Славься, Темная Властительница!

Итак, тринадцатый бог. Нэму. Пожалуй, самая интересная и поучительная история. И самая тёмная. Сейчас на Континенте нет людей или даже драконов, заставших Единый Век. О нём мы узнали от других богов, а их слова - источник не такой уж надёжный, как вам может показаться. Что вы говорите? Создатели? Как-то в шутку они объявили, что наделили всех обитателей Континентов способностью летать. Знаете, сколько народу разбилось? Так вот, с чего же всё началось? С того как боги поделили сферы влияния: каждый выбрал себе область Мира, некие отличительные признаки, элементы, направленность, кто во что горазд. Нэму же сказал, что ему ничего из этого не нужно. Я говорю "сказал", хотя, по сути, "сказал" или "сказала" - толком неизвестно. Пол для божества - вещь ещё менее относительная, чем для безликого, и об этом, впрочем, я уже рассказывал. Так вот, тринадцатое божество объявило, что желает править миром лично. Смело. Но было это после войны, и богам вовсе не хотелось проверять, скольких из них перед гибелью изничтожит зарвавшийся собрат, потому дело решили миром. Коли Нэму считал себя лучше всех богов разом, то пускай в одиночку управится с Миром. Если в течение ста лет на континентах всё будет благополучно, остальные боги признают его верховенство. Об этом они торжественно поклялись нерушимой клятвой чести. А для надёжности подписали несколько договоров. Вот так и начался Единый Век. Как угорелый Нэму носился над миром, пытаясь успеть везде и всё сделать, удовлетворить нужды всех рас. Он следил за временем восхода и заката, а также делал множество других прекрасных вещей, которых мы не видим, увы, без малого две тысячи лет. Да, в старину голодные восьмиголовые гидры не приходили кормиться в города, болезней было меньше, и каждый десятый осёл не зачитывал тебе декларацию прав гражданина. К исходу первой недели божество уже выдохлось и буквально разваливалось на части. А впереди было столетие, наполненное, казалось бы, лишь войнами и катаклизмами. Результат? Представь себе, он победил. Мир был цел, его обитатели довольны, а договор, дающий богу-единоличнику абсолютную власть, вступил в силу. Правда, первое, что сделал Нэму - лёг спать. Его силы пали ниже критического уровня, а разум был забит хаотичным скоплением молитв и стихийных бедствий. Увы, помутнение сознания не было временным. Он не помнил, какой образ был им избран, каков его пол, кто он такой и зачем он, есть ли он вообще. Алтарь его погас. Ещё один бог умер. Или нет? Если посмотреть на него истинным зрением, можно разглядеть на жертвеннике поток призрачного пламени. Только уходит оно в пустоту. Нэму не отвечает на молитвы. Но не смотря на это, и по сей день существуют поклонники спящего бога, всесильного и бессильного, воплотившего в себе всё и ничто. Последователи Нэму верят, что она ещё жива и однажды проснётся, а пока приписывают своему избраннику проявления странностей и нелогичностей в мире. Культы спящего бога поклоняются снам, чудачествам, свободе. Впрочем, некоторые, наоборот, накладывают на себя множество ограничений. Это вольная религия, в ней нет жрецов, нет храмов, и часто, когда кто-то не знает, кому себя посвятить, он посвящает себя именно Нэму. Что? Что в истории поучительного? Ну, например то, что даже божество в одиночку не на многое способно. Во-вторых, то, что идти против всех - чревато. К тому же вам, как будущим жрецам, полезно будет знать об этом движении. О, не надо спрашивать у меня, как всё было на самом деле! Говорю, ведь тех времён никто из ныне живущих не застал. Но если вам интересно моё мнение... Задумайтесь на секунду: а чем в течение этого столетия занимались остальные боги? Да, думаю, в каком-то смысле они стали первыми героями, убившими первого тирана, причём всадив ему кинжал в спину. Холод и сырость - неизменные спутники любого подземелья, крысы - его обязательные обитатели, а ещё узники, много узников. Так повелось, такова традиция и дело вовсе не в жестокосердии правителей. Просто в подвалах всегда сыро, и если уж ты имеешь помещение с отвратительными условиям, держать в нём следует врагов, а не друзей. Никакой ненависти, чистый расчёт. А ненависть в другом - не в жалобных стонах и причитаниях, а в криках, что разносятся по серым коридорах, в боли, что таится в этих голосах, в шипении раскалённого железа и лязге стальных щипцов. В молчаливо-бесстрастных глазах палача и по-детски счастливой улыбке седого лорда. Он уходит, продолжая улыбаться, он весело насвистывает, унося под маской жестокой радости непонимание и тревогу, оставляя заключённого наедине с болью. Волосы, пропитанные влагой и кровью, кто теперь вспомнит их цвет? За время плена они стали подобием зелёного мха, коим обросла каменная кладка, разбитое лицо, израненное тело, покрытое лохмотьями одежд. На мгновение существо силится приподнять голову, не с первой попытки, но это удаётся и пускай всего лишь на мгновение, но можно различить цвет его глаз, бледно-зелёный, цвет вставшей на путь увядания травы. Но они не такие, как у лорда, и уж точно не похожи на глаза прочих узников. Они излучают силу и какую-то непоколебимую твёрдость. Уверенность. И надежду… *** Шаги за спиной девушки медленно удалялись. Перед помутневшим взором расползалось кровавое пятно. Её кровь. Вытекает из её разбитой головы. С губ сорвался сдавленный стон, попытка пошевелить пальцами провалилась - он вновь сломал ей кости. Пол под ней отдаёт стальным холодом, силы едва теплятся в теле. Камера с обшивкой из холодного железа не оставляет шансов на побег. Её бросили сюда после того, как она попыталась сопротивляться. Стены глухие, даже более сильный маг был бы здесь бессилен. Да, эта тюрьма изначально была выстроена не для неё. Для Торвальд… О, мёртвые боги, сколько раз в своих снах она видела, как подруга приходит за ней. Как рушатся ненавистные стены, как она обретает свободу. Нет, надежды на это слабы. Континент - не захолустная деревенька, и о том, что однажды сойдутся в смертельной схватке Мизори Торвальд и Олаф Фрай, она не могла мечтать даже под пыткой. Но мечтала. Человеческая жестокость способна творить чудеса в редкие часы отдыха и во время истязаний. А ещё она верила, что там, снаружи, её курносая подруга делает для людей что-то хорошее. Что-то великое, на что у Эмми не хватило бы сил и решимости. В смысле, подвиги, а не танцы на столе. Мизори. Из множества её друзей дочка рыбака была самой любимой. Да, никто не доставлял ей столько проблем, ни с кем другим она не спорила так ожесточённо, но было в юной Торвальд то, чего Эмми всегда не доставало. Сила. Нет, скорее способность её применить. Она, Эмма Танарис, была свидетелем множества драк и после окончания всегда помогала их участникам, но Мизори частенько просто расшвыривала драчунов в разные стороны. Она любила вступаться за тех, кто не мог ответить. Воздушная элементалистка, сама того не ведая, шла по пути героя. Или злодея. Сила, которую она использовала с такой лёгкостью, можно применить и во зло. Кривить душой не стоило, применять силу во зло у молодой колдуньи получалось гораздо лучше. Но внутренняя борьба была. Настолько внутренняя, что Мизори её не замечала, а вот Эмми заметила, пришла в это сражение, выступив на светлой стороне души подруги. Медленно, но верно она вела её к свету и счастью. Пока не появился Он. Йохан Штернмаер. Волшебник быстро заметил перспективную магессу, положил на неё глаз, а потом и руки, очаровал лживыми речами. Но он лишь хотел её использовать! Сделать из неё марионетку! Стремился осуществить не её мечты, а свои собственные! Он поссорил их с Эмми, а потом сделал что-то с Артуром. Земляная элементалистка была уверена, что просто так молодой граф не взбесился бы. Дальше? Суд, приговор для Мизори и долгое расставание. Время неостановимо. Она окончила Академию и стала жрицей Солара, как и мечтала всю жизнь. Мизори получила предложение стать героем. Они часто переписывались. Эмми простила подруге смерть Артура. Кажется, что Торвальд искренне раскаялась и работала вовсе не из-за страха, а получала удовольствие от спасения чужих жизней, даже рискуя своей. Кто-то сказал: если у тебя есть мечта, никто и ничто не в силах отнять её у тебя. Кто-то сказал глупость. Через три года некто посодействовал её переводу. Некто достаточно могущественный, чтобы Всеконтинентальная Гильдия Жрецов пошла ему навстречу и отправила молодую жрицу в город Таман. С виду это выглядело как повышение, ведь девушка со столь незначительным потенциалом имела немного шансов получить должность верховного жреца в большом городе, четвёртом по величине в Парараксе и, возможно, самом красивом. Она и обрадовалась поначалу, как мышка, нашедшая большой, никем не охраняемый кусок сыра. Счастье продлилось ровно до того момента, когда её не пригласили на встречу с местным владыкой. На Континенте много людей с фамилией Фрай, но кто мог подумать, что правителем города окажется именно отец Артура? Гильдия её продала, а возможно, кто-то приказал им её выдать. Скорее всего, и первое, и второе. Так внешний мир девушки сжался до размеров темницы графа Олафа. Сколько времени она здесь? Неизвестно. Но явно больше полугода. Жизнь здесь похожа на ад... Рука девушки уцепилась за верёвку, подтягивая тело к зависшей над полом петле. Всё как обычно, сначала затащить туда верхнюю половину, потом ноги. Готово. Магию больше ничего не сдерживает, и она бежит по телу, словно кровь по венам. Из-под кожи пробиваются тонкие корни, опутывая верёвки, создавая точки опоры для ног и спины, образуя подобие кресла. Теперь она может заблокировать боль и начать лечение, исцелить раны, чтобы Он вновь смог насладится её мучениями в следующий раз. *** - Знаешь, каково потерять всё?! Мучиться от бессилия?! Быть лишённым возможности отомстить?! Знать, что никто и ничто тебе уже не поможет? Утратить надежду? - хриплый голос у самого уха. Слова плавно вливаются в мозг, погружаясь всё глубже, продираясь сквозь отчаянный вопль нервных рецепторов. - Да, - шёпот разбитых в кровь губ. - Нет, - в словах сквозит насмешка. - Ты ещё надеешься, и будь спокойна, ты умрёшь не раньше, чем умрёт эта надежда. Девушка вскрикнула. Капли холодного пота застыли на её лице. Всего лишь сон, хотя и не отличимый от реальности. Но её кости целы, и кровь не течёт из многочисленных ран, не ноют ожоги... Сон. Она понимала, о чём говорит Олаф, он рассказал ей в первые дни, надеялся добавить к физическим страданиям муки совести. Артур не был старшим сыном, но был магом, а значит, новым кандидатом на главенство в Тамане. После его гибели братья и сёстры молодого графа торжественно перетравили друг друга, их мать повесилась, а старый Фрай... Нет, Олаф точно не выглядел сумасшедшим, но глаза его горели такой испепеляющей злобой, что утолить её не удалось бы и за сотню лет. И для него не было особой разницы, на ком эту злобу срывать. Танарис была прекрасной кандидаткой, годной заменой подлинной убийце, ведь именно из-за неё всё началось. Не в силах добраться до Мизори, граф пользовался талантом своей жертвы к самовосстановлению, чтобы раз за разом наслаждаться мучениями своего врага. Она и сама почти возненавидела его. Как злодея, как мучителя. Давно возненавидела бы, если бы в глазах тирана не таилось столько боли. В подземельях нет смены дня и ночи, в подземелье лишь одно время суток - кромешная темнота, лишённая даже такой малости, как лунный свет. Почти лишённая звуков. Всё, что здесь можно услышать - звон цепей и стоны других узников, леденящие душу вопли пытаемых и тихое шуршание шагов, разбавленное бряканьем подкованных сапог. Но время этих шагов придёт не скоро. Их последняя с лордом Фраем встреча окончилась триумфом феодала. Каким-то неведомым образом ему удалось пропихнуть в управление по делам подвигов Святого Астролора свой запрос. Действительно неведомым, ведь чиновники Светлой Империи не могут брать взятки! Прошение о помощи, написанное рукой специально угнетённого лавочника, просьба избавить Параракс от исчадия ада, известного под прозвищем Ледяной Властелин. И знаете что? Прошение удовлетворено, и по нему направлена... Кто бы вы думали? Да, теперь-то ей точно конец. Дорц за время своего правления истребил столько героев, что на колья для их голов ушла небольшая роща! Месть наконец-то свершится! А когда она свершится, в жрице больше не будет нужды, она отправится вслед за подругой. Тот разговор засел в сердце Эммы словно обломок стрелы. О Тихоне Дорце она знала немного, но этого было достаточно, чтобы понять, какая опасность угрожает Мизори. Конечно, Торвальд - очень могущественная колдунья. К окончанию третьего курса её потенциал был сравним с потенциалом сильнейших водяных элементалистов Континента, а ведь с тех пор прошло без малого пять лет. Она сильнее врага, по меньшей мере, на треть! Но что делать со стражей? С солдатами и наёмниками, которые встанут на её пути? И даже сам Дорц хоть и слабее, но несравнимо опытнее и искусней. А у её Мизори такая горячая голова... Ответ на вопрос могло дать только лишь время, лишь новые звуки шагов и новая боль. Она дождалась. Обитые полосами холодного железа ворота отворились с протяжным скрипом. Два стражника остались снаружи, ещё двое встали у входа с арбалетами наперевес, последний охранник приблизился к колдунье и, взяв за руку, потащил к стене, в которую были вмурованы тяжёлые кольца. Запястье отозвалось болью от силы захвата и неприятия холодного железа, из которого была сделана амуниция охранника. Да, её стерегли, не оставляя ни единого шанса вырваться, и лишь когда на запястьях девушки сомкнулись кандалы, граф позволил двум из трёх охранников выйти. Лицо властителя немногим отличалось от его обычного лица - такое же суховатое, покрытое сетью мелких морщин, с проседью на висках. Маленькие глазки пытливо всматривались в зелёные глаза жрицы, изредка косясь на разложенные рядом щипцы и крючья. Замерев, точно о чём-то размышляя, граф взял со стола длинный паяльный жезл на магическом питании, надавил на руну, наблюдая, как митрильный наконечник раскаляется добела. Эмма закрыла глаза, делая глубокий вдох. Сырой воздух подземелья так сладок, когда знаешь, что уже через мгновение его сменит запах горелого мяса. Что немаловажно, твоего собственного. Но вместо боли до неё донёсся металлический звон, а вслед за этим что-то мягкое бухнулось на укреплённый пол. Очи девушки распахнулись, и пред ними предстала картина, в реальность которой не поверил бы ни один житель северного графства: Олаф Фрай, павший на колени. Жезл откатился в сторону, стражник усиленно протирал глаза, а тело пожилого мужчины содрогалось от рыданий. Он поднял голову. По морщинистому лицу текли тонкие полоски слёз, губы дрожали, повторяя одно-единственное слово... Почему?.. Почему?! Десятки раз был задан один и тот же вопрос. Был задан пустоте, богам, которых давно уже не стало, самому себе, плененной жрице. Почему? Как же так получилось, что человек, которого он мечтал погубить, остался жив? Да не просто жив, он теперь его правитель!!! Его властелин! Что может сравниться с этой болью?! Где в этом мире справедливость?! - Где справедливость? - шептал мужчина, обхватив ноги прикованной к стене жрицы. - Где она? Скажи! Ты, та, что так кичишься своей принадлежностью к Свету! - А сам-то ты хоть раз поступал с кем-то справедливо? Зрачки лорда Фрая вспыхнули, пальцы сжались точно когти, но... Огонь погас, а выражение ярости сменило отчаянье, которому позавидовал бы самый последний висельник. Граф встал и не произнося ни слова вышел, вслед за ним ушёл охранник. Девушка так и осталась висеть прикованной к стене, руки жёг металл кандалов, не давая залечить содранные запястья. Однако по сравнению с былыми пытками это было вовсе не страшно. А спустя несколько часов её спустили. На следующий день впервые за всё время принесли еды. О, как вкусен сыр и хлеб после месяцев голода! В те дни организм поддерживался лишь за счёт собственной магии, поддерживался на грани жизни и смерти. Еду принесли и на следующий день. Теперь её приносили ежедневно, пока однажды в камеру не вошёл сам Олаф. Один, без охраны. - Я думал, что познал отчаянье. Я был не прав. Я думал, что заслуживаю справедливости, и вновь ошибся. Иди своей дорогой. Ты мне больше не нужна. Его руки отомкнули один за другим тяжёлые кандалы, освобождая жрицу. На мгновение её глаза опасно блеснули, но лишь на мгновение. Девушка не обернулась, молча скрылась за поворотом коридора. Почему она не убила его? Может, у неё и хватило бы духу несколько минут назад, но не теперь, когда её мучитель раскаялся. Она просто не могла. Она не хотела. Вся её сущность кричала о скорой встрече с любимой подругой. С Мизори Торвальд, которая спасла её, сама о том не зная. Спасла, всего лишь совершая очередное доброе дело...