспоминания внезапно нахлынули на него. — Джерард вообще получил моё сообщение?       Дуг нахмурился. Это было достаточным ответом для Фрэнка. Он знал, что охранник по телефону потакал ему в том, чтобы передать его сообщение Джерарду. Возможно, если бы он просто это сделал, тогда... Фрэнк не хотел об этом думать. Он склонил голову, надеясь скрыть своё нестабильное эмоциональное состояние. К счастью, Дуг вновь заговорил.       — У меня для тебя кое-что есть, — медленно проговорил он. Фрэнк снова поднял голову, услышав знакомый шелест бумаги. И когда он взглянул в его сторону, он увидел знакомые пожелтевшие листы, скреплённые вместе заржавевшей спиралью. Сердце Фрэнка пропустило удар, подскочив к горлу. Он резко выхватил тетрадь у Дуга из рук, а затем прижал к груди, словно новорождённого.       — Спасибо тебе... — тихо пробормотал Фрэнк, пробегая пальцами по поблекшим краям. Блокнот выглядел точно так же, как и когда принадлежал Джерарду, однако казался более открытым. Фрэнку наконец можно было прикоснуться к заветному блокноту. Когда он раньше пытался коснуться его, Джерард всегда набрасывался на него. Однако теперь будто бы сам Джерард приглашал его заглянуть туда. Фрэнк сто лет не видел блокнот, однако по его внешнему виду он понимал, что внутри написано больше. И Фрэнк знал, что если покопается в мыслях Джерарда в виде чернил на бумаге, то обязательно обнаружит предсмертную записку. Фрэнк вздохнул, зная, как ему это было сейчас нужно. Это было ещё более болезненное доказательство того, что Джерард мёртв.       — Без проблем, — успокоил его Дуг, сделав шаг назад. Его лицо всё ещё было искривлено в гримасе боли, однако он выдавил улыбку, зная, что то, что он делал, колоссально меняло мир Фрэнка. — Я знал, что он хотел бы, чтобы он оказался у тебя.       Затем Дуг ушёл до того, как Фрэнк смог выдавить в ответ болезненную улыбку старому охраннику, который для Фрэнка стал словно отцом, которого у него никогда не было. Как бы то ни было, Фрэнк был рад, что охранник ушёл, давая Фрэнку возможность спокойно прочесть последние заметки Джерарда.       Всё то время, что Джерард с Фрэнком знали друг друга, даже тогда, когда они были близки, Джерард всегда оберегал свой блокнот. Он никому не позволял его читать. Фрэнк почувствовал себя таким удостоившимся в тот момент, что думал, что сорвётся, прежде чем обнаружит записку от человека, которого он так обожал. Фрэнк уселся на койку и начал внимательно рассматривать блокнот, касаясь каждой страницы очень аккуратно, будто они рассыпятся в пыль под его дрожащими пальцами. Фрэнк пролистал страницы, посвящённые Майки, с закладкой из загнутых страниц. Как бы то ни было, большую часть времени в блокноте была одна закладка — только для страницы с Майки. Теперь же Фрэнк наткнулся на ещё одну загнутую страницу и перелистнул на неё, чтобы посмотреть, почему она была так важна. Бумага сама по себе в некоторых местах отличалась по текстуре, и Фрэнк вскоре понял, что это была кровь. Он заприметил коричнево- красную полосу на странице, заполненной крохотными словами. Ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что это была его собственная кровь. День отчётливо вспомнился ему, удар в лицо и мазок крови, чтобы заразить мужчину, которого он любил так сильно. Сердце Фрэнка опухло, когда он осознал, что Джерард всё это время хранил эту кровь, не желая избавляться от собственного воспоминания о Фрэнке. И опустив глаза вниз страницы, он также увидел своё собственное напоминание о Джерарде. Он знал, что это был Джерард, потому что пятно было слегка иным — и оно было меньше. В тоже время оно было другого цвета, что служило ключевым доказательством того, что кровь была свежее. Однако она соприкасалась с его собственным кровавым пятном, крепко связывая двоих, смешивая их души воедино. Даже после смерти.       Наконец Фрэнк оторвал глаза от крови и начал читать изящные чёрные буквы в записке. Он не торопился и много раз перечитал её, чтобы ощутить каждый момент.       Дорогой Фрэнк,       Я правда не знаю, почему обращаюсь к тебе, учитывая, что ты не обнаружишь меня здесь, однако этому я на самом деле рад. Но я всё же пишу твоё имя, потому что ты был единственным в моей жизни, кто действительно заботился обо мне. Помимо Майки, но, по крайней мере, теперь я с ним, где бы такие засранцы, как мы, ни оказывались. Я уверен, что не в раю, но я не уверен, что существует ад в загробном мире. Потому что, по правде говоря, загробный мир то ещё дерьмо. А Джерси сам по себе ад.       Вернёмся к тебе. Всё всегда было о тебе. Мне просто понадобилось слишком много времени, чтобы всё это осознать. Я искренне ненавижу тебя, Фрэнк. Ты вошёл в мою жизнь, когда я сильнее всего этого не хотел, но также когда я сильнее всего в этом нуждался. Ты появился и ни на чёртову секунду не оставлял меня. И я ненавижу тебя за это. Я ненавижу тебя за то, что ты творил со мной, потому что из-за всего этого я лишь сильнее хотел быть с тобой. Из-за этого я всё сильнее любил тебя. Я точно не знаю, что такое любовь, но чёрт, я скажу это сейчас, потому что я мёртв, и всё это уже неважно. Я люблю тебя, Фрэнк. Но я так сильно тебя ненавижу за то, что ты заставил меня это чувствовать.       Я знаю, что говорил, что никогда не убью себя. Я говорил, что хочу ждать и гнить здесь, но мне надоело ждать. Я прождал всю свою жизнь, Фрэнк, и наконец у меня есть почти всё, что я хочу. Вначале я ждал любви. Я нашёл Майки. Но затем его забрали у меня, и я просто ждал. Я не думал, что снова ждал любви, и я точно не хотел её ждать, но затем, чёрт возьми, из всех людей на планете, появился ты, и именно тебе нужно было стать моим сокамерником. Я всё ещё ненавижу тебя за это. Всё то время в тюрьме я считал, что ждал смерти. Но в этом нет смысла. Так что я взял дело в свои руки. И мне жаль, правда жаль, но мне необходимо было это сделать, Фрэнк. Правда.       Когда мы разошлись, я не мог этого принять. И теперь я в этой холодной комнате, один — чёрт знает на сколько. Во мне слишком много боли и агонии, чтобы просто так сидеть здесь. Думаю, во мне сейчас достаточно сил, чтобы это сделать. И я сделаю. Но я хочу, чтобы ты кое-что знал.       Не знаю, передадут ли тебе это вообще, и мне кажется, это действительно неважно. Но если ты читаешь это и ты забудешь вообще всё, кроме одной вещи, просто помни — я всё ещё жду. С тех самых пор как смерть в моих руках и я преисполнился любовью, которую не в силах выдержать, у меня остаётся лишь одна причина, ради которой стоит ждать. Ты. Я жду тебя. И я прожду вечность, если мне придётся, потому что я знаю, что это того стоит.       И если и есть одна вещь, которую я знаю точно в этой жизни, где больше ничего не кажется реальным, так это то, что для любви нет преград. В конце концов. Просто нужно немного подождать.       До тех пор не беспокойся обо мне. У меня есть предчувствие, что со мной всё будет в порядке.

Джерард.

      К тому времени как Фрэнк заканчивал перечитывать письмо в пятый раз, оглядывая каждое слово, которое кололо его прямо в грудь (где находилось сердце, которое, он думал, он потерял) снова и снова, его глаза окончательно застлало пеленой. Фрэнк едва ли мог видеть перед собой. Глаза были переполнены жидкостью, и ему казалось, будто он тонул в собственных слезах. У него больше не было желудка, он вывалился на пол, а горло сжало так, будто скоро там не останется просвета. Это была худшая боль, которую только приходилось переживать Фрэнку, однако он знал, что всё это того стоило.       Джерард адресовал письмо Фрэнку из всех людей. И в этом письме, хоть печальном и мрачном, Джерард наконец излил душу. Он ненавидел Фрэнка — ненавидел Фрэнка за то, что любил его. И Фрэнк точно так же ненавидел Джерарда в ответ. Фрэнк не просил влюбляться в Джерарда, просто так вышло. И Фрэнк даже ещё сильнее ненавидел Джерарда за то, что он не осознавал всё, пока не стало слишком поздно.       Как бы то ни было, не может оказаться поздно в месте, где время не ощущается.       Фрэнк поднёс записку ближе к себе, чтобы вдохнуть аромат Джерарда, который медленно растворялся в воздухе. Фрэнк ощущал, как его грудь всё сильнее разрывало изнутри. Ему необходимо было обнять Джерарда. Ему нужно было, чтобы они были вместе. Они должны были быть вместе. Джерард любил его. Он так сказал, и Фрэнк знал, что Джерард телепатически услышал его крики. Фрэнк был уверен, что Джерард знает, что он любит его. Фрэнк знал, что любовь была надёжной и обоюдной. Фрэнк просто хотел, чтобы рука коснулась его, чтобы ему снова сказали, что всё в порядке. И он хотел, чтобы эта рука принадлежала Джерарду.       Фрэнк рассерженно вздохнул. Всё это было слишком, чёрт возьми, для первого дня в тюрьме. Фрэнк не знал, как он мог продолжать жить так дальше. Он не мог прождать всю свою оставшуюся жизнь, как это сделал Джерард. Но опять же, Джерард всё ещё ждал. Его.       У Фрэнка неожиданно появилось непреодолимое желание посмотреть на часы. В то время пока Фрэнк находился на свободе, правительство направило дополнительное финансирование тюрьмам. И по какой-то тупой причине вместо того, чтобы купить новый силовой тренажёр на площадку или увеличить зарплаты работникам кафетерия, они повесили в каждую клетку часы. Сделав так, что ожидание казалось в десятки раз проще. Только вот когда Фрэнк смотрел на свои часы, он в ужасе видел две огромные чёрные руки, которые не двигались. Часы остановились. Время само по себе остановилось. Больше не могло быть никакого ожидания.       Фрэнк ощутил, как смешок вырвался глубоко у него из горла. Он наконец начал смеяться над иронией всего, что окружало его. Особенно над часами, которые уставились на него в ответ. Их поверхность была такой новой и сияющей, и они были повешены посреди осыпающейся серой бетонной стены. Эта стена столько прошла, её били, с неё осыпались куски каждый раз, как заключённые врезались в неё. И всё равно посреди неё красовались эти новенькие часы. Они только начали свою жизнь, и она уже казалась никудышной, учитывая, что они находились на серой запятнанной стене. И всё же этот предмет лишь на пороге своей жизни остановился. Новые часы сломались. Они умерли.       Смех Фрэнка подошёл к концу, когда его мысли перешли на нечто более серьёзное. Тогда Фрэнк понял, что должен сделать. Он слышал, как Джерард в его голове говорил, что всё в порядке, подкрепляя его собственные голоса. Он хотел сделать это уже на протяжении долгого времени. И только в тот момент у него появилась мотивация.       Фрэнк разбежался и высоко подпрыгнул, проскользив ногами по бетонной стене, чтобы удержаться. Он сфокусировался все свои эмоции на этом действии. Кончики его пальцев коснулись основания часов, и Фрэнк сорвал их со стены. Батарейки, которые должны были поддерживать их на ходу, легко выпали из задней чёрной пластиковой поверхности. Они упали на пол рядом с Фрэнком, но он едва ли их заметил.       Фрэнк вновь стоял посреди комнаты, в его руках покоились блестящие новенькие часы, а их белое табло пялилось на него. Ему показалось, что на часах он увидел лицо Джерарда, улыбающееся ему, однако он не был уверен. Несмотря на это, Фрэнк знал, что Джерард будет гордиться его действиями. Сделав глубокий вдох, Фрэнк высоко вознёс руки на головой и с силой ударил часами об бетонный пол с оглушающим грохотом. Детальки и шурупы разлетелись по всей комнате, усеивая уже и без того запятнанную камеру. Фрэнк сделал вдох и пнул механизм часов ещё раз. Наконец он ощутил, как его эмоции начали утихать, а тело расслабилось. Мысленно он видел поля Парижа. Он видел Джерарда и наконец мог коснуться его. И было так чертовски хорошо. Фрэнк больше не будет бояться, потому что теперь всё и вправду будет в порядке. Теперь не было ни часов, ни времени.       Больше ни для кого не будет существовать ожидания.