Наследие древних

Сон. Краткий или долгий, спокойный или беспокойный, полных райских видений или адских кошмаров - он несет забвение и покой. Какие бы сновидения ни привиделись в ночь Аяне, утром она проснулась спокойной и даже веселой. Воспоминания о пережитом вчера кошмаре не то, чтобы совсем стерлись из памяти, но как-то потускнели, утратили реальность. Опасность ушла в прошлое, оставив лишь неприятный осадок. Пробиваясь сквозь шторы, лучик солнца играл с пряжкой ее туфельки. Залюбовавшаяся блеском металла, Аяна несколько минут боролась с дремотой, балансируя на грани сна, но явь победила, и девушка, потянувшись, скинула мягкое одеяло. В соседней комнате быстро стучали мамины подошвы. Из кухни тянулся восхитительный запах пирожков и только что заваренных трав. Она сунула руку под подушку, нащупала плащ и, дав себе слово перепрятать его при первой возможности, скатилась с кровати. Вторая постель была пуста и застелена. Судя по всему, сестренка проснулась ни свет не заря. Еще бы! Сегодня в столицу прибывает будущая императрица. Весь последний месяц город гудел в предвкушении праздника. Последние четыре дня соседские кумушки только и делали, что возбужденно обсуждали предстоящее событие. Их мужья, потягивая крепкие напитки, прогнозировали политические последствия предстоящего брака наследника престола с принцессой Эрды. Все без исключения: и сплетницы, и доморощенные политиканы, сходились на том, что предстоящее венчание старшего сына императора грозит стать самым значительным политическим событием последних пяти лет. Городская молодежь находила куда более волнующими подробности предстоящих гуляний по этому поводу. Девицы искололи руки и утрудили глаза, пошивая и перешивая наряды. На улицах Варнибрега витало радостное возбуждение. Даже инквизиторы в ожидании предстоящих торжеств как-то вяло исполняли свои обязанности. Когда, прогнав остатки сна, Аяна вспомнила какой сегодня день, все остальные мысли в миг улетучились из ее головы. Думать о чем-то неприятном сегодня казалось кощунством. Радостное настроение, витавшее над столицей, подпитывалось хорошей погодой, которая именно сегодня была столь необходимой декорацией предстоящего зрелища. Над крышами на разные голоса щебетали птицы. Можно ли в такое время предаваться неприятным размышлениям? Тем более, если тебе недавно исполнилось тринадцать лет! Поспешно застелив постель, умывшись и накинув тунику, Аяна выскочила на кухню. Вся семья была в сборе. Отец, сидя возле окна, крутил в руках кружку, дуя на чай, и глядел одним глазом на улицу, а другим на младшую дочь. Сестра Аяны уже упоминалась в предыдущих главах. Теперь же нам представляется возможность познакомиться с нею поближе. Восьмилетняя Кинчи, была любимицей отца, возможно от того, что пошла в него лицом и нравом. В отличие от Аяны, унаследовавшей смуглую кожу и темные глаза матери - северянки, Кинчи, как все жительницы юга была белокожа. Из-под копны рыжих волос смотрели озорные серые глаза. Несмотря на это и разницу в возрасте, в лицах сестер замечалось некоторое сходство, которое с годами могло как возрасти, так и вовсе исчезнуть. Баат, души не чаявший в малышке, сильно избаловал ее. Девочка была капризна и постоянно из-под полы досаждала Аяне мелкими шалостями. Иногда ее проказы привлекали внимание взрослых, но быстро прощались. Аяна с ужасом ждала того дня, когда сестренка услышит от кого ни будь из сверстников о том, что старшая сестра якшается с городскими разбойниками. Рыжая бестия вряд ли станет держать язык за зубами. И закончится это для нее, Аяны, весьма плачевно. "Хватит, наигралась, - говорила она себе, - пора прекращать строить из себя атаманшу". Но, каждый раз оказавшись на улице, девочка понимала, что ничего не может с собой поделать, и отправлялась в гнездо к Неере и Даргу. Она не нуждалась в деньгах. И давно прошли те дни, когда у Ранта были причины волноваться о том, что ее могут обидеть. Однако она не изменяла «привычке», как она сама называла свою связь с бандитами. Для этой привычки у нее была весьма веская причина. Аяна словно от наркотика была счастлива от возможности планировать, предугадывать развитие событий и вырывать маленькие победы из лап поражений. Так же, как и Рант. Лучше Ранта. Лучше всех. Кинчи сидела рядом с отцом, боком к столу, уплетая горячий пирог, и наблюдала за матерью, вынимавшей очередной противень с пирожками из печи. Рая, очевидно, вставшая еще раньше Кинчи и давно закончившая завтрак, развернулась к столу, держа полотенцем раскаленный лист металла, и первая заметила вошедшую Аяну. - Как спалось, соня? - улыбнулась она дочери, скидывая на стол пироги (с рыбой, определила Аяна, поведя носом). - Хорошо, мама, спасибо, - ответила девочка, вспомнив, что со вчерашнего обеда не ела ничего, кроме взбитых сливок с киви, которыми ее угощал Рант. - Она всегда спит хорошо, - вставила младшая сестренка и попыталась показать язык сестре. - Не сиди за столом с ногами, - с наигранной строгостью осадила ее Рая. - Аяна, садись, поешь, пока пироги не остыли. - И расскажи, где вчера пропадала, - вставил Баат. - Мы с Даргом и Неерой ходили к храму Ракха, смотрели, как его украшают, - Она не солгала. До появления Ранта Аяна действительно ходила к храму посмотреть как его украшают… А заодно встретиться с главами других банд и заранее поделить территорию на предмет очистки карманов во время завтрашней церемонии. - Я видел, как ребята вернулись домой еще засветло. - Там было много народа, и мы потерялись. - Они, значит, пошли домой, а ты осталась искать на свою голову неприятностей. И как? Нашла? - Нет, - Аяна почувствовала, что кусок пирога застрял в горле, - Все обошлось. Просто в толпе был парень, похожий на Нееру - такой же дылда, и я решила дождаться, когда он соберется домой, чтобы не идти одной. Они, наверное, тоже меня искали. - Ну-ну, - покачал головой отец, - Бывает. Но ты уже не ребенок. Тебе пора прекращать носиться с мальчишками по подворотням. Приличная девушка так себя вести не должна. Это может навлечь на тебя гнев богов. Ты становишься такой же красавицей, как твоя мать, и тебе вовсе незачем привлекать к себе внимание всякого сброда, когда рядом нет людей, способных тебя защитить. - Конечно, папа, я понимаю, - опустила глаза Аяна. - Ладно, не переживай. Давай завтракай и одевайся, а то выйдем слишком поздно, и нам достанутся плохие места, - предупредил отец, вставая, и отправился собираться. Кинчи убежала наряжаться еще раньше. - Действительно все в порядке? - спросила Рая. - Да, - Аяне не очень понравился проницательный взгляд матери. - Тогда откуда у тебя синяки на руках? Только не говори, будто споткнулась на ступенях храма. Мне приходилось видеть подобное. Тебя кто-то попытался обидеть? - как всегда, когда она разговаривала с матерью, у Аяны появилось ощущение, что Рая смотрит на нее не только как на дочь. Это странное чувство, неожиданно обнаружившееся сразу после рождения Кинчи, не поддавалось объяснению. Сейчас оно вдруг сделалось особо острым. - Я действительно попала в неприятную историю, - признала она, - Но все обошлось. Больше этого не повторится. - Ты уверена, доча? - Да. Не переживай, мама. Я в порядке. - Это хорошо, - Рая замолчала, и Аяна с удовольствием ухватила кусок горячего пирога, несмотря на то, что начинка обжигала язык, но Рая еще не закончила, - Аяна, - заговорила она снова, - Мне, наверное следовало предупредить тебя раньше… Не знаю, право, как это лучше сказать… И папа, и я… О, Богиня, не думала, что это будет так сложно. Есть нечто, о чем мне нужно будет рассказать тебе подробно. Сейчас у нас нет времени, если только мы не хотим пропустить въезд Златы в столицу. Наверно, это следовало сделать раньше. Пожалуйста, не обижайся, но я попрошу тебя последовать папиному совету. Я понимаю, что это очень похоже на ограничение твоей свободы. Мне очень жаль. Как только представится возможность, я объясню тебе, в чем дело. Поверь. - Хорошо, - кивнула Аяна. Голод неожиданно уступил место беспокойству. За всю свою жизнь Аяна не видела на лице матери такого выражения. Рая изменилась, став похожей на кого–то незнакомого. Девушка заставила себя глотнуть и выскочила из - за стола. - Спасибо, мама. Я пошла одеваться, а то мы действительно опоздаем. Вернувшись в спальню, наша старшая сестра застала Кинчи перед зеркалом. Сестренка уже нарядилась в яркое зеленое платье, с рюшечкой на подоле, и делала вид, будто пытается причесаться. Вздохнув, Аяна забрала у нее гребень и принялась заплетать непослушные локоны. - Отведешь меня после шествия посмотреть акробатов, - заявила малышка. - Нет, - фыркнула Аяна, чьи мысли были заняты странной просьбой матери. До сих пор Рая не разу не пыталась вмешиваться в ее жизнь. Более того, лет с пяти к ней вообще относились как к взрослому человеку. И в то же время, ей не разу не представилась возможность усомниться в любви и заботе родителей. Для Раи, несмотря на наличие Кинчи, она всегда была самым любимым ребёнком. - Тогда я расскажу папе, что у тебя под подушкой мужской плащ, - объявила маленькая вредина. - Откуда ты знаешь? - Аяна потянула за полузаплетенную косу сестры. - Ты что, копалась в моих вещах? - А-а-а! Пусти! Мне больно! - взвыла проказница, - Я проснулась, когда ты вернулась, и видела, что ты что-то спрятала под подушку. А сейчас посмотрела. Отпусти! А не то я закричу, придет папа, и я все ему расскажу! - Значит, ты шпионишь за мной? - растерялась Аяна, - А потом докладываешь папочке? Ябеда! - Не-ет! - Кинчи извернулась и перехватила косу повыше, - Я не ябеда. - Ябеда! И еще какая! Ладно, не визжи! Мы пойдем смотреть акробатов, - решила уступить Аяна, - И накупим много сладостей. Ну, теперь отпусти волосы, а то мне придется тебя переплетать. Но если ты, мерзавка, хоть словом обмолвишься папе или маме на счет плаща, я запихну тебя в шкаф и запру на всю ночь. - Не надо! Я не скажу! Честно! - Запомни: ни слова! - Я же сказала, что не скажу, - пообещала Кинчи и, вырвавшись из рук старшей сестры, выскочила из комнаты. Ругая про себя сестренку, Аяна поспешно нацепила синее платье с оборками, несколько раз провела по волосам расческой и свернула их на затылке в тугой узел. В зеркало она смотреться не любила. Наряжаться тоже. Несмотря на это выглядела девочка очаровательно. К своему удивлению, выйдя на крыльцо, где вся семья уже ожидала ее, Аяна почувствовала, как неприятные мысли и тревоги, вызванные странным поведением матери, покидают голову. Ракх свидетель! Жизнь прекрасна. С этой оригинальной мыслью она взяла Кинчи за руку и последовала за отцом в Нижний город, где должна была произойти встреча Филиппа с невестой. Улицы были запружены народом. Нарядные женщины и веселые студенты училищ, коих в столице было более тридцати, то здесь, то там, взявшись под руки, шеренгой перекрывали улицы. Со всех сторон был слышан смех. Все новые и новые веселые лица вливались в поток горожан, направляющихся в сторону Нижнего города, на каждом перекрестке. Радостный гомон смешивался с пением весенних птиц и устремлялся ввысь, к безоблачному куполу небосвода. Аяну охватило чувство, похожее на опьянение. Ее пьянили запах весны, вид распускающихся деревьев, ожидание праздника, щебет весенних птиц, задорный смех прохожих. Ей хотелось петь, плясать, шутить, летать... Беспричинная радость переполняла ее, требуя выхода. Ей улыбалась сама весна. Весна была внутри и вокруг нее. Все, на что падал ее взгляд, наполняло ее эйфорией. Ей казалось, будто она чувствует настроение птиц и пробегающей мимо собаки. Весь окружающий мир был ей, и она была всем миром. Паренек впереди любил идущую рядом девушку - он любил часть ее! Солнце грело пробивающий камни мостовой цветок - оно грело часть ее. Довольный кот пристроился рядом с только что опустошенной миской сметаны - и довольна была часть ее. Она не шла - она летела. Это был ее день, ее весна. Она радовалась всему, что попадалось ей на глаза, что звучало в ее ушах. Она словно светилась от радости, излучая ее на все, что оказывалось поблизости. Сильно сгустившаяся толпа, наконец, вынесла их к площади Старой Заставы. Благодаря тому, что улица шла под откос, постепенно спускаясь в сторону въезда в город, с любого места открывался великолепный вид, и вместе с тем горожане не рисковали пострадать в давке. Семья Гери, благодаря любезности одной из маминых знакомых, проживающей в выходящем на площадь доме, устроилась на ступеньках крыльца - чуть выше, чем окружающие. В ожидании начала действия толпа гудела, словно улей. Аяна покрутила головой в напрасных поисках знакомых лиц, невольно подслушала отрывки нескольких разговоров, но не услышала ничего интересного. Из толпы показалась чумазая мордашка Дены. Судя по довольной физиономии, умелец лишил кошельков не один пояс, и намеревался к концу церемонии утроить добычу. Неподалёку работала пара ребят из соседнего квартала. Наконец на площади появились всадники в гвардейской форме. Народ притих. То действо, ради которого подданные императора собрались на площади, начиналось. Две процессии: одна со стороны городской заставы, другая - со стороны Кеннельбура, вступили на площадь одновременно. Интересно, скольких усилий стоила эта синхронность режиссерам процессии? Делегация, сопровождавшая невесту, следовала за белыми крытыми носилками. Знатнейшие аристократы Эрды, сопровождавшие Ее высочество, спешились и выстроились в две шеренги по обеим сторонам от носилок. Их роскошные меховые плащи смотрелись в этот весенний день немного смешно, но, безусловно, величественно. Несколько десятков рабов, несших приданое, опустились на колени. Их голубые туники и штаны двумя ровными яркими полосами расчертили улицу. С другой стороны на площадь Старой Заставы внесли открытые носилки императора. Сразу за ними на белом коне следовал жених. Справа от Филиппа ехали четыре хранителя чести, слева - три хранителя меча. Их появление было встречено радостными восклицаниями, среди которых ясно звучали женские голоса. И право, Филипп и его свита стоили радостных возгласов. Среди приближенных принца уродов не было. И сам Филипп, и любой из его хранителей могли похвастаться недурной внешностью, которая в сочетании с праздничными нарядами превращала их в кумиров этой толпы. Немало приветственных возгласов выпало и на долю следовавших за женихом восьмерых братьев Филиппа. Сразу за этой частью процессии двигались жрецы богов и богинь - покровителей Яиссолы. Жрецы каждого божества, кроме Ракхианцев, поочередно выступали вперед, обходили с обеих сторон Филиппа с товарищами и носилки императора, и чинно шествовали к носилкам невесты, где две девы чести эрданской принцессы с поклонами подносили им дары, после чего священнослужители занимали места в свите Златы. Поскольку жрецы каждого божества сопровождали прием даров многочисленными благословениями и пением гимнов, церемония заняла несколько часов. Зрители, на которых она была рассчитана, были в восторге, чего нельзя было сказать о женихе. Филипп, несмотря на выпитый с вечера лекарственный отвар, страдал от некоторой неясности в голове, сильно скучал уже примерно на пятой минуте торжественного шествия. Основной отличительной чертой этой церемонии, как он и опасался, оказалась ее длительность. Пение жрецов отдавалось в затылке тупой болью. Он покосился на своих товарищей. Златокудрый Нио Ваур ответил ему понимающим взглядом небесно–голубых глаз. Младший Наир высматривал что-то в толпе. Счастливец. Он единственный из всей свиты наследника престола не страдал от похмелья. Лой Негаа старательно скрывал зевоту. Гарт Киннель считал черепицу на крыше дворца Дейганаров, фасад которого как раз выходил на площадь. Один лишь Наол Зорг, урожденный Ефрадолла сьюреаль–и–саалн ор Ольаннастина Наол ворвиаль Иона, словно памятник самому себе застыл в седле с гордо поднятой головой и приличествующей случаю улыбкой на губах. Оно и понятно – северянин. Понятие долга впитал даже не с молоком матери, а в ее чреве. Некоторое время Филипп развлекался тем, что прокручивал в уме детали вчерашнего посещения брата. Чем больше он размышлял об этом, тем сильнее становилось ощущение, что смерть младших братьев на совести Эрста. То, что Эрст вчера случайно раскрылся, было чудом, ниспосланным самим Ракхом. Да будь он сам чуть менее трезв, он ни за что не раскусил бы внезапной заботливости любящего брата. В конце концов, тот лишь подтвердил его собственные мысли. А ведь как хорошо начал, паршивец! Ничего, еще посмотрим, кто кого! Как говорят оварцы, информация - залог победы. Эрста нужно обезопасить. Только как? А вдруг это вовсе не он? Возможно, самого Эрста использует кто-то из детей Сиоко. Ведь так удобно стравить старших братьев, убрать одного руками другого, а затем избавиться и от выжившего, когда тот будет праздновать победу. Филипп подавил желание обернуться и посмотреть на своих сводных братьев. Восемь. У него целых восемь врагов. А ведь женись отец на его матери, как того желал дед, и никто из них не посмел бы даже помыслить о престоле. Так нет! Гай, пусть Ракх дарует ему здоровье хотя бы до рождения первого внука, умудрился наклепать в один год сразу четверых, причем от разных наложниц. Эрст, сын Клеопатры Турунской, был младше его, Филиппа на три месяца, Платон, рожденный от Сиоко Даримо - на пять, а ныне покойный Шанни – сын чинийской княгини Лойи Евдокии Шуо - на одиннадцать, Демоны ночи! Ну и мысли у него в день свадьбы! О таких вещах нужно размышлять в тишине, а не под пение бесконечной процессии жрецов. Как же ему надоело это заунывное гудение! Скорее бы заканчивали, а то он уснет и выпадет из седла прямо посреди площади. Вот скандал-то будет! «Все, хватит дурачиться!» - попытался он одернуть самого себя. Пару минут после этого он честно пытался настроится на торжество, и даже старательно поедал глазами крытые носилки невесты. Но, несмотря на титанические усилия, суженная не пробудила в нем даже намека на любопытство. Эх, если бы и ему полагались крытые носилки, он бы уже десятый сон видел! Покончив с созерцанием плотной ткани, скрывающей Злату от любопытных глаз, некоторое время он оценивающе изучал прелести двух дев чести принцессы, но не обнаружил ничего впечатляющего и обратил свой взор на горожанок. Некоторые из них были ой как привлекательны, что навело его на воспоминания о вчерашнем незапланированном приключении. Вспоминая об этом, Филипп невольно улыбнулся. Скоро, очень скоро Рок приведет к нему новую наложницу. Конечно, ее родня поднимет шум, но золото, как обычно, все уладит. Хотя… Рант Наир. От него не откупишься. Зато его могут убить, напав, например, на Филиппа. Радж Наир будет, разумеется, рвать и метать, потеряв единственного сына, пока не отыщет убийцу. Ничего. На роль убийцы вполне подойдет кто–нибудь из многочисленной и малолюбимой семейки императора. Например Руслан, устроивший неудачное покушение на наследника престола. Устранение соперника и братца в один присест. Как сказал вчера Эрст, в его жилах течет кровь Гая. Жрецы, наконец, закончили нескончаемое действо. Гай встал, и демонстративно (по мнению детей) опираясь на руку Наира, направился к носилкам невесты. Филипп, а за ним и сопровождавшие его хранители, спешились и последовали вслед императору, но гораздо медленнее. Опередив сына, который совсем остановился на полпути между процессиями, Гай подошел к крытым носилкам и откинул полог. На несколько секунд император замер, пристально разглядывая принцессу, затем подал ей руку, обозначив желание помочь подняться с сидения и, наконец, взяв под локоток, повел ее к сыну. Под пение труб и барабанную дробь старый император вложил дрожащую ладошку девушки в руку сына. Не иначе, как случай заставил Филиппа в этот момент поднять взгляд на Ранта. Молодой человек глядел куда-то в толпу. Проследив его взгляд, Филипп среди нескольких тысяч человек отыскал единственное лицо, так напоминавшее его собственное. Несмотря на всех зрителей и участников этого исторического действа, Филипп встретился глазами с Аяной, и, не сдержавшись, послал ей полудетскую задорную улыбку. Именно эта, предназначенная не ей улыбка и стала первым, что увидела Злата, осмелившись поднять глаза на своего будущего мужа. Увидев, как озадаченно нахмурилась Аяна, наследник престола поспешно отвел взор и повернулся к невесте. Незачем раньше времени пугать дичь, на которую расставляешь силки. Невеста не обманула его ожиданий. Злату нельзя было назвать уродиной, скорее средненькой. Разумеется подгримированная и наряженная в честь сегодняшнего торжества, эрданская принцесса не производила совсем уж отталкивающего впечатления. Филипп подавил тяжелый вздох, и надел дежурную улыбку. Именно надел, ибо глаза его оставались совершенно холодными, а губы изогнулись по очереди: сначала правый уголок, затем левый. Увидев такую смену настроений на лице будущего мужа, Злата чуть ли не отшатнулась. Филиппу удалось-таки напугать невесту. Хранители чести, окружившие их, скрыли от зрителей эту пантомиму. К тому времени, как Гай вернулся в свои носилки, Злате уже удалось взять себя в руки. Шедшая от Кеннельбура процессия развернулась внутрь себя, пропуская вперед Его величество, и тронулась назад, к стоявшему на полпути к императорской резиденции храму Ракха. Присмотревшись к невесте, Филипп с раздражением констатировал, что у Златы сейчас случится истерика. Для воспитанной в монастыре провинциальной девушки, ставшей благодаря политическим играм сильных мира сего будущей императрицей взамен неожиданно поскользнувшейся старшей сестры, впечатлений было уже слишком. Совершенно не умеет держать себя в руках! Чему ее только учили? Он пропустил ее на полшага вперед и, стремясь отвлечь, попросил рассказать, как прошло путешествие. Обрадованная Злата с энтузиазмом ухватилась за предложенную тему и принялась в красках описывать немногочисленные перипетии поездки, подробно останавливаясь на изменениях погоды и красотах придорожных пейзажей. От подобного разговора уже на третьей минуте у Филиппа появилось желание бегом преодолеть остаток пути до храма, лишь бы не слушать эти глупости. Помешали этому только наработанная в течении долго времени привычка, сжав зубы, часами выдерживать утомительные придворные церемонии, и в куда большей степени многочисленная свита императора, преграждавшая дорогу. Еще спустя сотню шагов единственной мыслью, накрепко угнездившейся в голове Филиппа, было желание заткнуть ей рот. Но девушка не молчала. Получив возможность сбросить негативную энергию, Злата молола всякую чепуху, не останавливаясь и не отваживаясь вновь повернуться и посмотреть на своего суженного. К тому моменту, как они подошли к подножию храма, претерпевающий адские муки принц насчитал четыре тысячи двести сорок семь шагов и был готов задушить свою невесту. На территорию храма пускали только аристократию и жрецов. Час, что длилась церемония венчания, Филипп потратил на оттачивание деталей плана совращения Аяны. В самом деле, не о Злате же думать в такой момент, а не то, чего доброго, скрежет его зубов заглушит речитатив молитвы. Наконец, проводивший церемонию Феропонт Феофелахт - верховный жрец Ракха - соединил их руки навсегда, и Филиппу невольно пришлось поцеловать невесту. Нет, теперь уже жену. Он наклонил голову и почти не касаясь, чмокнул Злату в щечку. Гонг перед входом в храм звонко разнес по столице известие о свершившемся бракосочетании. К счастью, в Кеннельбур молодожёны проследовали верхом, то есть намного быстрее и не настолько близко, чтобы оказалось возможным продолжение беседы. На южном крыльце Кеннельбургского дворца состоялась последняя на этот день церемония – представление Ее будущему величеству семьи и придворных. Скрывая неприязнь, переполнявшую его, под привычной маской безразличия, Филипп монотонно называл ей имена и титулы поочередно подходивших царедворцев. Вереница поклонов и реверансов казалась нескончаемой. Злата кивала, произносила положенные слова и, словно ребенок, глупо улыбалась. Филипп мысленно подгонял представляемых. Он ощущал непреодолимую потребность хоть на час отдохнуть от этого безобразия, названного его женой. Его раздражало все. Он все подмечал и осуждал: неловкое движение, глупые, по его мнению, слова, неловкость, голос… Ну почему ее сестра сломала спину?! Наверняка прочимая ему в жены Магерианни Эрданская не оказалась бы столь отвратительной. Вот бы на этом месте была та девочка, которую он собирается отобрать у Наира... С нею Филиппу не было бы так тоскливо. Наследник империи живо представил себя в роли купца кричащего на рынке: «Меняю товар!». Увы, обменять эту на ту ему не удастся. Идея провести остаток своей только начинающейся жизни рядом с этой размалеванной куклой будущего императора ужасала. Только подумать! Мало ему младших сестер! Еще и она. Хотя, если поразмышлять, она прекрасно впишется в компанию придворных жеманниц. Филипп нечасто натыкался на людей, которые с первого взгляда вызывали у него стойкое отвращение, но с женой ему не повезло. Или это Злате не повезло с мужем. Полный неоправданной и беспричинной ненависти к своей молодой супруге, наследник престола не заметил всего одного факта. Не стоит, однако, обвинять его в невнимательности. Тогда этого не заметил никто, кроме них двоих. *** Если не сложно, оставьте отзыв. очень интересна реакция на текст.