***
Как бы мне ни было грустно это принять, но идея потискать Серёжу ещё немного была отметена. До утра было ещё далеко, а я сам уже был заряжен. Пришлось мне встать. Ну, тут мне очень вовремя вспомнилось, что профессор говорил, что теперь увидеть хороший фильм можно только ночью или в летние каникулы. Ему тогда возражали, он даже соглашался, добавлял, что это ещё и не по всем каналам, но мне теперь это неважно. В конце концов, мне не очень важно, что именно смотреть. Все равно «плохой» фильм — сам я не очень-то умею решать, какие же из них плохие, но научусь, обязательно — не сможет навредить мне больше, чем один из них уже успел. Хотя, какой это вред, я же в итоге Серёжу встретил и знаю, что именно хочу с ним делать, а то бы нашёл, а дальше все… и страдай себе. Так что, может быть, я даже найду ценную информацию, даже если она неправильна с точки зрения человеческой морали. До кухни пришлось красться, а потом ещё и там я вынужден был сделать так, чтобы звук из телевизора шёл в меня. Вообще-то, немного неприятно. Подключаться же надо. Вот если бы Сергей, как недавно, меня подключал (естественно, провод тут совсем иной) мне бы это понравилось, а так… Ну, да, впрочем, главное — цель. Если повезёт, то можно будет и забыть остальное. Повезло… Правда, совсем не в том смысле, в каком могло бы. Мне попался фильм, который я едва ли стал бы смотреть, попав на другой момент. Но так вышло, что включил я его именно тогда, когда было нужно, чтобы смотреть какое-то время не отрываясь. Причиной тому было присутствие в фильме робота. Нет, больше того, вполне себе живого робота, да ещё и влюблённого… Ну, да, со мной его было бы сравнивать странно, создан он был на редкость ущербно… Но это будто и не мешало ему. Но, что хуже, это не мешало мне. Не мешало привязаться с неожиданной силой. Вот так взять и неожиданно проникнуться к герою фильма настолько, что… Что когда его убили, я на миг будто умер вместе с ним. И дальше уже просто смотрел и не видел. Стоял у телевизора, может, только затем, чтобы увидеть, сделают ли что-нибудь в конце, спасут ли его. А фильм шёл и шёл, и, кажется, не думал кончаться, и люди торопились, пытались что-то сделать… Было как-то неважно, хотя некоторые герои определенно привлекли бы меня в иных обстоятельствах. И вот — конец. Титры. Песня. Взгляд. Ни слова. Я отключил телевизор. Добрался до Сережиной комнаты и сел у кровати, положив голову Сереже на живот. Он тихо и недовольно что-то простонал. Стало только хуже. Мне нужно было, чтобы он вот сейчас проснулся, обнял меня. Сказал, что мысли мои — такие смутные, непонятные, но обидные и горькие — неверны. Но он спал. А мне было едва ли не страшно. Вспоминался профессор, я думал о роботах в целом, хотя в жизни ни разу не общался ни с одним из них, было и еще что-то, окончательно ужасное. Сергей не собирался просыпаться, я скоро это понял. И мне уже не хотелось даже лежать рядом с ним. Я поднялся, обвел комнату взглядом, и забился под стол, замерев до утра…***
— М-м-м-м, Электроша… — сонно протянул Серёжа. Я не ответил. — Эл?.. Нормально… Ты где? — он громко вздохнул, встал и тут же пожаловался: — Холодно, вообще-то, вылезай давай. Нечего тут Карлсона изображать с утра пораньше! Эл?! — Сам говорил о безопасности… — по возможности отстраненно напомнил я, не шевелясь. — А теперь орешь. — Вот ты где, — обрадовался Сергей, опустившись на карачки передо мной и насмешливо улыбаясь. — В прятки играешь с кем-то? Если со мной, то ты проиграл и сейчас… о, и сейчас я тебя заставлю тут же кукарекать! Хотя, бред, конечно, надо что поинтереснее придумать… — Сергей, как ты относишься к роботам? — тихо спросил я, не глядя на него. — Да вот одного уже тут у себя держу, — фыркнул он, — а что? — А кроме меня? — Ну-у-у-у, не знаю. Терминатора, честно тебе скажу, я не жалую. Он крут, конечно, но это только такой псих, как Джон Коннор мог к нему проникнуться. Нет, я не отрицаю, я ещё больше псих, потому что вообще домой тебя притащил, но ты хотя бы никого не убиваешь. — А Вертер? — почти не поняв его — никакого Терминатора я не знал — прошептал я. Хотелось прижать Серёжу к себе, но ответ был важен. А потом… Было бы хорошо, если бы потом он согласился хотя бы немного побыть со мной. Не в смысле просто рядом, а… — Что Вертер? — Он правильный? Такой, как надо? Нравится тебе? — Ну естественно. Ну, только его б создали получше, цены бы не было. — Значит, так и надо? Так люди считают? Хороший робот… тот, который умрёт за них? И больше?.. — я осекся, а Серёжа нахмурился. — Эл, если это так, я тебе запрещаю быть хорошим, — заявил он. — Ты мне и плохим нравишься, а вот мёртвым — нет. — Правда? — просиял я, подаваясь вперёд. Теперь-то уж я точно имел право поцеловать его. Серёжа отшатнулся и громко выдохнул. — Правда. А вот таких резких движений не надо — напугал ведь. — Ты сказал, что тебе холодно, — напомнил я, — я тебя согрею, — пообещав это, я чуть пихнул его назад, так что он лёг на пол. — Э, вот не надо! — возмутился Сережа, уже когда я заставил его развести ноги в стороны. — Надо… — склоняясь к нему, возразил я. — Ты обещал! — И я не солгал, — закончил я, укладываясь прямо на него. Приятно было уткнуться носом в плечо, закрыть глаза. И все. Больше ведь ничего я делать не собирался, и Серёжа это быстро понял. — А мне так неудобно. Вот чего тебе на кровати не лежалось? — проворчал он, тем не менее поглаживая меня по голове, — а? Скажи мне, Эл, что, там было плохо? А на полу хорошо? — А на полу… — Серёжа, ты с кем разговариваешь? — мне пришлось в срочном порядке «испариться» под кровать. Сережина мама вошла в комнату. — Ой, ты чего на полу? Упал, что ли? Совсем заболел, — грустно добавила она. — Может, тебя к врачу надо? — Не надо, это мне просто кошмар приснился! — тут же отозвался Серёжа, метнув на меня уничтожающий взгляд, а после встав на ноги. — Это все твой Гусев. Он мне в кошмаре приснился. Нечего было мне про эту рожу перед сном напоминать. — Смотри, — строго начала Надежда Дмитриевна, — при отце, главное, о нём не вспомни. Плохое самочувствие он простит, это запросто, а вот… — Знаю, — перебил её Серёжа, прямо даже обиженно, — не дурак, буду молчать. Главное ты молчи. И вообще, с чего мне говорить о Гусеве? — Ну вот случайно скажешь… — Ну вот специально скажу, — огрызнулся Серёжа, — что он меня насильно поцеловал, чтоб отец ему вклеил. — Только тебе-то он все равно первому вклеит, — заметила Надежда Дмитриевна, — потому что его не устроит мысль о том, что его сын не может за себя постоять. — Да мне же плохо было! — попытался оправдаться Серёжа. — Я знаю. А ему будет все равно, — каким-то странным голосом произнесла Сережина мать. И мне вдруг пришли в голову два вопроса. Первый: а она, вообще-то, любит этого самого человека — отца Серёжи? Судя по всему, если и да, то особенно приятным не считает. И второй: так что же это за человек-то вообще? Кто-то просто суперсерьезный, строгий, волевой? И, понятно, что гомофоб. Ну, или так они оба о нём думают. Но, стоп, откуда фобия у такого человека? Сильным же нечего бояться, да? Ну, или просто отвращение у него. А почему? Ему-то что?.. Странно. В самом деле, интересно. Хотелось бы поговорить с ним. И понять, как мой Серёжа так привязался к человеку, видимо, не слишком любвеобильному. Вот нечестно же, я так стараюсь ему нравиться, но явно уступаю… Ладно, не понять мне этого! А ведь не похож Сергей на того, кого я представил сейчас его отцом. Хотя делает вид. Отсюда вывод, что он строит из себя хулигана и так далее из-за неуверенности, в поисках… Ну, уважения, вероятно, со стороны отца. Быть жертвой для него хуже, чем двоечником именно поэтому. Это даже как-то грустно. Печально видеть, что стремясь быть таким, каким он думает надо для отца, он… отказывается от положительной своей стороны. И это ещё не факт, что цель оправдывает средства. — Почему? Почему все равно, ведь он же должен понимать… — убито пробормотал Серёжа. Ну вот, теперь он расстроен. Зачем она с ним об этом вообще заговорила, а? — Только не такое. Прости уж, но ты отлично знаешь, как все обстоит. Так что… — Да, я понял. Но это нечестно. — Может быть… — только и ответила она. Скоро, Надежда Дмитриевна вышла, а я вылез из-под кровати. Теперь Серёжа был грустным. Я сел рядом, приобнял его. — Эл, ты теперь как пылесборник. Ужас. Пойдём в ванную, что ли? — выдавив из себя улыбку, предложил Сергей. — Обязательно, — согласился я. — Но ты сначала успокойся. Все ведь хорошо. Он не… — Не простит нас, если узнает, да? Я понял. — Ну, что же делать? Профессор меня тоже не простит. И тут даже уже без «если». — Да… — беззвучно выдохнул Серёжа, — да, а почему? Как это вот может быть? Если ты попросишь его простить тебя, думаешь все равно нет? — он внимательно посмотрел мне в глаза. Я ответил не сразу, потому что именно теперь нужно было сказать как можно точнее. В самом деле, если я попрошу прощения, то что? То он уверится в мысли, что я мог бы быть хорошим. Может, и простит меня, но кончится… — Думаю, в этом случае, прощение будет хуже наказания, — признался я. — Раз я раскаиваюсь, значит мне ясно, что я поступал неправильно, а отсюда вывод — надо спасти меня от этого. Очистить память. — Вот видишь, — едва ли не всхлипнул он. — А если я попрошу прощения за такое, меня застрелят. Меня даже слушать не будут, — он опустил взгляд, совсем низко, будто считая, что может так спастись от этой горечи и этих слёз. — Тогда зачем переживать об этом человеке? Серёжа, я понял только теперь, что ты почти в той же ситуации, так вот, подстраиваться глупо. Не надо тебе… пытаться в его глазах становиться таким… идеальным. Не оценит. Он было хотел возразить, но тут послышался звонок в дверь…