Боль

даешь флафф в следующей части? Больше всего это напоминало подвал или канализацию. Стены, сложенные из красного кирпича, пол в тон. Неприятный желтоватый свет. Я бреду коридором вперед, по щиколотки в холодной воде. Я слышу голос. - Каждому дано по его силам и возможностям. Вода теплеет. Свет делается чуть ярче. - Каждому дано по его силам и возможностям. Коридор раздваивается. Налево проход закрыт решеткой. Я толкаю её, и она со скрипом открывается. На руках у меня остаются ржавые пятна. Над водой подымается пар. Она всё горячее и горячее. Еще немного и я вижу огромный резервуар с бурлящим кипятком. Дышать трудно – воздух спертый, в подвале ужасно душно. - Каждому дано по его силам и возможностям. *** Я проваливаюсь в темноту, барахтаюсь в ней, как выброшенная на берег рыбина. Мне кажется, что рядом кто-то есть, протяни руку – и коснешься. - Как он? - Всё еще плохо. - Может, в больницу? - Я врач. Я сам справлюсь. Я снова в подвале. Обливаюсь потом, кожа покраснела, температура всё повышается, кажется, даже стены раскалились и теперь еще краснее, чем раньше. Вытащите меня отсюда. Джон, забери меня отсюда. *** - Шерлок… Игла прокалывает кожу. Не больно, но ощущения стали внутри яркие, как никогда. *** - Шерлок… С огромным усилием открываю глаза. Джон осунулся, под глазами залегли тени. *** - Шерлок… Джон слабо улыбается. Я нахожу свое состояние весьма интересным. Горло не болит, но словно кто-то сдавил его. Голова тяжелая, а тело будто разобрали на части. - Как ты себя чувствуешь? - Странно, - скриплю. - Пообещай мне больше не лезть под ледяной душ. - Обещаю. Ты сам мне будешь его регулировать. Я ждал любой другой реакции, но Джон только кивнул. - Согласен. - Сколько я так провалялся? - Четыре дня. Закатываю глаза. Целых четыре дня коту под хвост. Я укрыт тремя одеялами и пледом (а плед-то зачем?). Давно не мытые волосы неприятно облепили лицо. Слева от меня строй лекарств на тумбочке. Антибиотики, несколько ампул, названия на которых я не могу разобрать. Джон тяжело вздыхает. Похоже, он не спал все эти дни. - Ну ты меня и напугал. То повторял, как заведенный: «холодно, холодно», то просто метался. Лестрейд приходил. Я его отправил куда подальше, - Ватсон минуту помолчал. – Тебе надо поспать. - Я достаточно спал, - сиплю возмущенно. - Ты бредил. Тебе нужен спокойный сон. Верь мне, я врач. - Ладно. Но с одним условием. Я не знаю, почему говорю это. - Останься здесь. - Хорошо, - Джон поправляет одеяло. – Спи. *** Майкрофт всегда умел отличиться. В школе ли, в университете, в семье. В пику мне он всегда был идеальным старшим сыном – хорошо учился, не расстраивал родителей. Не болел. Моя бабка по отцовской линии всегда ходила с ингалятором в кармане. Мать довольно часто страдала мигренью. Отец имел проблемы с позвоночником. Мне же досталась склонность к заболеванию дыхательных путей. Сколько себя помню, шею мне заматывали шарфом, следили, чтобы был тепло одет даже тогда, когда остальные дети бегали уже нараспашку. Из бунтарского чувства я начал курить в пятнадцатилетнем возрасте, что в итоге здоровья мне не добавило. Майкрофт же не болел. Ни после того, как искупался в ледяной воде, вытаскивая меня. Ни после того, как в школе весь его класс слег с гриппом. Сколько я себя помню, единственной его проблемой со здоровьем было редкое похмелье. Порой мне казалось, что он заговоренный. Сейчас же я лежал и проклинал свою дурную наследственность. Не иначе, как гены бабушки Элли подарили мне возможность каждый раз, когда я простывал, наслаждаться обширным бронхитом. Я лежал, обнимая грелку, и надрывно кашлял. Джон, получив возможность царствовать в доме, начал подстраивать его под себя – исподволь, почти незаметно. На полке появилась статуэтка. Книжки поменяли свое расположение. Все мои пробирки обрели ящик и покоились в углу. Квартира на Бейкер-стрит становилась всё более ДжоноВатсоновской, и самое жуткое, что мне это нравилось. Пока я валялся в бреду, он перетащил меня в мою комнату. Стоило огромных трудов выбить право основаться внизу на диване. Теперь же я сидел, тщательно укрытый и обложенный подушками, и пытался добиться еще одного блага цивилизации. - Джоооон. - Нет. - Ну Джооооон. - Нет. - Ну дааааай. - Нет. - Пожааааалуйста. - Нет. - Почемуууу? - Потому что больным людям нельзя пользоваться ноутбуками. Тебе нужен покой и отдых. И таблетки, которые ты старательно прячешь под диван. Я надулся и состроил обиженного. Это длилось уже полдня. Мне было скучно, ужасно скучно. Мне не хватало новой информации, не хватало разговоров, беготни, преступлений, расследований. Не хватало моей привычной жизни. А теперь мне еще и ноутбук не дают. - Джооон. - Что? - Что ты читаешь? - Книжку. - Какую? - Терри Пратчетта. - Не слышал о таком. Наверное там нет ничего о преступлениях. - Ну, не особо. - Джон. - Мм? - Почитай мне вслух. Я жду отказа или даже посыла к черту, но Ватсон подымается из кресла и садится рядом со мной. Книжка в его руках черная, с белой полоской имени автора и короткого названия, которое я не могу разобрать. - В почве этой холмистой, обрывистой местности присутствовало нечто магическое, - начал Джон. Я подполз ближе и положил голову ему на плечо, заглядывая в книгу. - Об этом явно свидетельствовал странный оттенок, присущий произрастающим здесь растениям. Именно поэтому местность назвали Краем Октариновой Травы. Другим свидетельством "намагиченности" почвы служил тот факт, что это был один из немногих районов Плоского мира, где произрастают особые виды растений, приносящие обратнолетний урожай. Плодоносящие обратным образом злаки растут во времени задом наперед. Вы сеете семя в этом году, а оно прорастает в прошлом. Семейство Мора специализировалось на перегонке вин из обратнолетнего винограда. Эти вина, обладающие необыкновенной силой, пользовались большой популярностью у предсказателей, поскольку давали возможность увидеть будущее. Единственная неувязочка заключалась в том, что похмелье наступало утром накануне. Чтобы преодолеть его, ничего не оставалось, кроме как надраться в доску. Голос читающего Джона прибрел странную тональность – стал немного ниже и, вроде, бархатистее. Его было приятно слушать, чем я и занялся. - В равной степени неловко чувствовала себя и семья Мора, поскольку младший сын относился к наследственному ремеслу крайне несерьезно, а степень его таланта к выращиванию садовых культур была примерно такой же, как у морской звезды. Не то чтобы от него вовсе не было никакого толку - просто его стремление помогать смутно отдавало жизнерадостной готовностью бодрого недоумка, из кожи вон лезущего, лишь бы помочь "взрослым дядям". В результате серьезные мужчины научились бояться его помощи, как огня. Казалось, он является источником какой-то заразы, возможно даже смертельной. Мор был высок, рыжеволос и весь обляпан веснушками. В дополнение к этим особенностям, своим телом он управлял лишь чисто условно. Да и как можно управлять штуковиной, состоящей из одних колен? В данный конкретный день эта "штуковина" во весь опор неслась по полю, размахивая руками и вопя во всю глотку. Отец и дядя Мора наблюдали сию неутешительную картину, стоя на высокой каменной стене. - Что у меня не укладывается в голове, - произнес отец (которого звали Лезек), - так это то, что птицы даже не улетают. Я бы непременно улетел, если бы увидел, что в моем направлении движется такой ужас. - Как книжка называется? – перебил я Ватсона. - Мор, ученик Смерти. - Хм. Её следовало бы назвать «Шерлок, воспоминания о детстве». Взрослые жутко боялись моей помощи, - я хихикнул. Джон продолжил чтение и я твердо решил, что, когда у меня перестанут болеть глаза, я обязательно пересмотрю, какие книги у меня в наличии. Оказывается, среди них можно откопать что-то более интересное, нежели справочник судмедэксперта. - Шерлок? - Мм? - Ты уже почти спишь. - Я думаю. - О чем? - Почему зубы у людей так точно подогнаны один к другому.