Эй, кто-нибудь..! Сломанная игрушка

      POV Слава.       Домой я приходил только ночевать. Мне не хотелось лишний раз общаться с отчимом, думаю, ему со мной тоже. Целыми днями я шатался по городу, иногда надолго зависая в понравившихся мне местах. Когда вспоминал про еду, покупал себе что-нибудь. От фастфуда уже побаливал живот. Снова донимал кашель. Окончательно замерзнув, я в сумерках возвращался домой. Иногда меня посещала мысль, что мама не одобрила бы такого поведения. «Я не узнаю тебя, Славка», — слышался мне ее голос.       — Мамуль, ты не думай, я вовсе не слабак. Обещаю, что возьму себя в руки, найду новую школу, стану лучшим учеником в классе. Выкарабкаюсь! Мне только нужно еще немного времени, я же будто сплю, жизнь остановилась… Но я скоро проснусь.       Однажды меня разбудили. Затянувшееся тучами небо и пронизывающий ветер заставили меня вернуться домой раньше обычного. Хотя судя по виду отчима, сегодня он был намерен дожидаться меня хоть до полуночи.       — Слава, нам надо поговорить, — сказал он, едва я вошел.       За всю неделю он не сказал мне ни слова. Глядя на него, я иногда испытывал жалость — так тяжело он переживал свою утрату. Осунулся, замкнулся в себе и подолгу смотрел на мамино фото в рамке.       Отчим жестом предложил мне сесть и сам сел напротив.       — Слава, я думаю, что тебе незачем оставаться со мной. Я нашел очень приличный интернат. Там своя школа, хорошее обеспечение, богатые спонсоры. Тебе стоит поехать туда как можно быстрее. Все-таки учебный год уже давно начался.       Что ж, стоило признать — меня хорошенько встряхнули. Мой дорогой, заботливый Дмитрий Васильевич! Не думал, что вы так быстро вспомните обо мне. Чувствуя, что пульс мой участился, и горло перехватило от волнения, я сказал:       — Нет, Дмитрий Васильевич, в интернат я не поеду. Вернусь к бабушке в поселок. Я завтра же уеду.       Он немного задержался с ответом.       — Тут такое дело… Я уже звонил туда… Твоя бабушка умерла, еще в июне.       — Нет! — вырвалось у меня.       Как же так, это неправда! Последнее письмо от нее было в мае. Ни слова о плохом здоровье. Но она так просила меня приехать летом!       — Я сожалею, но это правда. У тебя нет близких родственников.       — Есть… вы мой отчим, — сказал я.       Это прозвучало неуверенно и жалко.       — Мы не регистрировались с Верой. Никаких прав на тебя у меня нет.       — Что вы несете? Вы же ходили в загс в Камышлове!       — Мы не дошли до него. Твоя мама потребовала, чтобы у всех нас была одна фамилия, но я не хотел усыновлять тебя. Тогда она сказала, что не выйдет за меня замуж, пока я не изменю своего отношения к тебе. Я уперся, мы поссорились. Мы всегда ссорились из-за тебя! Теперь я даже рад, что мы не успели пожениться.       Я вспомнил этот день. Я сдержанно поздравил их, когда они вернулись, как я думал, мужем и женой. Мама фыркнула, сунула мне в руки букет цветов и пошла снимать нарядное платье. Дмитрий Васильевич буркнул что-то неразборчивое.       Мамин предсмертный бред оказался осмысленным раскаянием и беспокойством за мою судьбу. Мне вдруг так страшно стало. Что со мной будет?       — Дмитрий Васильевич, не отправляйте меня в интернат! Я не буду вам мешать, обещаю, вы даже не заметите моего присутствия.       Он скривился, как будто уксуса хлебнул.       — Слава! Я прошу тебя… ты же понимаешь — мы не уживемся. Мы чужие люди и всегда недолюбливали друг друга. На следующей неделе я оформлю все документы и отвезу тебя. Это не обсуждается.       Знаете, а ведь я готов был на колени перед ним встать. Если б только видел в этом смысл. Немного успокоившись, я сказал:       — Я сейчас же соберу вещи и уйду отсюда, и больше никогда вас не побеспокою.       Он горько усмехнулся.       — Ты же знаешь, что это не пройдет. Я вынужден отвечать за тебя, пока, во всяком случае, и я не хочу осложнений с милицией и службой опеки.       — Да им плевать на меня! — выкрикнул я. — Никто не вспомнит обо мне. А если вспомнят — скажете, что лично отвезли меня к родственникам, к черту на кулички. Никто проверять не будет.       — На что ты меня подбиваешь, псих малолетний?! И куда ты собрался, интересно? Что, бомжевать будешь? По притонам шататься? Да ты и месяца не проживешь на улице, ты — никчемный тупой мальчишка!       Отчим был зол. А я был в ярости.       — Если вы сдадите меня в этот приют, я вам клянусь: я выживу там, вам назло, чего бы мне это ни стоило! Я не сдохну только ради того, чтобы когда-нибудь отомстить вам. Все силы для этого приложу, вы уж поверьте!       Он оторопел, видно, не ожидал от меня такого.       — Ты смеешь мне угрожать?       — Это не угрозы. Я предлагаю вам просто дать мне уйти. И забыть обо мне. А я о вас, считайте, уже забыл.       Может быть, еще минут десять с его стороны были какие-то реплики, уговоры. Я молча собрал вещи, покидал, что под руку попалось, в рюкзак. Мне ведь и это не нужно по большому счету. А вот гитару Витька я бы ни за что не оставил.       — Прощайте, Дмитрий Васильевич, — сказал я.       — Слава… — сказал он, избегая моего взгляда, — останься до утра, а утром…       — Не переживайте, мне есть куда пойти, — перебил я его.       В принципе, жестоким я никогда не был, пусть этот козел спит спокойно.       — Ты мобильник забыл.       — Оставьте на память. Мне все равно звонить некому.       Он хотел еще что-то сказать, но я вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.       Выйдя из подъезда, я попал в темень, разбавленную мертвым светом уличных фонарей, под холодный моросящий дождь, который загнал меня под козырек над детской песочницей. Я сел на деревянный бортик, поплотнее закутался в джинсовку и крепко задумался. Сам факт того, что жизнь не удалась и с ней пора завязывать, обдумыванию не подлежал. Но вот как это осуществить? За последнее время я пережил достаточно боли, мне казалось, я заслужил смерть быструю и как можно менее болезненную. Перебрав в уме несколько вариантов, я остановился на том, чтобы спрыгнуть с высотки. А что, полетаю. Страхов и сомнений не было, наоборот, одолевавшая все последнее время тоска вдруг отступила. Мысли стали ясными, впереди замаячила надежда: все мои проблемы решались разом. Окажу еще одну услугу отчиму — прыгать с крыши его дома я не буду. Лучше уйти к новостройкам всего в паре кварталов отсюда. Только вот дождь все усиливался. Прикольно, я собираюсь умереть и боюсь промокнуть!       Рев мотора привлек мое внимание. Мощное черное авто резко затормозило у моего подъезда. Водитель бегом добрался до двери и стал долбить по кнопкам. Никому не нравится мокнуть. Я почувствовал, что совсем закоченел, а умирать от переохлаждения долго и мучительно. Пока я собирался с духом, из подъезда выбежал все тот же парень. У него явно что-то случилось, он нервно озирался по сторонам, даже за голову схватился, потом с силой врезал по капоту своего джипа. Кстати, знакомая машина. И фигура парня мне кажется знакомой. Он какое-то время стоял согнувшись, упираясь в капот и опустив голову. Вода стекала по темным волосам и кожаной куртке. Затем парень медленно поднял голову и посмотрел в мою сторону. Да это, похоже, Артем! Стоял он далеко и свет фонарей лица не освещал, но каждый его жест был узнаваем. Да и с чего бы незнакомому человеку так стремительно рвануться ко мне?       — Славка! — заорал он.       Едва успев подняться, я оказался крепко прижатым к его телу. Его дыхание согрело мой висок, но рука, обхватившая стриженый затылок, была холодная как лед.       POV Артем.       Господь милосердный и всемогущий! Какое же облегчение я испытал, обняв мальчишку. Сердце бешено колотилось от только что пережитого страха и ярости. Я чуть было не пришиб его отчима! После того, что я из него вытряс, разум твердил мне, что я никогда больше Славку не увижу. Хорошо, что сердце с этим не было согласно.       Он был совсем застывшим. Я затащил его в машину, забросив на заднее сидение рюкзак и гитару, включил обогрев и снял с него промокшую джинсовку.       — Мне пофиг, что ты сейчас скажешь, — сказал я, садясь за руль. — Но я сейчас везу тебя к себе, засуну в горячую ванну, еще и водки заставлю выпить.       — Поехали, — отозвался Слава с энтузиазмом. — А как ты здесь оказался? У меня поезд в семь утра, а где переночевать — не знаю. С отчимом, вот, сцепились напоследок.       — Поезд, говоришь? А куда ты собрался?       — К бабушке, в ***. Еще тетя у меня там. Позвали к себе жить, мне там нравится.       Я кивнул, искоса поглядывая на Славу. Он дрожал от холода, но был совершенно спокоен и говорил дружелюбно. Но вдруг застонал и стал тереть лоб ладонями.       — Что с тобой? — заволновался я.       Он опустил руки и посмотрел на меня ясными глазами.       — Ничего, голова что-то разболелась.       Мальчик улыбнулся. Эта светлая улыбка морозом продрала мою кожу. Я понял, что у тебя в голове, малыш: видел уже этот ясный, решительный взгляд. К нему тогда тоже прилагалась улыбка. И нож…       — У меня дома есть хорошие таблетки, голова мигом пройдет, — пообещал я.       Своей квартирой я пользовался не часто. Поэтому обставлена она была строго по назначению: большая кровать в центре комнаты, бар, и музыкальный центр, сверкавший обилием хрома. Славке я не мог предложить ни кусочка еды, ни чистой сухой одежды. Правда, нашелся белый махровый халат и полотенце. Пока малыш отогревался в ванной, я повесил одежду сушиться на плечиках и отыскал в баре таблетки, изготовленные Боткиным. По словам Никиты, пилюли кислотно-розового цвета были сильным снотворным без побочных эффектов. Купив хорошо разрекламированный товар, я ни разу не нашел ему применения. Кстати, не помнил дозировку. Звонить Боткину было поздно, Слава вышел из ванной, кутаясь в халат.       — Артем, я лучше поеду на вокзал. Вдруг утром просплю поезд? Вызови такси, пожалуйста.       — Да я тебя сам отвезу, если так хочешь ночевать на вокзале, — как можно равнодушнее сказал я. — Голова-то, кстати, болит еще? Я нашел обезболивающее.       Я протянул ему две таблетки и стакан воды.       — А две зачем?       — Ну, не знаю… пей одну. Я думал, чтоб наверняка уже.       Он нерешительно взял обе и проглотил. Надеюсь, вреда не будет. В любом случае, я же хотел помочь. Только вот ему или себе? Наверное, обоим. Он ведь не только из моей жизни может уйти, еще и со своей сгоряча расстанется.       Слава деловито рылся в своем рюкзаке, разыскивая сухую одежду. Я нервничал.       — Слава, э-э, я и не знал, что ты на гитаре играешь.       — Немного, — сказал он, раскладывая на коленях тонкий свитер. — Мне ее друг подарил.       — Витёк?       Он удивленно захлопал ресницами.       — Откуда ты знаешь про Витька?       — Да ты сам как-то рассказывал. А он живет там же, где и бабушка?       В принципе, интересно было послушать, что он еще соврет. А может, Славка выдавал желаемое за действительное?       — Нет, Витёк живет в другом городе. И сейчас он в армии.       Облом. Почему-то сказал правду. Когда же таблетки начнут действовать?       — Спасибо тебе за помощь, — сказал мальчишка, стягивая с вешалки сырые штаны (негусто у него в рюкзаке с одеждой). — Мне пора на вокзал. Если вовремя не приеду, бабушка будет волноваться.       — Ага, конечно, будет, — поддакнул я, пытливо вглядываясь в его лицо.       Никаких признаков сонливости. И какой у меня план Б?       Славка стал надевать джинсы. Но в штанину ногой не попал. Ни со второй попытки, ни с третьей.       — Артем, что-то мне… как-то…— неуверенно начал он.       — Может, приляжешь?       — Да не… ехать надо, — отмахнулся он и стал заваливаться набок.       Я едва успел подхватить его. Когда уложил в постель, он, казалось, уже крепко спал. И вдруг открыл глаза и довольно внятно сказал:       — Черт, я Клейна оставил.       — Кого?!       — Двухтомник. Тоже подарок Витька.       — На хуй Витька, спи уже! — зарычал я.       И он уснул. Я долго, жадно разглядывал Славкино лицо. Неспешно обводил его кончиками пальцев. Каждую черточку. У малыша за последнее время появилась морщинка между бровями, я попробовал разгладить ее, поцеловал. А потом, как крышу снесло, я целовал его всего, везде, задыхаясь от восторга. Он же теперь мой!!! Липовый отчим сказал, что кроме Витька, на два года зависшего где-то на Сахалине, у мальчишки никого нет. Надеюсь, бедный мужик не долго будет отходить от сотряса. Я ведь теперь его должник — он подарил мне Славку. Главное, я успел перехватить моего мальчика. Он здесь, в моей постели. Со всем остальным я справлюсь на раз.       Я как в хмелю провел ночь, прижимая к себе бесценное хлипкое сокровище. Поднялся, едва рассвело. Сегодня воскресенье, отец должен провести день дома, но я решил подстраховаться: позвонил ему и попросил никуда не уезжать. Мне нужно обсудить с ним и мамой очень важное дело. Возможно, он был удивлен, но никак это не выказал. Насчет мамы можно было не беспокоиться, она обычно спала часов до десяти. Сегодня я как никогда рассчитывал на нее. Еще несколько лет назад мамин голос в семье ничего не значил. Да она и не пыталась высказывать свое мнение. Но сейчас отец готов был уступать ей где только можно, тщательнее скрывал измены, не только не контролировал мамины расходы, но и сам частенько делал ей безумно дорогие подарки.       Я ПОДКИНУ СЛАВКУ РОДИТЕЛЯМ! Когда начну жить самостоятельной жизнью, заберу его себе. Все просто.       Я принялся будить мальчика. Он спал очень крепко, вторая таблетка явно была лишней. Даже когда он открыл глаза после всех моих усилий, мозг его продолжал спать.       — Солнышко, проснись! Ты опоздаешь на поезд, — сказал я, затаскивая его под душ и включая воду.       — М-м-м, какой еще поезд? — пробормотал он, ежась под прохладными струями. — Перестань, я спать хочу.       Мне пришлось самому вытирать его и одевать. Время от времени он приваливался ко мне теплым телом, засыпая и не чувствуя моих коротких поцелуев.       — Надо бы тебя приодеть, придать тебе товарный вид, — сокрушался я. — Какого хрена ты подстригся? Взял и изуродовал себя.       — А кому ты хочешь меня продать? — зевая, спросил он       — В хорошие руки, не волнуйся.       Я критически оглядел его. Да уж, выглядит убого, хотя, может быть, это и к лучшему. У мамы слабость ко всему жалкому и трясущемуся. На мой взгляд, Славка — прекрасная замена покойнице Бусинке.       — Поехали, Слава.       — Куда? А, на вокзал. У меня же поезд в восемь.       — А может, все-таки в семь? Нет, Слав, к бабушке ты не поедешь. Успеешь к ней еще. Отвезу тебя к родителям, что-нибудь вместе придумаем.       Мальчик равнодушно пожал плечами и вышел за мной из квартиры. Надо же, а я ведь целую речь готовил, чтобы убедить его: о жизни, о будущем, о том, что нельзя сдаваться. Хотя я все-таки произнес все это в машине, пока мы ехали. Он молчал, смотрел в окно, отвернувшись от меня. Он снова закрылся в себе наглухо.       Мама не спала. Сидела рядом с отцом в гостиной, вид у нее был встревоженный, если не сказать испуганный. Наверное, отец не вытерпел, разбудил ее и рассказал о моем звонке. До меня дошло, как основательно я потрепал нервы родителям, и мысленно обложил себя отборным матом.       Держа Славу за руку, я завел его в гостиную и поставил перед мамой. Разглядывали они друг друга одинаково ошалело. Отец, взглянув на меня, только приподнял бровь. — Познакомьтесь, это Слава. Слава, это мои родители — Вадим Артурович и Наталья Витальевна. Батя, это тот мальчик, которому я не смог помочь. У него больше нет родственников и жить ему негде. Так что я вас очень прошу оформить над ним опеку. Ну и, собственно, все. Парень он умный и самостоятельный, до окончания школы может пожить в моей квартире. Он сам о себе прекрасно позаботится. Просто в школе должны знать, что он чей-то, а не сам по себе.       Выдав все одним махом, я смотрел на родителей. Отец хмурился, у мамы были глаза тупой фарфоровой куклы. И все-таки она первая сказала:       — Славочка, пройди с Олесей в столовую, она тебя покормит завтраком.       Славка был в состоянии ступора. Вошедшая Олеся обеими руками обхватила его плечи и вывела из комнаты.       — Ну, Артем, знаешь ли, всякому безумству есть предел, — сквозь зубы процедил отец, — у тебя каждый раз находится что-нибудь новенькое, чтобы выбить нас из колеи.       — Худышка-то какой, — тихонечко сказала мама, приложив руку к груди. — Мальчик, по-моему, чем-то болен.       — Определенно. Наташа, ты хоть поняла, что этого мальчика Артем предлагает нам фиктивно усыновить?       — Да, конечно. Но, Темочка, он не может жить один. Он же еще ребенок!       — Ну, ты же слышала — он вполне самостоятельный, — язвительно заметил отец. — Будет днем учиться, вечером работать и, думаю, Артем вменит ему в обязанность раз в месяц отзваниваться нам, чтобы сообщить, что он жив, здоров и ни в чем не нуждается. Так, сынок?       С покаянным видом я посмотрел на мать.       — Ну, дурак я, простите меня. Мамуль, все не так на самом деле. Не так просто. Славка не выживет один. Я даже не уверен, что он выживет вообще. Он был слишком привязан к матери и с ее смертью потерял интерес к жизни. И он действительно болен, перенес тяжелую пневмонию, не успел толком поправиться, а тут такой удар.       — Бедный мальчик!       — Да… Я надеялся, что смогу помочь. Вчера едва успел удержать его от суицида. Но теперь, мне кажется, даже если бы я не улетал сегодня…       — А, так ты все-таки улетаешь?! — перебил отец. — Ну так улетай уже ради Бога, Артем! Улетай!