Нечётный четверг

Ночью Слава ощутил тревожность и проснулся. Долго промаргивался, прислушиваясь к Матвею — тот дышал беспокойно. Мужчина погладил его по щеке, чтобы успокоить, но тут же испугался — она оказалась горячей. Тронул его мокрый лоб и разбудил. — Эй, ты как? Мне кажется, у тебя жар… Может, сбить? Матвей проснулся, но не сразу ответил, пытаясь прийти в себя. — Чего-то мне неважно… Слава зажег лампу на тумбочке и обеспокоенно глянул на его лицо — на нем тут же блеснул свет, ясно очерчивая синяки под глазами и блеск кожи. Матвей долго боролся со слабостью и сонливостью, затем сказал: — Меня, кажется, сейчас будет тошнить… Мстислав отвел его в ванную и нервно ожидал под дверью. Матвей прополоскал рот и, держась обеими руками за раковину, позвал его. Мужчина с болью глянул на его серо-зеленое лицо и помог дойти обратно, уложил в кровать. — Сколько времени? — Матвей медленно опустил голову на подушку и остался недоволен своим положением, поморщился от головокружения и, приподнявшись на локтях, забрался выше. — Шесть. Как ты? — Кружит… Голова раскалывается, но сейчас полегче. — Может, поедем в больницу? — И что они мне там сделают… Нет. Слава сунул ему градусник в подмышку, дал воды. Когда он достал его, парень, обессиленный, уже провалился в сон. «Ладно, видимо, спадает, 37 — немного». Мужчина долго смотрел на его измученное лицо (юноша приоткрыл рот, были видны швы на нижней губе) и успокаивал себя словами: «Врач сказал, что первую неделю-две будут боли и головокружение… Значит, так должно быть…» Вместе с тем Мстислав переживал, что это что-то плохое и они должны срочно ехать в больницу, и не мог перестать думать об этом. Останавливало его только нежелание юноши: мужчина понимал, что переубедить его будет довольно сложно. Погасив свет, Слава лег рядом и взял его за руку, но сон не шел. Через полчаса он решился пойти на кухню, перед этим долго с включенной лампой разглядывал лицо парня, трогал лоб, пытаясь понять: лучше ли ему? Спал он спокойно — выходило, что лучше. Вообще Мстислав приметил, что сон его последние дни крепче. Возможно, из-за общей слабости. Они ложились в одно время, но юноша засыпал быстрее и просыпался позже. Иногда даже днем клевал носом, закрывал глаза за просмотром ютуба. Наверное, поэтому его перестали мучить кошмары: по крайней мере, Слава его взволнованных ночных бормотаний больше не слышал. Мужчина вообще постоянно ловил себя на ощущении, что Матвей какой-то другой. Стал сдержаннее, открытее, увереннее. Как будто его там не побили и он три дня не лежал с депрессивным эпизодом — а вместо этого втайне от него записался к психологу и ходил на терапию… Мстислав вроде бы и рад был неожиданной перемене в характере, но не переставал волноваться: слишком резко, слишком внезапно. Решил, что это посттравматический стресс дает о себе знать, приглушая эмоции. С другой стороны, ему думалось: «Вдруг он переживал из-за нависшей угрозы, а теперь, когда буря уже прошла, успокоился и стал чувствовать ровнее?» Но после, когда часов в десять Матвей проснулся, Мстислав переменил свое мнение. Мужчина, кстати, больше не ложился: сидел на кухне с телефоном, забравшись с босыми ногами на стул, и изредка в задумчивости поглядывал на растекавшийся по темному небу красный восход. За завтраком юноша был мрачный и молчал, а ближе к обеду совсем потерял настроение и холодно попросил «оставить его в покое». Вечером он извинился: глядя куда-то в стену, сказал: — Я не хотел грубить. У меня бывают такие дни, когда все в тягость, смотришь на быт — и все отвратительно. Я знаю, что они проходят и потом я нормально смотрю на все эти вещи вокруг меня. Но когда вот я сижу в этом состоянии и кажется, что в моей жизни нет ничегошеньки моего, — это больно. Слава, хоть и тяжело перенес неожиданное отстранение, от откровенности растаял (после избиения он вообще, обижаясь на Матвея, испытывал вину за это чувство, поэтому если он и ощущал уязвленность, то старался не давать обиде корма для роста). — Расскажи мне о своем переживании. Матвей сидел на кровати с грудой подушек за спиной. Слава гладил вещи на доске перед ним (обычно они делали это в другой комнате, но мужчине было слишком тревожно, что юноше опять станет плохо, поэтому он пришел сюда). Кстати раньше Слава свои вещи не гладил, но, когда узнал, что Матвей считает, что гладить нужно все: от носовых платков до постельного белья, — подстроился под него. В конце концов, кто же его такого неаккуратного замуж возьмет… Надо было соответствовать… Матвею хотелось поменять позу и обхватить коленки, но лодыжка все еще была в бандаже, поэтому он не стал. — Мне много чего не нравится в моих днях… — серо начал он. — Мне неинтересна моя вузовская специальность… — Я, если честно, так и не понял, чем ты после выпуска должен заниматься?.. — Да я и сам не понимаю. Землеустройство, кадастр, геодезия. — Страшные слова. Буду считать, что ты землекоп! Это слово я знаю! А как ты оказался на факультете, который тебя не привлекает? — Угадай… — Отец посоветовал? — Отец выбрал. — Мило… — И знаешь, — нога затекла, и Матвей, морщась, стал растирать ее. — Вот я устроился на работу… в эти телефоны. Эх, я раньше и не думал, что работать так… — Трудно? — Нет… Тошно! Вот! Вот это слово хочу подобрать. И вот я сижу там часами в сплошной бессмыслице — потому что все это так ненужно и незначимо. И тошнота подступает: и на это я трачу свою жизнь! Она же проходит, тик-так, тик-так, а я сижу, скучаю. И ладно бы это было инвестицией в будущее. Ну, я чувствовал бы, что двигаюсь куда-то, приближаюсь к цели… — парню было неловко жаловаться: его с детства учили, что работать в принципе тяжело, поэтому терпеть надо молча. — Ох, как мы с тобой похожи… А какая у тебя цель? — Слава внимательно слушал, продолжая гладить и время от времени поднимал глаза на партнера. — Да не знаю я! Понимаешь, я как-то жил всегда в своем мирке… И боялся даже высунуться из него, как-то размечтаться о чем-то. И мне очень страшно… ну, понимаешь, что я так связан с тобой. Что ты моя единственная веточка… которая сцепляет меня с жизнью, которая мне нравится. Мстислав ответил неожиданно бойко: — Надо пробовать новое! Ты поправишься и будешь открывать всякое: что-нибудь да понравится. Главное, чтобы ты не чувствовал вот этого всего депрессивного: оно тянет вниз, сковывает. Я рад, что тебе лучше от общения со мной… Хоть я и с большой натяжкой могу назвать наши отношения «исцеляющими», — Слава, подумав, добавил: — Ладно, даже с натяжкой — не могу. Но… будем над этим работать, да? Матвей покивал и не стал спорить: сам он был убежден, что, если бы не Слава, он так бы и мучился, думая над решениями: уходить от наци или нет? пробовать с парнем или нет? жить с отцом или пытаться съехать? Раньше юноша тратил уйму сил на эти размышления и в итоге всякий раз заключал: ничего не получится — у меня нет сил что-либо менять. Мужчина, видя, что юноша молчит, решил развить мысль: — Это со стороны может звучать, как будто я говорю: ха-ха, просто найди хобби, иди за мечтой, принцесса, и вся твоя хандра пройдет! Но я не в этом смысле. Поиск себя в молодом возрасте — это всегда сложно. Сложнее, наверное, только в зрелом возрасте. Я тебя в любом случае поддержу. — А ты хорошо себя чувствуешь, работая в типографии? — Матвей спросил это прямо, а потом подумал: неловко… как будто подразумевает, что каждый должен все время стремиться к большему. — Мне нравится там. Это намного лучше, чем мои прошлые работы, и коллектив приятный. Мы угараем много. Но я… да, думаю, в будущем попробовать кое-что другое. Я вообще такой человек: мне скучно на одном месте, не могу стоять, хочу все время бросаться во что-то новое. Иногда это тяжко. Я могу проснуться с такой внезапной гиперфиксацией в голове. — Это как? — Ну однажды мне приснился сон, что я программист, и весь день я ходил с мыслью, что мне срочно нужно им становиться! Но при этом я понимал, что это такое… невротичное. Что вот завтра я передумаю и вообще-то мне это неинтересно. Иногда это можно использовать как нечто полезное: когда такая фиксация происходит на чем-то привычном, на проекте на работе там, ты просто занимаешься этим и класс. А так ты ходишь… горишь желанием ворваться в это дело за один день, потратить все деньги на курсы и успокаиваешь себя: так, завтра ты уже и не вспомнишь! Просто высасывает энергию. — Блин, я завидую такому энтузиазму… Мне ничего не хочется. Ты планируешь что-то конкретное на будущее? Слава опустил глаза и не сразу ответил — он из суеверного страха не любил делиться какими-то долгоиграющими планами. — Я думаю поступить в ВУЗ на заочку. — Ого! Тебе ведь уже двадцать пять. — На заочке учатся взрослые люди. — А ты на типографское что-то? — Нет. Матвей удивился его скрытности и заворочался: повернулся набок, чуть морщась от боли. Как любопытный щенок, со вниманием стал заглядывать ему в лицо. — А это что, секрет? От меня?! — он с деланным возмущением надул губы. Мужчина отложил поглаженную футболку в стопку и взял штаны, ответил как бы между делом: — Я не люблю рассказывать о чем-то, что кажется мне труднодостижимым. Матвей понял, что не успокоится, пока не узнает, и заканючил: — Ну я вот тебе все говорю! Слава подумал и нехотя отозвался: — Я хочу поступить в педагогический. Юноша удивился. — Ты хочешь быть учителем? Мужчине не понравилась его интонация, и он, кивнув, продолжил невозмутимо гладить. Матвей смягчился и с огонечком в глазах стал расспрашивать: — А почему? А какой предмет? Вообще, наверное, по характеру это очень твое — ты же любишь поучать! — Буллишь меня? — Мстислав слабо улыбнулся и стал сворачивать носки по две штуки. — Нет! Я в смысле… ну правда. Просто, конечно, не думаю, что это безопасно работать гею в школе в этой стране… — юноша решил оборвать мысль, чтобы не расстраивать партнера своими опасениями: он помнил, как они с дружками-наци по соцсетям вычисляли ЛГБТ-людей в сфере образования, звонили на их места работы, устраивали аутинг и добивались увольнения. — А про предмет ты так и не сказал. — Прояви мастерство дедукции. — История? — Были такие идеи… Тепло, но не то… — мужчина кивнул на прикроватный столик: на нем лежали две книжки: сборник Цветаевой и повести Куприна. — Литература?! — И русский язык. Юноша задумался. — А почему именно это? — Нравилось в школе. Но ты меня раскусил: мне в принципе нравится помогать людям, как-то их наставлять, особенно хочется помочь детям, прямо прийти к ним в школу и всех их защитить… То есть, желание быть учителем тут ведущее, а предмет — уже побочный. У меня мама филолог. Я с детства к этому приученный… Меня, правда, читать было практически невозможно заставить, но вот сейчас почитываю… К вступительным готовлюсь. Заставляю себя. — Не нравится? — Скучновато. Но я в принципе неусидчивый, всегда приходится силы прикладывать. Матвей видел, что Слава не очень хочет углубляться, поэтому прекратил допрос и стал раздумывать про себя. С одной стороны, он вновь восхитился партнером: он такая цельная личность! Знает, что ему надо! Смело берет новое, движется к цели. С другой — какой-же сам юноша на его фоне… Матвей резко прекратил это размышление и даже головой потряс (кстати напрасно — она закружилась). Ему надоело, что он все время ищет в себе какие-то недостатки. Парень сказал: — Это очень здорово! Ты вдохновляешь меня! Вообще ты молодец! Слава улыбнулся от неожиданной валидации и, надеясь вбросить заготовленную шутку, спросил: — Я читаю-читаю из списка и думаю, знаешь, временами: а если мы с тобой были бы героями книжки, какая бы это была книжка? — А? — Это был бы особый жанр! Затянувшаяся мастурбационная фантазия в формате нравоучительной притчи! — Непонятно… Но про сюжет я догадываюсь: на протяжении пятисот страниц герои занимаются мощным мужским сексом и говорят о правах женщин? — Очень меткая характеристика! А еще там должен быть твой брат — приглашенная звезда из мира натуралов. — Куда же без него! — И читатели каждый раз, когда он появляется, будут думать: «Ну наконец-то… хоть какая-то искорка свежая, а то всё эти двое душнил на протяжении десяти страниц болтают про секс, а могли бы просто им заняться…». Матвей посмеялся, а Слава добавил: — Ты не звонил ему кстати?.. — Ну начинается! Это что была подводка?! — Да, знаешь, как у стендап-комиков — заранее придумал, чтобы выйти на эту тему. Ну? — Не звонил, — буркнул юноша. — Может, мем хотя бы ему пошлешь? Я так делаю, чтобы показать, что я не забываю о людях… особенно когда они обо мне так беспокоятся. — Это глупо, — Матвей закатил глаза и повернулся — тело уставало от лежки. — Я наберу… как-нибудь… Честно. Они помолчали, а потом юноша сказал: — Слав, прости, конечно, но давно хочу пожаловаться: ты просто ужасно гладишь. У меня после тебя все штаны в складку. — Ну етижи-пассатижи… Надо было тебе все-таки женщину выбирать в пару. Как думаешь: еще не поздно? Я слышал: в программисты пускают в любом возрасте. В натуралы пустят? — Боюсь я там без тебя, такого красивого, долго не продержусь… — юноша показал зубы и, соблазнительно наклонив голову, подставил взгляду белую шею. Мужчина ощутил, как в его теле молниеносно плеснулось давно копившееся желание, и, сглотнув, вернулся к утюгу. — Ну что, ты правда не хочешь? — Матвей обидчиво надул губы. — Нам нельзя. Это нагрузка для мозга, — Мстислав не поднимал на него глаз. — Ты сам это придумал и повторяешь все время. Бе-бе-бе, — подразнил он его языком. — Нашел себе лишнюю отмазку. — Матвей… Мне не нравится, когда ты пытаешься уговаривать меня на секс. Мужчина сказал это аккуратно, но юноша все равно напрягся и ответил, побегав глазами из стороны в сторону: — Извини… Я не всегда понимаю, когда мы играем, а когда ты серьезно. Слава улыбнулся — он не ожидал, что партнер так мягко отреагирует — какой же он непредсказуемый. Ощущая благодарность и доверие, мужчина сказал: — Наверное, я хочу рассказать тебе завтра… Про мой тяжелый этап. Матвей округлил глаза и почувствовал, как неожиданно сильно напугала его эта новость. Справившись с собой, он примерил на губах натянутую улыбку и покивал. Он чувствовал, что хочет слушать про трудности партнера, но вместе с тем боялся, что не сможет оказать ему поддержку и вновь ощутит себя бесполезным. Ночью он слышал, как Слава долго ворочался. — Ты спишь?.. — Неа… — Матвей лежал на спине. — Как ты себя чувствуешь? Юноша даже рассердился и недовольно ответил: — Мы вроде бы установили лимиты на эту фразу! Ему не нравились постоянные напоминания о своем положении больного. Мстислав поежился из-за внезапной холодности и осторожно ткнулся губами ему в плечо. Тогда партнер все-таки отозвался: — Нормально… Ничего не кружит. Слава придвинулся к нему теснее, наощупь в темноте нашел его лицо и повернул к себе. Матвей, почувствовав его губы на своих, распахнул глаза. — Ваш маленький Кай замерз, о, Снежная королева… — мужчина прошептал это на ухо, щекоча дыханием. Парень даже растерялся. Хотел съязвить: «Значит, «нагрузка на мозг» таки была отмазкой?», но испугался сбить настрой партнера и молча стал липнуть к его губам, проходиться руками по телу. — Осторожнее, — попросил Слава, — я боюсь за твою губу, завтра швы снимать. Давай нежнее. Мужчина языком чувствовал внутри нижней губы неровную поверхность затянувшейся ранки и старался целовать только внешнюю сторону. Матвей лишь недовольно поворчал и продолжил целоваться. Тогда Слава переключился на его щеку, а затем скользнул к подставленной шее. Парень еще ни разу не занимался с партнером любовью в полной темноте, поэтому ощущения были особенные. Он не видел его лица, только смутный силуэт, освещаемый полоской света из-за штор. При этом Матвей чувствовал, что полностью доверяет ему; не видя его лица, считывает его настроение — медлительно-игривое. От прикосновения к себе юноша сжал простынь и через тяжелое дыхание попросил: — Давай помедленнее, иначе я слишком быстро… Слава водил рукой аккуратно, стараясь не делать резких движений, прислушиваясь к каждому судорожному вздоху партнера. Матвей интуитивно чувствовал, что мужчина улыбается, но ему захотелось в этом убедиться: он погладил его по щеке, положил большой палец на губы. Слава стал нежно целовать его ладонь. — Мне найти своей руке более подходящее применение?.. — Матвей решил спросить прямо, он все еще не понимал, что именно мужчине нравится в сексе, и боялся совершить ошибку. Слава усмехнулся и разрешил. Юноша наощупь скользнул к его паху и стал двигать рукой. Они оба действовали плавно и медленно, мужчина не отрывал губ от его шеи. Вдруг Мстислав вжался в него (даже немного больно) и судорожно выдохнул. — Подожди, ты что, все?! — Матвей сначала не понял, а потом даже глаза открыл. Мужчина не ответил и, повернувшись на спину, быстро задвигал рукой. Юноша ухватился за простынь и сжал зубы, ему хотелось доказать партнеру, что сам он сможет сдерживаться дольше, но ничего не вышло, и через несколько секунд он тоже лежал, восстанавливая дыхание. — Не кружит? — Нет. А почему ты так внезапно это все? — Мне тебя тоже хочется… Я просто нечасто об этом говорю, знаешь… И мне хотелось сделать это «до». До того момента, когда мы поговорим. Матвей на мгновение напрягся, но затем опять расслабился: все-таки это было ужасно приятно и омрачать момент лишним накручиванием не хотелось.