Сказ о македонце

Персидская делегация была принята с великими почестями. Царь Филипп был не только гостеприимным, он ещё и хотел впечатлить гостей, показать им, что Македония – не болотное царство, умирающее под простодушием его отца, что это царство – не то незначащее место, которое презрел Дарий I, когда пересекал Геллеспонт, чтобы вторгнуться в Грецию своим устрашающим войском. Нет, Македония была сильна и царь Филипп хотел согласовать равенство между царствами с самим Великим Царем. Правитель устроил пышный банкет, а к каждому гостю был приставлен потомок благородного семейства, чтобы показать ему город, показать то, чем стала Пелла под руководством мудрого Аргеада. Пелла, город, в котором находилась резиденция македонского царя, для гостей была известна как новая столица всей Македонии, хотя слово «новая» сюда вряд ли подойдет. Царь Архелай основал этот город около века назад, чтобы заменить Эгею в качестве столицы. Царь Филипп изменил обстановку во дворце, умело используя запасы золотых руд. Внушительные колонны, словно титаны, окружили дворец. Пелла стала похожа на город, рожденный из фантазии братьев Гримм, он был расположен на холме, окруженном довольно глубоким озером, поэтому, если царь приказывал закрыть стены в город, выйти было невозможно.(1) Персы наслаждались радушием принимающей стороны, но самым захватывающим событием для них стала знаменитая Львиная охота. Царь и его окружение наслаждались этим так называемым спортом, и было решено, что на следующий день состоятся главные развлечения в царских лесах. Гефестион стоял рядом с Пердиккой и Леоннатом. Александр тоже стоял рядом в окружении Птолемея, Гарпала и Неарха. Царь называл эту компанию подростков «Друзьями Александра», но по мнению сероглазого юноши им бы больше подошло название «Свита Александра». И почему он всегда оказывается рядом? – с раздражением подумал Гефестион, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Глубокие черные глаза Арзамеса внимательно оглядывали его. Сатрап больше не старался прятать интерес во взгляде, и для всех не было секретом, что он не хочет проводить эту ночь один. - Он уже давно смотрит на тебя, - сказал Леоннат, поравнявшись с конем своего друга. – Я думаю, ты ему нравишься. - Спасибо, не заметил, - отозвался Гефестион, прочитав в темных глазах что-то опасное, что-то, чего он не мог понять. - Твоего брата здесь нет, - влез Пердикка, удачно отвлекая Гефестиона от сатрапа и навязчивых мыслей. - Да, он не был приглашен, - ответил юноша. – Кто тот мальчик? Тот, рядом с Филотой. - О, это Кассандр, старший сын Антипатра, - сказал Пердикка. – Он нечто. - В смысле? – нахмурился сероглазый эфеб. - Мы все еще пытаемся понять, что он такое, - сказал Пердикка, кусая ногти. - Пожалуйста, Леон, прекрати уже, - поругал его Пердикка. - Зачем? Ты говоришь совсем как моя мать. - Я вспомнил, что мой брат говорил о нем. Ник сказал, что Кассандр эгоистичен, высокомерен и очень умен, - сказал Гефестион, глядя на юношу 17 лет с ярко рыжими волосами и бледно-голубыми глазами. - Твой брат его прекрасно описал, - улыбнулся Александр, слышавший весь разговор издалека. Гефестион посмотрел на него и ударил коня по бокам, чтобы убраться подальше от неприятного общества. - Он безнадежен, - покачал головой Леоннат. Охота началась. Псы были выпущены, лошади последовали за ними. Гефестион наслаждался каждым моментом происходящего. Адреналин, стук копыт, лай собак, команды, выкрикиваемые то тут, то там – все это возбуждало кровь Гефестиона. Лев был не один, львица уже вступила в бой, убив нескольких псов и укусив пару коней. Гефестион был невероятно хорош в охоте, поэтому он как мог помогал своим друзьям и компаньонам, поймав Пердикку перед тем, как тот свалился с коня, испуганного рыком зверя. В силу возраста юного Аминтора попросту недооценивали. Следующие события пролетели перед глазами как один миг: недалеко от Гефестиона Александр упал с коня, и лев набросился на беспомощного юношу. Эфеб действовал, не задумываясь, пришпорил коня и рванул к царевичу. Он ранил льва в бок концом своего копья, раненный лев, взревев, напал на коня Гефестиона. «Я сейчас погибну!» - лишь эта мысль билась в голове Гефестиона, который словно оцепенел. Из этого состояния его вывел предсмертный рык льва, в которого тотчас вонзилось несколько копий. Александр рванул к парню. К счастью, на того не упала раненная лошадь. Она уже была мертва, а брюнет, лежавший рядом, зажимал кровоточащую рану на руке. - С тобой все в порядке? – спросил царевич, закрывая спиной солнце. - А я выгляжу так, будто со мной все в порядке? – Александр улыбнулся. Кто-то рядом позвал лекаря. - Боги… как же больно, - слабо сказал Гефестион. - Не двигайся, пока не придет лекарь. У тебя могут быть сломаны кости. - Нет, я могу… двигаться. – Юноша взвыл, когда попробовал пошевелить раненной рукой. - Если у тебя есть силы на то, чтобы спорить со мной, значит с тобой все будет в порядке. хxx Часом позже Гефестион уже лежал на маленькой кроватке в комнатушке, которую он занимал во Дворце. Кости не были сломаны, и самым внушительным повреждением был порез на руке, локоть уже был промыт, покрыт медом, чтобы предотвратить заражение, и забинтован. Но, несмотря на это, все тело Гефестиона подрагивало от боли. Ему хотелось заснуть и отдохнуть от этой боли. Нужно поспать. Сейчас успокоюсь и… - Тебе уже лучше? – Открыв глаза, Гефестион увидел, что Александр стоял у кровати. - Как ты вошел? - Через дверь? – Брюнет раздраженно закатил глаза. – Я пришел поблагодарить тебя за то, что ты сделал. - Не стоит, я сделал это не для тебя. - Действительно? – нахмурился Александр. – Как это, спасая мою жизнь, ты не делаешь ничего для меня? Гефестион тяжело вздохнул. - Я поступил так, потому что это мой долг, - ответил он, пряча глаза. - Объясни. - Ты наследный царевич Македонии, а я сын Аминтора, гетайра царя Филиппа. Следуя из этого, моя обязанность заключается в том, чтобы приглядывать за тобой… В конце концов, я уже говорил тебе, что не ненавижу тебя, ты мне просто не нравишься, - сказал Гефестион, глядя в потолок. - Лжец. - Как ты меня назвал? – Паж сел так резко, что все его тело заныло от боли. - Долг - не единственная причина, по которой ты спас меня, - Царевич был абсолютно уверен в том, что говорит. - Неужели? Если ты думаешь, что я тайно влюблен в тебя, то ты сошел с ума.– Александр не смел вообразить, что эти слова могут так сильно ранить его. - Знаешь, когда ты злишься, у тебя глаза краснеют. - Замолчи. - Хорошо… Я думаю, что ты спас меня, потому что ты слишком добр, чтобы позволить кому-нибудь пострадать только потому, что кто-то тебе не нравится, - паж мягко похлопал царевичу. - О Боги, это фразой ты лишил меня слов, ну а теперь-то ты можешь идти? Благодарю тебя за доброе слово, но я буду в действительности доволен, если ты позволишь мне поспать. – Гефестион смертельно устал, ему лишь хотелось закрыть глаза и перестать спорить с Александром. Блондин всегда пробуждал в сыне Аминтора темную сторону, он слишком устал злиться. - Твой конь умер, - сказал царевич, когда эфеб замолчал. – От сильного кровотечения. Я сожалею. Гефестион не сумел скрыть своей печали. Этот конь был подарком отца ему на день рождения, его первая лошадь. Он был с ним только 2 недели, и мальчик был очарован им. Александр был потрясен, увидев чувства, эмоции, которые проявляются на лице Гефестиона столь явно. С тех пор, как они встретились, сын Аминтора казался Александру больше похожим на стену, чем на человека: недоступный, скрытный, независимый. Кто-то постучался в дверь, и на пороге появился пышно одетый евнух, алмазы на его одеянии переливались с каждым движением все ярче и ярче. От него пахло резкими благовониями, а на лице была краска. Вместе с ним в покои вошли эфеб и седовласый старик. Евнух склонился в почтительном поклоне и стал ждать, когда заговорит толмач. - Его хозяин, лорд Арзамес, послал его сюда, чтобы поинтересоваться о здоровье Гефестиона, - сказал переводчик, и сын Аминтора заметно побледнел, будто увидел призрака. [i]Фурии, почему перс хочет узнать, каково мое здоровье?[/i] - Благодарю лорда Арзамеса за его беспокойство, передайте ему, что я чувствую себя хорошо, - все же ответил Гефестион с почтительностью в голосе, едва оправившись от шока. Евнух подождал, пока толмач переведет ему фразу, и продолжил говорить. Грек, пару раз кивнув, вновь повернулся к брюнету: - Он говорит, что его господин несомненно порадуется этой вести и просит принять в дар Арабского породистого коня, так как ваш погиб. Гефестион открыл и закрыл рот, не зная, что сказать. Лошади были чрезвычайно дорогим подарком. Если бы сын Аминтора жил в XXI веке, то сатрап бы просил его принять в подарок спортивную машину известного бренда. Александр почувствовал как по спине ползет холодок, а сердце ноет от ревности. Царевич тоже думал о том, не подарить ли Гефестиону коня, но быстро отмел эту идею, потому что знал, что паж не примет такой дар, поэтому он решил купить коня и вручить его ему, не спрашивая. - Не знаю, что сказать, - смущенно пролепетал Гефестион. – Я премного благодарен лорду Арзамесу, но не могу принять этот дар. Это было бы неправильно. Евнух изумленно приподнял брови, услышав отказ, но не стал настаивать. Это было бы грубо. Склонился в поклоне и покинул комнату в сопровождении толмача. - О, Зевс! – воскликнул Гефестион, откидываясь на спину. – И что это было? - Думаю, сейчас все стало очевидным, Арзамес симпатизирует тебе, - сказал Александр, паж так резко обернулся, что царевич мог поклясться, что слышал, как хрустнули его шейные позвонки. – И не смотри на меня так, это правда. - Я знаю, что это правда, просто… Не думал, что кто-то еще заметил это, - признал брюнет. – Но, во имя Медузы, как же это смущает, - он прижал руки к румяному лицу. - Что в этом смущающего? Знать, что перс покорен твоей красотой? - Издеваешься, - Гефестион посмотрел на него, прищурив серые глаза. - С чего бы? – удивленно спросил царевич. - Хорошо, давай проясним… Я-не-красивый, - произнес Гефестион по слогам так, словно Александр сказал только что несусветную чушь. Он сумасшедший? Неужели в зеркало никогда не смотрелся? - подумал царевич, удивленный словами пажа. - И зачем я только с тобой разговариваю? – пробурчал Гефестион. Дверь снова открылась, и в комнате появился другой паж. - Царь послал меня, чтобы узнать о твоем самочувствии, - пояснил причину своего прихода вошедший мальчик. - Что-то ты необыкновенно популярен стал в последние дни, - хмыкнул Александр. - Скажи царю, что я хорошо себя чувствую и ценю его заботу. – С каждым моментом Гефестион все больше и больше смущался от накатившего на него внимания. Почему, в конце концов, всех так интересует его здоровье? Дверь распахнулась вновь, чуть не ударив испугавшегося пажа, который тут же покинул покои, а его место заменил Аминтор. - Тион, я слышал, что произошло, твоя мать скоро придет сюда… О! Александр, не ожидал найти тебя здесь, как ты себя чувствуешь? – спросил мужчина, чуть поклонившись. - Прекрасно, благодаря вашему сыну. – Гефестион заметил, как его отец приосанился, полный гордости за поступок сына. – Впрочем, я вас оставлю. Это был, наверное, единственный раз, когда мой отец гордился мной больше, чем когда я оседлал свою первую лошадь. Он был счастлив, что его сын настолько героически спас жизнь не кого бы то ни было, а самого наследного царевича. Вскоре весь дворец заговорил о моем «подвиге». Из «мальчика, накричавшего на Царевича на фестивале» я превратился в «мальчика, спасшего его жизнь». Моя семья гордилась мной, мои друзья были поражены, а я казался уставшим от всего этого внимания. Для меня спасение жизни Александра было ничем большим, чем обязанностью, я не мог понять, почему все суетятся из-за этого. Персы были в Македонии в течение 5 дней, и после Львиной охоты я более не видел Арзамеса. Пердикка сказал мне, что он слышал, как сатрап сказал, что «сероглазый эфеб слишком красив, чтобы принадлежать смертному, даже Царь не может владеть им в полной мере, ему суждено быть с величайшим из мужчин». Может быть, Пердикка преувеличивал. В те дни, я не понимал смысла этих слов, поэтому постарался забыть их побыстрее и продолжил жить в собственном мире, где было тихо и спокойно. Проходили месяцы, ничего не менялось. Ой, чуть не забыл: Царь в качестве награды подарил мне коня. «Красота всегда приходит с темными мыслями(2)».., да? Эту мысль я уяснил, пройдя тяжелый путь; тогда я мало понимал, что во мне было настолько привлекательного. Нет, я никогда не думал о себе, как об уродце, мне казалось, я был обычным мальчиком с обычной внешностью. Я горько ошибался. На дворе был июль, или лойос, более известное название месяца в древней Македонии. Несколько дней назад был день рождения Александра, и Гефестион вот уже 7 месяцев жил в царском дворце. Это место было несомненно центром всего известного на тот момент мира, и паж вскоре понял, что ему нравится находиться в буре событий. Адреналин, интриги, тайные альянсы, военные кампании с группами воинов, чьи названия так чужды пажу, что он не мог даже произнести их названия правильно. Как паж царя, Гефестион мог присутствовать на многих встречах. Ему нравилась политика. Казалось, что все было хорошо. Он посещал занятия вместе с Царевичем и другими пажами, но слишком уж велика была его скука по дому, хотя он должен был признать, что проживание вдалеке от дома сделало его более самостоятельным. Изредка он видел отца и брата; мать и дедушка писали ему чуть ли не каждую неделю, Антигона присылала ему торты, печенье, свежие фрукты, варенье и все, о чем она только могла подумать, что сделало Гефестиона невероятно популярным среди пажей: Антигона очень вкусно готовила. В тот день симпатичный подросток 13 лет прогуливался по коридорам, проходя самым длинным путем к месту назначения. Все эти сложности он придумал себе, потому что избегал Никесиполис, третью жену царя Филиппа. Каждый раз, когда он встречал ее, она давала ему шарф или мех, или пару носок, или чего бы то ни было сделанного ее собственными руками, это было слишком смущающим. В последний раз Леоннату пришлось сидеть с Никесиполис около 3 часов, попивая чай и слушая о ее бесконечных проблемах и заботах. Сейчас Гефестион проходил по галерее, из которой открывался потрясающий вид на сад, размышляя о любимом эпизоде из Илиады. О том, в котором Диомед с помощью богини Афины сражался против троянцев и богов, сопутствующих им. Со своей сверхчеловеческой силой Диомед Ахейский смог ранить самого Ареса, бога войны, но, даже будучи таковым, он был никем по сравнению с Ахиллесом, в конце греки нарекают Ахиллеса непобедимым героем. Гефестиону нравилась эта часть истории, потому что никто не мог сравниться с его героем, Ахиллесом, а Диомед был лишь баловнем судьбы. Для победы ему нужна была помощь богини, хотя даже с поддержкой Афины Диомед был гораздо слабее Ахиллеса. Паж мечтал, что однажды он встретит кого-нибудь, столь похожего на его героя, он не хотел быть сыном нимфы Фетиды, как почти все юноши в Греции. Он хотел быть с Ахиллесом, потому что Ахиллес был не только великим воином, он был благородным мужчиной, способным любить и быть влюбленным в Патрокла настолько сильно, что смог отомстить за него. Чего Гефестион и хотел, так это быть чьим-нибудь Патроклом. Паж был погружен в свои мысли, когда заметил знакомый силуэт, сидящий на деревянном стуле внутри просторной комнаты. Я знаю его, правда вот не могу вспомнить, где его видел, - подумал Гефестион, отбросив прядь волос с лица. - Ты пришел посмотреть на то, как я позирую? – Голос Александра заставил пажа закатить глаза. - И с чего бы мне захотелось на это посмотреть? – спросил паж даже с неким отвращением в голосе. - Ну, ты как раз находишься около рабочей Лисиппа, и сейчас он будет делать с меня скульптуру, - объяснил царевич. - Лисиппа? Того самого мастера Лисиппа? - Да. В те дни Лисипп был как Микеланджело, Филипп Брунелеччи или Уильям Уэтмор. Все верили, что он был настолько хорош, что мог заставить бога Гефеста завидовать его таланту, почтение к нему могло даже вызвать гнев бога, но Лисипп никогда не обращал внимания на такие высказывания. Его скульптуры были величавы и выглядели так, будто они живые люди. -Зачем бы мастер Лисипп захотел сделать из тебя скульптуру? – По мнению Гефестиона, такой опыт был пустой тратой времени и таланта. - Мой отец попросил его сделать с меня скульптуру из бронзы в качестве подарка на мой день рождения, - сказал Александр, отчего-то глядя в пол. - О! Во имя молота великого Гефеста! Потрясающе! Твое лицо, увековеченное в бронзе. Мир, должно быть, будет счастлив, зная, что твое изображение всегда будет с ним, - фыркнул Гефестион. - Ты бы хотел встретиться с мастером Лисиппом? – спросил Александр, пропустив мимо ушей слова пажа. - О, благодарю, мне бы хотелось остаться и насладиться моментом твоего нарциссизма, но у меня есть дела. - Что за дела? - Это не твое… - Не мое дело, - сказал Александр. Гефестион посмотрел на него таким взглядом, какой, наверное, дарила Медуза своим врагам. - Ты надоедливый. - И эгоцентричный, высокомерный, эгоистичный и вспыльчивый ублюдок и трус… Я что-то упустил? – произнес царевич со спокойствием в голосе. - Рад, что ты помнишь все свои недостатки, может даже ты когда-нибудь излечишься от них, - сказал Гефестион, уходя прочь. - Будь осторожен с ветром, юный Гиацинт, - пропел Александр на прощание. Отвечу сразу перед тем, как вы спросите меня об этом, потому что я вижу вопрос на твоем лице: Гиацинт был невероятно красивым спартанским царевичем, возлюбленным Аполлона. Он был убит ревнивым богом ветра Зефиром из-за своей красоты, и из крови Гиацинта светлоокий бог солнца сотворил цветок, названный в честь бедного юноши. Александр смотрел ему вслед. Гефестион вырос, и, несмотря на то, что подростки в этом возрасте выглядят некими гигантами из-за резкого роста, сын Аминтора мог похвастаться пропорциональным телом. Каждое движение было изящным, и даже капли пота, стекающие по спине, казались Александру лишь прикосновениями невидимого любовника. - Твой друг? – спросил Лисипп, вырывая царевича из дремы. - Один из эфебов моего отца, - ответил Александр. - Красивый парень. Мы можем начать? – Царевич кивнул и последовал за Лисиппом в комнату. ххх - Все-таки я не могу понять. Лисипп делает скульптуру Александра, и ты злишься потому что… - не закончил Пердикка, проходя с Гефестионом через улицы Пеллы. В Пелле, как и во всех греческих городах, была Агора в центре. Само строение города было представлено параллельными линиями улиц, блоками двух- или трехэтажных домов и даже несколькими резиденциями с канализацией. - Это трата таланта, зачем миру нужна скульптура Александра? – Гефестион все еще хмурился, когда они проходили мимо небольшого рынка. - Знаешь, для того, кто якобы ненавидит Александра, ты проводишь слишком много времени, думая о нем. - Давай поговорим о чем-нибудь другом. - Хорошо. Твоя лошадь хороша. - Ага, - рассеянно поддакнул Гефестион. - Ну а теперь-то что? Все еще думаешь, что не нужно было принимать царского коня? Царь подарил тебе его, потому что ты спас жизнь его сына, сколько уже можно это обсуждать? – сказал Пердикка, уставший от упрямства друга. Гефестион вздохнул. - Может быть, ты прав и я всего лишь параноик. - Конечно, я прав, а ты лишь параноик. - Ты всегда прав, лошадь ведь действительно хороша, - улыбнулся паж. XXX Этой ночью во дворце царя Филиппа был пир. Гефестиону было поручено наискучнейшее задание – охранять коридор, ведущий в покои Царя. Подошла его очередь стоять на посту. Только вот одна мысль не покидала голову Гефестиона с тех пор, как он услышал о том, что Александр убил первого мужчину в возрасте 12 лет и в этом же возрасте охотился наравне с другими взрослыми на дикого кабана. Аминтор не мог смириться… Он младше меня, черт побери! Я не могу быть вторым, - думал Гефестион, блуждая по коридору. – нужно попросить Ника взять меня с собой на север, там ведь всегда происходят стычки между фессалийцами и иллирийцами, поэтому я смогу нагнать Александра и убить своего первого мужчину. Нужно решить этот вопрос на следующей неделе. Отец хочет подождать до моего 14-летия, но, если я буду медлить, то окажется, что я стал мужчиной на 2 года позже этого ублюдка. Нет, все решится на следующей неделе, я слишком долго ждал того. Но Ник не возьмет меня с собой за «спасибо», что же дать ему взамен? Может быть… - Гефестион! – Голос Царя заставил его подпрыгнуть. – Где ты витаешь? Дерьмо, - подумал паж, покраснев от смущения и неожиданности. Напротив него стоял царь Филипп, но мальчик не замечал его появления, поэтому мужчине пришлось повысить голос. - Прошу прощения, сэр, - торопливо отозвался Гефестион. – Чем могу услужить? - Следуй за мной, - Филипп направился к своим покоям, безмерно удивляя пажа. Что за черт? – Гефестион не мог понять, зачем его вообще заходить в покои, не мог понять, почему Царь так ведет себя. Может быть, владыке нужна какая-то помощь? Он слышал от Пердикки, что Антипатр просил его разобрать домашнюю библиотеку; может быть, Царь даст ему подобную работу? Если честно, то Гефестион надеялся на то, что ему дадут подобное поручение, потому что ему нравилось читать, а в библиотеке правителя уж точно найдется что-то стоящее. Покои представляли из себя большую спальню, пол которой был выложен мозаикой, а стены украшал Геракл, предок Филиппа, убивающий Немейского льва во всем своем величии. Сквозь открытые окна в комнату проникал запах сирени, цветущей в саду, залетал теплый ветерок, заставлявший бумаги на трюмо колыхаться. От Царя пахло мясом и вином, но он не был пьян: паж видел множество раз пьяного владыку и знал разницу. О чем думает Филипп? Может быть, у него все-таки есть важное поручение… - Закрой дверь, - паж подчинился и, повернувшись, оказался прижатым сильным телом Царя к дубовой двери. Гефестион распахнул глаза в чистейшем шоке так, что Филипп мог увидеть его удивление и страх настолько четко, чтобы убедиться, что мальчишка чист как дитя. - Что происходит? – дрожащим голосом спросил паж. Он был настолько близко к Царю, что мог написать список того, что тот ел на сегодняшнем пиру. - А как ты думаешь, что происходит? Я думал, ты умный мальчик, - Филипп сократил расстояние между ними, придвинувшись еще ближе к брюнету. Аргеад чувствовал, как быстро бьется сердце мальчишки. В этот момент Гефестион был похож на мышь, попавшую в когти кота. Парень вцепился в дверь, царапая лак ногтями, и все его тело содрогалось в крике: опасность! Но что он мог сделать? Филипп перехватил его запястья своей мощной рукой и прижал их над его головой. Бронзовая кожа морщинистых ладоней Царя резко контрастировала с почти белой кожей мальчишеских рук. Паж резко вздрогнул. - Никто не прикасался к тебе так ранее, не так ли? – Царь скользнул свободной ладонью по его лицу, наслаждаясь мягкостью кожи, чувствуя, как напрягается тело под его руками. Его движения были нежны, но Гефестион вздрагивал от каждого касания так, как если бы Филипп бил его. Он был шокирован, он не мог до конца понять, что происходит, не мог… - Всемилостивая Афродита! – воскликнул восхищенный Царь. Все в Гефестионе пробуждало его желание, прошло уже немало лет с тех пор, как он чувствовал себя настолько хорошо. Филиппу было 40 лет, и, когда он был молод, соратники называли его «Бык» за его порочность и неутолимый голод. Говорят даже, что он мог воспользоваться услугами нескольких шлюх за ночь, хотя, впрочем, это всего лишь слухи… Много времени прошло, и сейчас он чувствует себя снова «Быком», молодым жиголо, способным на многое ради удовольствия, и ему нравилось это ощущение. Царь запустил руку под темно-синий хитон, от чего Гефестион резко дернулся в сторону. Он хотел закричать, но Царь, будто прочитав его мысли, атаковал его губы безудержным поцелуем, издавая при этом сладострастные стоны, такие, будто он вкушает сладчайший фрукт. Паж почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, вызванная отвратительным запахом острой пищи и неразбавленного вина изо рта Царя. Первый поцелуй Гефестиона случился в 11 лет с дочкой слуги в его доме, но тот поцелуй был похож на касание бабочки, робкий и почти невесомый. Царь же целовал его со всей страстью и желанием, агрессивно подавляя возникающее сопротивление. Филипп II, царь Македонии, был самым могущественным мужчиной в известном мире. Он унаследовал трон после смерти двух старших братьев: Александра и Пердикки. Он пошел против всех и стал владыкой слабого, отчаянного государства, превратил его в самую могущественную державу Балкан, подчинив себе Грецию и получив уважение от Персидских царей. Царь одной рукой пересчитал ребра пажа, но стоило его руке опуститься ниже… - Нет! – воскликнул Гефестион на выдохе. На какой-то момент Филипп не понял, что происходит, но осознание, пришедшее через секунду, заставило его губы изогнуться в мягкой улыбке. Он должен быть сумасшедшим, чтобы добровольно отпустить от себя этого эфеба. - Ты ведь девственник? – грубая рука скользнула по щеке, а лицо царя погрузилось в темно-каштановые волосы, вдыхая слабый аромат ванили. Филипп был шокирован собственным состоянием – возбуждение, накрывшее его, казалось ему нереальным. – Я удивлен, что никто из парней не попытался заставить тебя… О Боги! Чудесное создание, ты в силах заставить богов краснеть. - Сэр… прошу… не надо, - простонал Гефестион, пытаясь освободиться, отталкивая сильные руки Царя. - Прекрати вести себя как девка. - Я не хочу этого, - Гефестион знал, кто стоит перед ним, и прекрасно знал, какие последствия ожидают его за неподчинение, но страх настолько поглотил его разум, что он не мог думать ни о чем другом, как о том, чтобы оказаться подальше отсюда. Но Филипп не обратил на него внимания. Царь облизнулся и провел языком по всей длине шеи, чувствуя соленый пот на коже мальчика. - Нет! – Гефестион пнул царя в ногу, и Филипп от неожиданности опустил руки. Наконец-то шанс сбежать! Паж дернул дверь за ручку, когда мужчина схватил его за руку вновь и швырнул на широкую кровать, навалившись на него всем телом. - Черт с тобой, малец! Гефестион боролся, пинался, кусался и защищал себя как раненное животное. Филипп улыбался, ему нравилось бороться за то, что ему желанно. Наверное, если бы сын Аминтора добровольно разделил с ним постель, он бы не испытывал такого удовольствия. Царь обездвижил пажа по ногам и рукам и склонился, чтобы поцеловать его, Гефестион смачно плюнул в его лицо. - А у тебя есть дух, это заслуживает уважения, - Филипп увидел яростный огонь в темно-серых глазах, дикую искру, которая покорила его с первой же встречи. – У тебя очень красивые глаза. - Отпустите меня! – настаивал Гефестион так, будто сам был Царем. Влажные от пота волосы облепили покрасневшее лицо, а голос дрожал от ярости и страха. - Неужели ты думаешь, что царь всей Македонии подчинится 13-летнему мальчишке? – засмеялся Филипп. - Какой же это царь, который насилует 13-летних детей, - совершенно не в тему съехидничал Гефестион. Филипп сжал его руку до боли в запястьях, но паж, закусив губу, не издал ни звука. - Если вы собираетесь сделать то, что хотите, то не медлите. – все тело Гефестиона дрожало от ужаса, но упрямый эфеб не хотел терять гордости, умоляя царя остановиться. - Ты странный парень, Гефестион, - спокойно сказал Филипп, находясь в опасной близости от губ мальчика. – Любой другой эфеб с удовольствием бы раздвинул ноги передо мной как заправская шлюха. Должно быть, ты не знаешь, что это нормально для пажа делить постель с Царем или соматофилаксом. Я имею полное право взять тебя сейчас. - Нет, - ответил Гефестион, сжав изо всех челюсти, не сумев сдержать слезы. – Вы не имеете права, это моя жизнь. - Ошибаешься, - Царь перевернул его на живот и заломил руки мальчика. Гефестион брыкался, пытаясь освободиться, но делал себе только больнее. – Эти громкие слова я бы принял всерьез, если бы ты был сильнейшим из мужчин. К счастью, ты таковым не являешься, всего лишь дерзкий мальчишка. Я укрощу тебя, как мой сын укротил Буцефала, ты еще увидишь, как запоешь. Все, что Гефестион мог увидеть в таком положении, так это его собственные растрепанные волосы и разбросанные бумаги, которые только подкидывали его воображению все более ужасные картины будущего. Филиппу же казалось, что он поймал в свои сети прекрасного русала, чье существование само по себе невозможно. Гефестион соблазнял его. - Отпустите меня! – закричал паж, так сильно разозленный, наверное, впервые в своей жизни. - Будь умнее, Гефестион, - прошептал Филипп на ухо сыну Аминтора, исследуя руками его тело. – Будешь вести себя хорошо, станешь моим эроменом. - Ха… и вы поступите… гхх.. со мной также как… с Павсанием, сыном Ореста? – Филипп улыбнулся, но вот веселье исчезло. Царь оседлал Гефестиона так, словно тот и впрямь был диким конем, без заботы, ласки, нежности, лишь с твердым убеждением удовлетворить свою похоть. Паж почувствовал, как страх заполнил весь его разум вкупе с отчаянием и безысходностью. Сердце бешено стучало в груди, дыхание сбилось, тело дрожало… Как же он хотел сейчас быть дома, в собственной кровати, слушая тихую семейную беседу на нижнем этаже! Гефестион перестал думать, слышать, он потерял связь с реальностью. Мальчишка не двигался, не издавал ни звука, лежа в кровати безвольной куклой. И, когда царь удовлетворил свои потребности, Гефестион смог очнуться от забытья. Нет, кошмар не закончился, он только начался. Паж никак не мог вспомнить, где он, и почему все его тело стонет от боли. Закутавшись в то, что осталось от праздничного хитона, он ступил дрожащими ногами на холодный пол и, качаясь из стороны в сторону, вышел из покоев и направился в свою комнату. Это моя вина, - подумал Гефестион. Если бы он был сильнее, ничего подобного не случилось бы с ним никогда. Он был унижен и чувствовал себя беззащитным. Он мужчина, а мужчина должен заботиться не только о себе, но и о своей семье, верно? Таким был его дед, таким же являлся и его отец… и они, они никогда не испытывали такого унижения. Никогда!

Как я спать могу? Когда не знаю, жив я, иль всего лишь грежу. Как плакать я могу? Когда не знаю я, реальна ль эта боль. (Sirenia. The Fall Within)

ХХХ - Ты провел ночь с сыном Аминтора? – спросил Парменион у Царя за утренней трапезой. - Не смотри на меня так, он мой паж, и дрянной мальчишка чертовски красив для парня. Даже ты, человек который не любит мальчиков, должен признать, что он красив! – воскликнул Филипп. Он был в хорошем настроении, а самый приближенный к нему полководец не видел его таким уже давно. - Он… хорошо выглядит, признаю, - хмыкнул Парменион, занимая место напротив Царя. - А каков был прошлой ночью! – захохотал мужчина. – Давно я себя не чувствовал как Бык! – полководец засмеялся, глядя на искреннюю радость завоевателя. - Рад видеть тебя счастливым, сын Аминтора, наверняка был, очень находчивым в постели, - царь прекратил смеяться. - Не совсем так. Пармениону не понравился тон, которым царь сказал эту фразу. - Что произошло? - Мне пришлось… кхм… заставить Гефестиона подчиниться. - И что ты планируешь делать с с этим? – спросил посерьезневший Парменион. Что-то было не так в сложившейся ситуации. - Я предложил ему стать моим эроменом, но он не принял предложения, - Филипп устало облокотился на спинку стула. - Почему? Это большая честь. – Филипп повторил полководцу каждое слово, что сказал ему вчера Гефестион, и мужчина раскрыл свои бледно-зеленые глаза в глубочайшем шоке так широко, что казалось, будто они сейчас вывалятся из глазниц. Военачальник Парменион, сын Филоты, был высоким мужчиной 57 лет. Когда-то у него была роскошная шевелюра темных курчавых волос, сейчас же большая часть его волос была снежно-белой, а большая часть головы оставалась лысой. Почти на 17 лет старше Царя, Парменион был ему названным старшим братом, практичный мужчина, который не скупился говорить людям то, что он о них думает, но, в отличие от своего сына Филоты, он не был груб, он лишь высказывал собственное мнение, когда его об этом просили. Он был единственным, кто говорил Филиппу то, что ему нужно было слышать, даже, если он не хотел знать этого. Парменион был компаньоном Александра, старшего брата Царя, очаровательного блондина Александра, который был настолько же туп, насколько красив. Из-за него иллирийцы чуть не захватили Македонию, и именно он отправил своего брата Филиппа к заложникам к иллирийскому царю Бардилису. Но, несмотря на все его недостатки, Филипп восхищался им настолько, что назвал собственного сына в его честь. Александр был отменным атлетом, ни одна охота не проходила без его участия. Но вот умственные способности его были незначительны, поэтому его дядя Птолемей без труда смог устроить заговор против Прекрасного Принца, у которого не было матушки Крестной Феи, чтобы спасти его. Пармениону никогда не нравился Александр, хотя, пожалуй, еще меньше ему нравился Пердикка, отец Аминты. Полководцу казалось, что Македонии настал конец, когда Пердикка вместе со своим отрядом погиб от рук иллирийцев, и до сих пор не мог поверить удачливости нынешнего Царя, который смог превратить Македонию из жертвы в насильника. Парменион восхищался и уважал Филиппа, ведь только благодаря ему царство расцвело, а генерал находился на том месте, где ему положено быть – на месте одного из сильнейших людей во всей Греции. Царь как-то сказал так о Парменионе: «Афиняне подчас меняют 10 полководцев за год, я же нашел в своей жизни только одного, достойного этого звания, - Пармениона(3)». Но, как бы велико ни было его уважение к Царю, он знал его сильные стороны и слабости и должен был предостеречь его. - Хочешь знать, что я скажу тебе? – спросил Парменион. - Валяй. - Оставь его в покое. Тебе не нужна еще одна Олимпиада. - Я не оставлю его, - сказал Филипп так, чтобы полководец понял, что решение уже принято и измениться не может. Вот дела, - с досадой подумал Парменион. - Мне он нравится, нужно лишь укротить его, - продолжил Царь. - Ну укротишь ты его, но что делать с Аминтором? - Что с ним не так? - Тебе ведь прекрасно известно, как Аминтор относится к своей семье. Тебе не приходило в голову, что он не обрадуется, когда узнает, что мужчина, чуть ли не в 3 раза старше его сына, принудил его дитя, - Филипп тяжело вздохнул, но не стал перебивать полководца. – У Аминтора очень хорошие связи с Афинами. - Я знаю. - Он друг Демада. - Знаю. - А Демад, в свою очередь, - наш единственный союзник в Афинах, единственный, кто может противостоять Демосфену с его абсурдными речами, - напомнил ему Парменион. - Я знаю! – В покоях застыла тишина. Парменион чуть нагнулся вперед, словно, приняв на себя тяжелую ношу свершенного его Царем, и приложил пальцы к усталым глазам, мягко массируя веки. - Все, чего я хочу, - лишь предостеречь тебя, - сказал полководец, Царь мягко кивнул. – Я рад видеть тебя… в хорошем настроении снова, ты выглядишь моложе и счастливее… Я искренне рад, что тебе нравится этот мальчик, но, послушай, он не хочет этого… - Я уже сказал тебя, он как неукротимая ранее лошадь. - Лошадь может убить своего наездника, не забывай это. <b>ХХХ<b> Гефестион опоздал в гимнасий. Все эфебы выполняли упражнения перед рассветом, потом уже завтракали и выполняли поручения. Сначала было довольно странно заниматься в гимнасии вместе с царевичем Александром, но потом все привыкли к его присутствию. Сероглазый эфеб этим утром чувствовал себя потерянным, разбитым вдребезги. Трижды за ночь его вырвало, и Гефестион совсем не хотел чем-либо заниматься. Стоило ему появиться в поле зрения Леонната, друг распахнул глаза от удивления, видя печальное настроение и застывшее выражение лица. - Во имя трех горгон, что с тобой произошло? – шокировано спросил Леоннат. Гефестион был очень бледен и походил на мертвеца, восставшего из могилы. - Ничего, - последовал холодный ответ. - Ты выглядишь ужасно, - отозвался Леоннат, глядя, как друг снимает сандалии. По всему телу Аминторида были синяки и кровоподтеки, словно кто-то связывал его. – С кем-то подрался? - Нет, упал с лошади, - солгал Гефестион, занавесившись своими волосами, словно последней защитой. Он не умел лгать, когда кто-то смотрит ему в глаза. - Ага, конечно, поэтому на твоих запястья синяки от узлов, - Эфеб застыл. Мне не следовало приходить в гимансий. - Тион, если кто-то напал на тебя, пожалуйста, скажи нам. Мы с Пердиккой навестим этого… - Никто не нападал на меня! – повысил голос Гефестион, все еще не глядя на друга. - Тион, прошу, не надо… - Не влезай в мою жизнь! – Гефестион покинул гимнасий босым. Он хотел побыть в одиночестве. Он шел в никуда. Что я за идиот! Как я мог подумать, что пойти в гимнасий после того, что было ночью, будет хорошей идеей! – Эфеб бежал в царский лес, не обращая ни на кого внимания. По греческим традициям, посещать гимнасий следовало обнаженным. Нет, у Гефестиона никогда не было проблем с этим, но сейчас… Последним, что он бы хотел сделать, так это показать всему дворцу синяки по всему телу или, что еще хуже, тощую задницу, развороченную от грубого обращения. Он вошел в лес и лег на землю. Он не мог сидеть, не знал, насколько плоха рана, но, по ощущениям, она была хуже некуда, потому что болело там просто нестерпимо. Ему хотелось плакать в то время, как он не мог позволить себя опуститься до такого женского способа утихомирить свои чувства; он был мужчиной, а, значит, он решит эту проблему, как подобает мужу. Он станет сильнее, и все придет в норму. - Ты оставил сандалии в гимнасии. – Гефестион поднял голову и увидел, что в полуметре от него на земле сидит царевич Александр. Несмотря на явное желание, царевич ничего не сказал. Эфеб вновь опустился на землю, скрестив руки за головой. – Неужели не скажешь, что я ублюдок и мне не стоит лезть в твою жизнь? – удивленно спросил Александр мягким голосом, сохраняя дистанцию. - Ублюдок, - отвлеченно сказал Гефестион. - Что с тобой произошло? – в ответ он услышал холодное «ничего». – Было бы лучше, если бы ты сказал «не твое дело», чем «ничего». - Если я скажу «это не твое дело», ты оставишь меня? - Ммм, нет. Сейчас мне даже интересно, почему ты кричал на Леона? Он же твой друг, а злить тебя могу только я, - сказал Александр, напряженно глядя на эфеба, стараясь угадать, что же произошло с этим упрямым брюнетом. В этот раз Гефестион не посмотрел на него в ответ, он был не в настроении спорить, и Александр еще раз убедился в том, что что-то здесь нечисто. – Кто избил тебя? - Никто, - устало ответил Гефестион. - Неправильный ответ. Во-первых, мы с тобой прекрасно знаем, что такие синяки на ногах и запястьях ты никак не мог получить, свалившись с лошади, хотя бы потому что ты превосходный наездник. Это просто невозможно. Во-вторых, ты злишься каждый раз, когда у тебя спрашивают «кто избил тебя», что заставляет меня думать о том, что кто-то все-таки избил тебя настолько сильно, что тебе тяжело говорить об этом, так что тебе остается признать, что ты врешь самому себе. Ты слишком горд и хочешь решить проблемы самостоятельно, - выдал тираду Александр. - Закончил? – Гефестион тяжело встал с земли. - Но только ли у тебя синяки на ногах? Поэтому ты ушел, не хотел, чтобы мы видели тебя обнаженным, - Царевич тоже встал. - Оставь меня! – Эфеб уже двинулся в сторону, но Александр схватил его за локоть. - Почему ты не говоришь о том, что произошло с тобой? – спросил царевич с особой настойчивостью, из-за чего Гефестион на мгновение потерял дар речи. - Потому что я не хочу, - их глаза на мгновение встретились, и Александр удивленно отшатнулся от него, позволив брюнету уйти. (1) Ливий. Рим и Средиземноморье. (2) Nightwish. Wish I had an Angel (3) Питер Грин. Александр Македонский