Тион, я согласен, что ты уже больше не ребенок и в силах убить своего первого мужчину. Но твоему отцу не нравится эта идея, он бы предпочел подождать до того времени, когда тебе исполнится 14. В любом случае, я могу поговорить, если ты хочешь, вот только одного я никак не могу понять: что гонит тебя из дворца? Может, что-то случилось?
Он торопится покинуть дворец? – подумал Александр, когда услышал шум снаружи. Царевич швырнул письма под матрас, сдул пламя в лампе и попытался выскочить в окно, но дверь открылась прежде, чем он смог зацепиться за ветку. Черт! – выругался Александр и, упав на пол, закатился под кровать. Гефестион зашел в комнату, из-под кровати царевич мог видеть только ноги, но и этого было достаточно. Он не смел вздохнуть, боясь, что его раскроют, поэтому ему оставалось только внимательно прислушиваться и пытаться понять, что происходит. Гефестион плакал, сидя на кровати и судорожно сжимая покрывало. Ему хотелось исчезнуть. Трус и слабак, вот кто он… Он сражался изо всех сил, но этого было недостаточно. Филипп не понимал значения слова «нет». После первой ночи царь подарил ему брошь, украшенную дорогим и редко встречающимся жемчугом, настоящими морскими жемчужинами, с большим сапфиром в центре. Эфеб сразу, как только получил подарок, швырнул его в лицо Царя. - Я могу приказать выпороть тебя за оскорбление, глупец, - гневно воскликнул Филипп, стоя на пороге. Его лицо от ярости стало багровым. - Тогда сделайте это! Кто, вы думаете, я такой? Шлюха? – дерзко закричал Гефестион. - Ты не нужен мне в качестве шлюхи, я хочу, чтобы ты был моим эроменом, - царь попытался усмирить свой гнев. - Я уже говорил, что не-хочу-этого! – ответил эфеб, тяжело дыша. - Почему? – раздался командный голос Филиппа, которым он обычно вдохновляет войско. Потому что вы не нравитесь мне, я не хочу этого: к Вам я не чувствую ничего, кроме отвращения. Вы не Ахиллес, и я никогда не стану Вашим, потому что Вы свинья, избившая и изнасиловавшая меня, - разъяренно думал Гефестион, глядя Царю в глаза. - У меня есть причины. - Скажи мне хоть одну, - царь ударил обеими руками о стол, заставив юношу подпрыгнуть. - Вы изнасиловали меня, - возмущенно ответил Гефестион. – Думаете, я смогу быть с Вами, словно ничего и не было? Вы изнасиловали и унизили меня. - Ты не оставил мне выбора. - Так это теперь моя вина? – Эфеб не мог поверить своим ушам. Филипп подошел к юноше, схватив за плечи, приподнял его и вдавил в стену. Гефестион попытался не дрожать: близость Царя была пугающей. Филипп некоторое время восхищался мальчишкой в своих руках, в котором все было идеально для него. - Ты красивый, - голос Царя снизился до шепота, он попытался поцеловать эфеба, но тот отвернул голову в сторону. Филипп глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. – Мразь, - скрипнул челюстью и вышел из комнаты. Мальчишка упал на кровать, не зная, что делать, все еще всхлипывая. Его личная война с царем сжигала его изнутри. Щека все еще болела от пощечины, полученной вчера. Тогда Филипп позвал его в спальню. В этот раз ему было хуже, чем в первый. Сын Аминтора еле смог дойти до своих покоев и рухнуть на кровать, у него шла кровь, но он не обратил тогда на это внимания и погрузился в царство Морфея. Александр не знал раньше, что кто-то может плакать так сильно. И факт того, что плакал не кто иной, как Гефестион, разбивал ему сердце с каждым всхлипом. Отчаяние и усталость сквозили в каждом его вздохе. Царевич двинулся, чтобы покинуть свое укрытие, ему хотелось обнять и утешить эфеба, наплевав на то, что Гефестион скажет ему, обнаружив в своей комнате нежданного гостя. Но кто-то постучал в дверь. Александр притаился, а Гефестион присел на кровати. - Кто там? - Царский лекарь, Филипп, - донесся голос. – Могу я войти? - Да, - Гефестион стер слезы с лица, когда в комнату зашел мужчина. Эфебу раньше никогда не доводилось говорить с Филиппом, личным врачом Царя. Он видел его всего лишь пару раз, но знал, что тот был хорошим мужчиной, говорившим только по делу. Пламя в лампе Филиппа ослепило мальчика на мгновение. - Царь послал меня позаботиться о твоих ранах, - сказал врач, и его слова еще больше разъярили Гефестиона. - Позаботиться о моих ранах? Вот ублюдок! - Осторожнее, мальчик, ты говоришь о царе. - Я говорю о человеке, который сотворил это со мной, - воскликнул эфеб, указывая на себя. – Или он не сказал Вам, что это из-за него меня должен осматривать врач? - Я не имею права задавать вопросы Царю. - А следовало бы, - рыкнул Гефестион, и между ними повисла тяжелая тишина. – Прошу прощения, это не ваша вина. Просто… оставьте меня, пожалуйста. Филипп прошел к нему. - Покажи мне лицо. – Гефестион ничего не ответил ему, поэтому врач поставил лампу на столик и подошел ближе к юноше, чтобы осмотреть его. – У тебя идет кровь. Ляг на спину. Лекарь промыл его раны. Гефестион закрыл глаза, и ни звука не сорвалось с его губ, даже если происходящее было мучительным и, в некоторой степени, унижающим для него. - Попытайся спать эту неделю лицом вниз, - сказал лекарь. – Я оставлю тебе чай, успокойся. - Благодарю, - сказал Гефестион, не смотря на него, нервно запустив пальцы в волосы. Филипп хотел бы сказать слова, которые бы возможно успокоили мальчика, хоть что-нибудь. Судя по его ранам, вся ситуация была бы понятна даже неучу, но врач не смог подобрать нужных слов и поэтому вышел из покоев, кивнув головой. Тело Александра онемело из-за отсутствия движений, но это волновало царевича сейчас в последнюю очередь. Что за черт происходит? – подумал блондин. – Что же мой отец сделал ему? Но догадка пронзила его разум, как молния прошибает одинокое дерево в поле.Ему следует греть мою постель.
Филипп не мог сделать что-то другое. Александр помнил слова отца так хорошо, будто он сказал это несколько мгновений назад. Дурак! Как же я не мог догадаться?! – подумал юноша, схватившись за голову. Он был зол, удивлен, разъярен и растерян… Он знал своего отца достаточно хорошо, но не мог поверить в то, что он причинил боль Гефестиону, только не ему. Парень подождал, пока эфеб заснет, вылез из-под кровати и покинул комнату. Царевич мягко улыбнулся, осмотрев силуэт брюнета, освещаемый лунным светом. И затем вышел через окно. Я никогда не забуду, что Филипп сделал мне. Та ночь поделила мою жизнь на «до» и «после», и я чувствовал это деление не только на протяжении моей жизни, но и после нее. Много лет спустя, за век до рождения Христа, я был в Риме. Это была холодная зимняя ночь, на небе светила полная луна, я шел неподалеку от Храма Юпитера Статора. В нем были скульптуры работы Лисиппа, он сделал их в честь нашей победы при Иссе; компаньоны Александра на своих верных конях выстроились в ряд, готовясь напасть на врага. Глядя на каменные лица, можно было задрожать от страха, так хорошо мастер изобразил чувства бойцов перед боем. Помню, когда я в первый раз увидел статуи в Риме, я улыбнулся с сарказмом, годами раньше Квинт Цецилий Метелл Македонский взял эти статуи из Пеллы в качестве трофея, сразу после Третьей Македонской войны. Той ночью в Риме я увидел мужчину, его серые глаза, почти белые в темноте, встретились с моими, и что-то было в нем, что напомнило мне о ночи с Филиппом. Этот мужчина страдал, его сердце, казалось, отказалось от способности любить. Это был Луций Корнеллий Сулла, безжалостный римский диктатор. Он был рожден благородным патрицием, но его семья была очень бедна. Я слышал, что Сулле приходилось торговать своим телом, чтобы получить деньги на еду и даже на оплату похорон собственному отцу. У него была тяжелая жизнь, и, посмотрев в его глаза, я понял, что, если бы у меня не было Александра, я походил бы на него, безжалостный, жестокий и хладнокровный мужчина, обезглавливающий своих врагов и приносящий их головы на Форум. Только Александра был способен спасти меня… и он сделал это. XXX - Ты не шутишь? Твой отец назначил Аристотеля твоим учителем? – воскликнул Пердикка на следующий день, сидя на лестнице у входа во дворец рядом с Александром. Сегодня был день Пердикки. У Александра было романтичное настроение, в голове роилось множество мыслей о величии чести, мечты о богах и героях. Он мог размышлять об этом множество часов и, узнав о том, кто будет обучать его, был очень взволнован. Ведь он уже был близок к тому, чтобы найти своего лучшего друга, напарника. В этот день он уже сказал об этом Гарпалу, Птолемею, Филоте, Леоннату, Коину, даже Неарху. Царевич также хотел сказать об этом Кассандру, но быстро отмел эту идею. Сын Антипатра был слишком заносчив, чтобы говорить с «простыми смертными». Все перечисленные юноши были его друзьями, хорошими друзьями, но что-то в них заставляло его умалчивать детали. Александр почти час сидит на этих ступенях с Пердиккой, потому что отсюда, он может наблюдать за Гефестионом, тренирующим одну из царских лошадей. Все сходится, - рассуждал царевич. – Вот почему Главк так нервничал, когда я спрашивал его о Гефестионе, и вот почему Гефестион никогда рассказывал о своем обидчике. Он нравится моему отцу, поэтому он приказал ему стать именно его пажом, отец хотел его с тех пор, как увидел… но зачем бить его?.. хотя нет, Гефестион мог сопротивляться, - Александру понравилась даже идея того, что Гефестион мог отказать его отцу. - Александр, - позвал его Пердикка, не дождавшись ответа. - Гефестион похудел. - Что? – Пердикка повернулся, чтобы посмотреть в лицо друга. – Ну да, немного… Ты слышал, что я сказал? - Да, мой отец позвал Аристотеля учить меня, - сказал Александр, глядя на Гефестиона. – Но он будет учить не только меня. - Как это? - Отец сказал, что я могу взять с собой, кого хочу, чтобы поехать в Миезу и учиться у Аристотеля. - В Миезу? - Это место, которое мой отец организовал специально для… - внезапно идея поразила Александра. - Так кого ты возьмешь в Миезу? – воскликнул Пердикка в предвкушении. - Пока я не решил… Черт, Пердикка, ты гений. - Что? - Ты как Одиссей, решивший дилемму Тиндарея о том, кто же будет мужем Елене Троянской, - царевич поднялся с места и рванул во дворец, не дав объяснений. - Теперь-то что? – растерянно проговорил паж. XXX Александр вошел в кабинет, когда Филипп вел увлеченный спор с Парменионом. - Ситуация в Афинах становится все сложнее, Демосфен называет тебя «варваром», и, стоит заметить, что с каждым днем все больше людей переходит на его сторону, - воскликнул Парменион, на что царь смачно выругался. - А разве существует что-то, способное уверить Демосфена в том, что я не тиран и не варвар? Я всего лишь хочу быть лидером греков в войне против Персии, - зло рыкнул царь, вдруг его единственный глаз уловил присутствие сына в комнате. – Что ты здесь делаешь, Александр? - Я пришел поговорить с тобой насчет Миезы, но, если ты занят, я могу подойти позже. - Нет, останься. Все, что мне нужно сейчас - это небольшой перерыв. – Парменион понял намек и безмолвно покинул помещение. Филипп подал сыну кубок с разбавленным вином. На улице было необычно жарко для этих мест. - Так о чем ты хотел переговорить? – Царь сел напротив сына. Царевич глотнул вина и посмотрел на отца, подбирая слова. - Я уже выбрал моих компаньонов в Миезу. - Хорошо, я говорил тебе, что ты можешь взять кого угодно, но только с одним условием: Кассандр и Филота в любом случае поедут с тобой. Мы же с тобой не хотим обижать их отцов. - Понял, не вижу здесь проблемы. – Его отец был прав, Антипатр и Парменион были важнейшими людьми в царстве после царя, и их сыновья заслуживали чести обучаться с Наследным Царевичем. - Так кого ты берешь с собой? - Птолемея, Пердикку, Леонната, - царь кивнул, одобряя выбор сына. - Леоннат – хороший мальчик. - Коина. - Староват, как и Птолемей… Должны быть, ты возьмешь с собой и Гарпала с Неархом тоже. - Ты выбрал их в качестве моих советников, и, в конце концов, мы неплохо дружим, - хмыкнул Александр. - Отлично, берешь еще кого-то? - Да, - Царь глотнул вина. – Я хочу взять Гефестиона с собой. Филипп подавился и закашлялся. - Сына Аминтора? – спросил Царь неожиданно низким голосом. - Да. - Почему? - А почему нет? - Он не твой друг, я слышал, что вы в плохих отношениях, - глубоко вздохнул Филипп. - Он сын одного из твоих гетайров, благороден, и его отец играет немалую роль в твоих отношениях с Афинами, - сказал Александр деловым тоном. – Я думаю, это справедливо. - Если ты берешь его только из-за этого, то можешь взять вместо него старшего сына Аминтора, Никандроса, в Миезу. - Гефестион – мой компаньон, сверстник, в конце концов, ты сказал, что я могу взять кого угодно с собой, - разозлился царевич. – Или существует какая-то причина, по которой Гефестион не может поехать? Филипп попытался поймать взгляд сына, но ему это не удалось. Как и множество раз ранее. Он не хотел отпускать Гефестиона, но у него не было права держать его во дворце. Тем более, если Александр изъявил свою волю взять Гефестиона с собой, отказ царя может вызвать дополнительные вопросы от Аминтора. - Хорошо, пусть едет с тобой. Передай своим друзьям, что вы отправитесь в Миезу через две недели, - сказал царь, пребывая в жутком настроении. - Спасибо, отец. Если у Александра и были какие-то сомнения насчет отношения Филиппа к Гефестиону, то в это мгновение они исчезли. Нужно поскорее забрать Гефестиона отсюда. Отношения между Александром и Филиппом были, просто говоря, сложными. Когда блондин был совсем маленьким, мать для него была источником мудрости, а отец – дурнем. Но с возрастом Александр стал понимать, что его мать вовсе не так чудесна, какой казалась, а его отец не так уж и плох. Теперь же он восхищался Филиппом как полководцем, уважал его как Царя и пытался не быть похожим на него. Мальчик уже понял, что личность царя часто являлась причиной и его личных проблем, но, какие бы недостатки у него не были, он любил его. А эта ситуация с Гефестионом могла оказаться очень гадким пятном в отношениях отца и сына.