***
Через два дня Матвей все-таки пожалел, что не удержал тогда Костю и не расспросил его о делах — ему опять позвонили из колледжа. Заглянув туда на беседу, юноша, понурый, приплелся к Славе. — Как оно? — мужчина вскинул брови, оценивая настроение партнера. Матвей опустился на стул на кухне, неохотно отозвался: — Сплошная комедия. Мужчина налил ему чай, сел напротив. — Так? — Я вообще не представляю, что он там вытворяет, — Матвей смотрел куда-то мимо. — Опять его два дня не было… — Блин, надо было тогда правда ему написать, — Слава забеспокоился. — Да не, погоди… Там есть вторая новость… Там вообще песня. — Ну? Парень криво улыбнулся и, закинув ногу на ногу, ответил: — Мне там сказали… Знаешь что… Сказали… «Ваш Костя, кажется, голубой». — Что?! — Слава прыснул. — Именно это! Позвали какую-то учительницу, сели там эти тетеньки вдвоем надо мною. Ну как допрос. И говорят: «У Кости конфликт с мальчиком, он к нему пристает. Пристает, ну, как домогается». Они оба заулыбались и, конечно, не поверили. Матвей продолжил: — Сказали, мол, проходу ему не дает, на урок пришел к нему и какие-то жесты неприличные показывал. Еще я не понял там. Сказали, что он до этого дружил с лесбиянкой, поэтому точно гей. Сказали: какая-то проблемная девочка, себе на уме. Про подругу — это что ли, его девушка? Ты не знаешь? — Она не лесбиянка. Это уж они придумали. — Ну ладно… Что делать теперь — вообще не знаю. — А с Костей говорил? — Конечно, — Матвей закатил глаза и скрестил руки на груди. — Прям с порога ему набрал и спросил: «Извини, не подскажешь: а почему все уверены, что ты гей? Ты чем там в шараге вообще занимаешься, дружище?». Мужчина посмеялся — он не ожидал, что юноша так легко воспримет новую порцию неприятностей брата. — Слав, а ты можешь сам с ним поговорить на эту тему?.. — Могу… — мужчина задумался. — Ладно, это нормально, что тебе такое неловко обсуждать, а мне, как чужому человеку, попроще. Я попрошу его зайти вечером. — Спасибо… — Матвей чмокнул его в губы.***
Костя пришел часов в семь — Матвей уже был на работе. Слава посадил его ужинать. Парень не справлялся с длинными макаронами (они летели мимо тарелки) и ломал их вилкой. — Ты весь сигаретами провонял, — вдруг решил прочитать ему нравоучение Слава. — В день, поди, больше пачки куришь? — Больше. — Погибнешь от такой красивой жизни… — Да ну, мне нравится. Ты сам почему решил бросить курить? Сколько ты вообще курил? — По приколу курил еще с восьмого класса. По серьезке, наверное, после школы начал… У меня на работе тогда перерывы давали для курящих, очень расслабляло, много там курил, да и партнер у меня курил тогда… Я за ним все повторял. — Порвал типа с ним и с сигаретами решил порвать? Слава грустно улыбнулся и поковырял пасту в тарелке. — Нет, я бросил курить из-за двенадцати дверей. — Чего?! — Я переехал тогда к родителям и у них дом не как здесь пятиэтажка, а высотный. И там ты выходишь из квартиры… И у тебя две двери квартирные, потом идешь к мусоропроводу, там еще одна, потом еще аж две на лестничную клетку, потому что там тамбур, ну и комнатную я еще считаю. Выходит шесть штук. И ты утром встаешь, у тебя все мышцы тянет, пока сигаретку не раскуришь, и всего ломает, на душе кошки скребут, ну, понимаешь. А курить можно только в подъезде. И вот ты идешь — в одну сторону шесть дверей открываешь-закрываешь и в обратную — столько же. Мне надоело. Я не люблю еще за микробы браться. Поэтому я бросил. Костя рассмеялся. — Ну ты и этот… Погоди, это если десять раз покурить выйти — тебе надо было сто двадцать дверей открыть?! Вот это да. Кошмар какой-то… — парень наигранно ужаснулся. — А дай кетчуп. — Зачем тебе кетчуп, если это болоньезе, — Слава вздохнул, не вставая, открыл дверцу холодильника и достал упаковку хайнца. — Слушай, а можно мне пиво, — Костя заметил его на полке и не удержался. — Мне скоро восемнадцать. Слава подумал минутку, снова вздохнул и протянул парню бутылку эссы, дал ему открывашку. Костя поморщился от того, каким сладким был грейпфрутово-ананасовый напиток, и спросил: — Скажи, а все геи пьют женское пиво? Слава закатил глаза и ответил: — Кость, а тебя уже выгнали из феминистов или ты еще держишься там каким-то образом? — Выгнали. — Ну так тебе и надо, — мужчина показал язык. — Только не налегай на него, у меня еще разговор есть… — А что такое? — Тебя в шараге опять два дня не было… Извини уж за прямоту. Костя похлопал глазами. — Ну… — подумал, что Матвей, значит, знает, и загрузился, пробурчал: — Что он сказал? — Матвей? — Да… — Ну про твои приключения поведал… — Не, как он тип сам. Че думает? Злится? — Да нет, мне кажется, он уже смирился, что ты такой сложный мальчик… Ты его так удивляешь, что он устал уже удивляться. — А… ну, класс… — Костя отхлебнул пива. — Вкусное? — Славе вдруг захотелось немного подколоть юношу. — Ну да. — Кость, а ты… ну… не гей случайно? — мужчина смотрел на него в упор и улыбался. Парень глянул на него из-под нахмуренных бровей и поставил бутылку. — Это ты решил, потому что мне пиво ваше нравится, что ли? — Наше… хе… Может — поэтому, может — потому, что про тебя в колледже учителя толкуют, — Славе хотелось как-то поиграть с ним еще, настроение было хорошее, но все-таки он старался говорить необидно. — Чего блять??? — Давай лучше ты мне расскажешь, что там происходит. Почему они все думают, что ты подкатываешь к какому-то бедолаге? — Нихуя се, — Костя задумался. — Это я Тимуру сдачи дал. Видимо, получилось. — Очень изощренно… Ты же не делаешь реальной жести? — Да нет… Я просто там… Ну типа сыграл. Да все поняли, что это рофл и назло было. Это учителя эти ебенячие нихуя не всекают. — А… ну ладно… — Погоди, они че Матвею сказали, что я гей?! — Типа того. — А он че? — Ну, мне сказал. — Нет, я имею в виду: поверил? Мстислав поднял одну бровь и вопрошающе наклонил голову набок. — Ко-о-ость, почему ты думаешь, что твой брат тебя так плохо знает? Парень пожал плечами и испуганно посмотрел на Славу. Отпив еще пива, он спешно поставил бутылку, вспомнив, что начался этот разговор с его замечаний о том, что сладкое пиво пьют только геи и женщины. Мужчина чувствовал, что юноша мнется и что-то его беспокоит, поэтому добавил, глядя в свою тарелку: — Если хочешь о чем-то таком неловком поговорить — говори. Я слушаю. Костя подумал и разглядывая сувенирные тарелочки на стене сбоку, ответил: — Ну, я, например, не догадывался, что он гей. — Правда? — Я не знаю, иногда он вел себя как мямля, тогда я думал, что он, может, и из этих. Но вообще он же бегал с нациками, околофутбольщиками этими, хз вообще с кем. Но они же там дрались. Типа как мужики. Да мы с ним особо и не разговаривали никогда. Откуда мне было знать. — Но я же не мямля, хотя и гей. — Да знаю я. Но Мотя… Матвей… он же не такой, как ты. — В плане? — Ну он как девочка же. Мстислав задумался, подпер кулаком щеку и спросил: — Погоди… ты сейчас аллегорически обсуждаешь со мной нашу с твоим братом половую жизнь?.. — Нет, фу, блядь, нет! Мне плевать вообще, что вы там делаете — это меня не касается. — А что ты имеешь в виду? Что все геи как девочки? — Да нет. Есть геи как мальчики, как ты… А есть как он… — Мы сейчас точно не говорим про секс?.. Потому что это стереотип, что все-все геи делятся на… — Да нет, фу, блядь, нет! — Костя злился, что Слава его не понимает. — Ну я раньше не думал, что геи, которые как мальчики, они прям существуют… Я просто не задумывался о таком. Мне казалось, что они все как девочки… — Я, конечно, сделал бы тебе замечание насчет сексистских формулировок, упомянул бы, что гендер — это социальный конструкт…. Но тогда это тебя совсем собьет и я вообще ничего не пойму… Поясни, пожалуйста… — Ну вот вы типа начали мутить с ним, — парень смотрел в стол и крутил рукой в воздухе. — И ты сразу, как мальчик, стал решать его проблемы… к себе жить взял. Ну вон там даришь ему всякое… А он, как девочка, под заботой. Ему надо, чтобы за ним ухаживали, чтобы его защищали. — Хорошо, это я понял… Но я кстати тоже хотел бы, чтобы за мной ухаживали. У твоего брата просто опыта не было, он не очень, мне кажется, понимает, как это работает в отношениях… Хм, ты мне накинул мысль: а может, он думает, что мы распределились по ролям: мальчик-девочка и всё — теперь надо соответствовать. — Ты о чем? — Я иногда думаю: почему он мне ничего не дарит, как-то меня не пытается порадовать… Я не из меркантильности. Просто это же может означать, что он не любит меня, раз ему не хочется делать меня счастливее. А если он просто пытается соответствовать роли «младшего» партнера — тогда дело не в этом… — Ой да ну, Матвей просто тугой. Он ничего не понимает, — Костя поморщился. Слава рассмеялся. — Хорошее же у вас мнение друг о друге! — Да я не с предъявой. Ну, я не умею с людьми общаться. Я вон хотел как лучше с Лисой — опять какая-то параша. Я поэтому два дня не ходил. Хз, как туда вообще показаться. Мотя тоже ни с кем никогда не дружил. Его чморили всегда. Не как меня, конечно. Но просто не разговаривали с ним. Он не понимает, как с людьми надо. Для него это — ну, типа лабиринт. Для меня так же. Я вообще не понимаю, как с ними общаться. Только пробовать умею — и так и сяк — все какая-то хуйня. — Брат твой кстати пробовать не особо умеет. Всегда как-то по одному принципу действует… Они помолчали. — Ты ведь вел к чему-то… да? — осторожно спросил Слава, и положил подбородок на сцепленные в замок руки. — Я тоже как Матвей… — А? — Я тоже как девочка, — Костя зарылся рукой в русые волосы, а второй покрутил бутылку. — Я тоже хочу, чтобы меня защищали. Мстислав подумал, прежде чем ответить. — Хм, ну это же не плохо. Это тебя беспокоит? — Может, это значит, что я тоже… гей? Они встретились глазами, и Костя быстро разорвал зрительный контакт, а Слава откинулся на спинку стула, озадачено протянул: — Ну э-э-эм… — ему понадобилось некоторое время, чтобы найти нужные слова. — Тебе ведь нравятся девочки… — Да, но мне нравится, чтобы меня защищали. Наверное, мне бы хотелось так же, как у Матвея, чтобы кто-то просто появился и помог мне со всем этим справиться. Следил бы за мной… — признание далось ему с трудом. — Но это же необязательно должен быть мужчина. Я имею в виду, видеть в партнере решение всех своих проблем, — это… наверное, опрометчиво и может привести к чему-то плохому, но если мы сейчас конкретно про твою мысль… Я знаю достаточно семей, в которых главная женщина. Она все решает, она направляет. И никто не стесняется. — Я просто подумал… Я не имел в виду типа, что мне хочется с мужиком, — Костя поморщился. — Просто я подумал: а как это было у Матвея? Он знал изначально или тоже просто жил, а потом раз! — увидел тебя и все понял?.. Что он такой… Вдруг у меня просто еще, а потом я вдруг… и вот это почувствую… Это просто пиздец будет… — парень закончил и допил пиво. — Кость, — интонация Славы стала вкрадчивой, он накрыл его руку своей. — Так практически не бывает. Конечно, Матвей знал с детства. И ты бы знал… Я думаю, что ты попал в это все: стресс и прочее. Поэтому у тебя как-то все в восприятии смешалось. Юноша убрал руку и насупился. Мстислав продолжил: — Не накручивай себя. Ты же сам прекрасно знаешь, что тебе нравится Лиса. Она тебе нравится? — Да. — Ну и все. — И я не знаю, что мне с этим делать… Как же мне… вернуть ее, — Костя понизил голос. Мужчина удивился резкому переходу: минуту назад он боялся, что окажется геем, теперь — вспоминает про девушку. «Ну его и штормит, конечно…» — Слушай, я вот подумал. Что-то сразу и не предложил: решил — откажешься. Ты не хочешь поговорить с психологом? У тебя очень трудный этап в и без того трудной жизни. Все так навалилось. Я не гарантирую, что это поможет, но вряд ли станет хуже, если хорошего специалиста найти. Костя помотал головой, не сразу ответил: — Я думал тогда, когда я последний раз в шараге был, что у меня получилось наконец. А оказалось — только хуже опять сделал. — Ты извинился перед ней? — Не успел… Не смог. — Знаешь, может, ей тогда уже и не нужны твои извинения… — А? — Первые дни страдания — самые тяжкие. А ты оставил ее в них одну. Потом-то уже суп с котом. Прости за прямоту. У Кости вдруг исказилось лицо, и он закрыл его рукой, весь согнулся, отворачиваясь от Славы. Заплакал, при этом очень сдерживаясь — весь сжавшись, подавляя дрожь. Мужчина в ужасе посмотрел на него и растерялся — это было слишком неожиданно. — Кость… — Я не понимаю, как поправить… пытаюсь и не получается… Я не понимаю… Поправить… Я думаю-думаю-думаю и не понимаю… Я такой тупорылый. Я с ней по-другому себя чувствовал… Ничего не было страшно, — он задыхался после каждой фразы. Слава поднялся, переступил с ноги на ногу. — Так, иди сюда, — мужчина осторожно подступил к нему сбоку, потянув, заставил встать и обнял. Юноша изо всех сил старался удерживать это в себе, поэтому все его тело было каменным, по щекам катились обильные слезы, а дыхание все время перехватывало. Прижавшись к нему, Слава ощутил напряжение в мышцах. Объятие было тяжелым — Костя не обнимал его в ответ, поэтому мужчине казалось, что он насильно прижал его к себе и это не помогает. Тогда он отпустил его и, наклонившись, заглянул в глаза. — Костя, если ты уж плачешь, то позволь себе делать это по-настоящему. Станет проще. Я тоже плачу. И твой брат. Мужчины тоже плачут. Это нормально — чувствовать. Юноша поднял на него свои влажные глаза, долго пытался понять услышанное — слова пробивались, как через большой слой воды. Наверное, он даже не разобрал смысла сказанного, только лицо Славы было таким печальным, таким сострадающим, что Костю прорвало — он заплакал еще сильнее и сам стиснул мужчину в объятьях. Мстислав долго гладил его по голове и шептал что-то на ухо, но юноша ничего не слышал, только ощущал тепло тела — и это было лучше слов.***
Когда Матвей разувался, он сразу заметил грязные Костины кроссовки, брошенные посреди коридора. В квартире было тихо и полутемно. От зажженной в прихожей лампы к кухне-гостиной скользнула желтая полоска света, но там никого не было. Матвей нашел их во второй комнате. Окно не было зашторено, и уличный фонарь освещал лежавшего под одеялом брата. Он выглядел уставшим и болезненным. Слава лежал рядом, одетый, поверх одеяла и держал в руке телефон — так и уснул с ним. Матвей слабо улыбнулся, ощущая умиротворение от увиденной картины, и тихо зашторил окна. Задержался у порога, глядя на них и надеясь, что мужчина все-таки проснется сам, но тот мирно сопел. Вдруг у Матвея звякнул телефон, и он спешно вышел, чтобы никого не разбудить. На кухне он посмотрел на оставленные на столе тарелки и убрал их в раковину, включил воду, чтобы замочить, и с задумчивым видом стал следить за тем, как вода покрывает их поверхность. Телефон снова звякнул. Надо было поесть, но он слишком устал. Впервые за долгое время ложась в постель один, Матвей чувствовал, что ему сегодня особенно холодно: как-то и физически, и ментально. Телефон опять звякнул. — Блять… С недовольством юноша вылез из-под одеяла и выключил звук. Когда он разблокировал экран, тут же увидел последнее сообщение и поморщился. «Мы тебе устроим ночь длинных ножей». Отвечать он не стал, но отправителя заблокировал, хоть это и было бесполезно — напишет с другой страницы. В кровати его стало одолевать беспокойство. Не из-за сообщения, а из-за того, что он так и не рассказал об этом Славе… А время шло. И он точно разозлится, когда узнает, как долго Матвей скрывал.