***
Электронные часы показывают 11:30 P.M., когда я с сонными глазами сажусь на кровати, потягиваясь и зевая. Твою мать! Я же должна была учиться! Тут же хватаю учебник по биологии, начиная судорожно читать каждую строчку, пытаясь вникнуть в смысл, чего, конечно, у меня не получается. Глаза тяжелеют, и я снова засыпаю крепким сном, пока меня не будит пронзительный звук моего будильника уже следующим утром.***
Нехотя спускаюсь вниз на завтрак. Мои волосы уложены в идеальный высокий пучок, а моя пятая точка... в общем, мне даже больно думать о ней. Мы все обязаны посещать завтрак и можем пропустить его только по уважительной причине. Перед тем, как покинуть комнату, я успела позаниматься меньше часа, но сейчас в моей голове нет ничего. Абсолютно. Я не помню ни единого слова, которое я читала. Если мистер Томлинсон вызовет меня к доске, то мне конец. На завтраке я так ничего почти не ем, и, к счастью, мисс Уикхам этого не замечает. Она слишком занята Холли и её "потускневшей", на её идиотский взгляд, блузкой. Звенит звонок, и мы все бежим по классам. Причём под "все", я имею в виду всех пятидесяти пятерых девочек, спешащих по кабинетам. Литература проходит довольно быстро, и я благодарю Господа, что меня не вызывают к доске. На уроке я сижу, словно статуя, не шевелясь и не делая ничего лишнего, из-за чего меня могут снова отправить к мистеру Томлинсону. Теперь я понимаю, почему те девочки, которых ему удалось наказать, становились чуть ли не ангелами. И вот наступает урок биологии. Тихими детскими шажками я захожу в кабинет и сажусь в самый дальний угол, мысленно молясь, что он забудет, что я здесь. Но, нет, конечно, он не забудет меня. Пока я сижу, пугаясь каждого шороха, остальные девочки разговаривают между собой, очевидно, не зная, что меня снова собираются наказать. Теперь за то, что я ослушалась его слов. Учитель привлекает внимание всего класса к себе, после чего начинает свою лекцию. Сегодняшняя тема — человеческая анатомия. Где-то в уголках моей памяти проскакивают некоторые фразы, которые я успела запомнить, о почках и печени, но когда мистер Томлинсон переводит свой сверкающий взгляд на меня, все в моей голове затихает. Там становится пусто. И все, о чем я могу думать, так это о том, как он снова будет меня шлепать. Я не хочу этого. Я не хочу, чтобы он вновь наказывал меня, но если он все-таки вызовет меня, то я сомневаюсь, что я отделаюсь простым предупреждением... — Вайлет, — проговаривает он своим бархатным голосом, будто пробуя моё имя на вкус. Колени начинают подкашиваться, и я чувствую, как мне становится трудно дышать. — Объясни классу, как двое людей занимаются сексом. Несколько вздохов и едва слышный шёпот становятся слышны после его слов, потому что никто не ожидал, что он попросит кого-нибудь из нас обьяснить, что такое "секс". Сглатываю, чувствуя, как руки непроизвольно начинают трястись. Я должна знать это; не потому, что читала об этом в учебнике, а просто должна знать это!... Но то, как он смотрит на меня, опершись своими огромными ладонями на свой стол, как будто знает, что он уже скоро вновь будет наказывать меня в своей извращённой манере, что я просто не нахожу ни единого слова. Такое чувство, будто все, что я знала до этого, буквально каждая мысль покидает мою голову, лишая меня не только дара речи, но и забирая с собой способность трезво мыслить. — Вайлет? — повторяет учитель, и я точно знаю, что увидела ухмылку на его губах, но он тут же её прикрывает, заменяя её серьёзным выражением лица. — Я... Я не знаю. Мальчик просто суёт свою штуку в девочку... и вот и все, — выпаливаю я первое, что приходит на ум, заслуживая смех всего класса девчонок... предатели. — Нет, тут все намного сложнее, чем то, что ты сказала. Останься после урока, юная леди. Несмотря на то, что я дал тебе строгий приказ учить этот материал, я могу с уверенностью сказать, что ты и книгу даже не открывала, — тон его по мере того, как он говорит, становится все серьезнее и серьезнее, в то время как я кожей чувствую, как холодно становится в классе. Ледяные мурашки пробегаются вниз по спине, и я вздрагиваю. Все остальные девочки замолкают, смотря на меня с сожалением и жалостью в глазах. Перевожу взгляд вниз, на свои скрещённые руки, произнося: — Да, па... сэр. Мистер Томлинсон бросает мне строгий взгляд, но почти сразу же продолжает урок. Когда я все-таки решаюсь поднять голову, мои глаза натыкаются на дьявольскую ухмылку, играющую на его губах до конца всего урока.