Нечётный четверг

Матвей встретил Костю у подъезда их дома. Тот вышел к нему нервный, попытался оценить настроение брата, не разобрался и в лоб спросил: — Че как там с ним? — Мы помирились! — Круто, ты матери набери. Мне там пришлось ее убеждать, что ты не под поезд прыгать пошел… — Ладно. Старший кивнул брату, и они зашагали в сторону колледжа. Матвей достал телефон, но на звонок моральных сил не хватило, поэтому он набрал лаконичное сообщение в вотсапе: «У меня все хорошо». Хотел добавить: «Мы помирились», но не стал. Он вообще испытывал легкое смущение после вчерашней откровенности с мамой. Обычно юноша всегда уходил от таких бесед, а тут на волне истерики поддался и теперь боялся встретиться с ней вновь — вдруг мама решит, что такие штуки можно проворачивать постоянно? А он как раз-таки опасался навязчивых попыток поговорить по душам. Потому что его душа болела. Постоянно. Ворошить ее лишний раз не хотелось. — Моть, а ты что будешь говорить там?.. — Без понятия… — честно ответил парень. Костя удивился. Брат таким уверенным шагом вел его к колледжу, что казалось: у него все продумано. Затем младший смекнул: может, это он от нервозности просто не замечает своего темпа? — Не беги так, я закурю. Матвей как бы опомнился, сбавил шаг. — Как оно? — спросил Костя, затягиваясь. — А? — Ну с ним. Юноша подумал, но ничего не ответил, как-то неоднозначно махнул рукой, удивился, что брат попытался дважды зайти на одну и ту же тему: жаждал подробностей. Перед самой калиткой, ведущей на территорию колледжа, Костя остановился, сказал: — Погоди, я еще покурю… — Как паровоз! — Матвей закатил глаза, но вдруг заметил пляшущую в руках юноши зажигалку — он не смог справиться с колесиком крикета с первого раза и сделал несколько попыток, чтобы зажечь сигарету. — Что с тобой? Тебе ни учеба, ни коллектив не нравились. Ты прогуливал. Ну выгонят — и выгонят. Про армию не парься. Я… дам, короче, еще взятку, отправим тебя куда-нибудь в другую шарагу. Вон там поварское что-то я нагуглил. Чего ты нервничаешь? Костя, подметив небрежный тон брата, нахмурился и ответил: — Да че… Нормально тут было, терпимо. А ща к другому месту привыкать — оно мне надо? Я тут хочу остаться… И готовить я не умею, какой я тебе повар. — Там сильно готовить не надо, на сайте фотки с арбузами такими, как цветочки резные, симпатично. Научат фигурной резке, — Матвей растопырил руки и попытался изобразить, как режут арбузы. Костя недоверчиво посмотрел на него, сухо спросил: — У него юмору научился? Парень просто хотел расслабить брата, но тот напрягся сильнее, тогда он ответил уже серьезно: — Ладно. Может, и не выгонят. Извинишься. За что ты там ударил того парня? — Он еблан. — Кость, надо сказать. — Че? — Давай. Хотя бы чтобы я знал, а дальше уже глянем, что с этим делать. В чем там конфликт? — Думаешь, я виноват?! — Я этого вообще не говорил. Соберись, пожалуйста, если хочешь остаться в этой шаражке. Матвей тяжело вздохнул, и брат понял, что его терпение может скоро лопнуть, несмело начал: — Он докопался до меня… Я ему дал сдачи. — Он первый тебя ударил? — Ну нет. — А что он там сделал? — Ну я там ему плюнул на штанину… — сказав это, Костя понял, что не хочет договаривать. — Чего блять? Ты ему или он тебе? — Я ему… Но это было справедливо. Матвей устало потер переносицу, сделал пару вдохов и повторил про себя подчерпнутый из этого разговора вывод: «Иногда плевок на штанину — это справедливый поступок. Да уж». — Давай сделаем так, — старший достал телефон. — Я позвоню Славе, ты же ему там все, как я понимаю, рассказал; он же тебе, как я понимаю, ближе, чем брат. Пусть он мне объяснит. А то сейчас выяснится в кабинете, что ты там всем штаны обплевал, и я краснеть буду. Костя округлил глаза и почувствовал себя беспомощно. Иногда Матвей умел делать по-настоящему больно. Резко и невзначай. Он сам, наверное, не замечал в такие моменты, что наносит кому-то удары, а может, хотел не замечать… Младший сейчас точно не был готов, чтобы брат узнал все-все в пересказе от Славы, особенно про Лису, поэтому спешно выпалил: — Он издевался над моей девушкой! В плане — издевался надо мной. Мне говорил гадости про нее. Ну просто словесно издевался. И до этого я чем-то ему не понравился, и он просто решил попонтоваться, унижая меня типа. Матвей, кажется, не ожидал такого. Одобрительно кивнул, и они пошли к колледжу. Первым делом братья нашли физрука. Костя в качестве извинения промычал что-то нечленораздельное и упер взгляд в пол. Матвей решительно бросился ему на помощь: — Он хочет сказать, что ему очень стыдно и он сожалеет, что совершил такой отвратительный поступок. Это было совершенно глупо. Мой брат был на эмоциях, он не ладит с ребятами… Вышел конфликт, оскорбили его девушку, он полез защищать… И испугался, побежал, налетел на вас. Когда Матвей заговорил про Лису, Костю обдало жаром, он растерянно приоткрыл рот. — Ремезов, так это ты с Вилоровой любовь крутишь? — физрук так удивился, что не сдержал вопроса. Парень шатко переступил с ноги на ногу, промолчал. Матвей посмотрел сначала на брата, затем на учителя. Не понял, почему даже работники колледжа в курсе их отношений и почему он вообще так интересуется? — Ну ладно. У нас тут много детей с особенностями, всяких больных разных. Берут всех подряд. Понятно, им тоже специальность нужна, — физрук — мужчина лет сорока, уже давно не спортивного телосложения — упер руку в бок. — Я не буду жаловаться на этого орла. Понятно, что на эмоциях. Пускай ходит. А насчет драки — идите с директрисой говорите. Отчет я сдал по форме за инцидент. Тут уж придется решать с администрацией. — Спасибо! Надеюсь, все решим и проблем не будет, — Матвей собрал в кулак все свои коммуникативные умения и, натянув услужливую улыбку, попятился. Мужчина подумал-подумал и кинул уже вдогонку: — Ремезов, а ты уверен, что хочешь остаться? Не боишься? Костя пожал плечами и, не встречаясь глазами с учителем, вышел за дверь. Матвей обогнал его в коридоре, сказал полушепотом: — Весело у вас тут, однако… Ладно, ребенок с особенностями, пошли дальше! Глянув на брата сбоку, Матвей подумал, что он действительно производит впечатление замкнутого в себе невротика, и, улыбнувшись, заключил, что между ними и правда много общего. Директриса приняла их любезнее, фальшиво поулыбалась, для виду пожурила Костю: «Ну мы знаем, что Тимур — мальчик трудный. У него и раньше были сложные отношения с одноклассниками — нам сообщали. Но зачем же сразу с кулаками? Ну как-то совсем некрасиво». — А он защищал честь своей девушки, — уверенно ввернул Матвей. Костя ощутил, как у него опять перед глазами заплясали белые точки, а во рту стало горько. Ноги сковала судорога. «Нахуя он это еще и повторяет?..» Женщине, кажется, это даже понравилось. После она попросила Костю выйти, и тот, деревянный, неловко переступая на негнущихся ногах, закрыл дверь с другой стороны. В коридоре его заметили незнакомые парни и зашушукались. Костя вымучено возвел глаза к потолку и втянул в легкие побольше воздуха, надеясь, что его выдержки хватит дождаться брата. Но надежда эта растаяла, когда прозвенел звонок на перемену и из кабинетов стала высыпать молодежь. Футболка между лопаток тут же намокла и прилипла. Замелькали знакомые лица. Один парнишка, обычно тусивший в туалете со всеми, заметив его, заулыбался и, развернувшись, пошел в другую сторону. Вернулся он уже с Тимуром и компанией. Костю совсем размазало, когда он глянул на них, стоявших у противоположной стены. Их разделял только редеющий поток пробегавших мимо студентов. Тимур не был таким дураком, чтобы лезть к Косте драться прямо под дверью директрисы. Поэтому компашка замерла напротив него. Просто стоять, мерзко перешучиваясь, было скучно, поэтому все они поднесли к губам пальцы, сложенные знаком «V», и, высунув языки, стали дразнить парня. Костя с равнодушным видом следил за их тупыми насмешками и прятал руки за спиной. Но вдруг ему стало реально страшно — в его сторону шла Алиса. Парни прекратили свое эротическое представление, ожидая настоящего шоу. Костя перестал дышать, а когда девушка (в эту секунду он будто не узнал ее — лицо было каким-то иным, слишком мрачным) подошла вплотную — вжался в стену и зажмурился. Парни заржали, кто-то крикнул: «Соскучилась по своему ёбырю, да?». Но она не собиралась его бить, только четко проговорила: — Мы с тобой закончили. Ты идешь на хуй, понял? Костя медленно разлепил глаза, но рот открыть даже не попытался, испуганно уставился на нее. Ей присвистнули. Дверь кабинета директрисы стала открываться, и вся эта компашка, не желая оказаться замеченной рядом с парнем, из-за жалоб которого у них могут быть проблемы, унеслась с громким топотом. Только Алиса осталась. Встретившись глазами с Матвеем, она тут же отметила сходство между братьями и спросила: — Ты Матвей? Юноша, не понимая, что происходит, покивал. — Ты хотя бы гей или тут он тоже напиздел для виду? Теперь уже старший ощутил наплыв жара из-за стыда и чуть слышно отозвался: — Вроде бы… гей. Она развернулась и ушла. Костя чувствовал что-то очень сложное, комплексное. Быстро подумал, что, чтобы с этим как-то справиться, нужно распилить это самое на кусочки. Вычленить эмоции или желания — Слава ему что-то такое объяснял, но он тогда запутался. В голове нашлось только два ответа: «Я чувствую, что хочу плакать и хочу дать кому-то в ебало». Затем он подумал и резюмировал: «А лучше всего было бы дать в ебало самому себе. Жалко, что так нельзя». Матвей что-то спрашивал у него, но брат не отвечал. Затем Костя зашагал куда-то, и выглядело это слишком уверенно. Парень тут же его понял, поймал за предплечье. — Куда?! — Надо прописать ему еще разок в ебучку. — Чего? — Пойду плюну ему на вторую штанину… для симметрии. — Уймись. Мне итак выписали на тебя чек опять… У меня на твои разборки денег не хватит, пошли. Матвей силой вывел его на улицу — благо, прозвенел звонок на пару и коридор опустел. Костя сунул папиросу в зубы еще на ступеньках. — Ты охуел?! — старший вырвал ее у него изо рта и смял. Вторую попытку закурить брат предпринял уже за калиткой — здесь это было легально, — но сам он не справился. Руки, ловко щелкавшие крикет еще с седьмого класса, не выполняли поставленную задачу. Тогда Матвей, закатывая глаза и считая про себя для успокоения, поджег ее самостоятельно. Видя пришибленный вид Кости — тот смотрел куда-то в пустоту и не замечал, как растет пепельный наконечник, — старший чуть оттаял, хотя ему и было тяжело — всего за десять минут он успел влипнуть на деньги с очередной взяткой, столкнуться с неадекватным поведением брата, да еще и поучаствовать в каком-то сомнительном стресс-опросе по поводу его сексуальных предпочтений. Как будто в жизни ему было мало своих сложностей, и вот в его переполненную бурлящую чашу стали подливать еще и братовы страдания. — Костя, что за хуйня?.. — хоть и фраза звучала грубо, но сказал ее юноша с заботливой интонацией. Парень отозвался нескоро, голос был вялый: — Ты зачем там всем наговорил, что я ее защищал? Они же всем спизданут. Все учителя — крысы. Они всех за спиной со всеми обсуждают. — Ты же мне сам сказал, что так было. — Было, — Костя стоял словно в трансе. — И? — Лучше бы со мной Слава пошел. Он бы понял… Он бы и взятку давать не стал. — Что ты несешь?! — Матвей вдруг разозлился, затряс руками. — Что за хуйню ты несешь?! Ты играешь с нами в семью, я не могу понять? Ты решил, что мы тебя усыновили и теперь решаем твои проблемы?! Я тебе не отец. У тебя есть отец. У нас есть отец. Мы его оба знаем. А ты продолжаешь создавать проблемы, как будто специально, чтобы его втянуть! Матвея жутко выбесило сравнение его со Славой. Время от времени он примечал что-то хорошее в нем, смотрел на себя, видел плохое и чувствовал двойственность: «Мой партнер такой уверенный в себе, такой веселый, находчивый, рациональный, а я — унылое говно и находить выходы вообще не умею». Он восхищался Славой, но почему-то внутренне время от времени пытался соревноваться с ним и проигрывал. Костя выбросил окурок, будто не заметил тирады брата и пошел к их дому. Матвей проследил за ним. Помешкал и направился в противоположную сторону. Глянул на часы на телефоне, высветилось сообщение от Славы: «Поделись, как пройдет». Парень прикинул, что рассказ получится нерадостный. Плюнул, развернулся и быстрым шагом стал догонять брата. Поравнявшись с ним, он сунул руки в карманы штанов и заглядывая в его лицо сбоку, спросил: — Ты справишься? — А что мне остается. До дома они больше не разговаривали, там Матвей переоделся и решил пойти в вуз. Сидеть в комнате и смотреть на удрученный вид брата хотелось меньше всего на свете. На секунду парень испугался оставлять Костю в таком расхлябистом состоянии рядом с отцом, но все же решился — мужчина только начал готовить борщ и отвлекаться на воспитательные разговоры вроде как не планировал. На всякий случай Матвей решил оценить его эмоциональный настрой, зашел на кухню и, подпирая плечом дверной проем (он всегда выбирал места в квартире, из которых было просто убежать), кивнул ему. Поскольку отец работал вахтой и часто бывал дома, он делал много всего по хозяйству, и для сыновей это не было неожиданностью. — Что-то рано ты освободился сегодня? — занимаясь чисткой моркови, спросил он. Матвей мигом вспомнил, что он вообще-то не ночевал дома и это может быть проблемой, но тут же понял, что отец, видимо, не догадался, что его утром не было, предположил, что он рано ушел в вуз. — Ну я сейчас еще схожу на пару. У нас там окно выдалось. А утром я… на работу заходил. Надо было ключи занести. — Понял. Смотри, чтобы не мешало учебе. — Да не мешает… Может, помочь тебе? — Не надо, у тебя руки-крюки, — голос отца был беззлобный, он был увлечен процессом. Матвей хмыкнул и вспомнил, как на днях при Славе сливал картошку через дуршлаг и мужчина очень удивился. Потом у парня что-то пригорело, но этому партнер уже не удивился. Папа сейчас выглядел так безобидно, по-домашнему, юноша чувствовал, что он в хорошем настроении, и что-то неожиданного толкнуло его к нему. — Научи меня готовить борщ. Отец поднял на него глаза и не поверил. — Давай, — продолжил сын. — Ты всю жизнь только говоришь мне, что у меня ничего не получается и все делаешь сам. Покажи, как надо, и я сделаю правильно. Матвей держался уверенно, легкая обида помогала ему говорить напористо. — Ладно… Главное делать все по порядку. У Кости брови поползли вверх, когда через час он вышел на кухню и застал их у кипящей кастрюли — Матвей помешивал ее половником, а отец что-то подсказывал, стоя рядом. «Брат совсем ебнулся», — подумал он. Несколько часов назад то же самое слово в слово говорил в мыслях и старший… Переглянувшись с Костей — он недоверчиво посмотрел на него, мрачный, налил себе воды и ушел, — Матвей почувствовал что-то отрезвляющее, до этого парень прибывал в нервной эйфории. Вдруг сказал отцу: — Слушай, на пару мне надо все-таки успеть… Пойду. — И есть не будешь? — Нет. По дороге в вуз юноша испытал отвращение к себе, к своим нелепым попыткам. Как-то поругался мысленно, разозлился, завернул в КБ, купил там чекушку коньяка и залил его в бутылку колы. Придя наконец в вуз (парень учился в филиале одного известного университета, в единственном высшем учебном заведении их маленького города), он попивал свой коктейль на задней парте и с безынтересным видом глядел в окно. Кабинет был большой, а из их группы сейчас тут сидело человек двадцать пять, поэтому рядом с юношей места пустовали. Но вдруг сидевший по диагонали от него одногруппник выждал, пока лектор отвернется, и подсел к нему. — Здорово! Матвей смерил его подозрительным взглядом и кивнул, отодвигаясь ближе к окну. Он в принципе недолюбливал этого вертлявого брюнета. Сначала парень отнес его к активистам — он любил развязно болтать с преподавателями, вызывался им на помощь. Затем решил: этот Кирилл просто так убивает скуку. — Унюхал тут у тебя. Поделишься?.. Матвей неохотно протянул ему бутылку и подумал про себя: «После него допивать не стану!» Кирилл бахнул прилично, поморщился и заметил: — Давно тебя на парах не видел. Юноша знал, что ему нужно ответить и пожал плечами — они раньше не разговаривали, с чего вдруг сейчас он подсел к нему, как друг, — было неясно. До конца оставалось еще минут пятнадцать, и Матвей судорожно следил за стрелкой на часах над маркерной доской. Кирилл же поглядывал на него сбоку и молчал, минуты за четыре до конца, он спросил: — Сходим куда-нибудь вместе? Матвей ошалело повел глазами в его сторону. Долго не мог ответить. Он и так был хорош из-за выпитого на голодный желудок алкоголя, да еще сверх того накладывались откровенный разговор со Славой утром, нервотрепка с братом в колледже, кулинарный мастер-класса отца. А тут теперь и этот. Слишком много впечатлений для одного дня. И все-таки что-то теплое ворохнулось под сердцем. Спьяну показалось, что его наконец заметили, с ним хотят общаться! Подумал: «Может, потому, что волосы отросли? Скинхеды-то всех пугают». — Куда сходим?.. — не веря, спросил. — Можно в туалет, — Кирилл нехорошо улыбнулся. — Чего? Парень усмехнулся и, тыкнув что-то в телефоне, положил его на стол рядом с ним. Матвей опустил взгляд на экран — перед ним плыло сообщение. Что-то там про него, про его ориентацию (в основном на тюремном жаргоне) и замыленная фотка, на которой его голова была криво прифотошоплена куда-то в гей-оргию. Юноша как будто бы и не удивился, скрипнул зубами. — Что скажешь? — Кирилл с любопытством следил за его выражением лица. — Я был раньше с наци, потом ушел от них. Вот они мстят. Мы частенько вычисляли человека вк или инстаграмме*, придумывали красочный текст и отправляли всем его друзьям. Иногда делали это для шантажа, иногда — просто проучить. Фотка — фотошоп, ты же сам видишь. Одногруппник, удовольствовавшись ответом, убрал телефон в карман и, откинувшись на спинку стула, искоса глянул на Матвея. Тот не обернулся к нему. Преподаватель закончил, и все стали собираться, Кирилл поднялся и кинув: «Спасибо за выпивку», ушел. Матвей сунул ни разу не тронутую за пару тетрадь в рюкзак и ощутил, как тело наполняется волнением. Ему повезло, что он узнал это на пьяную голову — воспринимать было проще. По коридору он брел, смотря себе под ноги, вспоминая, кто у него был в друзьях вконтакте: некоторые одногруппники, с которыми он решал вопросы по учебе; собственно, кто-то из наци; наверное, какие-то бывшие одноклассники. Мысль о том, как парни, учившиеся с ним в школе, получат этот кринж и начнут обсуждать, мерзко защипала где-то в груди. Они и так всегда с подозрением косились на него, а тут еще им добавят поводов для сплетен. Юноша удивился, как ему важно мнение ничего не значивших для него людей и зашагал в сторону работы. «Слава, наверное, тоже получил письмо… Придется ему сказать. Эх…»