Нечётный четверг

Матвей провалился в тяжелый сон. Он часто приходил в себя, открывал глаза, но ворочаться сил не было. Утром он проснулся со стойким ощущением, что все это ему приснилось. Хотел встать, да не вышло — значит, не сон. Костя услышал, как брат зашипел от боли, спросил с верхней койки (сегодня они поменялись местами): — Ты как?.. — Сносно… Где папа? — Уехал. — Куда?.. — не веря спросил он. — На вахту. Он собирался в этот день. У него билеты были. — Как… — Так. Матвей растерянно стал думать. В голове все еще стоял туман. Может, сам разговор — это был бред или сон?.. Так реалистично. Почему же он уехал? Почему не задержался, не остался с ним? Разве он не волнуется больше? Передумал и решил сбежать? — Костя, у нас есть еще обезбол? Сделай мне укол, пожалуйста. Брат шустро слез с кровати, в трусах стал шарить в оставленной на столе аптечке. Уколол его быстро, уже делал так раньше, поэтому хорошо умел. — Мама меня видела?.. — не оборачиваясь, прошептал Матвей. — Ты уже спал тогда. Она поздно от соседки пришла. — Что, как она восприняла? — А ты сам как думаешь? Матвей уловил в ответе брата нотки обиды и промолчал. Когда он успел еще и перед Костей провиниться — он не помнил… Младший мельком глянул на его лицо и испугался. Низ подушки был залит кровью. — У тебя кровь! — Спокойно, это губа эта блядская… Опять мне расхерачило ее. Давай обработаем. Матвей повернулся на спину и очень удивился лицу брата: кажется, он не спал ночью и выглядел очень плохо. Костя приложил ватку, и Матвей взвыл: — Ай! Куда ты мне зеленку в рот суешь! У меня ожог будет. Перекисью кровь останавливают. Голос у него был хриплый, брат дернулся от неожиданности и ушел к аптечке. На другой раз вернулся уже с перекисью и пластырем. Потом дал Матвею воды. — Спасибо… — старший выдохнул и закрыл глаза, от обезболивающего его опять вело в сон. — Наволочку поменять тебе? — Костя суетился и вертел в руках покрасневшую ватку. — Не надо. А то опять изгваздаю. Извини, что тебе приходится… И спасибо. — Матвей, я напишу ему? Парень сначала как будто бы и не понял, кому собирается написать брат. Затем даже глаза открыл и вспомнил кое-что очень важное. Молчал минуты две. Костя взял в руки телефон, тогда Матвей сказал жестко: — Нет. Не смей. Напишешь — и ко мне можешь больше не подходить. Младший опять потерялся и ничего не стал делать. Брат отвернулся к стене и больше с ним не заговаривал. День прошел у Кости просто ужасно. Он не ходил в колледж, и мама тоже осталась дома. Они вдвоем все время подходили к Матвею, делали уколы, меняли пластыри, спрашивали о самочувствии. Утром парень еще отвечал, потом стал игнорировать. Они перепугались, но поняли, что юноша, видимо, слишком слаб, и оставили его в покое. Мама трижды приносила еду, но он не притронулся, только вечером поковырял немного пюре. Вставал сам по нужде, передвигался медленно и опирался о стены. Когда брат хотел поддержать Матвея за руку, он отдергивал ее. Еще днем, когда мама готовила, Костя вышел к ней серо-зеленый. Она нежно тронула его за плечо и попросила пойти прилечь, но сын отказался. Вымотанный, следующей ночью он смог уснуть, но глаза открывал все равно часто, прислушивался к дыханию брата. На второй день все повторилось: Матвей лежал, ел мало, всех игнорировал. Костю это очень пугало, под вечер он присел на краешек кровати и нерешительно начал: — Матвей, если ты злишься на меня, я очень извиняюсь. Я правда хотел тебе помочь, прости меня, пожалуйста, я растерялся… затупил, мне стыдно. Но брат никак не отозвался, тогда Костя продолжил, говорил долго, говорил всякое, что было у него в голове. — Может, вызовем врача?.. Тебе говорить больно? Я дам тебе телефон и ты будешь печатать? Я тебя очень прошу… ты же меня слышишь? Пожалуйста, разреши позвонить Славе… После его длинного монолога Матвей как будто на мгновение вышел из транса и сипло ответил: — Не хочу ничего. Уходи. Костя пристально посмотрел на его лицо — он все время отворачивался к стене, и юноша видел только профиль — глаза у него были стеклянные. Еще когда тогда ночью мама вернулась домой и застала Матвея избитым, она очень перепугалась и Костя, сам тяжело отходивший от полученных впечатлений, успокаивал ее в коридоре, говорил полушепотом, чтобы отец в комнате не слышал: — Он сам дошел до дома, его только наверх подняли, значит, не все так плохо… Ну его и раньше били… Не так сильно, конечно. Все будет нормально. Мама стояла с опрокинутым лицом и с нервозностью спрашивала: — Это этот его мужчина, да? Так ведь? Парень удивился, они глянули друг на друга, и маме стало больно при виде опухших от слез глаз сына. — Нет. Не может такого быть, — Костя даже головой помотал, говоря это, скорее, самому себе. — Он не такой… Наверное, его дружки-нацисты. На третий день Косте опять пришлось успокаивать маму: она не понимала, почему Матвей не отвечает на вопросы, не встает с кровати. Когда женщина садилась рядом, ставила маленький поднос с позвякивающими тарелками на табуретку и с тревогой повторяла: «Ну как ты?», «Хочешь что-нибудь?», «Помочь тебе встать?», он накрывался одеялом с головой, словно пытался спрятаться от раздражителя. Это пугало и выводило из себя. Растерянная, мама раз даже накричала на него: «Ты специально меня мучаешь?! Хочешь отомстить?!». Потом правда расплакалась, стала извиняться, погладила сына по голове, но он поморщился, и она убрала руку. Косте последний день было тяжело в комнате, и он сидел в телефоне на кухне. Мама вернулась к нему с нетронутой едой на подносе. Сын с надеждой поднял на нее глаза, но женщина лишь тяжело вздохнула. — Позвони ему. — Отцу? — Костя удивился. — Нет. Тому, с кем он жил. — Да это не может быть он, я не верю… — Я не про то. Позвони ему, чтобы он пришел сюда. Парень молчал с минуту. Мама с безжизненным лицом настраивала воду в кране. — Он взял с меня слово, что я ему не стану звонить. — Тогда дай его номер мне. Костя не поверил, поразмышлял какое-то время, затем все-таки переслал номер маме в вотсапе. Фактически запрета он не нарушил. — Как его зовут? — женщина поднесла к уху телефон. — Мстислав. — Какое имя странное, — равнодушно заметила она. Костя вдруг стало нестерпимо неловко, и он пошел в ванную, лишь бы не подслушивать. До его ушей донеслось только: «Здравствуйте, это Мстислав? Я мама Матвея…»